Все мы родом из детства.
В мире дефицита ресурсов на всех не хватит – достанется только лучшим.
Деньги – это власть и легитимная возможность продемонстрировать превосходство, это сверхценность. С деньгами в этом мире расстаются трудно и болезненно, ибо они тяжело зарабатываются и их всегда не хватает.
Модель устройства – иерархия. В этом мире все всех оценивают. По результатам оценки каждый завоевывает в этой иерархии свою позицию.
В дефицитарном мире не формируется лояльности. Экономика выживания требует расчета и материальной выгоды.
Ошибаться нельзя, за это следует неминуемое наказание. Надо соответствовать идеалу. Несоответствие вызывает стыд и тревогу.
Чтобы достичь значимых результатов в этом мире, надо отчаянно пахать в режиме забега вверх по спускающемуся эскалатору.
Когда мы говорим о самооценке, мы в любом случае находимся на территории оценки. Как только возникает понятие «оценка», сразу появляется напряжение. Привычным образом мы сваливаемся к созерцанию своих недостатков и зон уязвимости; начинаем сравнивать себя с каким-либо идеалом, зачастую недостижимым или решительно отфотошопленным. Проигранное сравнение ввергает нас в пучину боли и печали из-за собственного несовершенства. Чем больше времени мы проведем на этой территории, тем ниже становится качество нашей жизни: мы грустим, тревожимся, стыдимся, злимся, прячем за наигранной бравадой эти мысли.
Кто тебя отправляет на эту неуютную территорию? Знакомься – это его величество внутренний критик: привычка ругать и осуждать себя за содеянное и несодеянное. Разные авторы по-разному называют эту сущность: и «критикующий родитель», и «внутренний фашист», и «внутренний прокурор». Суть от этого не меняется: это голос, который предрекает все самое худшее. И отчаянно торжествует, если что-то, что он предсказывал, сбывается. На территории оценки хозяйничает внутренний критик.
Вслушайся, чьим голосом ты в собственной голове критикуешь себя. Мамы? Бабушки? Воспитательницы? Учительницы? Отца? Разные фразы могут произноситься разными голосами. Это твой собственный цензор, которого ты сама непроизвольно создала у себя в голове в глубоком детстве. Он критически оценивал тебя перед предъявлением тем самым живым значимым взрослым: маме, бабушке, воспитательнице, отцу. Эта субличность намного строже реальных взрослых. Внутренний критик действует «с запасом», чтобы реальным взрослым достался совпадающий с их ожиданиями «вариант тебя» и тебе выдали похвалу, и не прилетело «горяченького». Именно поэтому жестче нас самих нас никто не критикует.
И если нам из внешнего мира прилетит нагоняй или разнос, будьте покойны, внутренний критик немедленно к нему присоединится и еще от себя «накидает» – мало не покажется.
Обычно он представляется могущественной фигурой. Именно он удерживает тебя на территории оценки. Он напоминает тебе, какой ты так и не стала.
Он всегда на миллион ватт мощнее тебя. Когда он формировался в твоей голове, его прототипы были велики и значимы. И сейчас ты по-прежнему подкармливаешь его своим вниманием, своим страхом и, следовательно, своей энергией.
Оценка – это всегда сравнение с каким-то идеалом по определенным критериям. Родительская манера приводить в пример каких-то чужих, более благополучных, детей вызывает у маленького ребенка огромную горечь. Ребенок считывает в этом внутреннее сообщение, что он – такой, как есть – любви не стоит. Для него это звучит практически так: «Вот если бы ты была, как Маша, я бы тебя любила. А когда ты у меня такая, как есть, я не могу тебя любить». И деточка чувствует себя отвергнутой. Дочь в этот момент не может ответить той же монетой: «Вот если б ты меня хвалила столько, сколько Машу хвалят за пятерки, я бы училась лучше». Ребенок слишком зависим от матери и вынужден любить ее безусловно.
Подобные сравнения заполняют душу печалью и бессилием. И мы все будем еще долго нырять в эти чувства каждый раз, когда «недотянем до идеала».
Это проявления скудного и недружелюбного дефицитарного мира, в котором прошло детство наших родителей. Как ни странно, дефицитарный мир передается по наследству.
В дефицитарном мире ты всегда вынуждена играть роль… Это мир, устроенный не по твоим правилам. Чтобы занять место (в семье, в иерархии), придется играть роль. Для того чтобы роль поплотнее «сидела», хорошо бы и себя убедить в том, что твоя роль – это и есть ты. Если снаружи заметна разница, хороший манипулятор непременно воспользуется этим, например, возьмет «на слабо», подвергнет сомнению компетентность, потребует быть последовательной и довести до конца заявленное, даже когда ты поняла, что это слишком затратно для тебя.
Высокую позицию в иерархии надо постоянно подтверждать и оборонять. Руководители в этом мире напалмом выжигают все незаурядное рядом с собой, дабы обезопасить свое место от посягательств. На незнакомцев реагируют подозрительно и постоянно оценивают, насколько эта персона может быть опасна в качестве конкурента. Если я «недотягиваю», значит, мое место может быть легко оспорено или занято.
В дефицитарном мире самый большой страх – потерять то, что имеешь.
Песня Вячеслава Бутусова «Скованные одной цепью» именно про этот мир.
Никто никого ни о чем не просит – не дадут, самим не хватает. Поэтому процветают манипуляции, укоры и требования. В дефицитарном мире неумолимо действует закон тетриса: удачи сгорают, а ошибки накапливаются. Соответственно, каждый скрывает свои ошибки и фокусирует внимание на чужих. В ходу месть и конкуренция. Доброта считается слабостью. Будущее – беспросветно.
Этот мир существует в головах в виде безусловного знания, что действительность именно такова. И более того, дефицитарный мир в голове никак не связан с состоянием кошелька и банковского счета. Кощей Бессмертный – яркий представитель этого мира. В дефицитарном мире в дефиците все, в том числе и возможности. Поэтому деньги нужно копить и откладывать.
Этот мир родом из:
• постсоветского садика, где каша «должна быть съедена»;
• из школы, где «твое мнение неверное, ты не проштудировала статью Белинского»;
• из воспитания, «ничего твоего тут нет»;
• из взрослой жизни с этими поликлиниками, жэками, паспортными столами, милицией-полицией, выборами…
Ну и скажите мне, где в этом мире место для гордости собой? И к чему в этом мире может привести попытка рассказать о себе? Тебя могут «поставить на место», твои заслуги могут обесценить, на попытку предъявить себя может прилететь такая реакция – мало не покажется. Потому что твое мнение не в счет.
