Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия - читать онлайн

Вступление

Во имя преблагого и милостивого Господа!

Слава Господу, милосердному Царю, Создателю вселенной, поднявшему небеса без столбов и, как ложе, рассеявшему землю[1]. Да снизойдет благословение и мир на царя апостолов, нашего господина и учителя Магомета, и его семью, да снизойдут на него до дня Страшного суда долгое и прочное благословение и мир.

Приступаем к рассказу: жизнь предыдущих поколений может служить уроком для будущих. Замечательные происшествия, случившиеся с другими, могут служить человеку предостережением, а история народа прежних времен и всего, что с ним происходило, может обуздать его. Да будет прославлено совершенство того, кто обратил историю прежних поколений в урок последующим. Тем же могут служить рассказы «Тысяча одной ночи» со своими романтическими историями и сказками.

Говорят, что в былые времена жил царь Индии и Китая, владевший многими войсками, телохранителями, служителями и домашней прислугой; у него было два сына: старший – уже взрослый, а младший – еще юноша. Оба царевича были прекрасными наездниками, в особенности старший, наследовавший царство отца и правивший своими подданными с такой справедливостью, что все обитатели его царства и все население любили его. Его звали царем Шахрияром[2], а младшего брата звали Шах-Земаном[3], и он был царем Самарканда. Они правили своими государствами и царствовали над своими подданными в течение двадцати лет благополучно и счастливо. По прошествии этого времени старший царь почувствовал сильное желание видеть своего брата и приказал своему визирю[4] отправиться к нему и привести его.

Посоветовавшись по этому поводу с визирями, он тотчас же отдал приказ приготовить хорошие подарки, а именно: лошадей, украшенных золотом и драгоценными камнями, мамелюков, красивых девственниц и дорогих тканей[5]. Затем он написал брату письмо[6], в котором выразил сильное желание видеть его, и, запечатав, передал визирю вместе с вышеупомянутыми подарками, приказав своему министру напрячь все свои силы и, подобрав полы одежды, постараться вернуться обратно. Визирь, не теряя времени, отвечал: «Слушаю и повинуюсь» – и начал готовиться к отъезду: он уложили сво вещи, перевез груз и в течение трех дней готов был к выезду. На четвертый день он простился с царем Шахрияром и направился по степям и пустыням. Он ехали ночь и день, и каждый находившийся под главенством царя Шахрияра царь, через столицу которого он проезжал, выходил к нему навстречу[7] с богатыми подношениями и дарами из золота и серебра и угощал его в течение трех дней, после чего на четвертый день он в течение целого дня сопровождал его и затем прощался. Таким образом визирь продолжал свой путь, пока не приблизился к Самарканду, куда он послал нарочного, чтобы предупредить царя Шах-Земана о своем приближении. Нарочный вошел в город, спросил, как пройти во дворец, и, войдя к царю, поцеловал прах у ног его[8] и сообщил ему о приближении визиря его брата, вследствие чего Шах-Земан приказал своим главным царедворцам и сановникам своего государства выехать к нему навстречу. Они исполнили это приказание и, встретив визиря, приветствовали его и вплоть до самого города шли у его стремян. Визирь явился сам к царю Шах-Земану, высказал в виде приветствия молитву о небесной к нему милости, поцеловал прах у ноги его и сообщил ему о желании брата видеть его, после чего он передал ему письмо. Царь взял письмо, прочел и понял его содержание, и отвечал, высказав готовность повиноваться приказанию брата:

– Но, – сказал он, обращаясь к визирю, – я не поеду, пока не угощу тебя в продолжение трех дней.

В силу этого он поместил его во дворец, достойный его звания, разместил отряд его по палаткам и распорядился всем, касающимся их еды и питья, и таким образом они прожили три дня. На четвертый день он собрался в путь, приготовил свои вещи и собрал дорогие подарки, соответствующие достоинству его брата.

