Русский Омар Хайям

Современная сетевая литература очень быстро выявляет авторов с масштабным дарованием и содержательным творчеством. К их числу читателями отнесён Евгений Запяткин, выступающий под звучным псевдонимом ЗЕВС – Запяткин Евгений Викторович Саратовский.

На счету ЗЕВСа около 60-ти тысяч произведений: рассказов, повестей, стихотворений и миниатюр, называемых им ЗЕВСограммами.

К ёмким четверостишиям известного поэта приковано внимание более 5-ти миллионов 500 тысяч читателей русскоязычной литературы. Именно они называют ЗЕВСа русским Омаром Хайямом, находя в его произведениях стихотворную отточенность, философскую глубину и афористичность высказываний. Многие темы современного автора перекликаются с тем, что беспокоило девять веков назад яркого представителя суфийской поэзии. Рубаи величайшего поэта Востока у нас в России почитаются особо за их глубочайшую мудрость и житейскую многогранность.

Если Омар Хайям большую часть жизни вынужден был скрывать или маскировать в рубаи свои суфийские убеждения (это мистическое направление было легализовано в исламе только на исходе лет великого поэта), то российский ЗЕВС, всецело пользуясь свободой слова, выражает свои мысли предельно открыто и смело. Да ещё сдабривает их своеобычным юмором, тонкой иронией и прочими вещами из арсенала весёлой поэзии. Явись на свет лет на 20 пораньше, ЗЕВС не избежал бы ссылки и отсидки за слишком дерзкие и крамольные изречения.

Ныне тех не преследуют, кто

Из народа весь высосал сок.

Раньше деда сажали за то,

Что он вытащить репку не смог.

Суфийская поэзия, мастером которой был Омар Хайям, использует особый язык, где слова, помимо обычного значения, имеют иные смысловые параметры и лексические оттенки. Манера письма ЗЕВСа тяготеет к суфийской поэзии, а в ряде случаев выдаёт на-гора более сложные лексические конфигурации:

Нам надо всем оправдывать рождение,

Чтоб раньше срока чёрт не уволок:

Свободнее всего у нас падение,

А взлёт всегда имеет потолок.

Миниатюры ЗЕВСа воспринимаются не только как гимн радостям жизни, вину (водке, пиву) и красоте, но и как печальное чувство, навеянное краткостью земного бытия:

Насладившись жизнью едва,

Понимаешь ты без экстаза:

Жизнь – изделие № 2,

Не используешь больше раза.

Переводчики советской эпохи превратили Омара Хайяма в воинствующего атеиста и пламенного революционера, а его суфийские поиски пути к истине, гармонии, красоте и любви преобразовали в богоборческие или эпикурейские декларации. Именно на позициях «непереведённого», то есть настоящего Омара Хайяма стоит русский ЗЕВС:

Вся в том возвышенность пути,

Чтоб мысль как молния сверкала:

Нельзя нам истину найти,

Не заглянув на дно бокала.

Но ЗЕВС был бы не ЗЕВСом, если бы не «подперчил» своё высказывание словесной вольностью:

Бывает, долго пьёшь винцо

И смотришь в вечность гордо –

Откроет истина лицо,

А там такая морда!

До нашего времени дошло около двух тысяч четверостиший, авторство которых приписывается Омару Хайяму, хотя, по мнению ряда учёных, подлинными можно признать только 121 рубаи, всё остальное – результат коллективного творчества на протяжении нескольких веков: первая книга восточного мудреца вышла через 50 лет после его смерти, долгое время его четверостишия ходили в народе в устной форме, и с каждым годом их становилось все больше и больше. Кроме того, некоторые малоизвестные поэты опасались открыто высказывать свои мысли и скрывались за именем Омара Хайяма.