Под давлением такой действительности даже лучшие из нас приобрели специфический набор симптомов негативного самовосприятия.
Самооценка – сложное слово, в нем два корня. Один корень «цен» – цена, оценка. Другой корень «сам» – указывает на авторство этой оценки. Самооценка – это мнение о самой себе, о своей значимости, о месте в мире людей. Уверенность в себе – это вера в свои силы, в свои способности достичь желаемого места в «человеческой стае». Вере не нужны никакие аргументы, это просто внутреннее решение «я смогу», «я справлюсь» и последующие усилия по достижению цели. Отсутствие уверенности и заниженная самооценка – это тоже своего рода вера. Вера в то, что ничего хорошего у меня не выйдет. У других, может, и получится, а у меня – нет! И у отсутствия веры в себя тоже есть вкус, состояние и окраска.
Проблема не нова, и ключевые симптомы, отчетливо указывающие на проблемы с самооценкой, широко известны:
• запрос на одобрение окружающих;
• кабала вины, стыда и долга;
• склонность к зависимым отношениям;
• угодливость и услужливость;
• болезненное отношение к укорам и критике;
• склонность к самоедству и самобичеванию.
Но, кроме них, есть еще несколько симптомов, которые принято считать если не достоинствами, то, по крайней мере, положительными качествами и маркерами тонкой душевной организации.
Любой человек тревожится в состоянии неопределенности – это естественно. Так заложено природой для выживания. Мозг постоянно мониторит эфирное пространство с целью своевременного обнаружения источника опасности. Мы все по-разному переживаем телесно эти состояния:
• кого-то изнуряет напряжение в плечах;
• кого-то треплет расстройство желудка, как во время экзамена, к которому не готов;
• кого-то подташнивает от ужаса, что упускается момент, когда надо действовать.
Тревога – более размытое понятие, чем страх. Страх – конкретное, концентрированное, острое чувство. Он направлен на конкретный объект и имеет очертания. Мы боимся собак или надвигающегося дедлайна. Вернее, мы боимся понятных последствий или результатов бездействия в этой ситуации. Тут ясен диапазон реакций: бей или беги. Адреналин и норадреналин в крови, страх перерастает в ярость – и наступает развязка.
Если встретилась со зверем, который хочет сожрать, – беги. Если знаешь, что дедлайн завтра, и при этом работы у тебя на сутки – «всех в сад» и пашешь как проклятая.
Страх снабжает тело гормональным коктейлем, который сделает тебя нечувствительной к голоду, усталости и сну. Ни разу не видела человека, который хочет спать, если на него надвигается рассвирепевший пес.
Если тебя спросить, чего ты боишься, ты легко ответишь на вопрос. А если я спрошу, отчего тебе тревожно? Ты на некоторое время зависнешь.
Мозг по умолчанию сканирует окружающую действительность в поиске потенциальных угроз. Нормальная тревога помогает адаптироваться к различным ситуациям, она возрастает в условиях высокой субъективной значимости выбора, внешней угрозы, при недостатке информации и времени. Мутная и липкая тревожность напрягает, не называет объектов и медленно, но верно день за днем разъедает волю, высасывает силы и эмоции.
При отсутствии физических угроз мозг с успехом находит угрозы социальные, не давая расслабиться и полноценно радоваться жизни. Угрозы нашему ЭГО он трактует так же, как и угрозы нашему телу.
С ведома и позволения цитирую письмо клиентки, которая удивительно точно описала это состояние:
«В голове постоянно рой из обрывков мыслей. Внимание не может сосредоточиться на главном и удержаться на нем хотя бы несколько минут. Все время тянет делать одновременно несколько дел. Хватаюсь, откладываю, цепляюсь за другое и снова возвращаюсь к первому. К вечеру ворох наполовину сделанных дел. Деятельность немного заглушает тревогу. И мусор в голове: обрывки мыслей, задач, страхов, дел, опасений. Я никак не могу вытрясти его оттуда. Даже на столе прибралась – не помогло.
Пытаюсь представить ее себе, расспросить, чья она – эта тревога? Зачем она мне? Но она уворачивается от ответа, ускользает из поля внимания, приводит рациональные доводы в оправдание своего существования. Удивительно, но время от времени накатывают слезы. Настоящие, драгоценные, живые. Что-то моют и оплакивают. Что-то отмораживается.
Просыхают, и снова меня корежит тревога. Прямо тошнит ею. Так и хожу, пугая домашних».
Боюсь предположить, что 99 % трудоголиков побуждаются к деятельности и 90 % пьяниц – к питию именно этой невнятной тревогой.
Не буду демонизировать тревогу. Нет бесполезных и исключительно отрицательных человеческих состояний. Задача тревоги – ловить тонкие сигналы в моменты неопределенности. Однако тревога и тревожность – это разные понятия.
Воинствующая тревожность сама завладевает твоим вниманием. И в этот момент искажает, деформирует, заслоняет собой эти самые тонкие сигналы внешнего мира. Она призвана природой защитить тебя и обострить восприятие. Но из благих намерений она сделает совершенно обратное: нарисует в воображении картины провалов и неудач и разрушит твою самооценку, твою готовность встретиться с обстоятельствами. К тому моменту, когда тебе надо быть собранной, спокойной и внимательной, когда потребуется отличить реальную угрозу от мнимой, – обескровит напрочь.
Наша повсеместная мания контроля – это попытка создать предсказуемость и унять тревожность.
А представляешь, каков уровень этой тревоги, если ты в очереди за благами видишь себя в хвосте?
Пожалуйста, не путай святую здоровую лень с мучительной прокрастинацией.
Лень обычно сигнализирует, что данную задачу выполнять бессмысленно. Беззаботная творческая лень прекрасна: мозг отдыхает, тело расслабляется. Оставить в своем расписании время на лень и насладиться ею – действие целебное.
