Как и все комнаты в особняке, эта гостиная была огромной, светлой, обставленной массивной мебелью в стиле начала века.
Сыскной воевода Шимон Бачинский чувствовал себя здесь неуютно. Ему не нравились неудобные низкие кресла и диванчики, резные ножки и спинки с позолотой, плотный полосатый шёлк. Колонны, которые намекали, что пан слишком толстый. Розы в высоких вазах, которые только и ждали, когда он неуклюже за них зацепится. Фарфоровые статуэтки – две танцующие пастушки и мальчик со свирелью, настороженно замерли, словно зная: если только подойдёт, то разобьёт неминуемо. И ангелочки, что оккупировали углы на потолке смотрят так… то ли подозрительно, то ли с ехидцей… Напольные часы тёмного дерева с вырезанными лебедями, сфинксами и львами отсчитывали минуты с бесстрастием правосудия. И маятник. Туда-сюда. Туда-сюда. И пахло тут… Вездесущими розами, дорогими женскими духами, восточным табаком и воском, которым щедро натёрли наборный паркет.
Пан Бачинский потёр вспотевшие ладони и ещё раз осмотрел собравшихся в комнате людей. Лавры знаменитого столичного сыщика когда-то не давали ему покоя. Даже усы отрастил такие же, шикарные и неудобные. Тогда он грезил громкими делами, но в тихом городке не спешили объявляться известные аферисты, не пропадали драгоценности, а на редких бытовых скандалах карьеры не сделать…
А потом… потом привык. Усы пришлось сбрить, мечты – забыть. И уж лучше бы некоторые мечтания не сбывались. Мороки от них больше, чем радости!
Убийство же это, кажущееся таким простым, могло доставить немало проблем, и если не разрушить спокойный образ жизни сыскного воеводы, то всяко добавить неприятностей и беспокойства. Интуиция просто вопила, что дело нечистое и лучше бы с ним разобраться побыстрее. Иначе…
Живот предательски заурчал, напоминая, что в последний раз он видел еду два с половиной часа назад, и случайный бутерброд пищей, полезной для организма мужчины в самом расцвете сил, считаться не может.
А кому нужны проблемы перед сдачей квартального отчёта? Ухудшение показателей, снижение раскрываемости… И в рейтинге городов Словенских Гдыньск перестанет занимать почётное пятнадцатое место.
И почему он вчера не ушёл на пенсию? Или даже год назад. Ведь мог же. Градоправитель был не против. Сейчас же ни за что не отпустит. Сидит мрачный, пальцами по коленке постукивает, глаз с воеводы не сводит. Недоволен. И отчёт потребует. В ближайшее время. И не подправленный, где всё представлено в наилучшем свете, а правдивый до последней буковки. С ним бы сразу поговорить, да не успели. Или вот ближайшие родственники убитой, ведут себя странно. Рудая девица, Божена Каминьская, троюродная племянница, раскраснелась, лицо стало почти такого же цвета, что и волосы, утирает слёзы. Хорошо, что хоть голосить перестала, смущая гостей, которые спешно покидали дом. Общественное мнение, оно такое, многое вывернуть наизнанку может.
А у подружек несчастной пани Альжбеты есть то сыночки, то племянники, то просто хорошие молодые шляхтичи, которые будут готовы утешить убитую горем Божену. Девушку с несчастливой судьбой и просто очень и очень богатую наследницу.
Нет, своего двоюродного племянника Марека Ожешковского убитая тоже не обделила: учёбу в столице оплатила, да и после оказывала регулярную помощь. На одну зарплату помощника законника не будешь щеголять в модном муаровом сюртуке. И запонки тоже будут не жемчужные, а платок не шёлковым. Да и вид у него больно цветущий для тех, кто в каждой бочке затычкой работает.
Вроде ещё были у покойницы – непривычно было думать о моложавой, цветущей женщине как об убиенной! – родственники. Телеграммы им отобьют, и они непременно приедут в ближайшем времени. Чтобы не пропустить делёжку наследства.
– Что случилось с тётей? – задал вопрос Марек. Он, в отличие от своей кузины, мог говорить.
– Уааа! – опять завыла Боженка.
И говорить складно.
Воевода взглянул на мэра. Тот многозначительно вскинул бровь.
Воевода закряхтел.
