– Нет! – вырвалось у меня раньше, чем я успела сообразить, с кем говорю.
– Любопытно, – он обжег меня взглядом своих холодных глаз. – А знаешь, что я думаю по этому поводу?
Я не знала. Никто не мог знать, что думает Фил.
– Когда из моего казино вдруг настолько нагло уносят деньги, это не может быть просто так. Какие везучие ребятки! Подбросили фишку, и никто не заметил?
Они не столько везучие, сколько очень ловкие. Но вряд ли стоило сейчас говорить это Филу. Вряд ли ему вообще сейчас что-то стоило говорить.
– Я начинаю думать, что им кто-то помог. Например, Майк, который должен был следить за твоим столом, но почему-то не уследил… Или ты…
Майк, да! Все это выбило меня из колеи настолько, что я забыла об очевидном. Он должен был присматривать за моим столом. Но почему-то пропустил махинацию. Что-то тут не так?
– Мои ребята уже были у Майка, и, знаешь, ему сейчас нездоровится. Боюсь, в ближайшее время он не сможет учить вас, как складывать фишки в стопочку.
Если меня до этого била дрожь, то теперь я с трудом устояла на ногах. Фил не терял времени.
– А насчет тебя… Мне казалось, что такая невинная овечка, как ты, не способна учудить нечто подобное. Но ведь я могу изменить свое мнение. Проверить никогда не мешает. Как считаешь, стоит отправить своих ребят к тебе домой?
На его губах играла улыбка, но это была вовсе не та улыбка, которая означает: «Все отлично, у меня хорошее настроение». От этой улыбки стало еще страшнее.
– Нет, – снова повторила я, тут же представляя, как все произойдет.
Громилы Фила врываются в нашу квартирку, где учит уроки мелкая Энн и лежит в кровати мама. Полиция даже не станет обращать внимания на шум. В таких районах, как наш, все что происходит – личное дело жильцов. А если кого-то убьют, они утром позовут коронера.
– В таком случае тебе нужно найти «да» для чего-то другого.
Все более чем понятно. Я сглотнула слезы, которые были готовы брызнуть из глаз, и потянулась к пуговицам на блузке.
Теперь я не смотрела на Фила, вперила взгляд в пол. Если я его не вижу, можно представить, что в этой комнате я одна.
Заледеневшие пальцы не желали слушаться. Каждая пуговица давалась с трудом, словно я раздевалась впервые в жизни. Да что же это! Я бы уже и сама хотела, чтобы все закончилось как можно скорее. Наверное… Хоть и старалась не думать, что именно я вкладываю в это «всё».
Наконец, последняя пуговица уступила, я стянула блузку с себя и замерла в нерешительности: куда ее деть?
Не удержалась и бросила короткий вопросительный взгляд на Фила. Но он, кажется, и не думал мне помогать и подсказывать, лишь наблюдал, скривив губы в улыбке, будто я проходила какой-то странный тест и мне самой нужно было решить, что делать, а ему – оценить мою сообразительность.
Я отвернулась от стола и аккуратно сложила блузку на диван, спиной чувствуя взгляд Фила. Кожа мгновенно покрылась мурашками, словно он трогал меня ледяными пальцами.
Холодно. И стыдно, невыносимо стыдно от того, что ничего кроме бюстгальтера не прикрывало меня больше. Впрочем, когда я загорала на пляже в открытом купальнике, меня это не слишком смущало. Да и никого не смущало. Эта мысль придала мне смелости, и я взялась за юбку. Долго возилась с молнией. Но и с ней наконец справилась.
Теперь на мне почти не было одежды. Чулки, тонкая полоска трусиков и бюстгальтер с чашечками. Я остановилась. Может, достаточно?
– Ну и?.. Чего мы ждем?
Недостаточно.
Я сбросила туфли, скатала чулки, неловко кинула их к блузке и снова застыла, хотя надежды на то, что он удовлетворится этим, было уже мало.
Фил ждал, скрестив руки на груди. Я вдохнула, как перед прыжком с вышки, и расстегнула застежку на бюстгальтере. И вот она как раз поддалась моментально, предательница. И снова Фил никак не дал понять, что можно остановиться.
Тогда я, нагнувшись, медленно стянула трусики и выпрямилась, теперь уже глядя в глаза Филу почти с вызовом. Какую-то долю секунды. И снова отвела взгляд. Не стоит бросать Филу вызов.
– Хорошо, – сказал он таким тоном, словно был учителем младших классов, а я нерадивой ученицей, случайно умудрившейся правильно ответить на вопрос.
Хотя правильного в том, что происходило, было мало. Вернее, вообще не было. Только сейчас я внезапно осознала, что стою совершенно голая перед полностью одетым чужим мужчиной, который беззастенчиво скользит по мне взглядом. Краска стыда бросилась в лицо, залила шею, спустилась на грудь. Никогда раньше я не раздевалась перед мужчинами. Даже в моих фантазиях о том, как все будет с тем самым, единственным, все расплывалось, смягченное полумраком. Здесь же горел свет. Не слишком яркий, но все же безжалостный, откровенный, не оставляющий простора воображению, особенно остро подчеркивающий мою наготу. Да и мужчина, что сидел напротив, был явно не тем, о ком мечталось…
Он поднялся со стула, обошел меня и встал сзади так близко, что я чувствовала его дыхание у себя на затылке. От страха заныло в животе, по щекам покатились горячие слезы. Но я старалась не всхлипывать, чтобы случайно его не разозлить: картина «Громилы Фила врываются в дом проштрафившегося крупье» все еще стояла у меня перед глазами.
Одна его рука легла мне на живот, а вторая – на спину, и стала медленно двигаться вдоль позвоночника вниз. Я зажмурилась.