Окончив эти сборы, он послал вперед свои палатки, и верблюдов, и мулов, и прислугу, и телохранителей, назначил визиря правителем страны во время своего отсутствия и выехал во владения брата. Но в полночь[9] он вспомнил, что оставил во дворце вещь, которую ему надо было взять с собою, и, вернувшись за нею, он застал свою жену спящей на его постели вместе с рабом-негром, уснувшим рядом с нею. При виде этого у него потемнело в глазах, и он проговорили про себя: «Если так поступается в то время, как я не успел еще выехать из города, то как же поведет себя эта подлая женщина, когда я буду гостить у брата?» Он выдернул свой меч и в постели же убил обоих, после чего тотчас же вернулся, отдал приказ к выезду и направился в столицу брата.

Шахрияр, обрадованный вестью о его приближении, сейчас же отправился к нему навстречу, приветствовал его и с восторгом поздоровался с ним. Он приказал по этому случаю разукрасить город и старался веселым разговором занять брата. Но мысли царя Шах-Земана были полны воспоминаниями о поведении его жены; им овладела страшная тоска; лицо его побледнело, а тело похудело. Брат его заметил, какая произошла в нем перемена, и, думая, что причиной ее может быть отъезд из дома, воздержался от расспросов, но по прошествии нескольких дней он наконец сказал ему:

– О брат мой, я вижу, что тело твое худеет, и лицо твое сделалось бледным.

– О брат мой, – отвечал он, – у меня есть душевное горе. – Но он не сообщил ему о поведении жены, чему он был свидетелем.

– Мне хотелось бы, чтобы ты отправился со мной на охоту, – предложил ему Шахрияр. – Может быть, она развлечет тебя.

Но он отказался, и Шахрияр отправился на охоту один.

Во дворце царя некоторые окна выходили в сад; и в то время как царский брат смотрел в одно из них, дверь из дворца отворилась, и из нее вышло сначала двадцать рабынь, а потоми двадцать рабов-негров, вслед за ними вышла жена царя, замечательная необыкновенной красотой и грацией[10]; и все они прошли к фонтану, кругом которого и расположились. Царская жена затем крикнула: «О, Месуд!» – и вслед за тем к ней подошел черный раб и поцеловал ее; она сделала то же самое. Точно так же делали и другие рабы и женщины; и все они забавлялись таким образом до самого вечера. Увидав это зрелище, Шах-Земан подумал:

«Клянусь Аллахом, мое несчастие менее велико, чем это!»

Его тоска и горе несколько успокоились, и он не мог более отказываться от яств и питья.

Когда брат его вернулся с охоты и они поздоровались друг с другом, царь Шахрияр заметил, что цвет лица брата его, Шах-Земана, поправился, и он приобрел здоровый вид, и что после постоянного воздержания он стал есть с аппетитом. Царь очень удивился и сказал:

– О брат мой! Когда я видел тебя в последний раз, лицо твое было бледно, а теперь оно посвежело; скажи мне, что с тобой?

– Я расскажу тебе о причине бледности моего цвета лица, – отвечал Шах-Земан, – но извини меня, если я не сообщу тебе, почему свежесть снова вернулась ко мне.

– Прежде всего, – продолжал Шахрияр, – сообщи мне причину твоей бледности и твоей болезненности. Говори же.

– Ну, так знай, о брат мой, – отвечал он, – что когда ты послал своего визиря пригласить меня к себе, я собрался в дорогу и только что выехал из города, но вспомнил, что забыл дома тот бриллиант, который я привез тебе в подарок, вследствие этого я вернулся за ним во дворец и нашел жену свою спящей у меня на постели вместе с черным рабом; я убил их обоих и поехал к тебе, но голова моя была постоянно занята мыслями об этом деле, и вот почему я был так бледен и слаб; причину же своего выздоровления, прости меня, я рассказать тебе не могу.

Услыхав рассказ брата, царь сказал:

– Именем Аллаха умоляю тебя сообщить мне причину твоего выздоровления.

И брат рассказал царю все, что видел.

– Я хочу видеть это своими собственными глазами, – сказал Шахрияр.

– В таком случае, – отвечал Шах-Земан, – сделай вид, что снова отправляешься на охоту, и спрячься здесь со мной, и ты увидишь, что будет, и лично удостоверишься во всем.

После этого Шахрияр тотчас же дал знать, что он имеет намерение поохотиться еще раз. Войска его вышли из города с палатками, царь последовал за ними и, отдохнув немного в лагере, сказал своей прислуге:

– Не допускайте ко мне никого.