Вот что он может сказать? Что тут произошло-то? И когда?..
Что известно доподлинно? Пани Альжбета мертва. Это и без штатного некроманта ясно.
Её нашла горничная, по какой-то своей надобности заглянувшая в кабинет хозяйки. Пыль протереть. В самый разгар приёма, на котором вся прислуга суетилась то в обеденной зале, то в саду. Гости все как один именитые, капризные. Попробуй только не заметь намёка на приказ, не угадай, что предложить надобно: шампанское или белое вино. Или вовсе воды, коли панночка сомлела или устала от танцев. Или тёплую шаль, всё-таки вечера нынче прохладные. Если на свежем воздухе долго гулять, продрогнуть можно, а там и заболеть. Альжбета самолично обеспокоилась легкомыслием одной молодой особы, забывшей дома шерстяной палантин. А с её маменькой долго обсуждали вязание тёплого пояса из собачьей шерсти, который непременно поможет от ревматизма. Мужчины же как дети, чуть недоглядишь и застудятся.
И ужин этот. Всех надобно рассадить, да ещё не все вовремя пришли. Пану Ковальчику забыли подать чашку для усов со специальной перекладиной, придерживающей щетину. Из обычной он пить не мог: от горячего чая воск на пышных усах тает, течёт и красивые залихватские завитки, коими сей господин немало гордится, печально обвисают.
Востреножского никак нельзя было садить рядом с паном Кулебякиным, иначе не миновать скандала, а эти шляхтичи каким-то образом умудрились занять соседние стулья и не поделить антрекот. Да, через минуту принесли ещё два, но паны полвечера друг на друга дулись! Пани Альжбета ну очень расстроилась, она так и сказала сыскному воеводе: если бы все жили в мире, я бы считала свою миссию на земле выполненной, но увы. Бачинский же кивал, незаметно оттягивал тугой узел шейного платка и едва дождался, когда пани именинница переключит внимание на других гостей.
А она поговорила с каждым. Кто комплиментами её одаривал, кто за родственников просил, кто жаловался… Всё время на виду была! Танцы вот с паном мэром открывала, вальс они танцевали.
Красиво было. Стройная женщина, путь и далеко не первой молодости, в чёрном шёлковом платье, с гордой осанкой. Смотришь и понимаешь, что у каждого возраста своя красота, и глупо, когда этого не видят, скрывают, целителям платят полновесным золотом, чтобы морщинки скрыть, вернуть коже сияние и упругость, в причёску подкладывают шиньоны. Да мало ли ухищрений, чтобы казаться моложе своей дочери? К примеру, Магдалене Войцеховской не раз намекали, что она неприлично хорошо сохранилась для своего возраста. Пани Альжбета только сегодня дважды ей сказала!
Женщина что-то говорит кавалеру, тот улыбается и уверенно ведёт по блестящему паркету. Люстры слепят глаза, неторопливая торжественная музыка. Запах роз, которые ещё не должны были расцвести, но ради юбилея им чуть-чуть помогли.
И шелка, парча, страусовые перья в волосах и веерах, фамильные драгоценности, половина из которых уже лишилась настоящих камней. Смех юных девушек на шутку офицера, обрывающийся под серьёзным взглядом именинницы. Негоже невинным паненкам так громко и откровенно веселиться и радоваться жизни.
После нескольких танцев Альжбета ушла в салон к карточным столикам. Она и раньше хорошо играла в вист и покер, но нынче имениннице удивительно везло. Многие отметили сей факт.
Как она исчезла из гостиной, когда… Наверное, когда пан Лавазовский, проиграв всё состояние, решил поставить на кон свою жену, да был остановлен мэром, осудившим аморальный проступок? Или когда пану Грачинскому велели покинуть общество, ибо вид у него был неподобающий – расстегнулась верхняя пуговица на жилете?
Так или иначе, но пани Альжбету никто не видел всего-то минут пятнадцать или тридцать, а потом к Бачинскому подошёл Марек и бледная экономка. Горничная хоть и была в шоке, но самообладания не потеряла, сообщила непосредственному начальству. Пусть уж оно решает проблемы.
Всё-таки прислуга здесь работала профессиональная.
Пан Бачинский сразу же пошёл в кабинет, взглянуть на тело.