Совсем иное дело – трижды клятая прокрастинация. Прокрастинация – это когда не хватает силы воли собраться, потому как предстоящее дело страшит и напрягает сверх всякой меры. Дело кажется нам слишком сложным, неподъемным для нас сегодняшней, пугает провалом и его печальными последствиями. И вот дело откладывается, а напряжение остается. И, более того, жадно пожирает запас сил. Состояние – мучительное и напряженное бездействие. Чем дольше откладывается, тем больше сил израсходовано на страдание по поводу собственной нерешительности.
А что же не позволяет начать? Мучительный страх ошибки. Нам в школе за ошибки ставили двойки! Так себе опыт: опыт позора и ужас собственной несостоятельности.
Прокрастинация – это отказ приступать к активным действиям, связанный с неуверенностью в собственных выборах и решениях.
Есть опасение, что неуспех или ошибка тебя разрушат.
Мы с удовольствием и энтузиазмом беремся только за то, чему рады и в чем компетентны… и вот уже нерешительность и страх ошибки похоронили собственное дело/проект, проворонили счастливый случай, упустили потрясающую возможность.
Тебе хочется замереть или спрятаться, когда жизнь бросает вызов? А вдруг жизнь снова влепит двойку? Или вялое «удовлетворительно». Еще и весь класс будет ржать.
Чаще всего в этот момент ты общаешься с тенями прошлого и заново переживаешь душевные травмы, незаслуженные обиды, нелепые ошибки. И в тот момент, когда ты подступаешь к самому важному, – дрожат руки, осекается голос, сутулится спина, потеют ладони.
И, откладывая дело, ты откладываешь жизнь: уроки, события, успехи, – рационально объясняя это усталостью, недомоганием, неготовностью, недостатком приоритетности или детскими травмами. Иногда даже терапия или еще одно образование становятся не способом достижения цели, а способом повременить, отсрочить ответственный шаг.
Так нерешительность подталкивает нас к инфантильной позиции и постоянному запросу на разрешение свыше: «я еще не очень-то хороша в этом, мне еще надо многому научиться». Что стоит за этой фразой? Страх или трезвый взгляд на собственные возможности? Важно реалистично смотреть на себя саму. Время от времени имеет смысл сверяться с действительностью: брать тайм-аут с понятными критериями возврата к действиям. Нет смысла бросаться в пекло, идя на поводу популярных лозунгов, надеясь, что «безумие, отвага и авось» вывезут.
Готовиться надо – спору нет. Но увязать в подготовке на неопределенное время неэффективно. Можно годами провожать взглядом потрясающие возможности, которыми воспользовались те, кто оснащен намного слабее тебя. Это значит, ты себя объявляешь еще не готовой, некомплектной для должного уровня жизни. Надо еще подтянуться и постараться.
Что-то мне это напоминает…
Но разрешение на попытку ты не даешь себе сама. А отказывает тебе в этом голос, который утверждает, что ты не справишься… И потому еще курсы, еще сертификаты, еще образования…
Кому принадлежит этот голос в твоей голове? И он утверждает, что он бережет твою безопасность? А что он бережет на самом деле? Какими чувствами окрашены плоды его неустанной работы?
Избыточная требовательность к себе – совсем не гарантия хорошего результата. Чаще всего она, как сторожевой пес, лежит на пороге и не дает предъявить результат целевой нише даже на пробу. Если у тебя самой недостаточная самооценка и огромный перечень того, что необходимо улучшить, ты станешь неосознанно выбирать для себя партнеров по взаимодействию, которые будут такую самооценку подтверждать. Вплоть до абьюза.
Нам очень важно быть правыми. До судорог важно. Быть правой для многих важнее, чем быть счастливой.
Не только у тебя так. Когда ты в чем-то убеждена, старательно подтверждаешь это мнение всеми возможными способами и ни за что не откажешься от своих убеждений.
Привычная стратегия – пока ты не так хороша, как те, кому это позволено, ты претендуешь только на то, что гарантированно будет твоим, избегая риска.
По факту – уменьшая свою зону действия и зону комфорта. Как следствие – будешь занимать в этой жизни как можно меньше места. Совсем исчезнешь с радаров. Вот станешь идеальным персонажем, и тогда… А пока – жизнь на черновик.
Манипуляторы всех мастей слетаются, как бабочки на свет, на персону с избыточной требовательностью к себе. Потому что из существа, израненного собственной требовательностью, прямо торчат крючочки, за которые можно цеплять: недостаточно стройна, недостаточно прокачана, недостаточно образованна, слабый оратор. Особенно притягательны такие дамы для манипуляторов, нуждающихся в самоутверждении. Ибо задеть тех, кому хуже и страшнее, чем им, – это сладкая власть.
Не все проявления перфекционизма плохи сами по себе. Высокие стандарты качества – похвально.
Но перфекционизм тебе не союзник, когда он становится поводом не предъявлять миру себя как профессионала или результаты своего труда как готовый продукт.
Если тебя или результаты твоего труда оценивают только другие люди, а у тебя нет права голоса – ты обречена. Повод для критики всегда найдется. И даже если не отыщется конструктивного повода, желающий покритиковать всегда с удовольствием создаст повод из ничего.
Если ты не можешь внутри себя отстоять качество своего решения или собственное право на ошибку – это серьезный маркер недостаточной самооценки. Ведь этот диалог проходит именно в твоей голове, и в ней представлен именно такой расклад сил.
Перфекционизм и страх ошибки вкупе могут убить любой талант, который не найдет реализации просто из-за малого количества попыток что-либо сделать.
Хорошее воспитание, бесконфликтность, чудесные манеры, щедрость – это, безусловно, добродетели. Рядом с такими людьми находиться приятно и выгодно. Но щедрость щедрости рознь.
Она хороша, если ты отдаешь от избытка. Например, если перед тобой два чудесных варианта, а тебе нужен один, ты второй предлагаешь кому-то, и на душе тепло оттого, что ты сделала хорошее славному человеку.
У людей с раненой самооценкой бывает панический ужас перед конкуренцией или конфликтом. И они сдают желаемое без боя, сохраняя покер-фейс. Потому что очень стыдно сознаться в трусости и неумении отстаивать свои границы даже себе. А когда ты уступаешь, потому что не готова бороться, не можешь протянуть руку и взять то, чего тебе очень хочется (проект, должность, позицию, зарплату), от этого копится горечь и недовольство собой, своей трусостью.
