Убит поэт. Ищите кота. Литературный детектив - читать онлайн

Глава 1 Явление рыжего кота

Затишье бывает перед бурей или наоборот, буря после затишья – это кому как нравится, конечно. Но в ту запоздавшую весну многие говорили о явлении рыжего кота. Всем известно, что такие коты являются только в самые критические моменты в нашем мире. Видел его еще Пушкин на златой цепи на дубе том, а потом уже никто кота этого не видел, потому что ни дуба, ни цепи, ни кота ученого у нас не осталось. Но одно понятно, что коты не исчезают навсегда, а если где-то исчезают, то и появляются где-то снова. И предвещают они исключительно беду.

Когда Баюн, а это был он собственной персоной, появился на брегах Иртыша, то многие поверили в то, что именно здесь и должен родиться новый Пушкин или произойти что-то грандиозное иного порядка, потому что просто так коты не появляются. Хотя ясновидящая Елизавета говорила, что появился он тут потому, что перевелись все поэты в славном гарде адмирала, а остались такие жуткие стихоплеты, что кот готов был спалить любого из них, но боялся, что потом возродится еще худший поэт из того пепла. Он же не птица Феникс, а всего лишь кот, хотя и ученый.

Но Пушкина никто не заметил, если он и ходил по Любинскому проспекту, но точно неузнанный другими, да если честно, узнавать его было некому. В мире, где главными писательницами стали дамы, строчившие иронические детективы по рублю десяток, и явно затмившие по популярности Пушкина, гению просто не место. Да что гению, поэзия сама стала такой пещерной, что сочинить корявые строчки про завод, маму и любовь мог любой Васька Безродный, который в прямом смысле двух слов связать не может, но стишата пишет. Да что пишет, он их читает везде, где надо и не надо, и не дай бог вам с ним встретиться. Этот еще хуже, чем тот маньяк, который распахнув пальто себя голого показывает, потому что того изловили быстро, а этот все еще на свободе, и привлечь его вроде не за что, а если уголовный кодекс безмолвствует, тогда Рыжий кот и появляется.

Никто не знает, насколько плохи были стишата у его предшественника, оказавшегося в психушке и встретившегося с Сатаной. Нашему Ваську ничего такого не грозило по двум причинам, потому что в психушку не забирали без письменного согласия самого пациента – это во-первых. А кто же из них даст такое согласие добровольно, да и Сатана вряд ли подойдет к стихоплету на пушечный выстрел. Не интересен он никому, жена сбежала, брат скрылся в неизвестном направлении, ни слуху, ни духу, никого у него не осталось, кроме слушателей случайно оказавшихся на вечеринках, которые устраивал Василий, гордо называя это творческими встречами.

А вот вечеринки он устраивать был мастак, если люди в санаториях и больницах встречали его предложение холодно, то они быстро должны были пожалеть о том и поспешно согласиться. Ведь легче было весь этот бред послушать и отправить стихоплета подальше, чем услышав угрозы и проклятия слушать точно так же, затратив на все эти препирательства столько сил и времени, а Васятка действовал по принципу: «Не хочешь, заставим», приобщим так сказать к ужасному, кривому, бездарному творчеству, выбора у тебя все равно никакого не осталось. И приобщал, а что ему еще оставалось, после того, как он выложил кучу бабла за публикации в коллективных сборниках, где страница продавалась по цене целой книги. Отдельную книгу напечатать так и не решился, в сборниках можно было спрятаться за спинами других, сказать о том, что подборка оказалась не очень удачной, просчитался, бес попутал. А если ты только свое опубликовал, то там уже прятаться в кусты не получится, и всем все станет ясно в тот же миг. Так вот, после того, как он опубликовался в каких-то изданиях, в чертовой дюжине сборников, которые поэты называли братской могилой для настоящих текстов, и просто находкой для таких вот о заводе, о маме и любви, Василий пошел штурмом брать Союз писателей. Куда теперь принимали всех, а его все равно брать не хотели из-за скандальности, полной бездарности и настырности. Руководители того союза поняли, что спокойной их жизни явно пришел конец. Отказали раз, отказали второй, а потом просто устали и махнули рукой. Им нужны были любые члены, даже такие, главное, чтобы были они платежеспособными, а Васятка платил без всяких разговоров, сколько скажут, столько и платил, да еще радовался, и других туда привлекал с большим энтузиазмом.

И вот теперь с красным мандатом, который можно было достать из широких штанин при каждом удобном и неудобном случае, Васятка и пошел организовывать творческие встречи по новому кругу. Хорошо, что в санаториях и больницах люди постоянно менялись, и слушали его творения все новые и новые отдыхающие, а то и вовсе больные, потому что второй раз услышать это было нереально тяжело. Да что там, даже дослушать в первый раз почти невозможно. Но он ощутил себя настоящим поэтом в такие минуты своего липового триумфа. Пусть кто-то из критиков теперь не только попробовал перейти ему дорогу, но просто встать на пути. Этот стихоплетный танк проехался бы по нему и на минуту не задержался бы, вмяв несчастного в землю. А как еще можно было бы вбить, врубить в их чёрствые души настоящую поэзию такой, какой он ее понимает. Никто не собирался бросаться под гусеницы безумному танку, по которому давно психушка плакала. Но никогда не говори, что никто, рано или поздно кто-то да найдется. На всякий горшок есть своя крышка, а на каждого стихоплета свой купол. Вот если закрыть его куполом, то неслышно будет, что он там читает, тогда всем хорошо, спокойно и жить можно, не тужить.

Глава 2 Явление бабушки Марго

Сначала появился рыжий кот издалека да и вблизи очень напоминавший легендарного Баюна. И пришел он в самую горячую точку в мире. А мы уже знаем в лицо и по имени того, кто разжег тот самый пожар на благословенной земле мученика адмирала. В месте, где по его наивным убеждениям еще могла сохраниться, а потом и возродиться Светлая Русь.

И тот самый кот бросился в этот пожар, не боясь сгореть, но ему нужно было найти героиню, которая станет его гласом и сможет противостоять Стихоплету, порядком всех замучившему. Искать пришлось долго, бабушка Маргарита давно не общалась с народом из-за того, что всех считала тупыми деревянными солдатами, которые просто не способны были понять не только настоящей, но и просто поэзии, той самой, которая звучала в стенах Политехнического. Конечно, она была о стадионной поэзии не высокого мнения, но отказывать ей в том, что это все-таки поэзия она никак не могла. И терялась с радостью в той толпе, и с великим удовольствием все это слушала, внимала, и сожалела о том, что серебряный век прошел без ее участия просто потому, что тогда она еще не появилась в этом мире. Хотя возвращенную литературу застала, и радовалась и ликовала, прижимая к груди зеленый том поэзии, не поверите кого – самого Николая Гумилёва, еще вчера запрещенного и забытого. Имени его употреблять нельзя было, за хранение дореволюционных сборников можно было иметь крупные неприятности в той самой долине смерти побывать, и познакомиться с деревянными солдатами, которые ничего не понимают и слышат только сами себя. И вдруг расстрелянный ими же поэт опубликован —чудо чудесное, и она до него дожила.

Ей часто снился Пушкин, разгуливавший по Лукоморью, и слушавший огненного кота, охранявшего золотую цепь древних посланий, юный, вспыльчивый и прекрасный Пушкин, который во сны ее пришел не просто так, а намекал, вероятно, на то, что все возвращается в этот мир, вот и настоящая поэзия вернется, обязательно вернется.

– И может быть на мой закат печальный, – распевала она весь день после этих снов, и верила, снова верила в то, что закат ее жизни осветится настоящей поэзией, живой и прекрасной.

Бабушка Марго забыла о том, что история повторяется дважды, правда, если в первый раз в облике трагедии, а во второй – только фарса. А может и не забыла, а просто не хотела о том думать, ну дайте же ей помечать о лучшем мире, много ли ей еще мечтать-то осталось?

Но она утвердилась в том, что так и будет, когда встретила огненного кота, влетевшего в распахнутое окно. А как еще мог появиться в ее доме тот самый кот из Пушкинского века. В том, что это был Баюн, у нее не было и тени сомнения. И он пришел к ней, чтобы возвестить о том, что золотой или хотя бы серебряный век вернулся в этот мир. От умиления старуха закрыла глаза, решив еще и проверить, исчезнет или не исчезнет огненный кот. Совмещала так сказать полезное с приятным.

Кот никуда не исчез. Зря что ли он искал ее так долго?

– Не обольщайся, Марго, – услышала она голос кота, и даже не удивилась ни грамма, когда заговорил он человеческим голосом, потому что в комнате больше никого не было. Радио она давно отключила, а телевизор включала только тогда, когда хоккейные матчи транслировали. Сомневаться в том, что это говорил именно кот, у Марго не было никаких оснований.

– Тогда почто ты меня тревожишь, – невольно вырвалось у нее, хотя сказать она хотела явно не о том. Да и стиль казался чужим и далеким. Но сказала то, что сказала.

– А последняя ты оказалась из тех, кто танк на ходу остановит и в горящую изба войдет, как говорил поэт, которого лично я терпеть не мог, – прибавил Баюн

– Не пойму похвалил ты меня или обругал, да ладно, что делать-то надо.

– Вот уже оживилась немного и то хорошо. Мы с тобой пойдем на творческую встречу, а там сама все узришь, – изрек кот.

И хотя это был не черный плут, к которому она давно привыкла и сжилась с ним, но старушка перестала верить и Баюну после того, что могла услышать. Не он ли обрушил ее мечты о новом веке поэзии, не он ли затевал непонятно что, и все ради того, чтобы развлечься и кого-то наказать, да много чего он еще творил, окаянный Ирод, и как можно было верить.

Марго прикусила язык, потому что вспомнила о том, что кот слышит не только слова, но и мысли ее, а это не предназначалось для его ушей. Ей совсем не хотелось собираться и куда-то идти, да еще явно, чтобы разочароваться, но он не оставлял ей никакого выбора. Да и оставшись дома, она стыла бы скучать и гадать, что там будет твориться, и извелась бы, думая обо всем этом снова и снова. Нет, лучше уж все сделать и жалеть, чем жалеть о том, что не было сделано. Надо было посмотреть, что там появилось вместо эстрадной поэзии в Политехническом, как же давно она не слышала поэтов, не питалась их энергией.

Глава 3 Старуха и кот в «Звездном тупике»

Прилагать много усилий не пришлось, они буквально перенеслись по воздуху, как в старые добрые времена, и остановились на крылечке санатория «Звездный тупик». Там была суета невероятная, громкие голоса, движение. Старушку подхватили под руки молодые девицы и проводили в небольшой зал, где должна была состояться встреча с каким-то поэтом, как обещал ей недавно кот. Девушки, для которых все старушки были на одно лицо, не сомневались в том, что это одна из их отдыхающих, которая вышла на улицу подышать воздухом, и может быть встретиться с поэтом раньше других. Старушки бывают такими любопытными и порой неуловимыми, может быть потому, что никто и не собирался собственно их ловить.

Марго по дороге в зал забыла о коте, решив, что тот сам о себе позаботиться, и подумала о том, что неплохо было бы отдохнуть недельку, больше не стоит, в таком вот санатории. Если ее что-то и смущало, только название. Что за фантазия такая у его создателей, разве нельзя было назвать «Звёздный путь», например… Но видимо с чувством юмора у них все было в порядке, хотя в каждой шутке есть доза и доля правды.

Но вскоре Марго позабыла о тех, кто странно подшутил над отдыхающими, потому что к столу вышел человек, похожий на бульдога, в белой рубашке и с шарфом на шее, ну поэт не больше и не меньше. Впрочем, она забыла о том в тот же момент, когда бульдог открыл рот и что-то залепетал. Речь слесаря Мишеля, которого она знала полвека точно, была значительно ярче, приятнее, и два слова тот связать, конечно, мог. А этот не мог совсем, никак, вот хоть стой, хоть падай, но может, прикидывается?

Все начинало клокотать в душе Марго, она почувствовала себя нагло обманутой котом и устроителями встречи, кстати, куда делся котяра, и как она отсюда будет выбираться, из этого звездного тупика. Теперь название показалось уже зловещим знаком того, что как красная девица в высокой башне, она будет заключена тут, вот только надежды на то, что ее кто-то освободит не было никакой. Поэт пытался криво шутить и рассказывать о том, сколько и где он собрал благодарностей, как необходимо его творчество всем 150 миллионам наших граждан. Говорил, что его держали взаперти всякие умники, но он вырвался, добрался до них, и в дальнейшем его никто не остановит тоже. Но это было полбеды, беда началась, когда зазвучали те самые стихи, человека, трудившегося на трех работах, чтобы все это за свой счет, естественно явить миру.

– Они все меня отвергали, но где теперь они, канули в Лето, а где я- на вершине Эльбруса, или Карпат.

Страшно волнуясь, Василий забыл, где у греков располагались боги, и где были поэты, тоже успел позабыть, вот потому про Эльбрус и ввернул для красного словца. Говорили, что это самая высокая гора в мире, значит, именно туда ему и надо.

Марго хотела что-то сказать в тот момент, чтобы как – то прекратить этот словесный понос, ну нельзя же такое слышать, и почему молчат все остальные. Они что глухи и слепые, стихов никогда не слышали, поэтов не видели?

Но в тот момент кот потерся о ее ногу, и она так обрадовалась тому, что рыжий плут все-таки вернулся, и она сможет с его помощью вырваться из этого звездного тупика, что слова потонули где-то в ее душе. Она что-то сказала коту, встретившись с осуждающим взглядом поэта, не понимавшего как можно говорить в тот миг, когда он им читает свои уникальные творения.

Если бы Василек в тот момент замолчал и закончил встречу, может быть на этом бы все и закончилось. Но он только разошелся, ему столько всего еще нужно было им сказать. И тогда Марго не выдержала, убедившись, что кот рядом, она и махнула рукой, решив остановить его на середине текста.

– Довольно, может остальные глухие, но меня слухом бог не обидел, хватить нести полную чушь, это не стихи, мил сударь, это черт знает что и избавьте нас от своего общества немедленно. Я не позволю вам издеваться над поэзией, найдется и без вас немало тех, кто все это творит, не желаю слушать.

Поэт замер, поперхнулся и закашлялся так, что мог бы и упасть замертво. Но Марго не унималась. Ей, наверное, и хотелось, чтобы он упал да помер, не иначе, никакого сочувствия к живой душе. Только живой ли, вот в чем был главный вопрос. Она готова была свидетельствовать в суде, что не было у него никакой души, даже мертвой.

– Я не знаю, кто вас в какие писатели принял, но это чудовищная графомания, как не стыдно вам с этим идти к людям. Замолчите немедленно.

Она поднялась и топнула ногой.

Марго и сама не поняла, что в тот момент, она вместе с котом исчезла из Звездного тупика, не поднялась, не направилась к двери, до которой было довольно далеко, а именно исчезла, оставался только пустой стул во втором ряду там, где она сидела минуту назад.

Поэт решил, что мгновения его позора закончились, но он ошибся, потому что остальные слушательницы тоже стали подниматься и отправились к выходу, правда, на своих ногах, и шли они медленно. Василий мог полюбоваться их сгорбленными спинами, палками, на которые они опирались, но вернуть их назад он никак не мог. Медсестры растерялись и ничего даже не пытались сделать, их так перепугало исчезновение старушки, за которую возможно придется отвечать, рассказывать полицейским, как и куда она пропала, что до всего, что творилось в актовом зале не было дела.

Василий что-то кричал о том, что он еще подарит им книги, что обязательно надо сфотографироваться для отчета перед другими поэтами, которых он готов им заменить. Но никто больше его слушать не собирался. Он все еще торчал перед столом, как одинокий вяз, который стороной облетали птицы и оббегали звери. Давно он не испытывал такого равнодушия, надеялся, что все это в прошлом, а вот ведь вернулось снова.

Сестрички успокоились только выяснив, что все постояльцы на месте, никто никуда не исчез. Они во второй раз сверяли все со списками, и той самой рыжей старухи не было в их списках. Но как такое может быть, вот в чем вопрос. Как она попала в санатория, как могла исчезнуть?