Хозяйка сидела в кресле и была как будто жива. Кожа лишь чуть бледнее, чем обычно, причёска всё так же безупречна. Взгляд, застывший на каком-то только ей видимом узоре на стене. И улыбка, будто она что-то знает, но уже никогда никому не скажет. И складочки на платье расправлены с любовью.
Воевода про себя прочёл молитву и перекрестился. Всё-таки к покойникам он испытывал странную смесь брезгливости и уважения. Приподнял узкую белую кисть женщины, странно тяжёлую и непривычно холодную. Осмелев, проверил, могут ли ещё сгибаться пальцы, руки в локтях. Крякнул и присел на соседнее кресло. Подскочил, сообразив, а вдруг именно на этом самом обитом шёлковой тканью в золотую полоску сиденье была какая-то важная улика. Эх, постарел он, привык к комфортной спокойной жизни.
По предварительному осмотру выходило, что пани Альжбета мертва. Вот всё это время, как она танцевала, флиртовала, советовала, поглощала гуся с яблоками и эклеры с заварным кремом, в карты выиграла сто тридцать два злотых, пятнадцать из которых отправились к ней из кармана самого мэра, а три из кошелька воеводы – всё это время она была мертва.
Причина смерти тоже на первый взгляд ясна, к некроманту не ходи, а идти придётся – удушение.
Голова заболела от обрывков мыслей. Всё-таки думать воевода не то чтобы не привык, отвык скорее.
Преднамеренно или же спонтанно. Что вряд ли. Мало кто носит в кармане тонкую стальную струну. Вот она рядом лежит, заботливо в руку покойницы вложена. Да и само положение тела… После убийства душегуб не сбежал из кабинета, остался, привёл всё в порядок.
Если же преднамеренно, то какой мотив? Может, что из комнаты пропало? Ограбление – это весьма удобный повод. Надо будет намекнуть родственникам.
Мужчина или женщина? Доверяла-то покойница ему, знала в любом случае, спиной повернулась, в кресле принимала… А удушить много сил не нужно… Тут и девица справится. Особенно, если девица обиженная. Есть тут одна на примете…
Нужно послать за помощником, пусть притащит амулеты. Все артефакты, столь необходимые для работы сыскарей, лежали в чемоданчиках. Никто не обследовал место преступления вот так, практически голыми руками. Придётся осматривать ещё раз, внимательно. Или поручить это занудное дело Корчмареку? Он старательный, исполнительный. Особенно если знает, что найти надобно.
Но с признанием, что ни говори, проще будет. Определённо… Пану Бачинскому потом доложат, что Марек Ожешковский извинился перед гостьями, сослался на недомогание именинницы… Тётушка весьма сожалеет, но её состояние здоровья не позволяет ей присутствовать более на празднике… А градоправитель от имени всех гостей выразил надежду, что пани как можно быстрее поправится и лично он веселиться уже не может. Его поддержали, намёк поняли и быстро ушли из особняка, ставшего в одночасье местом скорби. Не забыв оставить пожелание доброго здравия имениннице и стащить пару серебряных ложек.
Едва гостей провели, как Божена накинулась на Марека:
– Глупец! Теперь нам не избежать скандала!
– Скандал будет в любом случае, дорогая сестрица, – шипел ей в ответ заботливый родственник. Это нежную Боженку не пустили взглянуть на тётушку, а вот Марек её видел, и верить, что смерть была естественной, получалось трудновато. Да и слуги… Завтра весь город будет судачить, что не лекарь к пани Альжбете приходил, а некромант и храмовник.
Он бы ещё многое мог сказать, но девушка опять схватилась за платок и начала рыдать, неспособная ни слышать, ни слушать.
– Что случилось с тётей? – ещё раз повторил Марек, но смотрел при этом не на задумавшегося воеводу, а на градоправителя. – Я не вижу смысла скрывать факт её смерти!
И поморщился от очередного завывания кузины.
– Остановка сердца… Скорее всего… Так бывает… Пани Альжбета немолода была… Переволновалась… – Бачинский не знал, куда глаза деть.
Мэр кивнул. Конечно, пани Альжбета и на лошади лихо скакала, и полюбила новомодный велосипед, и могла переспорить торговку рыбой с местного базара, но не станем об этом вспоминать.