Тебя могут считать сильной, щедрой, состоявшейся, богатой и воспевать тебе хвалу за это. Или открыто использовать факт, что ты легко отдаешь то, что могла бы взять.
С тобой удобно другим. Потому что ты не конкурентная, не агрессивная, не провоцируешь разборок. И это все поощряют: с детства – родители, затем – социум.
Тебе приходило в голову, что это тоже симптом проблем с самооценкой?
Обратиться за помощью невероятно сложно, даже если речь идет о небольшой, разовой просьбе, например:
• посидеть с ребенком пару часов;
• помочь разобраться в программе или приложении;
• обратиться к помогающему практику – психологу/коучу;
• перехватить небольшую сумму до конца месяца.
Почему так?
Возможно, в голове все еще звучит лозунг: «Не верь, не бойся, не проси» – суровая правда жесткого дефицитарного мира. Ибо без толку. «Нет, я, конечно, могу обратиться за помощью, когда меня совсем припрет. Если я буду в полном отчаянии…» – возразишь ты.
Вот именно это и страшно. Сам факт просьбы в таком понимании является признанием отчаяния, беспомощности. Пока я не попросила – я справляюсь, я ОК. Как только прошу – расписываюсь в несостоятельности. В этот момент я оказываюсь в зоне уязвимости.
Социумные правила игры предписывают нам постоянно демонстрировать атрибуты «успешного успеха». В создание мифа о собственном благополучии много вложено. И чем сложнее ситуация, тем тяжелее бывает попросить о помощи. Просьба – это ведь не приказ и не требование. Это обращение к доброй воле человека, который от тебя не зависит. Те, кого я прошу о помощи, могут отреагировать на нее по своему усмотрению.
• Могут помочь.
• Могут отказать.
• А могут, помимо первого и второго, «потыкать палочкой» в эту мою уязвимость: поучить жить, позлорадствовать, рассказать, как мне нужно было жить, чтобы избежать этой ситуации, напомнить: «Я же предупреждала…»
«Отказ в просьбе лишний раз подтвердит мне, что я никто и ничто», – не раз слышала я во время сессий. Так бывает, если родители театральные, дипломаты, работают на вахте. То есть они далеко, эмоционально недоступны или заняты настолько, что, когда они нужны, у ребенка нет к ним доступа. Крохе их не хватает, в первую очередь матери. Маленький ребенок так и не смог для себя утвердительно ответить: «Я есть? Я присутствую?»
Потому как собственное присутствие малыш ощущает через реакцию других на него. А если они никак не реагируют и не приходят, значит, он не существует.
Это странное рассуждение бродит по закоулкам подсознания и крайне болезненно реагирует на отказы и игнорирование. И повзрослевший человек с подобными глубокими детскими травмами избегает ретравматизации и не просит.
Не может даже рта раскрыть и произнести просьбу. Ему кажется, что отказ его разрушит. Подтвердит самые страшные подозрения.
«Пока все чужие дела не переделаешь, своими нельзя заниматься». Правда ведь обидно, когда едят все, а моешь посуду ты одна? Когда в 18 часов офис опустел, а ты осталась доделывать свою работу, потому что весь день выполняла «дела поважнее» – помогала другим с их делами. Это привычка «жить на благодарность», добывать ее на работе и тянуть из близких.
Если ты втихаря рыдаешь оттого, что в мире нет благодарности, подумай: а есть ли у тебя собственные планы на свою единственную жизнь? Что ты делаешь, чтобы они сбылись? Честно помогаешь другим реализовать их планы в надежде, что они тебе помогут с твоими?
Когда планируешь на бал?
И прошу тебя держать в голове, что Золушку заметила королевская свита и полюбил принц танцующей на балу в красивом платье. Пока она разбирала мак с песком и чистила камин, ею интересовались только мыши и мачеха, чтобы подкинуть обязанностей.
Тревожность и нерешительность как проявления скромности, требовательность к себе и перфекционизм, деликатность и забота о других – то, за что хвалят хороших девочек. И мы честно думаем, что это наши достоинства.
А это всего лишь проявления и симптомы недостаточной самооценки, удобные окружающим.
Раненая самооценка – это вечно обманутые собственные ожидания от жизни.
Узнаешь себя?
Мы все в той или иной мере подвержены колебаниям самооценки. Время от времени появляются какие-то из этих симптомов. Кто-то подхватывает их, как вирус, и переносит в легкой форме. Кто-то переболеет и поправится. Хорошо, если выработает иммунитет. А те, у кого хронически присутствуют три симптома или более из упомянутых в этой главе, испытывают массу негативных эмоций. В результате демонстрации этих потрясающих качеств в награду мы получаем много страхов, горечи, досады и неудовлетворенности.
Это не приговор. Это можно поправить. Именно с такой целью я и писала эту книгу.
Самое тяжкое бремя, которое ложится на плечи ребенка, – это непрожитая жизнь его родителей.
На теле самооценки много ссадин и шрамов.
Откуда берется недостаточная самооценка? Вопрос не праздный. Если станет понятнее происхождение, то будет яснее и решение.
Человеческий детеныш рождается и остается несамостоятельным несколько лет. Его психика сформирована таким образом, что на первых порах задача состоит в том, чтоб максимально принять реалии существующего мира и приспособиться к ним.
Родители в этой картине мира занимают место «представителей действительности». Ребенок делает выводы о мире исходя из взаимоотношений с родителями. В отличие от рыбки или олененка, которые получают информацию о мире из собственных контактов со средой (водой, травой, солнцем), человеческий детеныш имеет дело только с миром своих родителей. Следовательно, родительское мировоззрение, установки, переживания и состояния ребенком воспринимаются как реальность – не больше и не меньше.
Довольные, обеспеченные, хорошо устроенные в этой жизни взрослые могут без ущерба для собственного настроения пережить капризы, недомогания, медлительность или гиперактивность ребенка, радуясь ему и любуясь им. Ребенок воспримет их отношение к себе и будет относится к себе как к поводу для радости и любования.
Вечно недовольные, агрессивные, скандальные родители всем своим поведением донесут до ребенка, что этот мир его не ждал и не рад ему. В этом мире все надо добывать с боем. Любви и преданности нет, кругом насилие, обесценивание и неуважение. Не ждите от человечка, выросшего в такой среде, нежности и преданности, их нет в арсенале навыков. Негде было «подсмотреть и списать». Из таких вырастают хорошие бойцы – закаленные, умеющие, сжав зубы, терпеть и не сдаваться.