Поэту пришлось уйти без фотографий и раздаренных книг. И в папке его, поверх его творений лежал листок, где было напечатано буквально следующее:

Репортаж из санатория «Звездный тупик»

Василий с трудом дочитал этот шедевр, но все-таки дочитал. Он никогда не боялся смотреть правде в глаза, а лжи тем более, не боялся, это была настоящая клевета и благодарность за все то доброе, что он сделал для этого мира, за тот свет, радость, да что там, счастье, которое он денно и нощно туда нес. Вот какими неблагодарными могут быть те, к кому ты всей поэтической душой передом поворачиваешься, а они к тебе неизменно задом. Но когда он бросил этот лист в огонь камина, чтобы убедиться, что рукописи горят, она не сгорела. И хорошо, что Василий сроду не читал роман века, и понятия не имел о том, что бы это значило. Но в одном он не сомневался – в том, что старуха, которая испарилась, и за ней осталось последнее слово, появится снова. На этот раз не ошибся Васятка.

И словно убитая Раскольниковым старушка, бабушка Марго являлась к нему во сне молодой, и чертовски привлекательной, в каком-то платье, похожем на свадебное, она хохотала и на все его вопросы отвечала «Никогда». Вот что бы он ни спрашивал, она все время твердила одно.

И жуткую балладу безумного Эдгара Василька тоже не ведал и не знал, потому сон и не показался ему таким страшным. Все-таки чем меньше знаешь, тем лучше спишь – это точно. Но с той самой чудовищной встречи он потерял сон и покой. Надо было прекратить свою деятельность, это ему твердил разум, только это он делать никак не собирался. Да ни за что на свете, наоборот, он решил удвоить и утроить усилия, а там, куда кривая выведет. А почему кривая, а не прямая, в глубине души он знал, и все время чувствовал, что родился с Недолей за плечами, потому ему так не везло в жизни, вот как и теперь.

Поэт в России – больше, чем поэт, значительно больше, и не вздумайте даже спорить, вам же хуже будет

Глава 4 Затворница вырывается в мир

Была весна. Странная, капризная, и злая, как цепная собака, по семь раз на дню менявшая настроение. Может быть, наслушалась песен Бузовой, от которых у всей страны была импотенция мозгов, и только у некоего Влада началась эрекция. Но весна явно сошла с ума в том памятном году. Да, вы не ослышались, Бузова пела, Волочкова танцевала на закрытых вечеринках, мир окончательно сорвался с орбиты и катился в пропасть, как лишившийся управления китайский спутник, который в те дни сгорел ко всем чертям, и перестал быть угрозой для бедного нашего мира. Только остальные угрозы остались, и, кажется, их стало еще больше.

Спутник сгорел, на нашу радость, не причинив вреда этому миру, а вот попсу нашу не задушишь, не убьешь, нам с ней жить. И ладно, еще терпимо пока ты в своей квартире на четвёртом этаже остаешься затворницей, а если надо все чаще и чаще выходить в этот странный мир, где поет Бузова, и, словно Саломея перед Иродом, танцует Волочкова. Правда, головы Иоанна не требует больше, даже не задумываясь о том, что всем нам давно уже снесло головы от таких танцев и такой культуры. Кажется, хуже уже не будет, но что-то подсказывает, что будет еще хуже, значительно хуже.

Но из дома выходить надо, просто потому что круг общения ничтожно мал, и с каждым днем он все сужается, как та шагреневая кожа, хотя у Анны не было никаких особых желаний, и таинственный волшебник ничего такого для нее не исполнял… Но круг сужался, иных уж нет, а те далече. Только все неизменно в мире. И человек остается созданием общественным. А посему ему надо общаться с себе подобными, свежим воздухом дышать, впечатлений набираться, чтобы потом было о чем писать, иначе беда – творческий кризис не миновать.

А накануне было и еще происшествие, выбившее писательницу из колеи – сломался компьютер, именно в тот момент, когда она готова была опубликовать в независимом издательстве все свои книги, настало время, чтобы собирать камни – узреть плоды своих трудов во всей их красе. Хотя заглядывала на страницу издательства года два, и не екало, не щелкало ничего в сознании, а тут, короткое замыкание и ринулась туда. Наверное, комп не выдержал перенапряжения и погас, когда она дошла только до середины, и первые 25 больших романов были опубликованы и скоро должны были увидеть свет и найти своих читателей, а даже если и не найти, они все равно были, она дала им новую жизнь. Но сами понимаете, остановиться в том Дантовом лесу и не двигаться к пеклу ли, или к поляне, залитой весенним солнечным светом, она никак не могла.

Мастер нужен был прямо сейчас, и надежный. Ей не хотелось вызывать его каждый день, даже если он молод и хорош собой, очень молод и очень хорош, как Саймон из пресловутого «Дома-дурдома». Только психический нормальный человек, потому что оставаться одной с психопатом совсем не хотелось. Она могла пережить все, только не снова и снова вырубающийся комп. Когда дошел до середины самого главного процесса в жизни – выпуска в свет творений, которым отдана четверть века твоей собственной жизни. Когда слишком много жертв принесено в угоду этой дикой страсти, то хотелось бы нестись без остановок. И тогда она позвонила по визитке, пришпиленной к входной двери. Решила все и бесценный комп отдать на откуп судьбе – первому встречному мастеру. Пусть это будет первый встречный программист. Так когда-то даже женихов девицы – красавицы выбирали. Хотя если бы ей предложили выбор между женихом и грудой железа, она бы ясное дело, выбрала именно его родимого, не жениха, а железного друга, без которого мрак будет в ее душе непроходимый.

Тут открытый финал, каждый выбирает то, что ему дороже. А если ты уже вкусил бред писательства, то женихи уходят в тень, даже неотразимые короли Сиама. О них легче было написать романтическую историю, чем отправляться в этот странный мир, и пытаться понять его обычаи и тонкости.

И тогда пришел Антон – высокий и худой, с копной рыжеватых волос, кого-то ей определённо напоминавший, но и под пытками она вряд ли вспомнила бы кого именно.

Антон знал свое дело и кажется, разобрался в проблеме, но заявил о том, что в системе появляется ошибка, и надо переустанавливать систему. Несмотря на всю свою компьютерную безграмотность, Анна знала, что это такое. А главное – как много времени это займет. Второй вопрос – был ли у нее выбор? Да, конечно же, нет. Несмотря на поздний час, он продолжал работать, а она писала что-то там типа рецензий в своих тетрадях, наброски делала, и пыталась понять, на кого же на самом деле похож парень, так надолго задержавшийся в ее квартире. Она допустила его к самому интимному и эротичному месту- компьютеру, и хорошо, если о том не пожалеет потом.

Ничто не предвещало любви, – вдруг вывела ее рука фразу, и только потом Анна вникла в ее суть. Она лучше многих знала, что это такое, когда вот так рождаются фразы внезапно и вдруг. И только через мгновение ты понимаешь, что собственно написала. Вероятно, в гости к пробудившемуся Домовому явился бес ее любимчик, и должно что-то произойти этакое, раз все пишется само собой, словно песня поется. Нет, она всегда писала легко, но чтобы вот так, одним махом.

– Не надо о любви, – мысленно попросила она, – я так давно не была счастлива и спокойна, пусть это продлится немного. А любовь – это болезнь часто тяжелая, а порой неизлечимая вовсе. Все это было и прошло, и больше не надо, не в этой жизни.

Ей казалось, что она сможет договориться, святая наивность, Мефистофель делает только то, что хочет и хорошо, если это совпадет с ее желаниями. Но часто ли случается такое?

Антон наконец торжественно произнес, что все сделано. Но часах была обозначена полночь – не может быть, просто та самая рука перевела стрелки на пару часов вперед. Она всегда хорошо чувствовала время, даже когда они останавливались, но не в этот раз. И она повела его на кухню поить чаем, и выяснила, что он не на машине. И даже не любовь к ближнему, а желание сохранить классного спеца заставило ее предложить переночевать в бабушкиной комнате, там был диван и плед, и все остальное, что помогло бы ему выспаться и отдохнуть, не проделывая долгий путь домой, ведь он пахал весь день, наверняка. Он на удивление быстро согласился, словно его никто и нигде не ждал. На том и договорились. Она рванулась к налаженному компу, а он в темную комнату, довольно уютно обставленную, но куда после смерти бабушки Анна почти не заходила, а уж остаться там на ночь точно не смогла бы никогда. Хотя молодой парень ничего этого не знал, а если бы знал, вероятно, он не был таким пугливым и суеверным, тем более, диван там был новый, а тот соседи помогли вынести еще тогда, в день смерти бабули… Но на всякий случай ничего рассказывать она не стала, пусть спит спокойно.

Антон погрузился в сон, когда она только добралась до своего любимого издательского сайта и позабыла обо всем на свете.

Глава 5 Писательская братия

Так прошел для нашей писательницы тот вечер и та ночь, странная и разнообразная, бросавшая ее то в жар, то в холод. А утром ей сообщили о том, что она исключена из писательской организации. На рассвете пришло письмо по электронной почте, словно писательская братия не спала всю ночь, и только тем и занималась, что исключала тех, кто о чем-то забыл и сорвал важную встречу, что собственно Анна и сделала, но ведь нельзя же так сразу рубить с плеча, да еще сук, на котором сидишь…

Да, она бесспорно была виновата, потому что в порыве вдохновения, о котором никакого понятия не имел Василий Крикунов, она позабыла кое что, он давно все привык на нее спихивать, и если все исполнять, то ни строчки не напишешь, это факт. Она забыла о встрече с мэтром, от которого многое зависело, а его черт дернул к ним явиться, не запылиться из столицы как раз в этот вечер. Из аэропорта он добрался один, его никто не встречал, не только губернатор, но и та, которой это было поручено, вот ведь кошмар, и Мэтр был взбешен, к такому приему он не привык. А ведь мнение об их организации и до того было не очень лестное, это надо признать, тут надо было все бросить и лететь на крыльях любви и преданности, вертеться вокруг него и соблазнять. Хотя последнее было невозможно, по нескольким причинам, и потому что сама Анна была старовата для этого спесивого московского хлыща. Но если бы ей было 16, то и тогда ничего не вышло бы по одной простой причине. Впрочем, пусть это остается тайной, которую он унесет с собой в могилу, хотя давным-давно это не было никакой тайной для всех остальных, для всей интернациональной писательской братии. Но сделаем вид, что нам ничего не ведомо.

В общем, ее любимый город так и не был нанесен на карту, где есть отделение так называемого Союза, от которого мало толку, но много криков и шума. Причина для исключения веская, конечно. Но разве не все к лучшему, на самом деле? Взносы можно не платить, не бежать по первому зову к хорошим, но бесправным писателям, чтобы готовить очередной отчет о деятельности, не совершать массу телодвижений, отапливая своей энергией исключительно космос. Не издавать за бешенные деньги свои же тексты, а потом раздаривать их всем подряд, зная, что они этим людям нужны только на растопку печки на даче, не более того. Всего этого в ее жизни больше не было, так и прекрасно.

Об этом она утром рассказывала Антону, когда они пили чай с медом, словно дожили вместе до золотой свадьбы. Он улыбался, а у нее было именно такое впечатление, что жили долго и счастливо и помереть должны в один день. Хотя об этом она говорить не стала, еще подумает, что она на него глаз положила, а ведь он ей годился в сыновья. Даже и молод для того самого сына, ее мог быть лет на пять и постарше. Мог быть, но не стоит усугублять. А то так и выяснится, что у нее ничего нет больше, даже членского билета в тот самый странный союз, и к литературной братии она не принадлежит. Вот так было с самой ранней юности, она прибивалась то к одной, то к другой творческой организации исключительного для того, чтобы завтра слинять и отстаивать с новой силой свою вечную независимость. Терпеть все издевательства даже для далекой перспективы издания твоей книги ей не хотелось. Хотя они получали зарплату, какие-то блага, и числились на работе. Все было по-другому. Так это тогда, а теперь, если Антон наладил комп, то ты можешь этим заняться прямо сейчас и через пару часов отправить ту самую книгу в магазины, и еще получить сайт для нее – ну фантастика же, как по-другому сказать. Могли ли в конце прошлого века о том мечтать и писать в фантастических романах бы не решились, а тут все, чего душе угодно. Конечно, нужна реклама, какая-то работа, но это уже другое дело, совсем другое.

Она поблагодарила и проводила парня до двери, и уже забыв о мелкой неприятности, связанной с исключением из Союза, уселась за работу.

№№№№№№№№

Анна умела выключаться из реальности с самого детства. Даже когда сидела с гостями за столом, а застолья тогда были часто, и к деду приходили друзья-писатели, а смотреть и слушать их было огромное удовольствие, она вдруг уходила куда-то мысленно, взгляд фокусировался на картине на стене, где куда-то бежали охотничьи собаки, преследуя добычу, и чувствовала, что ее нет за тем самым столом, потом, как под гипнозом она слышала отсчет в обратном порядке, и возвращалась в реальность. Один раз знаменитый поэт заметил, как она выключалась, и когда вернулась, он так пристально на нее смотрел, а потом сказал, что у нее все получится. Она может вытаскивать своих героев из другого времени, и они расскажут ей свои истории. Только так можно объяснить то, что было ею написано и как написано… А главное, откуда она все это может знать.

В тот момент она ничего не поняла из сказанного, но запомнила порядок слов, потом записала в старый блокнот, чтобы подумать над тем, что он сказал. И только когда начала писать о князе Владимире, поняла, о чем говорил поэт, эти истории она слушала и быстро записывала такими крючками, что никто бы не смог прочитать, кроме нее самой. А потом оставалось только перевести их с тарабарского на обычный язык. И роман был готов. Не мемуары и воспоминания о собственной жизни и первой любви, как обычно писали, а именно роман со всеми его особенностями формы и содержания.

– До свиданья, друг мой, до свиданья, – пропела она слова какой-то странной песенки, прощаясь с союзом писателей и обдумывая сюжет для небольшого, а может и большого романа, о том, как был убит поэт, вернее писатель, что собственно и подарило ему большую творческую жизнь.

Она любила убивать своих врагов в романах, решив, что так она и отомстит за все, что они ей дурного сделали. Говорят, что когда люди устали драться и выяснять отношения на мечах и шпагах, а то и на булавах, они придумали различные игры, где проигравшие не умирали больше, а пар выпускали. Вот так и она выпускала пар. Может быть сочинительство для этого и предназначено, чтобы человек выпустил пар и не пошел убивать в реальности своего обидчика. Хорошо это или плохо? Скорее хорошо, потому что многие остались живы. Но здесь есть и другое, говорят, в романах все сбывается. Вот написал Тургенев своих девушек или нигилистов, они и появились потом в жизни. То ли писатель умеет угадывать и предсказывать то, что с нами будет, то ли люди хотят быть похожими на героев книг. Но роман под рабочим названием «Убит поэт, и черт с ним» скоро должен был появиться. И нечего возмущаться Василию Крикунову, сам виноват, хороших людей никто никогда не захочет убивать. И чтобы оправдать свои не очень хорошие мысли и поступки, Анна порылась в папках, желая найти что-то подходящее для нового романа. Сначала она даже не понимала, что именно ищет, потом догадалась, что ей нужно повествование о мертвых и живых душах. Это повествование возникло пару лет назад, как эскиз, зарисовка. Оно уже попало в сборник размышлений о писательстве, а вот теперь должно было занять свое место в художественном произведении. Еще Н. В. Гоголь догадывался, что есть мертвые души, и Чичиков – самый яркий представитель этой братии. Но со временем их стало значительно больше, что далеко ходить, вот он родимый, и нарисовался на ее пути

Глава 6 Записки писательницы Анны. Накануне

ШУТКА КУКЛОВОДА или МЕРТВЫЕ ДУШИ

Сначала треснуло зеркало в прихожей. Но я рванулась на улице, потому что опаздывала, и подумала о том, что и в моей квартире может поселиться кто-то из разбитого зеркала.

Как же прочно живет в нас каждая фраза, каждое слово романа века. Недаром ли пугливые, полуживые души так не любят это повествование, оно приводит или в шок, заставляет почти терять рассудок? Я люблю роман.