– Будет лучше, если в городе именно так и будут считать. Не думаю, что пани именинница… то есть покойница… пани Альжбета любила скандалы. Лекарь выпишет все бумаги, некромант заверит…
Божена оторвалась от платочка и робко кивнула.
– Нет! – твёрдо сказал Марек. – Я уверен, тётя бы не одобрила. Смерть ведь была насильственной? Я не успокоюсь… Да я жить не смогу, зная, что её убийца не получил по заслугам.
Воевода решил пойти с козырной карты. Мелкой, но весьма перспективной.
– А вы не заметили, может… В кабинете вашей драгоценной тётушки что-нибудь пропало?
А что? Какой-нибудь бродяга-воришка легко согласится взять грех на душу за гарантию крыши и трёхразового питания по понедельникам, средам и пятницам в королевской тюрьме.
– Нет, – молодой человек совершенно не желал сотрудничать с полицией и облегчать ей жизнь.
– В сейфе там… Или в письменном столе. Например, какие-нибудь важные документы? Драгоценности?
Марек не проникся и отрицательно помотал головой.
– Молодой человек, – Пшемислав Левандовский устало потёр лоб. Он держал Бачинского на службе за исполнительность, собачью преданность и умение грамотно составлять отчёты. Но, видно, стоило в полиции завести и кого-то толкового, пусть и излишне проблемного. – Вы ведь не основной наследник? Может, стоит услышать мнение вашей кузины?
Божена лишь махнула рукой. При всей любви к тётушке она осознавала, что смерть опекунши принесла ей больше проблем, чем привилегий. Одной заботой больше, одной меньше.
– Но если ваша тётя… – не сдавался воевода. – Шла-шла… Споткнулась…
– И случайно задушила себя струной от фортепиано? – выкрикнул Марек. – Я же видел тело! И прислуга тоже! Всем им рты не позатыкаешь!
– А вы пробовали? – вырвалось у Бачинского.
– Дорогой мой Марек, – снисходительно начал Пшемислав, которому смерть закадычной приятельницы тоже была не с руки. Особенно её убийство. В другой раз умереть не могла, старая перечница? – Я понимаю, вы очень взволнованы уходом пани Альжбеты в лучший мир. И я, как человек, наделённый властью, рад, что среди законников встречаются такие пылкие идеалисты, как вы. Но поймите, что скандал не пойдёт вам на пользу.
– Справедливость выше всего!
– Я не спорю, конечно же! И я даю вам слово шляхтича и мага, что убийство уважаемой пани Альжбеты не останется безнаказанным, но я бы предпочёл, чтобы расследование велось тихо, без лишнего шума и внимания общества. Вы же понимаете, Гданьск беден на развлечения…
А тут ещё помощник воеводы, мелкий шляхтич пан Вольдемар Корчмарек решил проявить инициативу. Вот уж его-то градоправитель точно в полицейской управе не оставит. Уж больно активный.
– Я привёл её! – гордо отрапортовал он, заходя в гостиную и вырывая руки из дружеского захвата пана Йержимановского.
– Пани Стефания Заремская, – сурово начал Бачинский. Что ж, подозреваемая не лучше и не хуже, чем кто-либо другой. – Я обвиняю вас в убийстве Альжбеты Каминьской. Вы имеете…
– Что? – обвиняемая тоже не впечатлилась мощью голоса правосудия. – Как вы смеете? На каком основании?
Раскраснелась, сделала шаг вперёд, таща за собой на миг посерьёзневшего Янека. Но тому, что град, что зной, оптимизм у него был патологически непробиваемым.
– У вас есть алиби на последние четыре часа?
– Алиби? Это что?
– Что вы делали с шестнадцати тридцати до этого времени? – медово спросил Бачинский.
– Не отвечай, – дёрнул за рукав Янек. – Без адвоката ничего не говори!
Какое милое заблуждение! Пшемислав даже не стал прятать улыбку.
– Я адвокат! – встрял Марек.
Ну, не совсем и адвокат, но как-никак с законами дело имеет.
– Да какое это имеет значение! Я гуляла! Потом у озера сидела!
И всё зря! Если раньше прогулки помогали успокоиться и привести мысли и магию в порядок, то сейчас оказались бесполезны.
– Кто же может подтвердить ваши слова? Вас кто-нибудь видел?