Русский ЗЕВС оказался нескромно плодовитым и уже на сегодняшний день содержит в своём арсенале более 50 тысяч ЗЕВСограмм с широчайшим охватом тем и сторон современной жизни. Причём интерес русского поэта простирается далеко за пределы винных возлияний, любовных утех и гедонических потребностей. У ЗЕВСа десятки толкований только такой нестареющей темы, как «назначение поэта и поэзии»: «При творчестве не помнятся грехи / И верен сам творец своей харизме: / Злодеи пишут чуткие стихи / О нежности, любви и гуманизме». Или: «Одна любовь – себе на горе, / Хотя творец от счастья пьян: / Нельзя всю жизнь писать про море – / Пора писать про океан».

По мысли ЗЕВСа, поэт должен воздействовать на душевное состояние читателя, заряжать его чувством оптимизма и верой в лучшее:

От ярких слов нам хочется плясать –

Вот так и происходит душ слияние,

Но суть не в том, чтоб звёзды описать,

А в том, чтоб дать всем веру в их сияние.

Но и здесь ЗЕВС работает в ироничном ключе, высмеивая стремление пишущих разнообразить только инструментарий, не повышая качество выделки слова и образа: «Чтоб шедевр, товарищ дорогой, / Написать, работай аномально: / Ты писать не пробовал ногой? / Говорят, выходит шедеврально».

Даже в описании природы ЗЕВС отходит от классических приёмов и создаёт живую картину иного плана и содержания:

В ночной тиши большую выпив дозу,

Себя для мира чувствуя годней,

Я напишу про русскую берёзу,

Как стал мужчиной в юности под ней.

А иногда поэт даёт откровенный совет собратьям по перу, но в этом совете нет назидательности и назойливости:

Каждый пишет для души,

Восседая в мягком кресле:

Если можешь – не пиши

И пиши, не можешь если.

И предостерегает от заниженности писательской планки:

Напиши письмо мне, но без глюков,

Что душа влюблённая зело,

Ты ведь не какой-то Ванька Жуков,

Чтоб писать лишь деду на село.

Как и Омар Хайям, ЗЕВС никогда не пресмыкается перед богатством, а преклоняется только перед мудростью, внимательно изучает внутренний мир человека и обнажает порой глубоко запрятанный смысл его бытия: «Уж так на Руси повелось, / Что дух у неё не зачах: / Чем меньше зубов и волос, / Тем мудрости больше в речах». Саму мудрость поэт постоянно сопоставляет с глупостью, чтобы ярче представить их антагонизм:

Вся разность Насреддинов и ослов

При зорком взгляде видится моментом:

У мудрости – немного голых слов,

У глупости – орнамент с позументом.

Следует особо сказать о показательной экспрессивности и лексической непредсказуемости стиха ЗЕВСа. Его четверостишие, как правило, строится по классическим канонам с использованием перекрёстной рифмы, причём две первые строки чаще всего носят описательный характер, а убойный смысловой удар содержится в двух последних, но более всего – в самой последней строке, а то и замыкающем высказывание слове. Так что до последнего момента читатель не знает, куда повернёт авторская мысль и как будет выражен итоговый смысл изречения. Такая игра слов подвластна только высокоодарённому автору:

Излишний интерес к двуликим лицам

Рождает лаву сказочной молвы:

Скорее надо людям, а не птицам,

Чтоб были у орла две головы.

Неудержимым порывом к будущему, более прекрасному и радостному, чем настоящее, буквально пронизана поэзия ЗЕВСа с её внутренним свечением, артезианским давлением и оптимистическим выходом наружу:

Сегодня хмарь повешена на лица,

Но жизнь всегда не может быть проклятой:

Придёт пора – и будем мы молиться,

Чтоб счастье нам урезали с зарплатой.

Активное внимание к миниатюрам ЗЕВСа можно объяснить просто: в них читатель находит многое из того, что сам переживает и ценит, что любит и чему следует. А когда эти ощущения преподносятся в виде афористичной формулы, оживляется душа, кипит разум – и человек с новыми силами штурмует вершины, которые долгие годы мечтал покорить.

Людмила КОНЧАЛОВСКАЯ

Загрузка...