Сейчас я спешу на свидание и почти счастлива. Но можем ли мы знать, кого встретим на пути, что случится с нами к вечеру, через час, да что там, через мгновение? До места свидание я добралась без происшествий, успела забыть про треснувшее зеркало и даже любимый роман.

№№№№№№№№

В большом торговом центре мой спутник останавливается, ласково берег меня за плечи и поворачивает в свою сторону. Он хотел сказать что-то важное, о напомнить чем-то, может быть поцеловать (мечта идиота), но произошло невероятное. Прямо за его широкой спиной я вижу прекрасное создание в одном купальнице и столбенею. Опасность? Соперница?

Только через минуту становится ясно, что это не моя прекрасна соперница, это манекен, дорогой, хорошо сотворенный, так что сразу и не понять, что это не человек, а кукла. Думаю о том, что могла переживать, в какие стороны шарахаться, если бы мы оказались, скажем, среди восковых фигур в знаменитом музее. Наверное, так и рождаются фильмы ужасов.

Но куклы остаются куклами, а люди все-таки не куклы, на первый взгляд хотя бы. Почему у меня создается впечатление в том самом огромном торговом зале, что здесь есть манекены неподвижные и двигающиеся в разные стороны. Все, кто двигается – живые, если к ним прикоснуться, они вероятно, теплые. И все-таки это впечатление не исчезает.

Мой спутник, философ и по образованию и по отношению к жизни, и потому остается только рассказать ему, о чем я в этот момент думаю.

Просто, наверное, выражение лица у меня какое-то странное, не очень понятно, что меня так волнует. Хочу ли я дорогой подарок, или что-то иное не дает покоя. Правы мудрые женщины – мужчинам надо объяснять все, что мы хотим сказать, почему они должны догадываться, а то еще бог знает, до чего догадаются.

Мы спускаемся на первый этаж в кафетерий, чтобы поговорить немного. Выслушав меня, он улыбается.

– А ты только сейчас догадалась о том, что половина тут мертвых душ?

Хороший поворот, он издевается или на самом деле это так? А он не унимается.

– Ну, посмотри на мужчину за тем столиком, думаешь, он жив?

Не знаю, человек поднимается и идет куда-то, вероятно, скорее жив, чем мертв.

– А вот это девица, – не унимается философ, – думаешь, она что-то чувствует, мы все для нее не бесцветные тени? Она не наткнется на тебя, когда пройдет мимо, но в ней с самого начала не было никакой жизни.

Я понимаю, что сейчас он мне расскажет какую-то историю, чтобы доказать свою правоту, потому что я не особенно ему верю, хотя в глубине души подозревают, что он прав. Просто озарение какое-то. Хотя в голову это все-таки не укладывается.

– Понимаешь ли, в чем дело, – начинает он, – мы привыкли думать о том, что при рождении, когда младенец делает первый вдох, душа в него вселяется, кто-то говорит, что она появляется еще в утробе матери, когда плод начинает шевелиться, а здесь только просыпается окончательно.

– А это не так?

– Это так, – соглашается он, – интересно то, что происходит потом с душой, которая принадлежала уже дюжине людей до нас и накопила столько всего в своей оболочке, как она приживется на этот раз, как будет развиваться, сможем ли мы ее оживить окончательно, чем наполним, сделаем ли своей или она будет отторгнута.

– И что же происходит?

– Вот и происходит развитие, она должна попасть в это время, в это пространство, она должна комфортно себя здесь чувствовать и развиваться, а не сбежать от нас, как неверная жена, к другому мужчине. Ты думаешь, что такое клиническая смерть, как ни побег души из тела? Если найдется подходящая душа поблизости и успеет вселиться в еще не остывшее тело – человек оживает, если же нет, то увы….

– Не повезло бедняге…

– Недаром, люди, которые возвращаются, не любят рассказывать о пережитом, а если рассказывают – одно и то же, о коридоре, свете, то, что они наверняка до этого читали или слышали от других. А на самом деле ничего они не помнят и не знают, сбежавшая душа вряд ли вернется назад, а совсем другая только пытается прижиться к этому телу, она ничего о нем не ведает, все начинается сначала, вот и молчат, бедолаги.

– Но ты говорил о живых людях, у которых мертвые души, – напомнила я ему, капризно поджав губы.

– Да, конечно, прожил человек половину жизни в тумане, ничего не хотел, ничего не делал, что же ты думаешь, душа еще жива у него? Нет, формально, она может и трепыхается, но это мертвая душа. Ведь люди порой умирают еще задолго до своей физической смерти, им не обязательно для этого лежать в коме и не шевелиться. Он может и шевелиться, но душа точно мертвая.

– И что же делать? – спросила я, вспомнив все больные вопросы наших революционеров, которых разбудили несчастные декабристы.

Он молчал, разглядывая кого-то, наверное, пытаясь определить, мертвая или живая у него душа.

– Что делать, чтобы душа не умерла раньше срока, и вообще оставить ее в целости и сохранности – учиться, развиваться, забыть о покое, пусть он только сниться, музыку, стихи писать, кино снимать – творить одним словом, – с пылом говорила я.

– Ну, это банально, хотя для начала не мало. Но есть еще одна тайна во всем этом, желательно бы узнать, кому принадлежала душа прежде, совпасть с теми, кто уже владел ею, кто пытался развивать и сохранить то, что он накопил за свою жизнь. Ведь без их помощи и без их опыта мы не сможем много сделать и снова все начнем сначала. Если успеем начать, – он таинственно замолчал.

– Узнали, а потом?

– А потом подумать о современном мире, в который мы ее бросаем, вот с поправкой на изменившиеся реалии и развивать ее дальше, все время неустанно, восстанавливать, оживлять, поддерживать тот огонь, которым она питается, конечно, не при помощи вина, азарта, а то и наркотиков. Так ее только и можно умертвить раз и навсегда.

Около нас остановился человек, на диво красивый, странно похожий на Александра Блока в молодости. Вероятно, это сходство замечали с самого начала многие, и повторяли ему все время о том, что он удивительно похож на поэта. Но я заметила и другую особенность – он был мертвецки пьян, нет двигался почти не качаясь, но он до такой степени был выключен из реальности, что если бы другой человек шел к нему навстречу, то он бы не смог свернуть, отстраниться в сторону, и просто бы врезался в него.

– Вот, лучший способ умертвить душу, о наркотиках я не говорю, ее просто выключают, усыпляют, и назад вернуться она едва ли сможет, да мало ли способов, как можно убить душу. Если она и была бессмертной, то с этим давно покончено, еще до нас постарались.

– Куклы и кукловоды, – я снова вспомнила о красивом манекене, который заставил меня до такого додуматься.

– А самое главное, что мы сами и куклы и кукловоды одновременно, каждый в своем мире и кукла и кукловод. Пока душа не умерла, человек может все, но стоит только ее потерять или убить, и он уже остается просто куклой, тогда и появляются другие кукловоды, вот это настоящая беда. Но стоит ли жалеть о том, кто уже успел погубить свою душу, и передает себя в руки другого, прекрасно понимая, что ничего хорошего ему не дадут, а скорее наоборот, отберут даже то, что еще осталось, тот мизер, который у человека еще был, чтобы окончательно швырнуть его в пропасть.

– Тогда бес забирает его душу? – спросила я, вспомнив знаменитый сюжет.

Мой спутник рассмеялся.

– А теперь я открою тебе величайшую тайну, а на кой ему нужна такая душа, несчастная, измотанная, затравленная? Ты веришь, что Мефистофель – это тот старьевщик, который тащит с помойки все к себе в дом и захламляет его изношенными мертвыми душонками? Господин Чичиков хотел за них хотя бы монеты получить, а ему зачем это нужно?

На этот раз я и удивилась и встревожилась по-настоящему. И на самом деле, как глубоко сидят в нас те самые заблуждения, которые кто-то и когда-то внушил нам гениальные творцы. Но ведь это только их виденье мира, у Мефистофеля – то они не спрашивали, а если и спрашивали, разве не мог он им наврать, ради красного словца, а потом пошли и поехало.

– Тогда почему он возится с ними? – не сдавалась я.

– Догорая, а не ты ли писала о чертях в Пекле, кочегарах и тружениках, которые не видят белого света, в отличие от твоих забавных бездельников сатиров из заповедного леса.

– И что? – невольно вырвалось у меня.

– И то, что когда-то он был наказан, проиграл в кости Велесу – богу всего живого на земле, твоему любимому богу, и с тех пор он должен собирать эти мертвые души и бросать их в топку, чтобы они не возродились больше, чтобы на свет не смели показываться. Заставь Мефистофеля души собирать, он много чего натворить может, творческая личность. Ну, самовольничает, конечно, когда ему кажется, что душа уже никчемная, ее пора сжигать, а человек упрямится, не отдает душу, но это не значит, что она нашему Мефи нужна, просто он так считает, а уж упрямства у него – сама знаешь. Но самое главное, что он редко ошибается, если человеку и удается защитить, отстоять свою душу, та самая душа очень скоро все равно у него оказывается. Тогда в морозную зиму становится немного теплее – мертвые души – это самое лучшее топливо, да и для чертей передышка, можно перекурить, она ведь горит очень долго, пока все жизни не выгорят, не обратятся в прах. Вот на это только и годится мертвая душа, но хоть какая-то польза от нее должны быть, не так ли?

– Странно, а я все пыталась понять, зачем ему нужны эти души.

– Вот затем и нужны. Но какое же преступление совершает человек, который не может сберечь душу, он уничтожает надежды на возрождение, то доброе и светлое, что успела душа накопить до того, когда пришлось ей вселиться в это тело и сделаться мертвой.

Глава 7 Живые и мертвые

Мы все еще сидели в старом кафе, перед глазами мелькали какие-то люди. Но не они мне были интересны, а мои знакомые, близкие и дальние. Хотелось узнать, понять живые или мертвые у них души?

– Хочешь научиться определять это безошибочно? – спросил мой спутник, ну искуситель, что с него взять.

Я подумала немного.

– Нет, не хочу, боюсь. Пусть остается надежда на то, что они скорее живы, чем мертвы. Не хочу думать, что они годятся только для растопки и обогрева космоса.

– Но ты ведь хочешь спросить о тех, еще живых душах?

– Да, скажи, как они живут?

– Они неустанно совершенствуются, стремятся вверх, занимаются наукой, творчеством, и тогда те, кто были до них, они появляются в нужный момент и помогают им, конечно, если род занятий угадан и Сократ может помочь такому человеку, да еще в современной обстановке. Все это почти на грани шизофрении, недаром же гениев объявляют сумасшедшими, именно те, с мертвыми душами, когда лопаются от ярости, зная, что им этого не дано.

– А зависть? – вдруг догадалась я.

– Зависть мертвых к живым – это вечная проблема, – только такая зависть и возможна. Вот мы и подошли к самому главному, если кому – то и в чем-то завидуешь, если это сжирает тебя и не дает покоя, то ты скорее мертв, чем жив, потому что живые не завидуют, у них напрочь отсутствует такое чувство. Только смерть может завидовать жизни, помнишь, какой тьмой наполнена первая и каким светом – вторая. Вот тогда Смерть при помощи зависти и злости и пытается бросить тень на жизнь, мертвая душа на живую, для этого годится сквернословие, пустые стихи по случаю, смерть всегда считает, что рифмованным словом можно сильнее воздействовать на жизнь.

– Но ведь словом можно убить…

– Да, конечно, можно, только убивает такая душа окончательно себя саму, мертвые слова, исторгнутые из мертвой души, да еще сложенные в стихи причиняют вред только тому, кто их исторг из своей утробы. Поэтическая змея кусает и травит только саму себя – это еще одна тайна творчества, оно не может причинить вреда другим, только творцу, ведь про идею бумеранга тебе не надо рассказывать.

– Все так страшно?

– Все так серьезно, а когда это творчество было игрушкой – это бомба, которая разрывается у нас в руках, если мы нарушаем какие-то негласные заповеди и законы, впрочем, как и везде. Творчество убивает творца.

– Пусть они пишут, это лучше, чем пьют водку или издеваются над близкими.

– Лучше? – спросил мой спутник и усмехнулся, – а ты не помнишь случайно, за что Берлиозу голову оторвали, ну отрезали, отрезали, не морщи так носик, но ему легче от этого не стало. Ну не хочешь Берлиоза, тогда вспомни, почему освободили разбойника и казнили того, кто только словами бросался, и храм веры разрушить собирался, чего это они все так против него настроились, если слова безобидны, и нести можно всякую чушь?

Мне становилось страшно. Мой кукловод, тот, который жил во мне, рванулся прочь, кажется, я еще была жива, и могла управлять собой сама. Или только кажется? Слабым жестом философ предложил мне прогуляться.

Я поднялась, чтобы последовать за ним. Незнакомец загадочно улыбнулся и растворился в воздухе.

А потом мне снился сон о поэте, который убивает себя своими мертвыми словами, своим стихоплетством. Огромный, тучный, седовласый мужик, стоявший перед микрофоном, читавший какую-то несусветную чушь, вдруг покачнулся и упал от страшного блеска, на миг ослепившего немногочисленных слушателей. Это была молния Перуна, Велесом, богом всего живого направленная точно по назначению… Живое не переносит мертвечины, оно просто убирает ее со своего пут и всеми возможными и невозможными способами.

Странный сон с четверга на пятницу. Проснувшись, я не сомневалась, что участником чего-то подобного точно стану в ближайшее время.

Глава 8 Заговор Марго и кота

Рыжий кот, упавший с небес в наш мир поселился у Старухи Марго. А где еще было жить бездомный котам? И в сказке дворец царя Гороха он не предпочел избушке Бабы Яги в заповедном лесу, а в этом мире тем более. И хотя старуха даже ведьмой не была, а просто считалась всегда филологиней, одной из лучших профессионалок в этой области, кстати, но она-то ему и была нужна, потому что ведьм много, только они злые-презлые, и ничего не понимают в поэзии заговоров и заклинаний. А для нее это была родная стихия. Только вместе они могли расправиться с пародией на поэта.

Надежды на то, что Васек опомнится, исправится, встретившись в психушке со знаменитым профессором, и осознает, что стихи он писал очень плохие, у кота не было никакой, Баюн оставался реалистом. А это значило, что без филологини ему не обойтись, без настоящей учительницы словесности, которая готова убить такого вот поэта, и если не буквально отравить, задушить, брать такой грех на душу не стоило, то хотя бы подвести его к тому обрыву, с которого он и должен слупить в бездну. А для этого ему надо сказать горькую правду, и говорить ее до тех пор, пока он не убедится в том, что так все оно и есть. Первый подход явно не удался, но надо пробовать снова и снова, пока не получится.

Кот знал, что когда лгун много и складно врет, то, в конце концов, он убеждается в том, что это и есть правда. И если так возможно, то почему бы и наоборот тоже не сработало?

Встреча в санатории «Звездный тупик» была первым шагом к разоблачению афериста. Сон, в котором ему явилась Марго – вторым, теперь пора было ей снова появиться у него, ну не самой, а призраку Марго, что должно было оказаться еще эффектнее на самом деле.

Хорошо, что окно в кабинете поэта было открыто, с тех пор как от него сбежала жена и прихватила с собой и свою маму и их дочку, и не стала требовать раздела квартиры, у Поэта появился даже свой кабинет. Как жили его родные, Васятку совсем не волновало, потому что они были предателями. А для них вероятно, рай был в шалаше без такого красавца, так тоже бывает, хотя поговорка говорит об обратном. Он неделями и годами ждал пока они опомнятся и вернутся, но время шло, а просветления не случилось.

Поэт пыхтел перед монитором, он набирал воззвание ко всем читателям в этом мире, пора было выходить на мировой уровень. Город на диком бреге Иртыша ему казался маленьким для масштабов его личности, и вдруг белая тень замаячила перед окном. Он не верил ни в черта и не в бога, и в приведения тоже не верил, но она была тут, на расстоянии вытянутой руки, и как бы ни хотелось обратного, поверить все-таки пришлось.

Васек протер глаза, посильнее зажмурился и снова их открыл, тень не исчезала. Она все равно оставалась на месте.