Он переоделся, вернулся к брату во дворец и сел у одного из окон, выходивших в сад; и после того как он пробыл там некоторое время, женщины и госпожа их вошли в сад вместе с черными рабами и начали то же самое, что рассказывал царский брат, и продолжали до самой вечерней молитвы.

Когда царь Шахрияр увидал все это, он совершенно потерял голову и сказал своему брату Шах-Земану:

– Вставай и пойдем, куда глаза глядят, и откажемся от наших государств до тех пор, пока мы не увидим, что подобное несчастие постигло кого-нибудь еще, а не одних нас; если же мы этого не увидим, то смерть лучше нашей жизни.

Брат его согласился на это предложение, и они вышли в маленькую дворцовую дверь и шли постоянно дни и ночи, пока не пришли к дереву, стоявшему посреди поляны на берегу ручья, неподалеку от морского берега. Они напились из ручья воды и сели отдохнуть; с наступлением полного дня солнце точно затуманилось, и перед ними вырос черный столб, поднимавшийся к небу и приближавшийся к лугу. Пораженные ужасом при этом зрелище, они влезли на дерево, к счастью, невысокое, и стали оттуда смотреть, что из этого выйдет, и увидали, что это был Шайтан, гигантского роста, широкоплечий и огромный, с сундуком на голове.

Он спустился на землю и подошел к дереву, на котором сидели оба царя. Поместившись около него, он открыл сундук, вынул из него ящик поменьше, который тоже открыл, и из этого ящика вышла молодая женщина, миловидная и прекрасная, как ясное солнце. Шайтан[11], взглянув на нее, сказал: «О, женщина благородного происхождения, которую я унес в вечер ее свадьбы! Мне хочется поспать немного». И, положив голову к ней на колени, он заснул.

Красавица подняла тут глаза и увидала на дереве двух царей; после чего она тотчас же сняла голову Шайтана со своих колен и, положив ее на землю, встала под деревом и стала делать царями знаки, точно хотела сказать:

– Слезайте и не бойтесь этого дьявола.

Они ей отвечали:

– Ради самого Аллаха умоляем тебя извинить нас в этом отношении.

– Ради того же самого прошу вас спуститься, – сказала она. – Если же вы этого не сделаете, то я разбужу Шайтана, и он предаст вас лютой смерти.

Испугавшись таких угроз, они сошли к ней, пробыли с ней, сколько она желала. Затем она достала из кармана мешочек, а из мешочка вынула шнурок с нанизанными на нем девяноста восемью перстнями и спросила их:

– Знаете ли вы, что это такое?

– Нет, не знаем, – отвечали они.

– Владельцы этих перстней, – сказала она, – все были допущены к беседе со мной, совершенно такой, к какой вы сейчас были допущены, без ведома этого глупого Шайтана; поэтому и вы, братья, дайте мне по кольцу.

Они сняли для нее со своих пальцев по кольцу, и затем она сказала им:

– Этот Шайтан похитил меня в вечер моей свадьбы и запер меня в ящик, а ящик поставил в сундук, приделав к нему семь замков, и, спрятав меня такими образом, поставил сундук на дно бушующего моря, под плещущие волны, не зная, что если кто-нибудь из нашего пола пожелает что-нибудь сделать, то никому не остановить ее. В подтверждение этого вот что говорит один из поэтов:

А другой поэт говорит:

Когда цари услыхали от нее эти слова, они были поражены сильнейшим удивлением, и один сказал другому:

– Если даже Шайтан подвергнулся еще большему несчастию, чем подверглись мы, то это может послужить нам утешением.

И они тотчас же ушли и вернулись в город.

Как только они вернулись во дворец, Шахрияр приказал обезглавить свою жену, рабынь и черных рабов, и после этого он ввел обыкновение после каждой ночи, проведенной с девственницей, убивать ее. Таким образом он поступал в продолжение трех лет; и народ зароптал против него и бежал со своими дочерями; и в городе не осталось ни одной девушки, по годам годной для брака[13]. В таком положении находились дела, когда царь приказал визирю привести ему девушку, согласно его обыкновению; и визирь отправился на поиски и ни одной не нашел. Он вернулся домой в ярости и досаде, боясь, что царь с ним что-нибудь сделает.