Усталые, задерганные, нересурсные родители подарят деточке очень скудный мир, в котором проявление любви и баловства – непозволительная роскошь. Мир, где все достается усталостью и измотанностью, любой неоправданный шаг грозит проблемами и жертвами. И эта картина дефицита ласки, дефицита внимания, дефицита благодарности так и будет для ребенка «объективной реальностью», в которой он будет жить очень долго. Может быть, всю жизнь.
Когда ребенок решил, что он явно не удался и лучше ему поменьше «отсвечивать» в этом мире, он еще плохо понимал слова, зато хорошо – интонацию и выражение лица. Чем мрачнее были лица взрослых вокруг, тем более плохоньким и страшненьким представлял себя ребенок.
Маниакальная детская эгоцентричность – черта врожденная. Она неминуемо приводит к мысли: «Если вдруг взрослых так перекорежило, значит, я причина этому».
Все дети так рассуждают. И только годам к 13 поймут, что мама была просто задерганной и ей очень кисло жилось, а папа по жизни недоволен вообще всем, не только ребенком. К сожалению, это осознание не изменит мнение о себе. Это только в сказке «Гадкий утенок» подросший птенец увидел свое отражение и понял, что он лебедь. А в человеческой жизни встреча с волшебным отражением в зеркале никак не изменит отношение к себе – деточка «уже все про себя поняла» и не в силах повлиять на вердикт.
Зеркало не будет использоваться для того, чтобы познакомиться с собой или полюбоваться. Зеркало будет служить утилитарно – для чистки зубов, например, для примерки одежды или нанесения макияжа. Потому что при виде своего отражения на лицо непроизвольно наползает мрачное выражение значимого взрослого. А что можно делать с таким выражением лица? Только предрекать неудачи и искать недостатки. И конечно же, находить в нужном объеме. А фортуна отсыпала живой ум, аппетитные ножки, нежную кожу рук с россыпью трогательных родинок, густые локоны, изящные локотки арфистки и чувственную линию рта.
Но зеркало скроет от предвзятой наблюдательницы все это. А покажет несовершенства – то, что делает мрачное выражение лица обоснованным. Чудовищные несовершенства в сравнении с ролевыми моделями инстаграма. Ну и как с этим всем добром идти на собеседование или соответствовать высоким стандартам и требованиям к проведению презентаций?
Сигналы из других миров – принятие, удовольствие, возможности, подарки судьбы – не будут обнаружены и распознаны. Будут считаны как ловушка, проявления глупости или слабости, белый шум, мошенничество и манипуляции.
Нам часто ставят в пример ровесников-европейцев: расслабленных, улыбчивых и толерантных. У поколения их родителей просто лучше с эмоциональным и финансовым благополучием. Недооценивать этот факт по меньшей мере несерьезно. А может быть, и вредно.
Когда тебя с младых ногтей все время запихивают в «прокрустово ложе» чужих ожиданий, это вызывает чувство огромной ответственности, что впоследствии приводит к эмоциональной скованности. Сложное и травматичное чувство, которое приходится поневоле испытывать, – ощущение собственной никчемности, если не соответствуешь идеалу. Это может выглядеть примерно так. Взрослые формулируют свою мысль: «Твой отец – солидный человек, поэтому твое поведение должно быть подобающим, чтобы ты не подвела его».
В подсознании деточки формируется эталонная модель, воплощая которую она станет хорошей и идеальной. Сама малышка больше всех на свете хочет соответствовать этому, но не может в силу естественных причин и юного возраста. Несоответствие между идеалом и имеющейся реальностью отравляет жизнь посланием – такая, как есть, ты не нужна и неинтересна родителям.
Социум, в свою очередь, требует от родителей воспитать ребенка удобным и приличным. Родители и социум поменялись местами. Родители в семье являются представителями социума. А хорошо бы, чтобы родители представляли интересы ребенка в социуме. Особенно болезненно этот факт проявляется после родительских собраний в школе:
• Опять мне пришлось за тебя краснеть!
• Неужели так сложно нормально учиться? Никакого компьютера и подарков, пока…
Такая нагрузка бульдозером раскатывает неокрепшую детскую психику. Знакомо?
Естественная мотивация для ребенка – игра, интерес, желание. Ребенок, предоставленный самому себе, из всех возможных вариантов действий выберет то, которое ему больше нравится, и с энтузиазмом займется им. У социума и родителей есть свое понимание, что ребенок должен делать в этот момент времени. Ты можешь хотеть гулять, но, по мнению взрослого мира, время обедать.
Вечером первоклассник уже никакущий и хочет спать, но он еще не сделал уроки и спать не ляжет, пока не доделает.
Требования школы и социума бывают выше реальных возможностей ребенка, а родители не умеют принимать его сторону. Они становятся трансляторами требований социума и ему в угоду подавляют ребенка.
В песочнице подрались дошкольники. Вполне себе пацанское занятие: выяснять, кто сильнее и кто по праву сильного будет капитаном корабля. Однако родители обеих семей по поводу фингалов или царапин устроили такую истерику в детском саду и так истрепали нервы воспитательнице, что теперь мальчишеская стычка приравнена к особо тяжкому преступлению. Даже за взгляд исподлобья и инстинктивно сжатые кулачки можно схлопотать солидную порцию нравоучений, несоразмерное наказание и ярлык записного драчуна.
И с этого момента ни у кого не будет сомнений, «кто первый начал». Ибо драться запрещено. Дома тоже злость сорвать не на ком – все старше, виноватят и стыдят. И вот естественная животная агрессия, призванная защищать интересы и границы, вытравлена виной и стыдом как нечто абсолютно недопустимое. Вина и стыд нападают каждый раз, когда требуется отстоять собственные интересы, потому что непроизвольно возникают агрессия и злость. А уж девочкам и подавно запрещено злиться. Это ж будет целая сцена с заламыванием рук и трагическими сентенциями: «Как ты можешь, ты же девочка!»
Дети обучаются очень быстро. Дети сами себе запретят естественные проявления, которые приводят к отвержению взрослыми, дорогими или влияющими. Привитые стыд и вина будут, как церберы, охранять социум и семью от естественных проявлений.