– Ты все никак не можешь успокоиться? – услышал он низкий голос, – поэзию и уши слушательниц ты беречь не хочешь? – словно грозный следователь, который только прикидывается добрым, спрашивала она то приближаясь, то чуть отдаляясь от выпучившего глаза поэта. В тот миг они казались значительно больше, чем раньше, но симпатичнее он от этого не стал все равно. Бывает такое, глаза красивые, а человек все равно страшный.

– Иди отсюда, старуха, – наконец прошептал он, понимая, что голос исчезает, он не мог даже говорить, только хрипел что-то невнятное. – Мне девку молодую надо, а ты мне на кой сдалась?

Страшный рев огромного рыжего кота заставил его окончательно замолчать, когтистая лапа сцапала лист, который он только что вытащил из принтера, и разорвала его на ленточки. Да мало того, лист тут же вспыхнул, словно его подожгли, или он загорелся от огненной шерсти кота. Если старуха казалась призраком, то кот был настоящим, живее всех живых, как говорится.

– Если ты не остановишься, то пожалеешь обо всем, – говорила между тем старуха голосом кота. И звучало это угрожающе, кот не даст соврать, даже у него шерсть встала дыбом от этих слов.

– Я до последнего дыхания буду служить поэзии, не на того напали – от страха наверное, произнес поэт первую практически не корявую фразу, что заставило Марго от удивления поднять вверх брови. Он ли это, тот самый, который терроризировал и насиловал бедных людей в больнице своими стишатами? Когда он притворялся, тогда или сейчас?

– Видать немного тебе осталось, – мурлыкнул кот, и кажется, даже улыбнулся, хотя Васек не был уверен в том, что коты умеют улыбаться, но ему так показалось в тот момент.

И как на той самой встрече в санатории, сначала исчез призрак, потом прыгнул во тьму окна кот, и казался настоящим самоубийцей. Хотя бабушка Васятке говорила, что коты всегда падают на лапы, но этому он пожелал расшибиться в лепешку.

– Не копай яму другому, сам в нее попадешь, – послышался голос, так напоминавший глас сбежавшей жены-предательницы. Неужели и она была рядом и слышала весь разговор, и видела его позор. Нет, в такую пору померещится бог весть что, вряд ли она еще раз переступит порог этого дома. Но почему он сам так перетрусил, что изготовился бежать в туалет.

И вдруг что-то так кольнуло с левой стороны, что он схватился за то место, где должно быть сердце. Должно быть, но было ли там оно у него. Наверное, нет, потому что боль тут же отпустила. Он перевел дыхание, выглянул в окно, наклонился вниз – разбитого в лепешку кота там не было, естественно. Поэт закрыл окно и снова уселся терзать клавиатуру и принтер, больше терзать ему было нечего и некого. Пусть они катятся ко всем чертям. Он переживет и перепишет всех. Весь мир узнает еще о великом поэте современности, такие погибают, но не отступают и не сдаются. Он пережил столько притеснений и гонений, что отступить теперь, когда у него был мандат поэта, он никак не мог… Значит, только вперед, только на линию огня, до полной победы его творчества над всем серым и подлым, что его окружало, и никакая старуха, никакой огненный кот его не остановят, ни на того нарвались.

Глава 9 Общество мертвых Писателей. Дневник писательницы Анны

Писатели собираются в полночь в нехорошей квартире. На том свете, где они вроде бы жили, литераторы называли себя громко писателями или тихо сочинителями увлекательных историй.

Но это было давно, очень давно. Тогда они были еще живы, или казалось, что живы: двигались, ели, пили, иногда занимались сексом со случайными и не случайными женщинами, а все остальное время писали и писали, свято веря в то, что они прорвутся в мир, их будут читать, ими будут восхищаться. Восторженные толпы не будут давать прохода, а каждый из них станет богатым и знаменитым, да что там просто Пророком, Мессией проснется в один прекрасный день.

Какой-то умник твердил, что прорвутся к своим читателям только единицы, и каждый из них мнил себя той самой единицей, которая обязательно станет Мыслителем и Пророком, Пророком и Философом…

Ни один не стал, хотя тогда они этого знать не могли, потому и умерли еще при жизни, забыв сначала о женщинах, потом о вине, а потом и пище реальной, осталась только пища духовная, но была она скудна и убога, потому и исчахли творцы окончательно. Но они продолжали делать вид, что живут и что-то сочиняют.

Ведь все очень просто, сначала нужно создать текст творения, потом скрепить его мертвой водой (в любой приличной сказке описано, как это делается), потом, а вот потом надо добыть каким-то хитроумным способом живую воду, чтобы вдохнуть в плоть творения, явить миру его энергетику. Оно должно манить, притягивать, зачаровывать, не отпускать от себя читателя, взять в плен раз и навсегда – всего то ничего. Но на мертвой воде у самых лучших из них все и обрывалось. Ткань повествования дорабатывалась, вычищалась, приводилась в какую-то определенную форму, порой очень приличную форму, с этим не поспоришь, и тогда писатель, подобно древнему Пигмалиону любовался своим почти совершенным творением. Казалось, еще чуть-чуть, добавить одну искру, и вспыхнет костер, который осветит тьму и согреет душу… Но ничего не случалось.

Теперь писатель мечтал только об одном, чтобы оживить это творение, и с ним живым и прекрасным и оставаться, ведь никто и ничто другое в том мире ему и не было нужно. А вот здесь все рушилось и рассыпалось в прах.

Они спрашивали друг у друга, собравшись вот так же в полночь, что же нужно сделать, чтобы творение ожило и задышало. Кто-то вспомнил старинный миф (писатели получили классное и классическое образование), они говорили о том, что древний скульптор обратился к самой Афродите, и она оживила творение, в которое он был влюблен, и Галатея шагнула к нему, чтобы остаться с ним навсегда.

– Но где же нам взять богиню любви, если они все давно превратились в Магдалин? Они тоже стали мертвыми, – восклицали несчастные писатели.

Это случайное признание и открытие привело в уныние многих, но они не теряли надежду. Тогда кто-то вспомнил о Бабе Яге, она была вечной ведуньей, жила на границе миров, и уж она – то точно могла им помочь, скольких оживляла и воскресала, и если ее хорошо попросить, то и им поможет, а так хотелось оживить свой многострадальный труд.

Они долго скитались по заповедному лесу, давно превратившемуся в дремучий, ведь никто не следил и не ухаживал за ним, но не нашли там никакой древней старухи, и вернулись в свой мир с пустыми руками. Депрессия, просто разочарование и опустошение стерегло их на каждом шагу, уж лучше бросить то, что было, чем так маяться, да рвануть в Египет или Турцию, отдохнуть от трудов тяжких и бесполезных.

Какими бы учеными не были наши писатели, но они не могли знать, что Баба Яга была сорокапятилетней красавицей, Царевной лебедью на заповедном озере. Она никогда не была той безобразной старухой, какой рисовали ее злые и коварные художники, готовые ввести в заблуждение любого, а самим получить дар животворящий от той самой Бабы, а не старухи.

Кто-то из писателей, наткнувшись на Лебедь в дремучем лесу, даже полюбовался ею издалека, но они боялись русалок, не ведая, что те вовсе не в воде, а не деревьях у славян селились. Вот что значит понятия не иметь о славянской старине, тебя любой Водила или Аука вокруг пальца обведет и отправит подальше. Никому нельзя оставаться неучем, а писателю тем более.

Еще больше писатели боялись чертей, которые были только зеркальным отражением самого человека, и это черти должны были их испугаться, потому что люди превратили их в чудовищ и пугал, стали обзывать бесами. Наши самоварные творцы боялись всех духов, потому что для мертвых поэтов страшен любой живой дух, будь то Леший, Кикимора, Домовой, те, имен которых они не знали вовсе. И духи сторонились их в те времена. Духам не нужны были мертвяки, они стремились к живым, только с ними и оставались всегда.

Так и пришлось вернуться Писателям с пустыми руками назад в свои башни из слоновой кости, именуемые в народе хрущевками, а на большее они не заработали, увы. Они смотрели на свои прекрасные, но мертвые творения и понимали, что жизнь прожита зря, что ничего они не смогли сделать в этом мире, и пора было уже покинуть его, забыть о той неудачной попытке жить и творить… Так и ушли чуть раньше или позднее…

Уже встретившись на том свете, Мертвые писатели узнали друг друга и создали свое общество. Они мечтали только об одном – оживить свои мертвые творения и вернуть их в тот мир, чтобы труды не пропали даром. Разве не объяснял им Таинственный профессор, что рукописи не горят… А если они не горят, то их нужно оживить, не могут же бессмертные творения оставаться мертвыми. Тогда они и узнали о литературных сайтах, и решили прорваться в сеть, понимая, что это последняя возможность оживит своими творения. Они станут известны всему миру. У каждого творения найдется свой читатель. Кто-то запомнит их и оставит навсегда, передаст своим детям и внукам.

На разные лады повторяли эти слова окрыленные писатели, посылая нам в сеть свои творения, замирали в ожидании их оживления и искали упорно своих читателей. Но мертвым грузом висели произведения в сети, никто никогда не открывал их, словно на каждом стояла черная метка. А если кто-то и открывал, все равно не было никаких отзывов, все кануло в Лету.

Какой-то чудак собрал все творения на одной странице, а сверху подписал: «Общество мертвых писателей»… Когда писатели увидели это, сначала они обрадовались, им казалось, что это может привлечь к ним внимание. Они помнили старую истину о том, что человек умирает во второй раз, когда о нем забывают, и не хотели снова умереть… Но читатели и другие писатели, которые одновременно были и читателями, обходили стороной эту странную страницу, никто ни разу не открыл творения. Живые старались держаться подальше от мертвых.. Это закон жизни и это на самом деле так понятно.

– Они думают, что их творения живые, – усмехнулся самый старый и самый несчастный из мертвых писателей.

– Они живут надеждами на то, что это так, а надежда умирает последней, – отвечал ему другой мертвый писатель.

В нехорошей комнате на том свете повисло молчание.

– Если бы знать, что так все обернется, – вздохнул седовласый Пигмалион, писавший очень интересные рассказы, они были почти живыми, им не хватало только одной какой-то искорки. И если бы она попала на рукопись, то текст бы ожил, задышал, наполнился светом и энергией. Но не было той искорки там, а здесь ее просто негде взять.

В это время ветер распахнул прозрачные шторы и начался звездопад. Но разве могут падать все звезды сразу? Так не бывает ни на этом, ни на том свете?

– Это не звезды, это искры из небесной кузнецы Сварога, – догадался самый проницательный из них.

– Они сотворят пожар в мире?

– Нет, они упадут на некоторые творения, которые создают живые писатели, и вот тогда и родится то, что задышит, засверкает, обретет бессмертие.

– Почему же этого не случилось ни с кем из нас? – удивлялся самый пытливый и печальный из них.

– Потому что писателей слишком много, на всех искр не хватило…

– Но ты знал об этом, почему же не остановил нас.

– А зачем? Если бы вас не было, мы бы никогда не узнали живые творения, не смогли бы отличить одни от других… Королеву играет свита, а живых писателей должны оттенять мертвые.

Таинственный Профессор был невероятно жесток. Но впервые мертвые писатели узнали, что они были только массовкой, только толпой, только теми неизвестными мертвыми писателями, на фоне которых и должны были засверкать те избранные, живые, вечные, которым досталась искра из небесной кузницы Сварога, потому они и смогли сварганить свои произведения, так, что те заполыхали, задышали, ожили….

№№№№№№№

Печальный ангел рассказывал эту историю почти знаменитому писателю, у которого было издано уже несколько книг. Тот оторвался от очередной своей рукописи, прислушался…

– Ты хочешь сказать…

– Позвони любимой женщине, сходи с ней погулять на набережную, такая чудесная погода.

– Ты хочешь сказать, – настаивал он.

– Я хочу сказать, что жизнь прекрасна, и она быстро проходит. Никому не удалось вырваться отсюда живым, как говорит мой любимый актер.

– Нет, нет, мне нужно дописать мое творение, ты увидишь, оно будет самым лучшим, оно будет живым.

Он замолчал, взглянул на то, как сорвалась и упала звезда или искра из кузнецы Сварога… Почти знаменитый писатель позавидовал каком-то неведомому, далекому счастливчику, который работал не зря.

– Если искры падают, значит, у кого-то появится шедевр, – говорил ангел, – но ночь страсти с любимой женщиной, разве это не прекрасно? И ты можешь опоздать, она уйдет к другому или просто уйдет, и тогда никто тебе не сможет помочь ее вернуть.

Писатель опомнился, пелена спала с его глаз, чары растаяли, и он потянулся за сотовым телефоном. Только бы она была дома… Только бы она не успела уйти к другому. Если не везет в творчестве, то ведь должно повезти в любви, иначе, зачем мы пришли в этот прекрасный мир…

Глава 10 Покупал коня, а оказался осел

Наверное, когда Антон заявился следующим вечером, никто так не удивился его вторжению, как сама Анна. Явился парень без вызова и сказал о том, что у него сегодня оказалось значительно меньше работы, вот и решил передохнуть и свою работу вчерашнюю проверить. В этом Анна усомнилась, но спорить и истерить, как это в том самом Дурдоме происходит, не стала.

Она и смотрела его периодически для того, чтобы сравнить себя с молодежью, порадоваться тому, насколько она хороша, и как прекрасна ее жизнь на самом деле. А понять это можно было только в таком вот сравнении. На этот раз ей просто интересно было зачем этот юнец здесь. И вовсе не в сексе дела, она в этом не сомневалась, все о том вопило.

Пока Анна заваривала чай, они говорили о мире компьютерных технологий, о том, куда вообще все это может завести, и где они окажутся, когда раскрываются такие необозримые горизонты для творчества.

– Я вот и говорю о том, что никакие творческие объединения нынче не нужны, они даже вредны, потому что отнимают время и силы, и мало что могут дать взамен. Если все есть на экране компа, даже общаться можно вот так просто с теми же людьми. И не нужно идти куда-то, тратя при этом кучу времени и сил.

– Да я выходила туда, только чтобы по улице пройтись, и с людьми встретиться, – призналась она, – а остальное все могу сделать сама. С меньшими затратами энергии и значительно эффективнее. Тут ты бесспорно прав, дорогой мой.

Больше она ничего сказать не успела, потому что раздался звонок, настойчивый, упорный. Пришлось взять трубку, хотя она прекрасно знала, кто это звонит и что сейчас будет дальше. Этот сбежавший из дурдома был прекрасно ей известен. Он просто не мог не позвонить в силу своей подлой и сволочной натуры. О такте, порядочности говорить не стоило, да и разговаривать тоже, но она нажала на кнопку.

– Ну что, осталась, на чем болталась, могу поздравить с исключением из членов союза, теперь тебе почетным поэтом никогда не стать. Ни одного стиха в бесплатном сборнике не напечатаю, не жди даже, а ты чего хотела. Подвела нас всех, в грязь втоптала, и сдается мне, что ты все это специально сделала. Вот и получай по полной, чтобы духу твоего больше не было рядом с приличными людьми. И можешь рта не открывать, я тебе все сказал.

Если бы Антона не было рядом, Анна сказала бы ему все, что о нем думает, и такими словами, что отпало бы у него желание звонить ей вообще, ну а если бы не отпало, она бы его просто заблокировала. Но рядом с молодым человеком хотелось бы быть вежливой. Да она слишком мало его знала, чтобы раскрываться с такой скандальной стороны. И дернул же черт этого кретина позвонить сейчас, не нашел больше времени. И все же, когда он что-то такое еще лепетал, она, чтобы послать его подальше, наконец, произнесла:

– И тебе не хворать. Смотри, чтобы кирпич на голову не упал, – резко ответила Анна, и после этого нажала на кнопку.

№№№№№№№№

Анна резко выключила телефон и усмехнулась. Последнее слово осталось за ней, она тут же заблокировала тролля, чтобы он больше не разводил ее на эмоции. А оставалось только посочувствовать писательской братии. Ведь им оставаться с этим так называемым руководителем, который сам себя на эту должность и назначил, а теперь его оттуда никак не убрать. И как говорится писатель с возу, и жизнь хороша и жить хорошо.