У визиря было две дочери, старшую из которых звали Шахерезадой, а младшую – Дунеазадой. Старшая читала много исторических книг и жизнеописаний предшествовавших царей и рассказов о прошлых поколениях. Говорят, будто у нее было собрано до тысячи книг по истории, рассказывающей о предшествовавших поколениях и царях, и произведения поэтов; и, увидав теперь отца, она сказала ему:

– Отчего это ты так изменился и так молчалив и печален?

Один из поэтов говорит:

Скажи тому, кого гнетут заботы,

что заботы не вечны.

Как минует счастье,

так минует и несчастье.

Когда визирь услыхал слова дочери, он передал ей все, что случилось с ним относительно приказания царя, на что она отвечала ему:

– Клянусь Аллахом, о мой отец, выдай меня замуж за этого царя, или я умру и, следовательно, послужу выкупом за дочь какого-нибудь мусульманина, или я останусь жить и избавлю всех от него.

– Аллахом заклинаю тебя, – вскричал он, – не подвергать себя такой опасности!

Она же сказала:

– Так должно быть.

– В таком случае, – сказал он, – я боюсь, чтобы с тобой не случилось того же, что случилось в рассказе об осле, о воле и о муже.

– А что это такое, о мой отец? – спросила она.

– Знай, о дочь моя, – сказал визирь, – что жил-был один богатый купец, имевший скот, жену и детей; и Господь, имя которого он прославлял, даровал ему способность понимать язык животных и птиц. Купец этот жил в деревне, и в доме у него были осел и вол. Вол, придя в стойло, где был привязан осел, увидал, что он вымыт и вычищен, а в яслях у него насыпан ячмень и резаная солома, и осел спокойно жевал; хозяин обыкновенно выезжал на нем по делам и скоро возвращался, и однажды купец слышал, как вол говорил ослу: «Тебе корм пойдет впрок! Я совсем измучен, а ты только отдыхаешь, ешь просеянный ячмень, люди прислуживают тебе, а хозяин лишь изредка ездит на тебе и возвращается, тогда как я постоянно пашу и верчу мельничное колесо. Осел отвечал: «Когда ты придешь в поле и на шею тебе наденут ярмо, ляг и не вставай, хотя бы тебя осыпали ударами, или же встань и ляг во второй раз; и когда тебя приведут обратно и поставят перед тобой бобы, не ешь их, как будто ты болен; не ешь и не пей день, или два дня, или три дня, и таким образом ты отдохнешь от тревоги и труда». Вследствие этого, когда работник пришел задать корма волу, он едва коснулся еды, а на следующий день, когда работник пришел за ним, чтобы свести на пашню, он нашел его, по-видимому; совершенно больным.

Таким образом, купец сказал: «Возьми осла и паши на нем целый день». Работники так и сделал, и, когда осел вернулся в стойло вечером, вол поблагодарили его за сделанное ему одолжение и за доставленную ему возможность отдохнуть целый день, но осел ничего ему не ответил, так как серьезно раскаивался. На следующий день пришедший пахарь опять взял осла и пахал на нем до самого вечера, и осел вернулся со стертой ярмом шеей и ослабевшим от усталости, а вол, посмотрев на него, снова стал его благодарить и хвалить. Осел вскричал: «Как хорошо мне жилось, и погубил я себя, вмешавшись в чужие дела!» Затем он сказал волу: «Теперь ты знаешь, что я даю хорошие советы: я слышал, как хозяин наш говорил работнику, что если вол не встанет, то сведи его к мяснику, чтобы заколоть, и из кожи сделать хоть нату[14] поэтому я очень за тебя опасаюсь и предупреждаю тебя; да будет над тобою мир». Вол, услыхав это предостережение осла, поблагодарил его и сказал: «Завтра я вскочу как встрепанный». Он съел весь свой корм и даже облизал ясли. А хозяин подслушивал их разговор.