И что остается ребенку? Запретить себе чувствовать. Ибо как только он что-нибудь почувствовал: злость, обиду, страх, – он тут же стал неугоден. Из социально поощряемых эмоций можно вспомнить только радость и жалость. Но эмоции нельзя отключить выборочно – только оптом, все сразу. И такая деточка сразу становится очень хорошей, послушной.
Раз отключены собственные мотивы «интересно», «хочу», значит, на это место можно что-то пристроить. И тут же подгоняются «надо и должен» – очень эффективные методы управления поведением.
Ну дальше все понятно ведь? Надо хорошо учиться, уважать старших, жить по режиму, быть милой девочкой, не иметь пятен на платье и репутации.
На память мгновенно приходит бородатый еврейский анекдот:
– Фима, домой.
– Мама, я замерз?
– Нет, ты хочешь кушать!
Заметили?
Вот таким немудреным способом из слов «САМОсознание», «САМОценность», «САМОоценка» удаляется часть слова «САМО-» – связанная с собственной причастностью ко всем этим сущностям. Без этого корня теряется внутренняя опора.
Отныне и во веки веков сознание, ценность, оценка станут исключительно внешними категориями – этакими вожжами, находящимися в руках значимых взрослых и родительских фигур. Употребляя термин «родительские фигуры», я имею в виду не только родителей, но и начальников, учителей и менторов, «старших товарищей» и прочих лиц «в авторитете».
Внутренние ориентиры, диалог с телом и эмоциями окажутся отключены, ибо часто приводят к страданиям и отвержению. А потому – опасны. И ты теряешь возможность «быть на своей стороне», так как дезориентирована и не понимаешь, где она, твоя сторона.
Мы, поколение хороших девочек и славных парней, не можем отстоять собственные границы и цели. Агрессия подавлена, и нам просто нечем их защитить. Вот и плачем в подушку, проклиная собственную мягкотелость. Привыкаем опираться не на собственные ценности и потребности, а на шаблонные указания социума о том, что «полагается хотеть». А это как фальшивые новогодние игрушки. Внешне неотличимы от настоящих, только не радуют.
В этих условиях бесполезно пытаться имитировать поведение уверенных людей с крепкими опорами на себя самих в психике. А многие курсы по воспитанию уверенности именно этим и грешат – учат воспроизводить внешние, поведенческие проявления. Попытки ввести в свою жизнь практики уверенности и самоценности: говорить громко, проявлять инициативу, расправить плечи и держать спину ровно, – все это до первого «облома». Пока все идет в штатном режиме, можно пытаться сохранять лицо. А когда все пошло не так – в зале душновато и присутствующие зевают, аудитория задает каверзные вопросы, чулок пополз… Все наносное осыпалось, как пыльца с крылышек: мысли перепутались, плечи упали, голос задрожал, лицо выразило испуг и муку…
И тогда настигает горькое разочарование:
• Все это не для меня…
• У всех получается, а у меня не выходит…
• Я самая настоящая лузерша…
Пожалуй, эта причина наделала больше всего дыр в самооценке. Намерение родители имеют самое светлое – воспитать ребенка так, чтоб его жизнь была лучше. Но форма выражения просто чудовищная. Наверняка и в твоей голове сейчас возникла целая череда обидных и незаслуженных родительских фраз.
«Вечно ты все делаешь отсохшими лапами!» – вот с таким заплечным мешком и шагаю по жизни. Понятно, что намерения были позитивными, что мама искренне хотела, чтобы «что-нибудь толковое вышло», иначе бы из меня действительно ничего не получилось. Но скажите, как ребенок может их распознать за такой формой выражения?
Я до сих пор пишу простым карандашом черновики и наброски, чтобы не было мазни, если надо что-то исправить. И не люблю под чьим-то пристальным взором пробовать делать впервые какую-то операцию. Сквозь всю жизнь я пронесла понимание, что я – рохля.
Мы все знаем, как болезненно для самооценки бесконечное одергивание и постоянные разносы.
Искренне люблю фразу «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». А пробовали провести видимую линию между первым и вторым?
Для того чтобы продолжать попытки, нужна поддержка. Пусть немного, пусть не слово, просто одобрительный взгляд. Но когда родитель не справляется со своими ожиданиями и вываливает на ребенка торопливое осуждение за попытку (пусть даже и удачную, просто медленную), ничего, кроме горечи и «ментально отбитых рук», не остается.
Наверное, не хочется думать об этом, но у каждой из нас есть горькие воспоминания, когда неожиданная критика, неловкое слово, скоропалительное осуждение, прилетевшее в минуты большой опасности или высокого напряжения, надолго выбивали из колеи, заставляли расклеиться, а потом снова и снова по кусочкам собирать разлетевшуюся вдребезги самооценку.
Это подход продвинутых современных родителей, но он уверенно опирается на первые четыре причины поражений самооценки.
Это болезнь современного благополучного общества – модель воспитания ребенка в заданном формате: великую балерину, олимпийского чемпиона, врача, который всегда будет в доступе у семьи. Прежняя главная цивилизационная задача – обеспечить детям выживание, сытость и здоровье – сейчас в общем и целом решена в благополучных странах. И все чаще мы сталкиваемся с тем, что нынешние родители «натягивают на детей» свои ожидания и непрожитые жизни. Потребность исправить ошибки собственной жизни родители превращают в желание «сразу писать набело» жизнь ребенка.
Я «скатилась в эту яму» дважды. Сначала я была маминым проектом. Яркая и амбициозная мама так и не смогла реализоваться. И весь груз родительских ожиданий повис на моих плечах. До сих пор хожу на массаж воротниковой зоны, хотя маму похоронила больше десяти лет назад. И лет до пятидесяти частично отыгрывала матушкины сценарии, потому что была хорошей дочерью и стоически тащила эту ерунду, принимая за свои задачи.
Моему сыну тоже досталось не по-детски. Рано обнаружив в нем задатки технаря, мы с супругом ринулись «оправлять» этот дар природы. Сын пошел в лучшую в районе гимназию, попасть в которую было родительской доблестью. Диагностично, не правда ли?
Кто молодец? Родители молодцы! Не прощелкали, вовремя заметили, создали условия! В старшую школу он перешел в головной лицей МИФИ через адский конкурс и горнило экзаменов. В сам МИФИ поступил на бюджет досрочно, по результатам олимпиад. И все время рядом была героическая мама. Которая, вместо того чтобы заниматься своей судьбой, с азартом строила чужую.