Антону показалось, что рядом с ним настоящая ведьма, и ему стало и тревожно, и страшно, и радостно одновременно. Но разве не поэтому он сюда стремился и шел, ему надоело все пресное и обычное, захотелось чего-то такого вот яркого и неповторимого. А все, что ему хочется, может дать только такая вот дама прекрасная во всех отношениях, и если он шел сюда, еще не понимая, зачем и что собственно ему нужно, то теперь был уверен в том, что все к лучшему, и скучать ему тут точно не придется. И человек, в доме которого всегда были творческие люди, жили рядом, воспитывали его, мог вполне здраво оценить, куда он попал и что тут с ним может быть дальше. Одним словом, на этот раз выбор он сделал совершенно осознанно, и отступать уже не собирался. Как же быстро порой меняется наша жизнь, еще вчера ты понятия не имел о том, кто такая Аннушка, Анечка, а сегодня она уже твой друг товарищ и брат в одном флаконе, кстати, если Аннушка уже и разлила масло, то вполне возможно, что споткнешься совсем не ты, а кто-то другой а потому не стоит ничего бояться. Советовал же ему психолог верить в лучше. И он шел именно по этому тернистому пути с верой в лучшее. И жизнь становилось интереснее с каждым днем. Было еще тайное и не очень понятно, что заставляло его двигаться в ее сторону, но это были не отношения между мужчиной и женщиной, что угодно, только не такие отношения. И в последний момент, когда она сказала про кирпич, он уяснил для себя, что лучше у нее на пути не стоять, иначе точно спасаться бегством придется. Это больше всего и притягивало.

Глава 11 Упадет ли кирпич?

Какое же это упоение – работать за только что отлаженной машиной, способной творить чудеса. И как она сама, да и те, кто были до нее обходились без компьютера? Но сколько времени она не видела в нем никакого толка?

Анна вспомнила, как ее ученики уговаривали ее писать именно так, сев за компьютер, о котором она тогда не имена никакого понятия, вообще никого. И Олег вот так же сидел рядом на стуле и объяснял, что и как. Он часто задерживался и спал на том самом диване в большой комнате. Время было, конечно не таким взрывным, но отпускать его в полночь в другой район ей вовсе не хотелось. Пусть лучше думают черт знает что, чем обнаружат его избитого, а то и совсем убитого отморозками, которые чувствовали в нем классового врага, как любил говорить ее профессор, примерно так ее и встретивший на первой лекции. Борис Иванович был уникальным профессором, хранителей славянских древностей, и пришел в университет от сохи. Но вот то, что он родился в деревне и сделал себя сам, в это верилось с трудом, хотя потом так оно и оказалось, когда она изучала его архив уже после его ухода в мир иной.

Были ли тогда у Олега какие-то задние мысли? Вряд ли, но ему просто нравилось общаться с ней и помогать, да и что говорить, он был ее учеником, любимым учеником, что исключало все иные отношения.

Антон был мастером, она сама позвала службу спасения. Это не исключало каких-то отношений, если бы не его возраст, конечно. Нет, она не представляла себя таких отношений, да и думать о них в тот день не было времени и сил. Столько всего надо было сделать, да еще когда она выбилась из привычного графика и просто вкатиться в работу никак не могла, для творчества, как для молитвы, требовалась тишина и покой душевный, прежде всего, а его-то как раз и не было.

– Мне придется всю ночь работать, чтобы не сесть в тюрьму за долги мои тяжкие, ну может, как Достоевского не посадят, но ничего хорошего все равно не будет, – просто объяснила она. Порадовалась тому, что он знал, как там было у Достоевского, иначе спросил бы обязательно. Кто он вообще такой, для этого времени совсем не типичный молодой человек. Но она тут же забыла этот свой ключевой вопрос, память стала работать как-то странно.

– А я побуду тут, книжки почитаю, подежурю на случай, если сломается комп, ну если поступит вызов, придется идти, конечно, но так просто хочется отдохнуть немного, у тебя так мирно и спокойно и столько книг вокруг.

– Он может сломаться? – выдохнула Анна, и ей стало дурно. Она даже побледнела немного. Антон поспешил ее успокоить.

– Я хорошо его сделал, он не может сломаться так быстро, но чем черт не шутит, – прибавил он и сам немного смутился, чтобы она не подумала, что он специально что-то не доставил или не так установил.

Наверное, если ты хочешь добиться девчонки, то все средства хороши. Но главное слово здесь девчонки, старых писательниц это не касается вовсе. Хотя кто может знать, что у него в голове творится? – успела подумать Анна.

Антон засыпал довольно рано, наверное, он и правда устал от бесконечной работы и отдых ему был просто необходим, потому что всех денег все равно не заработать, а жизнь проходит, и проходит очень быстро, и никто не выбрался из нее живым. Он сразу почувствовал этот самый покой, которого в доме, где вечно ссорились родители, не было и в помине. Отдыхать там и просто выспаться было проблематично, не потому ли он так много работал, чтобы купить себе квартиру и поскорее съехать от них. Но сделать это было вовсе не так просто. Но что же его все-таки тревожило и тут? Не тот ли самый кирпич, о котором она сказала недавно, который должен упасть на голову тупому и наглому графоману. Он прочитал пару его стишат, жесть, что тут еще сказать, но не слишком ли жестоко даже для него тот самый кирпич.

Потом, когда Антон вспомнил о тех самых странных своих поступках, по поводу ночевки в доме писательницы, он был уверен, что какой-то Демон толкнул его туда не просто так. А именно для того, чтобы он создал для нее алиби и подтвердил, что был с ней этой ночью. И никуда она за всю ночь не выходила, по крыше с кирпичом не бегала, а сидела и довольно спокойно и сильно – привычка осталась от работы на пишущей машинке, – била по клавишам, так что и во сне он слышал, как шуршали они почти без остановок. Ведь и на самом деле, оказавшись в каком-то месте, меняя планы на ходу, разве можем мы знать, зачем туда явились, что на самом деле готовит нам судьба, орудием которой мы являемся. И потом и не вспомнишь толком, почему ты оказался в том самом доме, да еще остался ночевать. А может именно за тем, чтобы подтвердить что-то или опровергнуть, потому что ты просто Мастер, и у тебя нет с этой женщиной никаких отношений, вот и можешь говорить спокойно и уверенно, когда станут допрашивать следователи. А если даже и покажешь себя в не очень лестном свете, то это такая мелочь в сравнении с тем, что может случиться с невинным человеком из-за того, что подозрение падет на нее в том числе. А это только в сериале «След» симпатичные полицейские разбираются во всем так круто, в жизни ничего такого нет и быть не может. Хватают тех, кто послабее и менее защищен связями, заставляют его признаться во всем, и подтягивают факты и экспертизы под это признание. Иначе, как говорил один из них, не будет раскрыто ни одно дело.

Но обо всем этом он думал позднее, а тогда только о кирпиче, который упадет на чугунный черепок графомана и подумал, решал в полудреме упадет он или не упадет, потом решил, что чтобы это узнать, надо задержаться в доме писательницы. А так как кроме работы ни девушки, ни жены, никого у него не было, то это не составило Антону большого труда. Кстати, только во сне он понял, почему потянулся невольно к писательнице. Причины для этого оставались в его сказочном, почти сказочном детстве.

Глава 12 Сон программиста

Все наши радости, беды, комплексы родом из детства, в том нет никакого сомнения. Как ни старался Антон позабыть то, что случалось с ним когда-то, оно снова врывалось в его жизнь. Порой огонь воспоминаний затухал, а потом разгорался с новой силой.. Вот и этот сон на месте, которое не было уже для него новым, тоже оттуда из счастливого, безоблачного детства. Ему снилась старая дача, та самая, которая была давно продана родителями, и там он видел прабабушку Елизавету – самое странное создание в его жизни. Она была такой худой и стройной, что издалека ее можно было принять за подростка. Но если она приблизится, если взглянуть на ее наряды, то она казалась явившейся из прошлого века, так они были странны эти ее белые или кремовые одежды. Антон не любил театра, и костюмированных фильмов почти не смотрел, а потому все принимал за чистую монету. А еще одна странность – у нее всегда под руками были толстые тетради, и она все время что-то писала, быстро заполняя красивым почерком белые листы, и задумчиво смотрела вдаль, словно старалась там что-то разглядеть этакое.

Бабушка ворчала, говоря, что кроме романов она ни о чем другом не думает. А Антон тогда еще не ведал, что так называются книги, а не отношения отца и матушки, например. Тайна многозначных слов им была еще не открыта вовсе. Потом, когда бабушки уже не было в живых, он понял, наконец, что она писала книги, истории из старинной жизни, которые он и представить себе не мог, потому что истории про будущее его могли как-то заинтересовать, но вовсе не истории из прошлого. Зачем, туда он не пойдет, они не могут ему пригодиться, они уже прожиты и забыты. Сегодня, просыпаясь в комнате у писательницы Анны, он припоминал сон, снившийся ночью, ему в первый раз захотелось взглянуть и понять, о чем же она писала, чтобы рассказать Анне о прабабушке, похвастаться тем, что и в его роду были такие вот особы. Значит, если бы не Анна, то и бабушка Лизавета не смогла бы вернуться в реальность и навсегда оставалась бы в прошлом. Какие странные связи существуют в мире, нереальные, непонятные, незримые…

Он впервые задумался о том, что эти романы не были никогда опубликованы. Это и невозможно было в те времена, как бы гениальны они не были, если были. Конечно, их бы никто публиковать не стал, до возвращенной литературы серебряного века, о которой он услышал накануне от Анны, была еще четверть века, не меньше. Зачем она все это писала, для кого и для чего? И тогда подумалось Антону, уж не она ли, из своего того света привела Антона к Анне, чтобы напомнить о себе, чтобы оправдаться за то, что она недостаточно времени ему уделяла, ведь дела ее были важными, очень важными, не так ли? И то, что творилось так долго и упорно, должно было рано или поздно появиться на свет. И не ему ли придется этим заняться? Погрузившись в прошлое, Антон услышал ее голос:

– Я не стремилась прославиться, мне просто нравилась работа, и скоро я стану такой же знаменитой, как Джейн Остин, жаль, что правнук мой ничего не хочет читать, ошибся Осип, когда говорил, что наше наследие, минуя внуков к правнукам уйдет.

Антон, плохо понимая о чем речь, все – таки старался запомнить то, что она говорила, потому что решил, что утром за чаем обо всем спросит у Анны. Кто такое Осип, и какое отношение он имеет к бабушке, о романах, которые не горят и не забываются, и за беседой, наконец, сможет рассказать о бабушке.

Да, о Джейн Остен он узнал от своей первой девушки, то й самой с которой он стал мужчиной. Впечатления писательница на него не произвела, и фильмы, которые они смотрели вместе, казались нудными и бесконечными, зачем так много ходить и беседовать, когда есть дела поважнее. Но сказать девушке о том Антон не решился, потому что боялся ее потерять. Но даже под угрозой потери первой женщины он не стал читать эти книги, наверное, и поэтому тоже они расстались. Можно ли расстаться из-за того, что Антон не осилил ни одного творения Джейн Остен? А почему бы и нет, если им не о чем было поговорить, ведь отношения – это, прежде всего умение говорить друг с другом, слышать и понимать.

– Странно, как много может значить дама из далекого прошлого, – сказал он тогда на прощание, а теперь вот все казалось совсем другим. Анна и сама была из прошлого, пусть и не такого далекого, как английская писательница, и бабушка Лизавета, но все-таки это другое поколение.

Но в то утро Антону так и не пришлось рассказать о своем сне, потому что после затишья наступила буря. Когда Анна готовила завтрак, все и началось. Но это случилось чуть позднее. А пока Антон досматривал свой сон, и казался безмятежным и даже спокойным. Хотя ведь поменьше мере, было странным вот так ночевать в чужом доме без всякой веской на то причины, но чего только не случается с нами в юности, и часто вовсе не то, о чем мы пытаемся думать и мечтаем.

№№№№№№

Пока Антон спал на новом месте и видел свои удивительные сны, Анна дописывала свой лучший роман, и оторваться от него ну никак не могла. Даже если бы началась война, и прогремел взрыв, она не заметила бы и этого, кот Баюн не даст соврать, он лучше всех остальных котов знает, что такое творчество, и как оно порой затягивает в паутину грез, заставляя выходить в своем иное пространство и время. Выходить, бродить там и возвращаться назад далеко не сразу. Вот потом и думай, какая реальность вторая, а какая -первая

Глава 13 Эпилог сгоревшего романа

Записки писательницы, продиктованные котом Б

На камин наплыла громадная тень – глыба мрака.

Арсений помедлил мгновение и швырнул рукопись, а потом диск в огонь. Охранник, огромный детина и страстный почитатель таланта Алины, поморщился и сжался… Он не мог поверить, что министр (так они между собой называли патрона) на это решится.

Не мог же он так просто уничтожить ее лучший роман, лучший, Арсений в том не сомневался, и его вкусу можно доверять, сколько их гениальных было на его веку.

Значит все напрасно, зря он терпел этого тупого, грубого, жестокого министра, и все ради того, чтобы как-то если не защитить, то предупредить его милую жену, а все романы, которые она писала все эти годы, а он читал, читал первым, потом приобщался весь остальной узкий круг их друзей и знакомых..

То, что именно этот роман сожрет пламя, такое Охранник и представить себе не мог. Ведь они вместе с Алиной были почти у цели, еще один шаг, один миг, и можно праздновать победу.

Диск, этот осел догадался, что нужно сжечь и диск, а он как герой известного романа готов был броситься в камин, чтобы достать, спасти, уберечь… Но стоял неподвижно. Да и как можно было ревновать Алину, их Алину к этому юнцу, да еще футболисту, да вратарю.

Нет, вратарь, он конечно, хороший, в футболе охранник разбирался не хуже, чем в литературе. Особенно после того, когда его любимый олигарх купил футбольную команду, пришлось разобраться, чтобы миллиардер не стал миллионером в один миг.

Но Алина просто издевается над ними над обоими и над своим тупым мужем и над литературно одаренным охранником…

Диск корчился в огне, от бумаги (накануне Охранник заботливо распечатал только что законченный роман) осталась гора золы. Сгоревший роман даже не смог согреть огромного холодного зала, в котором оставались эти двое одиноких, брошенных мужчин.

– Она вернется, – прохрипел Охранник, который готов был задушить своего шефа, но что-то его пока удерживало от решительного шага, не уголовный кодекс, плевал он на УК, руки коротки у милиции-полиции.

– Пусть попробует, – подпрыгнул от ярости тот.

– Не попробует, не ждите, – раздался рядом странный голос, хотя никого не было в замке, или кто-то все – таки проник.

Охранник и Арсений посмотрели друг на друга, оба потянулись за оружием, но друг в друга ли они собрались стрелять или в кота Баюна, неожиданно оказавшегося с ними (а кто еще мог сюда пробраться, дураков не было), этого нам никогда не узнать.

№№№№№№№№

На бреге Иртыша, вдали от людей и машин, там, где когда-то тонул Ермак, а потом задумчиво стоял самый красивый адмирал, стояли двое, высокий парень и стройная дама лет сорока последнюю дюжину лет не отрывавшаяся от компа и строчившая романы.

Она писала не ради славы или заработка – и в том, и в другом она никогда не нуждалась. Она писала, чтобы отключиться, вырубиться из реальности, если можно совсем и на всю оставшуюся жизнь. Ее нельзя было назвать праздной бездельницей, как многих подруг ее круга, продавцы дорогих бутиков ждали ее напрасно, местная тусовка понятия не имела, кто она такая, некоторые вообще сомневались в том, что жена Арсения существует в реальности, а те, кто не сомневались, махнули рукой и забыли о ней навсегда.

Она писала свои романы, чтобы вырубиться из жизни, в которую ее бросил отец, задолжавший Арсению огромную сумму и погибший при странных обстоятельствах, и как княгиня Рогнеда, оказавшаяся в руках проклятого князя Владимира, которого она в шутку называла Святым, там и Алина, должна была как-то существовать в предполагаемых обстоятельствах. Своего мужа она тоже называла Святым, а себя Гореславой. К реальности она возвращалась несколько раз, в первый, когда у мужа появился Охранник, и она заметила, как он тайком читал одну из дюжины рукописей, уверенный, что она ничего никогда не заметит, даже того, что он пришел на службу обнаженным, и из всех вещей на нем только часы. Это правда, она могла не заметить и этого. Но в тот день, что-то отвлекло ее, и она увидела, как Макс читает рукопись.