Божена отложила на стол насквозь мокрый от слёз платок и полезла в ридикюль за ещё одним, на этот раз с кружевной каймой и вышивкой белым по белому.
– Это не аргумент, пан Бачинский, – она некрасиво высморкалась. – Я вот тоже в будуаре отдыхала. Ни с того ни с сего такая усталость одолела, сил нет! Если бы не прилегла на секундочку, то прямо посреди бальной залы и упала бы. И что? Я тоже под подозрением?
– Ну что вы, пани Божена! Как так можно подумать! Но это только… так сказать, один из аргументов против пани Заремской…
– И что же вы ещё можете сказать против моей невесты?
Которая так неосмотрительно устроила себе променад в гордом одиночестве на несколько часов.
– Она не местная!
– Железный довод! – Марек иронично вздёрнул бровь. Его поддержали кивками и ухмылками все остальные. Божена, которая хоть и жила последние годы в Гдыньске, но родилась на другом конце Словении. Пшемислав, появившийся в городе с десяток лет назад. А Янек вообще турист, курортник.
– Пани Альжбета прилюдно её оскорбила! – не сдавался Бачинский.
– Между нами говоря, – заговорщически понизил голос Марек. – Характер у моей тётки был не сахар. Если подозревать всех, кому она что-то не то сказала, то весь город и полвоеводства надо сажать в темницу!
– Но Заремская ей дерзила!
В голове у воеводы крутился обрывок разговора с пани покойницей:
– Ко мне многие приходят и все что-то просят. Дайте то, дайте это! Будто я им что-то должна! И эта каледонка не станет исключением, но она не испытывает уважения или почтения. Что за молодёжь пошла… Вот помяните моё слово, она обязательно окажется замешанной в какой-нибудь тёмной истории!
Слова Альжбеты ныне казались ему пророческими.
– Дело в том, что произошло досадное недоразумение, – Янек протирал очки и смотрел на воеводу со снисхождением дурака к умным. – Моя невеста и многоуважаемая пани Альжбета были потрясены новостью о помолвке. А женщины, испытывая сильнейшие эмоции, не могут их контролировать. Разве не прелесть?
– Безусловно! – процедил Бачинский. Видно, от расследования ему не отвертеться. Эту безрадостную догадку подтвердил и сам градоправитель.
– Пан Йержимановский…
– Просто Янек! – широко улыбнулся тот. – Мы же почти близкие друзья!
Перспектива такой дружбы прельщала Пшемислава как прокисший квас в середине зимы.
– Янек, я от всей души поздравляю вас со Стефанией с радостным событием. Но в этом доме произошла ужаснейшая трагедия. Убийство любезнейшей пани Альжбеты нельзя оставить без внимания. Однако я думаю, что ради уважения к семье Каминьской, не стоит привлекать лишнего внимания к смерти достопочтенной пани.
– И как вы собираетесь это делать? – дерзость сорвалась с языка прежде, чем Стефа успела захлопнуть рот. В её положении сейчас было бы разумнее молчать.
– О, моя дорогая Стефания, должны же быть у градоправителя свои небольшие привилегии?
– Несомненно! – девушка нервно передёрнула плечом.
– Расследование будет проведено со всей тщательностью. Смерть моей дорогой Альжбеты не останется безнаказанной.
– Пан Левандовский, – Марек легко поклонился. – Не то, чтобы я сомневался в компетентности полиции вашего городка, но я бы предпочёл выписать сыщика из столицы!
– Да, вы, к сожалению, правы, – тяжело вздохнул градоправитель. – У нас в Гдыньске давно не случались такие происшествия.
– Да, у нас тихий городок. Никогда ничего не случается.
От грохота распахнутой двери Божена подпрыгнула. На пороге стоял растрёпанный седовласый мужчина. Без сюртука, в расстёгнутом жилете, он обвёл взглядом всех собравшихся, словно не понимая, что они все тут забыли.
– Она исчезла! Вы должны найти её! – голос сорвался на визг, но Янек скорбью начальства не проникся.
– Пани Альжбету? – на всякий случай уточнил Бачинский. А то мало ли. Нет трупа, нет и расследования.
– Да кому она нужна! – невежливо отмахнулся профессор от предположения сыскного воеводы. – Моя мумия пропала!