На следующее утро купец и жена его пошли к волу в стойло и сели там. Работник пришел и повел вола, а вол, увидав хозяина, задрал хвост и разными звуками и прыжками показал свою готовность служить и скакал так, что купец захохотал и от хохота опрокинулся назад. Жена его с удивлением спросила: «О чем ты смеешься?» Он отвечал: «Я смеюсь над тем, что видел и слышал, но не могу рассказать, а если бы рассказал, то умер бы». Она сказала: «Ты должен рассказать мне о причине твоего смеха, если бы даже умер от этого». – «Я не могу рассказать, – сказал он: – страх перед смертью не дозволяет мне». – «Ты смеялся только надо мною», – сказала она и продолжала добиваться и мучить его до тех пор, пока он совсем не изморился. Таким образом, он собрал своих детей и послал за кадием[15] и свидетелями, чтобы написать завещание и потом, открыв жене тайну, умереть, так как он очень любил ее, тем более что она была дочерью его дяди и матерью его детей и он прожил с нею до ста двадцати лет. Собрав свою семью и своих соседей, он рассказал им свою историю и прибавил, что должен умереть, лишь только откроет свою тайну; после чего каждый из присутствующих обращался к ней со словами: «Именем Аллаха умоляем тебя, чтобы ты бросила это дело и не допускала умереть твоего мужа и отца твоих детей». Но она говорила: «Я не могу успокоиться, пока он не скажет мне, хотя бы от этого, ему пришлось умереть». Таким образом они перестали упрашивать ее, а купец оставил их и отправился в сарай, чтобы сделать омовение и затем, вернувшись, сообщить тайну и умереть.

У него были петух и пятьдесят кур, и была собака; и он услыхал, как собака обратилась к петуху и с упреком сказала ему: «И ты можешь быть весел, когда хозяин наши готовится к смерти?» – «Как так?» – спросил петух. И собака рассказала ему всю историю, в ответ на что петух вскричал: «Клянусь Аллахом, у нашего хозяина немного ума: у меня пятьдесят жен, да я одну утешу, другую побраню, а у него всего одна жена, и он не может сладить с нею. Отчего бы ему не взять несколько прутьев тутового дерева и, войдя к ней в комнату, не отхлестать ее до тех пор, пока она или не умрет, или не раскается? После этого она никогда не станет приставать к нему с расспросами». Купец, услыхав этот разговор собаки с петухом, одумался и решился побить жену.

– А теперь, – продолжал визирь, обращаясь к своей дочери Шахерезаде, – может быть, мне лучше поступить с тобой так, как купец поступил со своей женой?

– А что же он сделал? – спросила она.

– Он срезал нисколько прутьев тутового дерева и спрятал их в своей комнате, а затем сказал жене: «Пойдем к тебе в комнату, и я скажу тебе там тайну и, пока меня никто не видал, умру. А лишь только она вошла, он на ключи запер дверь и бил ее до тех пор, пока она не лишилась почти чувств и не закричала: «Я раскаиваюсь». Она целовала ему руки и ноги и вышла с ним из комнаты, и все присутствующие, и вся семья очень радовались, и они до самой смерти счастливо прожили вместе.

Дочь визиря, выслушав рассказ отца, сказала ему:

– А все-таки надо сделать по-моему.

Он приготовил ее и отправился к царю Шахрияру. А она стала учить сестру, сказав ей:

– Когда я уйду к царю, я пошлю звать тебя к себе, и когда ты придешь ко мне и выберешь подходящее время, скажи: «О, сестра моя, расскажи мне какую-нибудь историю, чтобы скоротать время». И я начну рассказывать тебе историю, которая, если угодно Богу, послужит средством освобождения.

Отец ее, визирь, повел ее к царю, который, увидав ее, обрадовался и сказал:

– Так ты привел мне то, что я желал?

– Да, – отвечал визирь.

Когда царь познакомился с ней, она заплакала.

– Что с тобою? – сказал он ей.

– О царь, – отвечала она, – у меня есть младшая сестра, и мне хотелось бы проститься с нею.

Царь послал за нею, и она пришла и, обняв сестру, села на край постели и, выждав удобную минуту, сказала:

– Ради Аллаха, о сестра моя, расскажи нам какую-нибудь историю, чтобы скоротать время.

– Охотно, – отвечала Шахерезада, – если добродетельный царь позволит мне.

А царь, услыхав эти слова и не чувствуя желания спать, был доволен возможностью послушать историю, и таким образом в первую ночь из тысячи одной ночи Шехерезада начала свои рассказы.