– Тебе нравится? – спросила она, – не смей лгать, хвост вырву, рога обломаю.

– Это лучшее из всего, что я читал, – признался он.

– После Колобка, или Курочки Рябы?

– После «Тени ветра» и «Игры ангела»

Алина смогла оценить уровень, тем более, когда он начал цитировать те творения дивного испанца, которые и она запомнила почти наизусть…

С тех пор так и повелось, он читал рукописи- то одну, то другую… Она приобрела единственного реального читателя. Но писала все равно только для того, чтобы подальше уйти от мира и от реальности.

Во второй раз она врубилась в мир, когда Макс притащил пачки книг, уже изданных на бумаге, он как-то уговорил Арсения издать ее романы.

Как ему это удалось, скорее всего, шантажом, или тот проиграл ему крупную сумму. Впрочем, Алину это не интересовало, как все остальное, что вокруг нее в этом замке теней происходило. Она посмотрела на изданные книги и поняла, что из ее охранника выйдет классный издатель, конечно, если они с ее мужем поменяются местами, на что не стоило надеяться.

И в третий раз она очнулась и врубилась в реальность, когда на темной дороге, возвращаясь из магазина, – раз в год она все-таки туда отправлялась, не голой же ходить по дому, так вот в тот раз она сбила высокого светловолосого парня, который непонятно как там у нее на пути оказался.

Ничего серьезного, несколько царапин, но когда она бросилась к нему, чтобы выяснить, что с ним случилось, не погиб ли он, не ранен? Она просто вцепилась в него, и не разжала объятий, пока не убедилась, что он цел и невредим. По праву пострадавшего, парень пригласил ее в кафе, и она не смогла ему отказать, хотя Макс уверял, что это еще парень ей должен, а не она ему.. Они встретились в тот день, когда был дописан только что сгоревший роман.. Роман и на самом деле был лучшим, может быть, потому что писался в предчувствии страсти, в преддверии любви… Только похоже, что кроме Макса никто никогда этого не узнает… Роман просто принесен в жертву реальности, а что еще мог сделать ее муж?

№№№№№№№№

Охранник яростно набирал ее номер.

– Он сжег и рукопись, и диск, Алина, ведь ничего не осталось, – хрипел в трубку Макс.

– Осталась жизнь, – услышал он в ответ.

– Но что мы будем делать?

– Жить…

– Ты совсем ничего не понимаешь, ты меня слышишь, черт тебя побери, идиотка. Опомнись, очнись и попроси у него прощения, он тебе простит, я знаю, а не захочет, так заставим.

– Я счастлива.

– Проклятие, да как же так можно, ты погубила шедевр…

Но на той стороне уже отключились, даже он больше ничего не смог сказать. С фанатами всегда так поступают безголовые писательницы, он не первый и не последний… Макс подошел к камину, заглянул за решетку, ему хотелось поверить в чудо и убедиться, что рукопись не сгорела. Чуда не случилось, или все-таки оно произошло? Нет, он вызовет программистов, говорят, что сейчас можно восстановить даже стертую информацию, Арсений не настолько умен, чтобы затереть все следы. Да он даже и не собирался это делать. У него все получится, она ему еще спасибо скажет…

Нельзя же быть такой безголовой и счастливой, особенно если у тебя есть дар, рукописи должны гореть, но не сгорать, разве в мире есть что-то более значимое и дорогое, чем литературный шедевр? Для него точно не было, а для нее? Она еще пожалеет обо всем или не пожалеет? Да что вообще творится с этим миром, раньше они в ярости жгли деньги, теперь рукописи? А что ему скажут в небесной канцелярии, ведь он должен был сохранить и эту рукопись, но не смог. За то, что она стала живой и счастливой, вряд ли его по головке погладят. Охранник почесал рог, взглянул в старинное зеркало, в котором на этот раз не отразился, и исчез. Как и его Алина, он покинул это пустое место, в котором даже Домового не обнаружилось, ушел навсегда, не получив расчет от шефа. Ничего, рассчитается с ним потом угольками. Вот вам и эпилог сгоревшего романа…

Глава 14 Вторжение кота

Старуха смирилась с тем, что скоро придется этот мир оставить. И хотя ее подруги все еще влюблялись в молодых – было в то время какое-то дурное поветрие, становились моделями, путешествовали, едва перебирая ногами, она так отчаянно за жизнь не хваталась, потому что на кладбище шла мимо могил, где все или почти все были младше, чем она. И значит, ей все-таки повезло в жизни или наоборот, сильно не повезло. Высказывание любимой актрисы о том, что долголетие дается далеко не всем, и в награду, она воспринимала скептически, потому что видела как в одиночестве и полном забвении умирают самые яркие, когда-то красивые и знаменитые. Наверное, это все-таки серьезное испытание и надо постараться еще что-то сделать важное, уж если бы задержался в этом мире так надолго.

Но явление кота и горе-поэта вдохнуло в нее новые силы. Хотя вместо Мастера кот явил ей махровое графомана, но ведь она прекрасно понимала, что ее предназначение вовсе не в том, чтобы спасать гениальный роман. Если сегодня и были гениальные, то все они таились где-то в папках автора, а может быть на флэшках, а то и в столе по старинке. Отыскать их еще труднее, чем бутылку с посланием в море. И она вовсе не похожа на того мифического великана, который тянет свои сети, чтобы выловить душу из пучины. Но если не спасать Мастера, что же ей остается? Избавить мир от того, кто насилует людей своими ужасными творениями. Если бы она встретила его случайно, а не кот притащил ее на встречу, она бы благодушно решила, что пусть живет, что это лучше, чем сидеть в гараже, играть в домино или пить пиво, валяясь на диване. Одним словом, махнула бы рукой, но именно Баюн напомнил ей о золотом веке, о золотой цепи – той древней письменности, которую уничтожили Кирилл и Мефодий. Она никогда не отмечала дня письменности, как праздника, скорее как день траура по утраченному славянству. Все время думала о том, что в стране, где был и творил Пушкин нельзя смириться с тем, чтобы появись такие Васьки и так агрессивно воздействовали на этот мир.

Марго понимала, что расправляться надо с теми, кто принимал его в СП, кто врубил для него зеленый свет и позволил себя таким считать, а ведь у нас всегда стрелочники виноваты. Но если посмотреть с другой стороны, боремся мы с тараканами и мышами, а не с теми, кто их создал, и надо выбирать дело себе по силам. Так приговор данному графоману был уже подписан, и его исполнение оставалось только делом времени.

Марго вспомнила своих любимых студентов из самого первого выпуска, когда она, выпускница Казанского университета, приехала в град на берегу Иртыша, чтобы сеять разумное, доброе вечное. Теперь уже у них выросли сыновья и подрастают внуки, но она видела, как проводит семинар ее любимый Серж Павлов, у которого званий и наград хватило бы на всех выпускников вместе взятых. Тогда ей показалось, что он слишком суров к молодым поэтам, особенно милым девушкам, но потом она поняла, что по-другому нельзя с теми, кто небрежно относится к слову, не понимает что творит, не представляет, как это должно быть. Он так и остался воином без страха и упрека, и после времен возрождения и возвращения литературы наступил тот самый застой, а потом и вовсе падение ее в пропасть. И не только для ее студентов, но и для нее самой наступил час икс, когда надо было хоть что-то сделать для того, чтобы все изменилось. И начинать надо, конечно же, с такого вот деятеля. Так за то странное утро старуха убедила себя в том, что возможно это самое главное дело в ее жизни.

Кот остался доволен. Она не просто поняла и приняла все, что он хотел сделать, она поняла все правильно. И не так сложно найти настоящего Мастера и поддерживать его во всем, значительно сложнее не отмахнуться от того, кто губит все, что есть и не остановится сам. Кот понимал, что он примеряет на себя шкуру совсем другого своего сородича, который жаждал творить зло, но совершал все время благо, но если таков мир и таковы поэты, то есть ли у него выбор. Конечно, гладко было на бумаге, но забыли про овраги. Но оба они при этом готовы были броситься в сражение, и никто и ничто их не остановит.

Глава 15 Пробуждение

В реальности все было не так красиво и определенно, как в его снах, Анна была погружена в работу и, скорее всего, даже позабыла о том, что он был в ее доме, как и о самом доме забыла тоже. Были такие дни и недели, когда она пребывала где-то в середине рукописи очередного романа, как в середине плаванья, когда ни к одному берегу еще нельзя было причалить. Возвращаться назад она не собиралась, а чтобы двигаться вперед, надо было проделать тот самый путь в неизвестность, вот она и была там. Подходила к холодильнику, жевала холодный плов или макароны, не ощущая вкуса пищи, так, чтобы желудок был чем-то заполнен, и возвращалась назад, немного размявшись по дороге. В глубине души она понимала, что такое сидение на месте здоровья ей не прибавит. Но по большому счету это было и не важно, как отважному, немного сумасшедшему капитану, ей надо было вести свое судно в родимый порт, поставив там последнюю точку.

Вот и теперь, почувствовав, что кто-то есть у нее за спиной, она удивленно повернулась, и только потом вспомнила, что парень остался ночевать у нее. Странно, вероятно, когда он что-то говорил об этом, она просто отмахнулась, блуждая в лабиринте сюжета своего творения, которое конечно должно было стать самым лучшим, как и каждое, написанное ранее.

Но пришлось отвлечься, и отправиться на кухню готовить завтрак, пока он принимал душ. Она уговаривала себя, убеждала в том, что так даже лучше, она немного отдохнет от процесса творчества, чтобы потом погрузиться в него с еще глубже и яростнее.

Антон говорил что-то о своем сне, как только вышел из ванны, она пыталась услышать и понять, что он хочет до нее донести, но не успела, потому что в это время раздался телефонный звонок. Такой резкий и требовательный, что она невольно потянулась к трубке.

Парень невольно замолчал и взглянул на нее, потому что сразу понял, что это не какая-то реклама, предлагающая вам самую лучшую кредитную карту или лечение в только что открывшейся лже-клинике, которых развелось, как поганок после дождя и становилось все больше и больше. Уж они не только кредиты вам вручать, но и на кладбище отправят, глазом не моргнув.

Нет, это было что-то совсем другое, заставившее Анну пробудиться от своих грез и вернуться в суровую реальность. Она даже не поняла, кто это был из общих знакомых, явно кто-то из писательской братии, они там все на одно лицо, так вот именно этот Костя или Коля сообщил ей о том, что Василий найден мертвым с проломленной головой, ударили его чем-то тяжелым и твердым, возможно камнем каким.

И теперь, конечно, им всем придется побеседовать со следователем, и хорошо бы не попасть под подозрение, и остаться только свидетелем гибели поэта. Что-то подобное звонивший и сказал. Она не могла ручаться только за порядок слов. Но суть от этого все равно не менялась. Отключив телефон, она повторила Антону то, что услышала.

– Графоманище убит, его нашли с проломленной головой.

Он так и сидел с открытым ртом, как герои знаменитой пьесы, когда им сообщили неприятнейшее известие. Наверное, не только на сцене такое повторяется снова и снова. Да и могла ли реакция быть другой?

– Я так понимаю, что скоро меня посетят ребята из полиции, чтобы раскрыть преступление по горячим следам, тебе лучше уйти, мальчик мой, -торопливо заговорила она.

– Я тебе пригожусь для алиби, если что, – возразил резко Антон, ну чем не рыцарь меча и кинжала.

Но он даже не пытался скрыть своего удивления в крайней его степени. Сбылось то, о чем она говорила накануне.

А он еще не знал, о чем она писала. Это должен быть фрагментарный роман о творчестве и творцах, и все тенденции там уже проступали, не было только того самого героя-писателя, который должен был связать все эти части воедино. И вот теперь эти главы предсказывали и показывали все, что сегодня творилось с этом мире. Конечно, Васек не тянул на главного героя, но зато в этих главах было все, что могло бы объяснить это происшествие, потому она достала рукопись, чтобы перечитать все, что было написано накануне, за год до происшествия, и так точно попало в точнку.

Глава 16 Содружество мертвых поэтов

Записки кота Б

Разве вы сомневаетесь в том, что люди летают по ночам? Душа отделяется от тела и уносится куда-то в иные времена и миры. Выше и дольше всех летают души поэтов, конечно, если они живые.

Сказ о мертвых душах возник не случайно, и не на пустом месте, а уж Николай Васильевич знал, о чем он писал, он видел дальше и больше многих.

Вот и наш современный Чичиков, фамилия которого была впрочем, Оболенский, вот именно Захар Оболенский, скупал по дешевки души. Ну не совсем мертвые, когда он их покупал, души были еще живые, хотя и дышали на ладан, и творил Захар из них литературных рабов. Тех, кто напишет достаточно книг под брендом Донцова, чтобы на те самые деньги издать все, что ему захочется, но прибыли вряд ли получить…

Захар Оболенский был издателем от бога, а может и от Дьявола, но не в этом суть, в его Издательстве среди прочих выходили самые лучшие книги, и работали самые быстрые и самые умелые литературные рабы. Сам Захар успокаивал себя, говоря, что еще у Дюма были такие ребята, а кто интересно коней и природу дорисовывал его любимому художнику Рубенсу.

Именно Рубенс осветил личность нашего гениального издателя: широта, мощь, красота и оптимизм вселяли и в его душу радость. Захар был уверен, что он станет королем издателей и издателем королей. И то и другое было сложнее, чем стать художником королей и королем художников для его любимого Живописца, особенно если вспомнить о дикой конкуренции в этом бизнесе.

Со мной будет спорить только тот, кто никогда и близко даже к маленькому издательству не подходил, а у Захара было большое, очень большое. И никто не сомневается, надеюсь, что он стал и тем и другим.

Главный литературный консультант, угадайте с трех раз, кто это был из нашей любимой свиты Мефистофеля – правильно кот Баюн – это он питал слабость к классической литературе, и терпеть не мог макулатуры, расправляясь с ней безжалостно. И у него были на то основания, последним, кого он на Парнас затащил, сами знаете, кто был.

Так вот, заглянув в ИД (почти Ад) Захара Оболенского, Рыжий был потрясен (оказывается его еще что-то могло потрясти) тем количеством и тем качеством книг, которые там были. Что греха таить, у других – то на тысячу макулатуры выходила одна приличная книга, а у Захара каждая седьмая, такая, что не хочешь – купишь или украдешь.

Рыжий прихватил с собой целый рюкзак для первого знакомства, и знал, что зайдет еще без всякой навязчивой рекламы. Реальность превзошла все ожидания, и скоро таинственный читатель круглых очках поселился в одной из уютных комнат, где днем работали литературные рабы, а ночью кот Ученый читал вышедшие в свет книги. Это вам не нехорошая квартира и не библиотека даже, это самая пуповина зарождения и появления на свет книги – место уникальное, таинственное, и правит там Книжный дух, Домовые отдыхают и нервно курят свою махорку.

Вот с одним из таких, особенно влюбленных в Захара Книжных духов и столкнулся однажды Рыжий.

№№№№№№№№

Что случилось между духами, сказать трудно, но ничего плохого точно не случись, уж поверьте. Только с той поры наш Захар окрылился, и стал он писать стихо-творения, очень хорошие стихотворения, в каждом из них была та искра, которая заставляет поэтический текст жить и дышать, чаровать других. Захар сначала не поверил в то, что такое с ним могло случиться, и ненароком подбрасывал рукописи со стихами то одной, то другой из своих сотрудниц. А потом слушал, уединившись в кабинете, что они говорят о прочитанном. Захар мог им доверять, потому что нигде не было намека на то, что это его рукописи.

Да за глаза о своем патроне, особенно Поэте, девицы говорят такое. Уж если даже их обожаемый Булгаков поэтов не любил, то, что говорить об остальных… А все они любили Булгакова, и все им сотворенное, по такому принципу Захар их и набирал. Одним словом, все единогласно решили, что появился новый гений, пророк, властитель дум. Эти слухи дошли и до Баюна с Мефистофелем, которые не могли остаться в стороне от такого события.