Слава господу, у меня хватило ума и выдержки после поступления сына в лицей заняться собой и выйти на работу внаем. Это непростое решение я приняла, наблюдая за своей мамой. К этому времени мама оказалась совершенно дезадаптирована, так как «жила для детей» (читай – пряталась от жизни за их спинами). Чтобы не повторить ее печальную судьбу, я решила, что пришло время выходить «в открытый космос» – надо рисковать: искать и находить работу, действовать, принимать решения в своей судьбе и нести за них ответственность. Мама не накопила опыта преодолений, который оказался бы для меня ценен и который я бы мечтала скопировать. Содержание бесед с ней сводилось к пересказу сюжетов сериалов. Стало понятно, что меня ждет та же участь, если я не предприму решительных шагов. Адаптационный стресс будет долго держать мозг работоспособным.
И несмотря на это, когда сын бросил институт на третьем курсе и ушел в армию, переживала я ужасно. Помимо того, что боялась за единственного ребенка, я еще и «себя – успешную маму» потеряла. Но это позволило мне дорасти до настоящей любви и дало возможность поддержать сына приездами и заботой. Нам всем на пользу пошла такая жестокая сепарация. Я ему благодарна за этот опыт.
Если ребенок – это проект, нам, родителям, не удастся выполнить свою главную родительскую миссию – дать ему поддержку в неудаче. Потому, когда он накосячил – грозит обрушиться НАШ ПРОЕКТ. В этот момент мы не справляемся со своими эмоциями. А ребенок получает инъекцию отвержения и никогда не забудет, как «жжет и саднит» неуспех. И больше он не принесет нам неудачу. Он, как дачный кот, будет нам таскать только придушенных им «мышей успеха». Про все остальное мы знать не будем. А он продолжит думать, что такой, как есть, он никому не нужен. Любить будут только за успехи. За безусловной любовью он потом пойдет к терапевту. За деньги.
Поэтому у нас такое засилье «успешного успеха» и «гуру в белых пальто». Тех, кто нас сейчас научит секретному секрету, как избегать неудач и с одного толчка залетать на вершину успеха.
Только родитель, который не ставит на ребенка, как на лошадь, не гоняется за орденами «героических родителей», способен принять, понять и обнять ребенка, который с чем-то не справился и не преуспел.
Я не знаю, смогла бы я написать эту книгу о постепенном выстраивании теплого и уважительного отношения к себе, если бы у меня не было бесконечного перечня страхов и всех пяти причин, для того чтоб быть «неокейной» и неуверенной в себе.
Но факт остается фактом – я себя очень уважаю за пройденный путь.
Обратите внимание, за любой из перечисленных причин недостаточной самооценки вырастает призрак страха:
• страх отвержения;
• страх ошибки;
• страх несостоятельности;
• страх успеха;
• страх неуспеха.
У страха охранная роль. Он должен оберегать драгоценную жизнь. Для этого страх возник в процессе эволюции нервной системы высших млекопитающих. Страх – очень сильная, разрушительная, практически непереносимая эмоция. В крови адреналин, мозг воет пожарной сиреной, сердце колотится прямо в горле. Драться или уносить ноги. Всю живность, у которой недоставало чувства страха, – съели. Выжили и принесли потомство только самые осторожные. Страх уберег их. Сейчас другие времена. Людей не едят. Но меньше ли от этого у нас страхов?
Кто первый начал пугать, когда ничего опасного для жизни нет, заменяя реальную опасность символами: словами и цифрами? Оцените, какую злую шутку играет с нами абстрактное мышление, наличие которого отличает нас от животных.
Это очень удобно – сфабриковать причинно-следственные связи в мозге ребенка между его неудобным поведением и пугающими событиями. И соединить их прочным стежками. Тогда пульт управления человеком остается в руках социума и родителей. И даже когда их нет рядом, голоса будут звучать в голове и предупреждать о воображаемой опасности.
Мне самой интересно: злится ли кошка, в пятнадцатый раз возвращая любопытного котенка за шкирку в логово? Или просто обеспечивает любознательному чаду защиту? Чего от нее требует материнский инстинкт? Накормить и защитить. Вылизать и приласкать по возможности. Сделала что смогла – и молодец!
Вряд ли в интересах кошки воспитать котят так, чтобы они не высовывали носа из логова. У кошки нет намерения самоутверждаться за счет котенка, когда он станет взрослым. Или рассчитывать, что он будет вечно ее кормить.
А в социальном мире иное положение дел.
Биологический вид, который живет в самой безопасной в мире обстановке, усердно фарширует мозг ребенка страхами. Лазить по деревьям, пачкать платье, ходить по лужам, получать тройки, сбегать с уроков, спорить со старшими – это правда «тяжкие грехи»?
Вообще-то детям это нравится. А родителям нет. Пришли ли к успеху те, кто дисциплинированно избегал этих занятий? Вряд ли. Скорее это приведет к унынию и отсутствию мотивации.
За удобным поведением человеческого детеныша стоит только родительская потребность в безопасности.
Совсем маленькие дети мечтают ярко и бесстыдно, всем своим существом немедленно требуя от оторопевших родителей исполнения желаний. В желаниях сила и энергия, жизнь и отвага. И немедленная реализация задуманного. И что с этим делает большинство родителей? Объясняет, что ЭТОГО и ТАК хотеть неправильно. Мороженого хотеть вредно (простуда, кариес, да что там – верная смерть), а брокколи хотеть полезно.
А что в этот момент происходит во внутреннем мире ребенка? Он убеждается, что руководствоваться собственными желаниями и интересами – ужасно опасно. Они всегда ведут к беде. Для этого используются старые как мир методы подчинения ребенка своим ожиданиям. Любовь «выдается» ребенку лишь при хорошем поведении. При этом просвещенному родителю самому важно оставаться «хорошим». Потому в ход идут не окрики и затрещины. Используются страшилки – случится непоправимое, если ребенок будет делать то, что захочет.
С самого детства в неокрепший мозг непроизвольно вживляется большая красная кнопка. Эта кнопка нажимается словами, произнесенными благообразным тоном, когда ребенок делает что-то неудобное родителям для себя, из любопытства. В интонациях сквозит демонстративная забота: «это для твоего же блага», «вырастешь – поймешь». Возразить или усомниться в правоте нет никакой возможности. Нежелательное поведение пресекается.