– Что ты о том думаешь? – спросил Рыжий у Мефи, листая рукопись.

– Думаю, что ты хорошо поработал, а Книжный дух ему помог не меньше, чем кот ученый.

Бес проявил странную осведомленность в делах творческих.

– Да уж знаю, не дурак, но что мы будем делать с отличным издателем, который Пушкиным себя считает?

Заговорщики переглянулись, и решение приняли тоже единогласно. Им никто не мог помещать, даже сам Велес, да он в то время глотал один из последних шедевров, творение великолепного испанца, названного: «Игра ангела»

№№№№№№№№№

Все газеты и другие СМИ в полдень сообщили о том, что в самом центре города на метромосту, новенький Лексус потерял управление, машине как-то удалось, не задев другие автомобили, перелететь через ограждение и рухнуть в Иртыш на полной скорости. Этот полет удалось зафиксировать камерам наружного наблюдения, которых там был значительно больше, чем ГАИшников в городе. Как выяснилось, за рулем машины находился успешный издатель Захар Оболенский, и тело его из машины вытаскивали водолазы… Но это все суровые будни, а вот душа Поэта тут же поднялась на небеса, постаравшись забыть о том, что только что происходило на земле.

Захар поднимался все выше и выше, ощущая упоение в полете и понимая, что вот сейчас он и напишет свои лучшие строки. Но пока он просто наслаждался простором, голубым небом и серебристыми облаками, которые становились все ближе и ближе. Радостно подумал поэт о том, что не нужно до позднего вечера сидеть в кабинете, а можно отправиться на свидание с Ксюшей, его самой талантливой лит. рабыней на которую он положил глаз, да все никак не мог заняться делом. Вернее, делами они оба занимались, а вот тем самым, из-за которых рождаются стихотворения, а то и целые поэмы – не мог, времени катастрофически не хватало. Да и побаивался немного, ведь говорили же Блоку, что прекрасная дама не должна становиться любовницей, или женой. Да и не важно кем, она должна быть далека, как самая яркая звезда. Вот и медлил поэт. А ведь теперь времени у него было больше, чем достаточно.

Глава 17 Поэт на том свете

Мертвые Поэты разбрелись каждый в свой домик, увитый плюющем, их там днем с огнем не отыскать, все пытаются бедняги шедевры написать, уверенные, что им на земле просто времени не хватило. И наткнулся Захар на писателей из того самого Общества Мертвых Писателей, с которым мы с вами уже сталкивались.

Писатели приняли его радушно, они помнили и знали, сколько прекрасных книг он издал, и хотя там не было их книг, они просто не совпали по времени, но у каждого была надежда на то, что если бы совпали, то обязательно бы Захар их издал. Да и тут можно заняться тем самым делом, что и на земле. Значит, у каждого есть шанс и надежда быть изданным, а потом и на землю книжки можно переправить с каким-нибудь медиумом. Вот тебе и посмертная слава, которая всегда ярче и круче обычной.

Правда, последнее его увлечение Поэзией вызвало у них легкую иронию, переходящую в глубокий сарказм, но они считали, что это так, случайные черты, прихоть, которая не воплотилась даже в книге, а значит, и нет никакого Пророка Захара, а есть издатель Оболенский, который и на небесах продолжит заниматься своим делом, а значит…

Надежды умирают последними, и им скоро пришлось умереть даже в душе самого доверчивого из писателей. Захар строчил свои стихотворения и поэмы, и на воле, на том свете, они были еще выше, еще краше, еще лучше…

Только запал его быстро закончился, потому что ни его Музы Ксении, ни Вдохновения больше не оставалось. А место его заменила горечь и сожаление, о том, что могло быть, да не случилось. А ведь его предупреждали о том, что никто еще не вырвался из лап смерти, и надо торопиться жить, как будто это последний день. Почему же он не слышал и не творил этого там? Да, да теперь, когда было поздно и ничего не исправить, Захар думал много и мучительно об эротике, и что греха таить о сексе.

Вот тут и на улице писателей, чьи надежды обманул Захар, наступил праздник, опережая друг друга, они заявили ему о том, что секса здесь нет, и больше никогда не будет. И всем этот мир хорош, кроме этого самого скверного, ужасного, прекрасного действа, которое может происходить с ними только на земле.

Захар усмехнулся, вспомнив старую передачу и тетку, которая говорила то же самое, но потом приуныл, понимая, что мертвые писатели, скорее всего не врут, его тут действительно нет, он весь остался на земле. Это оказалось самым страшным открытием для души молодого, но гениального поэта, который только теперь и собирался сотворить все, что было задумано.

Но как это сделать? Если нет страсти, нет вдохновения, что это за любовь такая, которая поднимает все выше и выше, но не дает ощутить настоящего соединения с женщиной, той разрядки, того экстаза, который невозможно купить за все деньги и блага мира. Но он успел убедиться в том, что и денег тут тоже не было. Ведь бабушка еще говаривала, что туда ничего не унесешь из привычных богатств, у гроба нет карманов..

Нет, может быть, Данте это открытие и нравилось, и приводило в восторг, а Захара привело в уныние… Видя, как он бродит, ничего не видя и не слыша, натыкаясь на других, и ни строчки не написал, добрый сказочник МагАлиф не выдержал, зная, что его могут изгнать из сообщества, отлучить мертвые писатели, он все-таки пошел к Захару, кое – как расшевелил его и поведал страшную тайну.

О чем они говорили, кто его знает, только в первый раз за все время Захар улыбнулся, а потом, на закате он и вовсе исчез, словно его и не было. Куда пропал бывший издатель и молодой поэт – этого никто не ведал, но это и не интересовало тех, кто скучал в раю

№№№№№№№№

На берегу реки, у полыхавшего костра оставались девушка и юноша, они, не отрываясь, смотрели друг на друга и ничего и никого не замечали…

Одежды медленно сползали с их тел, они были уже обнажены и прекрасны, Захар следивший за каждым движением, любовавшийся каждым изгибом юных тел, чувствовавший их дыхание, слитое в единый поток, наконец, понял и ощутил то, что с ними творилось. Их энергетика слилась с его страстным желанием пережить еще хотя бы раз высшее наслаждение, быть причастным к страсти и нежности, достичь экстаза чувств..

Захар ликовал, его стихотворения останутся живыми, они будут полыхать и не гаснуть, потому что, как и древние славяне, он познал главную тайну мира – живые должны быть вместе с мертвыми, шагнувшими за черту, они не могут и не должны разлучаться, только тогда в мире будет гармония и лад. Нас нельзя отрезать от них, их нельзя отрезать от нас, костер небесный и земной сливаются в один огонь, и он полыхает все выше и выше. Вот это и была страшная тайна, о которой он неожиданно узнал от таинственного старика, называвшего себя МагАлифом, кто он был на самом деле, а черт его знает, но это и не важно, главное, что туда снова можно вернуться, и приобщиться к миру живых.

Нас всех умертвил князь Владимир, когда начал крестить огнем и мечом, тогда и появились мертвые души, а живые провели всю жизнь в бесплотной борьбе с мертвыми, и эта битва происходила и на земле и в небесах.

В тот момент и влюбленные, заряженные его силой и энергией, чувствовали особенное вдохновение, благодаря ему, они навсегда останутся вместе, потому что этот мужчина не сможет оставить эту женщину ради любой другой, только она одна, только единственная будет царить в его душе. И Велес никогда не призывал бросить родных и близких и с чужими пойти за ним неведомо куда, непонятно зачем.

И лишь он будет по настоящему счастлив, ведь ему не надо миллион менять по рублю, чтобы всю свою жизнь искать и не находить что-то новое, что-то совершенно особенное, заранее зная, что он этого не отыщет.

№№№№№№№№

Баюн чувствовал свою вину перед любимым издателем, плохой из него получился хранитель, если он позволил Мефистофелю и другими бесам совершить такое. И все, что ему оставалось, пробраться в домик поэта и забрать оттуда рукопись дивных стихотворений, а потом издать их – пусть получат несчастные люди этот великий дар живого ПОЭТА, узнавшего величайшую тайны творчества и того света, который остается светом, а не тьмой, что очень важно знать тем, кто боится смерти.

На каждой странице этого сборника полыхал огонь, рукопись горела и не сгорала, и пламя ее зажигало любовь и страсть в душах тех, кто прикасался к этому огненному сборнику…. Баюн заглянул к Мастеру:

– Мессир, вы по-прежнему будете утверждать, что не любите поэтов? А загляните сюда…

Мастер молча листал Огненную книгу, и слабая тень улыбки освещала его лицо…

– Этот просто познал тайну бессмертия, – услышал Баюн.

Ну что же, значит и их труды и хлопоты не прошли даром…

Глава 18 Допрос с пристрастием

Не надо ходить к гадалкам, чтобы узнать о том, что следователь придет к Анне, ведь это ее последнюю с треском и скандалом выгнал из СП Василька – вот именно Анну. И стараясь отвести от себя подозрение, любой из писательской братии припомнит то происшествие и назовет именно ее, это же очевидно. Хотя в детективах никогда не бывает такого, чтобы виноват оказался тот, кого заподозрили первым, так это же в детективах, а не в реальности, тут главное по горячим следам раскрывать все, и хвататься за то, что очевидно, и свидетелями были все, кому не лень. Они ругались- ругались, он ее выгнал, и как может отомстить женщина за такое оскорбление – кирпич на голову бросить, не больше и не меньше. Все сходится, остальных можно оставить в покое и дать им трудиться на благо общества.

№№№№№

Следователь Свистков с писательской братией был знаком давно, так уж получалось, то один из них побил другого, то рукопись украли, а у вора и жизнь отняли, да много чего там было в свое время. Но на этот раз преступление явно громче остальных, сразу получило широкую огласку и ему спуску точно не дадут, поэт, черт бы его побрал. Вадим подзабыл на миг, что черт его уже побрал, а теперь ему и предстояло найти того самого черта или ведьму, это уж как повезет, и прокрутить еще одну дырку на погонах для звездочки при удачном стечении обстоятельств, конечно.

Но пока надо было землю рыть для того, чтобы кого-то и что-то найти. Хотя все кивали на Анну, но собачье чутье подсказывало Свисткову, что ничего у него с ней не выйдет, в смысле раскрытия дела, и горячие следы станут холодными. Но больше всего ему хотелось встретиться с ней сейчас, и он направился к ней, не сомневаясь, что она его ждет.

Звонок в дверь заставил вздрогнуть Антона. Человек с татуировкой на груди, которая просвечивалась сквозь белую рубашку, натянуто улыбнулся и показал удостоверение. Анна жестом попросила проходить в комнату, подумав о том, что такую фактуру надо использовать в одном из романов, хотя она не писала детективов, но вот плутовской роман – совсем другое дело. Именно такой следователь и станет главным героем. В «Разбитом зеркале» он был только одним из, но пора перестраиваться. Акцент смещается с потерпевшего на следователя. Плут не плут, но персонаж не стандартный точно должен появиться. Пора их реабилитировать в память о том, кого она любила в юности, и как оказалось навсегда.

Майор вкратце объяснил то, что было ясно, как белый день, тело известного поэта нашли около подъезда дома с призраками насильственной смерти

– Какого дома? – поинтересовалась Анна

– Его собственного дома, – уточнил Вадим

Она не стала уточнять, где находится этот дом, что бы не вызывать подозрения, хотя на самом деле понятия о том не имела, да ее никогда сей факт и не интересовал. Но пусть он еще немного потешит себя надеждой на то, что преступление практически раскрыто, и ему будет премия и очередное звание. Со сладостными мечтами так трудно расставаться, но придется, только немного позднее.

– И как же он был убит? Сосулька на голову упала?

Анна шутила, какие сосульки, когда листья на деревьях распустились давно.

– Близко к истине. Кирпич с крыши, или балкона верхнего этажа.

Следователь специально не назвал этаж.

Анна невольно взглянула на Антона, который стоял в дверях комнаты. И это не ускользнуло от следователя. Кстати, кто был этот парнишка, у писательницы ведь не было детей, откуда он взялся, может репетиторством с утра пораньше занимались, хотя, скорее всего школу он уже закончил. А для вуза она вряд ли его готовит, не похоже на то, компьютерщик, это чувствуется сразу, значит, чинил ее комп, это казалось самой правдоподобной версией.

Но он быстро вернулся к делу, и протянул Анне несколько листов, на которых был отпечатан ее рассказ «Литературный маньяк». Она ожидала увидеть что угодно, но не этот рассказ, принесенный им с работы, хотя не стоит недооценивать реальных следователей, они конечно не так хороши, как в ее любимом сериале, но не совсем же дурни.

– Я польщена, вы так хорошо знаете мое творчество, – ядовито почти произнесла Анна. Только тот герой к убиенному никакого отношения не имеет, уж поверьте на слово, ничего общего.

– Давно слежу, – отвечал следователь, словно она была под подозрением не первый год, и уже успела отправить на тот свет ни одного поэта. Другой причины для того, чтобы за ее писаниной нужно было следить оперативнику у него явно не было.

Но объяснение нашлось совсем другое.

– Мой лучший друг Алексей Кузнецов учился у вас, он и заставлял читать рассказы, и рассказывал, как они хороши, особенно поздние. Ну мне не хотелось прослыть неучем, вот и почитывал, чтобы было о чем с ним побеседовать.

– Как тесен мир, – рассмеялась Анна, – но я не забиралась на крышу, чтобы бросить кирпич на этого придурка, уж простите за грубость, если вы имеете представление о том, какой должна быть литература, то лучшего эпитета для него и не подобрать.

Глава 19 Литературный маньяк

Женщин обижать не рекомендуется, писательниц – тем более.

(Так говорит кот Б.)

Наступил рассвет. Кончилась водка, а нужно было опохмелиться, чтобы ощутить себя в своей тарелке и дописать юмористический рассказ. Нет, его никто и нигде не ждал, но рассказ должен быть закончен, чтобы оставаться в тонусе, и чувствовать себя юмористом.

– Писатель, – на разные лады повторял Вит, понимая, что это последнее, что ему еще осталось в этой жизни. Со всеми остальными занятиями и с женщинами, с которым он проводил больше, чем одну ночь, пришлось расстаться по собственному желанию, а вернее, желания – то никакого и не было, а все от него что-то требовали, особенно блудливые бабы.

Пить с утра – дурной вкус и последняя стадия алкоголизма, но завтра он бросит, займется делом, вернется в журналистику, станет знаменитым душеведом и напишет шедевр обязательно. Надо только протрезветь.

Когда последняя банка пива была допита, он вздрогнул и увидел оранжевого черта.

– Оранжевых не бывает, – прохрипел Вит.

Черт почесал затылок и ухмыльнулся:

– Если за дело не возьмёшься, то фиолетовым стану, юморист чертов.

– А что делать-то? – спросил Писатель

Черт от ярости, смешанной с жалостью и презрением, усмехнулся.

– Да почти ничего тебе уже не осталось, но вот кое-что я все-таки придумал, маньяка из тебя делать будем.

– Кого? – прохрипел Вит, с чувством юмора у него было в последнее время совсем скверно.

– Литературного маньяка, это что-то новенькое, обычные маньяки, это пошло, кто только не маньяк нынче, ты будешь литературным, знаю, что трудно, но справишься, ты же еще не все мозги пропил.

– С бабами не хочу, – стал капризничать тот, – они все дуры безмозглые, и слишком много требуют, а потом динамят и еще смеются.

– Я из тебя не плейбоя, а маньяка делаю. Вот и выместишь на одной из них всю свою ярость.

– На какой? – вяло поинтересовался Вит, понимая, что кому-то из особенно шустрых графоманок, затмивших от него одинокие шедевры своей плодовитостью, можно будет отомстить. Это лучше, чем ничего.

Бес врубил комп, полистал страницы и ткнул мохнатым оранжевым пальцем в экран:

– Вот эта?

Вит немного протрезвел от увиденного.

– А чего такая старая и страшная?

– О, дьявол, ты же маньяком будешь, а не Тарзаном, потому и страшная и старая, сказал эта, значит эта. Тебе не жениться на ней, а для этого сойдет и такая.