Это больше напоминает дрессуру, чем воспитание. Как заинтересованное лицо, ребенок не присутствует в этом процессе. При всех благих намерениях он в этой паре – только предмет манипуляций.
Вы когда-нибудь задумывались, к какой части речи относятся слова:
• надо;
• должна;
• стыдно;
• необходимо;
• боязно;
• требуется?
После всех этих слов должен стоять глагол в инфинитиве. Эти слова являются глаголами и предикативными наречиями и обозначают категорию состояния. Они говорят мне, что моими действиями управляет чужая воля. Читая эти слова, я понимаю, какое это состояние – состояние бессилия и обесточенности.
То, что я должна, зафиксировано в налоговом кодексе, все, что не должна, – в уголовном. Остальное – на мое усмотрение.
Однако ребенку это преподносится исключительно под соусом воспитания и подготовки к самостоятельной жизни. На самом деле это его отгораживает от жизни. На все, что происходит вокруг, ребенок обучается смотреть из-за частокола родительского и родового опыта. Родители не монстры и не боги. Они обычные люди, которые поступают со своими детьми так, как родители поступали с ними самими: ругали, пугали, умилялись, уважали, тискали или лупили. Или строго наоборот. Наши родители не прожили свою жизнь так, как хотели. Поэтому выпустили в нас мощный заряд: «Наши дети должны жить лучше нас». Опять это проклятое – должны!
И «лучше» у них свое, а не наше. И нас никто не спрашивал, хотим ли мы так. Программа инсталлируется без нашего ведома и одобрения. И вот уже обложили чадо страхами – как волка флажками. В мозгу беспрестанно воет упомянутая сирена, адреналин закачивается в мышцы, но надо каким-то неведомым образом научиться не разрушаться от этого: не злиться, не протестовать, не отстаивать свое право действовать по обстоятельствам. Действовать надо по строгим лекалам с непринужденной улыбкой, естественно, как будто это все происходит по собственному выбору и желанию.
Примерной девочке следует…
Настоящей женщине необходимо…
Хорошая мать должна…
И когда мы переходим ко второй части фразы, где и описывается, что, собственно, «она должна», «ей следует», становится тошно. Потому что надо отказаться ОТ СЕБЯ ради:
– большой любви;
– детей;
– родины;
– построения коммунизма, прости господи!
А то…
Безапелляционно так, с повелительными интонациями. И вот «с младых ногтей» чадо накрепко пристегивается ремнями «надо» и «должен» и запускается по предсказуемой траектории. Приходится за свой счет беречь чужие иллюзии…
Когда я шла по Камино де Сантьяго[1], меня ежедневно обгонял плечистый парень в красной футболке с легким заплечным мешком. Он просыпался и выходил на путь позже меня. И всегда приходил в город ночлега раньше, поэтому ему непременно находилось место в альберге[2]. Мне два раза за путь не нашлось такого места. Пришлось выкручиваться, искать решения и возможности. В первом случае мне пришлось отмахать еще 10 км по горам. В итоге мой дневной переход закончился в темноте и составил 42 км. Во второй раз я телом помнила, какова цена такого решения. Мы с попутчицей-американкой забронировали номер в отеле и доехали до него на такси. Так я потеряла свою «пилигримскую девственность». Зато узнала, что перестать быть самоотверженной и правильной для меня страшнее, чем в незнакомой стране остаться ночью на улице. И эту «самоотверженность и правильность» заказывала я себе сама – ментальная прошивка срабатывала. Никому другому дела не было до моей состоятельности в качестве пилигрима.
Парень в красной футболке шел налегке – рюкзак пересылал прямо в тот город, в котором собирался ночевать. Я невыносимо злилась, глядя, как удалялась его спина. А кто мне запретил идти налегке? Сначала я не знала о такой возможности. Потом думала, что это довольно дорогая услуга. И примешивались мысли, что «настоящие пилигримы» так не делают. Это какое-то «не вполне себе Камино» без рюкзака и трудностей – игрушечное.
Большим сюрпризом оказалось, что это мой личный выбор. И осознала я это не от хорошей жизни – здорово приболела. Понимая, что пройти надо будет по горам 32 километра, я решилась и переслала рюкзак на предпоследний этап. Вот и стало понятно, что в голове у меня накрепко связаны неудобство и значимость. Все, что тяжело дается, – настоящее, подлинное. А легко, с удовольствием и заботой о своем комфорте, ничего «стоящего» не делается. Обратный вывод тоже верен, как в математике. Если мне тяжело, если я себя превозмогаю – значит, делаю что-то важное и хорошее. Интересно, где я подцепила этот вирус?
Догадайтесь с трех раз, как это отражалось на моем качестве жизни. И вот идешь ты по жизни, несешь свои добродетели – кротость, смирение, терпение, послушание, трудолюбие, – заботливо инсталлированные социумом и родителями. И провожаешь взглядом тех, кто по той же дороге идет налегке и обгоняет тебя…
Так, как они, – не могу, меня удерживает страх. Страх осуждения и отвержения. Вот так я воочию увидела, как мои собственные страхи и тараканы в голове снижают мою скорость и увеличивают нагрузку. Я долго вспоминала тот эпизод и сопоставляла это наблюдение с карьерными траекториями, собственным и наблюдаемым поведением. Выводы были горьки, как молочко одуванчика. И все-таки их следовало сделать и пропустить сквозь себя.
И самый страшный страх – потерять лицо и не оправдать ожиданий. И этот страх затормозил меня тысячу раз. И тысячу раз я через него перешагнула и ринулась в неизвестное. Я не знаю, что и у кого стоит в красном углу, а моя икона – памперс.
Очень боюсь поражений и неудач – вечно сомневающийся, осторожный и неуверенный в себе человек. За свои полвека так и не переборола в себе это. Просто приспособилась с этим жить. Все, что вам во мне может показаться уверенностью и решительностью, – благоприобретенное и натренированное. При мысли о возможном провале у меня слабеют колени и пересыхает в горле. Я хочу замереть, затаиться, исчезнуть. И чтоб неприятность меня как-нибудь миновала, ну или не заметила.