Но замысел оранжевого беса постепенно стал ясен.

– Эта уже столько написала, наиздавала, что если ее не будет, то меня заметят, – медленно рассуждал он, решив найти мотив и выгоду для себя любимого.

– Геростратом никогда не поздно стать, – пробормотал бес, но Вит его не услышал.

Он даже не думал о том, что потом бывает с маньяками, попадаться он не собирался, хотя если не попадешься, то, как прославиться? Как Наполеон, он решил сначала ввязаться в драку, а потом разбираться.

– Вот-вот мозги еще не все пропил. Станешь литературный маньяком-завистником, напишешь, как ты убивал главную графоманку, и хотят – не хотят, но они тебя запомнят, издадут, даже с петлей на шее.

– А может не надо? – стал торговаться гений.

– Надо, Вит, надо, – черт говорил убедительно, – это твой последний шанс взойти на Олимп или Парнас, потом посмотрим, куда всходить, но по трупам конкурентов, а как нынче по-другому в маньяки, то есть люди выбиться?

№№№№№№№№№

В доме Виктории горел свет, она, не разгибаясь, дописывала роман о Мастере, который должен был быть сданным редактору еще вчера. Но она все читала и правила рукопись и никак не могла поставить последнюю точку.

И вдруг на пороге появился белобрысый мертвецки пьяный тип.

Она привыкла открывать двери даже в полночь, вот и на этот раз не заморачивалась, решив, что кому-то надо помочь. Спасать мир – это было делом ее жизни. И на те самые грабли она наступала снова и снова.

– Вот я до тебя и добрался, графоманка чертова, – зарычал Вит, – из-за тебя меня никто не видит и не замечает, замолчи и за умную сойдешь, чего всякую чушь писать, а потом издавать на деньги своих любовников, не бывать этому…

Вика растерялась только в первые пять минут, а потом, потом она оттолкнула литературного маньяка, – так она сразу его назвала, но он упал на дверь, которая и захлопнулась, отрезая ему путь к отступлению.

Маньяк усмехнулся, бес служил ему верную службу. Окрыленный рванулся прямо на нее, кажется даже немного возбудился – ну настоящий маньяк, даже играть не надо.

А потом он сделал то, что делать не надо было, схватил за горло свою жертву… И возбудился еще сильнее, золотого конька не потребовалось, в первый раз за много дней и лет.

Ярость, бессилие, ненависть, которая могла спалить дотла его исстрадавшуюся душу – все смешалось в пьяном бреду в душе непризнанного гения. Он ненавидел женщин, а писательниц особенно, и самую противную из них наконец можно было реально задушить – это ли не счастье, спасибо оранжевому бесу, что толкнул сюда.

– Вы думали, что убили меня, уничтожили, шиш вам с маком, бездарности чертовы.

Вика подумала о том, что мертвая писательница, наверное, станет популярнее, чем живая, но у нее еще столько неоконченных рукописей.

Что произошло в следующий момент? Страшная боль, адская боль в том самом месте, которым маньяк должен был орудовать дальше, ну чтобы завершить свое маньячье дело и прославиться на весь мир, хотя бы в этом амплуа. Откуда эта дикая боль, если Виктория не шевелилась, и точно не могла пнуть его? Об этом он позаботился, все сделал правильно. В чем он просчитался?

Но руки разжались тут же, рыжая псина, то ли пит, то ли буль – Вит все время их путал, сцепила пасть на его брюках да так, что ее не разжать и железным прутом. Он вопил так, что слышали все 9 этажей огромного дома.

Теперь и Вика пнула его острым каблуком в живот и прошла к двери, там уже трезвонили соседи, нашлось кому ей на помощь бросится, что тоже было приятно.

Полиция приехала очень быстро, что само по себе удивительно, но это спасло маньяка, кажется, откусить пес ничего не успел, хотя там и кусать особенно было нечего.

– Убейте собаку, она бешенная, – вопил маньяк, когда копам удалось разжать пасть пита и освободить его из собачьего плена.

– Обязательно убьем, – пообещали полицейские, – дай только срок.

№№№№№№№№№

Рыжий бес присел на нары в обезьяннике.

– Тебе поставили укол, обезболили, это я уговорил их, чего так маяться-то, говорят, это самое больное место.

– Ты? А почему ты не сказал, что у этой швабры есть собака?

– Не знал, – не моргнув глазом, соврал бес.

– Не знал…

– Но так еще интереснее получилось, забавнее. Ты же писатель-юморист, что еще можно было придумать, чтобы народ посмешить.

Маньяк готов был прибить беса, но как только дернулся, адская боль уложила его на нары. Обезболивающее действовало плохо, было очень больно. К камере подошел капитан полиции и бросил газету.

Бес подхватил ее еще до того, когда она успела коснуться грязного пола.

– А вот и статья, полюбуйся.

Маньяк впился глазами в текст, где рассказывалось о писательнице, о романе, который хотел похитить и присвоить очередной графоман, о том, что с ним случилось дальше, и как он теперь оказался безвреден для всех окружающих.

– Раньше он писал дрянь, но хотя бы по бабам ходил, а теперь и этого не потребуется. Нет, ходить – то может, но толку от того.

– Что это? – вопил Вит, – ты же обещал сделать из меня литературного маньяка.

– Прости, с литературным не вышло, пес помешал, мы в другой раз попробуем литературного, но вот тут есть и про литературного.

Он развернул газету, там была громадная статья о философе из Казани, который сначала опубликовал книгу, а потом и совершивши двойное убийство. В реальности он действовал точно так, как было описано в книге. Раскольников наших дней, не больше, не меньше.

– Этот тебя обошел, я же говорил тебе – пиши романы, а не юмористические рассказы, у каждого маньяка свой жанр, тебе одно – ему другое, а я что, я только подсобный рабочий…

Хотелось пить и есть, но, швырнув ему газету, Рыжий исчез.

Побежал к своей писательнице или еще какого литературного маньяка творить.

– Упырь, – прохрипел Вит, – осинового кола на тебя нет…

Трудна доля маньяка, но как же тяжело быть литературным маньяком…

Хотя у него все впереди, он выйдет из обезьянника и еще всем покажет, но пока только огромная пасть пса мерещилась гению в полусне, оставалось только благодарить полицейских за то, что они успели вовремя… И надо меньше пить, чтобы фиолетовым, оранжевым, бирюзовым чертям не захотелось использовать тебя в своих целях, твоими руками и другими частями тела творить пиар старухам – графоманкам, будь они неладны, писательницы чертовы.

Только как не запить от жизни такой? Вот и получается замкнутый круг, из которого гению никогда не выбраться, остается только маньяком стать – Литературным маньяком, но в следующий раз надо подумать, как лучше это сделать, и никаких собак.

А потом появилось стихотворение той самой мерзавки, она его посвятила ему, и даже адрес указала, куда обращаться за пиаром…

Житейские размышления кота Баюна

Глава 20 Железное алиби

Анна перелистала страницы, чтобы убедиться, что это тот самый рассказ, и там нет никакой подсказки для того, чтобы в чем-то ее уличить, чем черт не шутит. Ведь его мог кто-то перепечатать под своим именем, изменив концовку, и выдать за свое произведение, так часто делали особо одарённые литературные мошенники. Но нет, все было именно так, как она написала, значит, следователь хотел, скорее всего, блеснуть познаниями и что-то у нее узнать, блефовал одним словом.

– Там действует черт, а я сидела и трудилась в поте лица над новым творением, чтобы вам было что читать, – съязвила Анна.

– Я так понимаю, на это время у вас есть железное алиби? – невозмутимо спрашивал он, пропустив мимо ушей все, что было сказано.

– Самое железное, – она взглянула на Антона, и тот кивнул.

– Вот этот молодой человек ночевал обе ночи со мной, не знаю, кто там его из дома прогнал, уж точно не любовь ко мне, может Домовой не любит, но он был тут, и я тоже была дома. Он не мой жених или любовник, потому показания его сгодятся вполне. Кстати хороший мастер. Если с вашим компом что-то случится, – зовите, он на помощь придет.

Следователь уселся писать протокол, распахнув ноутбук – все по последнему слову техники, Антон сидел в кресле рядом со столом, за которым он расположился, и что-то ему говорил, указывая на неточности в электронном протоколе.

Анна поняла, что на самом деле он ее очень выручил, иначе долго бы ей пришлось рассказывать и объясняться, доказывать, что она не верблюд, да и поверили бы или нет, еще вопрос.

Антон сиял, когда подписывал бумаги и что-то советовал следователю, и могло показаться, что именно для этого он тут оказался пару дней назад, чтобы отвести подозрение от писательницы. Но если так, то возможно, что это он в чем-то таком замешан. Хотя есть ли у него мотив для того, чтобы расправиться с Васяткой. Чисто внешне мотива нет, но тем, кто читал детективы понятно, что мы многого не знаем о человеке.

– Стихов его не читал, в первый раз слышу про этого деятеля, – бойко говорил Антон. – А вот у вас хочу спросить, неужели за стихи убивают, в наше время может быть такое? Вот если бы это была какая-то древняя бабулька, которая молилась на Блока или Пушкина, да и жить которой давно надоело, тогда я был бы согласен. А у Анны столько планов, она думает только об исправном компе, почему я тут и оказался собственно, и не вникает во всю эту литературную жизнь, вряд ли она пошла бы на такое.

– Старушка, говорите, – задумчиво произнес следователь, – знавал я таких старушек, которые за Пушкина и за Шопена убить готовы любого, хотя те Шопены даже на свидание их пригласить уже никак не могут.

С этими словами следователь удалился, но обещал вернуться, если что-то изменится и откроются новые обстоятельства.

– Лучше не надо, – прошептал ему в след Антон. – Хотя очень хочется узнать, кто же так любит поэзию, что готов башку проломить тому, кто не в свои сани садится.

Анна за чаем рассказывала ему об отравителях и о том, как отрывали головы таким вот деятелям в романе века, они говорили о Берлиозе, который был на самом деле милым парнем, и пострадал первым, и кажется напрасно.

– Ну не совсем так, у нас же всегда было горе от ума, – отвечала Анна.

Она почувствовала, что визит следователя надолго выбил ее из колеи. А это она ни в чем не была виновата, а если бы и правда, случайно выпустила кирпич из рук, или отбивалась бы от этого хама так, что он свалился и головой ударился о тот самый кирпич, мало ли их на дороге валяется.

– О мертвых или хорошо или ничего, – напомнил ей Антон. Тогда она поняла, что говорит обо всем вслух, вряд ли он мог подслушивать ее мысли.

– Ты не прав, или хорошо или правду, а правда в данном случае окажется горькой, – тяжело вздохнула она, – но смерть не спасает от ответственности за все, что при жизни натворить успел.

Но визиты на этом не закончились, как говорится, пришла беда, открывай ворота, ну или жди нежданных гостей, если кто-то уже протоптал тропинку к твоему дому, то они будут приходить снова и снова. Еще бы —такое событие, не каждый день поэтов убивают.

Глава 21 Рыцарь королевы Анны

Среди писательской братии бывали и вполне симпатичные и серьезные писатели и даже поэты, одним из них и был Серж Соколов, с которым Анна давно и упорно дружила, именно дружила, ценя его поэтический дар. Бывает ли дружба межу мужчиной и женщиной, которая отдала бы предпочтения ровеснику Антона, если бы потребовалось кого-то выбирать?

Дружба может быть только в этом самом случае, когда перед тобой не очень молодой, усталый немного поэт. И он не устает радовать своими новыми и новыми шедеврами. Серж радовать не уставал. По отношению к Васятке он бы настроен категоричнее, чем она сама. Но им удавалось как-то по разным рельсам катиться, и эти самые рельсы не пересекались нигде. Да и потом, не избрал бы Серж для отмщения кирпич, может он был и не молод, но достаточно силен для того, чтобы не опускать до таких женских штучек. И роман века Серж не любил, считая, что ему слишком много не заслуженного внимания уделяется. Просто школу он закончил давно, и тогда о Булгакове еще никто и не знал, не ведал. А потом, работая в институте, вынужден был прочитать, чтобы оставаться в курсе происходящего, но роман ему откровенно не понравился, впрочем, как и людям его поколения. Так что не разделял он восторгов Анны по этому поводу, но подозревал, что она могла пойти по следам героев, которыми бредила. А там, как вы помните, они мстили всем, и ведьма разгромила дом критика, и кот с чертом головы отрывали, закидывали на край света нерадивых столичных жителей, да что только они не творили…

– Ты тоже уже все знаешь, – удивилась Анна.

Как хорошо общаться и дружить с человеком, если нет никаких чувств, ну кроме восторга перед его творениями. Ее не понял бы вечно страдавший от нелюбви Феб, а остальные бы прекрасно поняли.

– Я узнал чуть ли не первым, и если честно, то подумал почему-то о тебе тоже, – признался он, – хотел прийти и кое-что выяснить, но не думал, что он меня опередит, какой шустрый.

– Следователи не так плохи, как нам кажется, хотя за экранными им, конечно, не угнаться, но там-то сценарий прописан, а тут самим надо все писать и действовать, – размышляла Анна

– Но как ты думаешь, кто это мог сделать?

– Легче сказать, кто сделать не мог, да кто угодно, мой юный друг считает, что любая бабулька, влюбленная в поэзию, в Пушкина или Блока, и считающая, что на том свете они ее за это отблагодарят ночью страсти. Любая учительница, которая хоть что-то понимает в литературе, а не просто ее преподает, моя бабушка Ажбета, хотя она давно на том свете, но ведь это ничего не значит.

Анна усмехнулась, у нее в глазах появились странные огоньки, словно чертики из романа века. А может именно так они и приходят в наш мир.

– Мне еще придется с ним поговорить, – размышлял он, – и очень бы не хотелось лгать, если он будет бить прямой наводкой.

Анна не сразу поняла, о чем собственно он говорит, а потом все-таки догадалась.

– Серж, ты и правда считаешь, что это могла сделать я? Так вот зачем ты пришел, а я – то думала, что ты в это не поверишь.

– Ну, я же не твой молодой и легковерный друг, – он кивнул на Антона, – которому вероятно нравятся женщины постарше.

– Вот потому я и люблю молодых, лучше быть наивным, чем подозрительным.

Странно было именно от Сержа слышать такие слова, но объяснять ему, что все не так, и оправдываться, глупо, главное, ей повезло, есть железное алиби и попытка ревности со стороны поэта. Хотя в разряд девочек, которые ему нравятся, она явно не входила. Не стоит придумывать то, чего нет, хотя и непонятно, чего он так возбудился и прибежал.

– Сомнения все оттого, что ты хотела убить его. И он тебя обидел последнюю.

– И двигала кирпичи с крыши взглядом, – усмехнулась Анна, каким же смешным и забавным он казался. Но чувствовала, что доверия пропадает, и дружба если еще и осталась, то становится чем-то зыбким, эфемерным.

– Я не ведьма, да ты и не веришь в то, что они правда что-то могут, -напомнила Анна, но ей стало жаль хорошего поэта, который подозревал ее черт знает в чем.

Серж молчал.

– А кто не хотел убить этого махрового графомана? – рассмеялась Анна

– Да, но ты у нас ведьма, – говорил Серж, проявляя страшное упрямство.

– Думаешь, я на метле туда полетела? Кстати, у меня есть алиби, пока я покоряла Парнас, у меня на диване спал программист, – признается она, чтобы подразнить Сержа, и еще раз напомнить о преступлении и страшном грехе, которого не было, но программист – то на самом деле спал.

Серж молчал, он почувствовал, что пропадает доверие, и только теперь понял, что она не из тех, кто все готов простить. Но все сказано и наверное, поздно возвращаться в исходную позицию.

– И он слышал, как я желала, чтобы кирпич упал на голову, но это же роман века, надеюсь, что ты не веришь в то, что слово мое могло убить эту серость. А если и могло, наш следователь ничего не сможет доказать, уж поверь мне, ни один суд не примет во внимание такие доказательства.

Теперь замолчала и Анна. Кажется, они и так много чего наговорили. Пора остановиться и глубоко вздохнуть.

– Кажется мы теряем приятеля, – сказала она самой себе, и усмехнулась, но зато она поняла, чего стоят эти отношения.