Два одиночества
Остаток дня, вернее большую его половину, девушка провела за письменным столом. Учеба ждать не любит, для Энни это не было новостью, ведь ей всегда нравилось учиться, к тому же она очень любила книги.
Сегодня весь день светило солнце, Энн улыбалась этому веселому дню. Периодически выглядывая в окно, она пыталась представить, чем же заняты сейчас Кавальи.
Так спонтанно познакомившись со своими соседями, Энни решительно не представляла, что принесет ей новое знакомство.
– Надо же такой милый дед и такой мрачный внук… – вслух подумала Энн. Вспомнив взгляд Андреа, она передернулась:
– Брр, мороз по коже. Понятно, почему дед так боится, его «внучек» может и убить кого-нибудь, – снова взглянула Энни в окно.
– А как насчет тебя? – тихо произнес кто-то. Энн выронила книгу от неожиданности.
– Мама?! Ну что за привычка подкрадываться, когда я говорю сама с собой… – укорила девушка.
– Извини, не удержалась, – ответила Мис-с Мария Левейт, и улыбнулась.
Улыбка мамы была такой искренней и теплой, что Энн невольно улыбнулась в ответ; она всегда восхищалась своей матерью, не смотря на ее легкие шуточки. Невысокого роста, прекрасно сложенная женщина всегда казалась образцом изящества. Темные волосы до плеч, теплая улыбка и мягкий свет, словно струившийся из добрых светло-серых глаз завораживал. Энни взяла ее милые черты лица и живой гибкий ум. В остальном они были совершенно разными, но понимали друг друга с полуслова.
Мис-с Мария всегда одевалась просто, с одной особенностью, ей практически всегда было холодновато и даже летом, она могла надеть шерстяную кофту. И сейчас молодая женщина укуталась в теплое бежевое пончо, которое ей подарила на рождество Энн. Пройдя, Мис-с Левейт села в кресло:
– Познакомилась с соседями? – веселые искорки заиграли в ее глазах.
– Да, – промямлила Энн, – не уверена что удачно.
– Почему? Я видела, как ты подбирала листки. Хороший повод для завязывания контактов, – подмигнула мать.
Энни скорчила кислую мину:
– Мама… ты знаешь, я не специально. Так получилось.
И дочь торопливо пересказала историю знакомства. Упомянув взгляд Андре, девушка задала так мучающие ее вопросы:
– Почему он такой злой? Что я ему сделала?
– Ты – ничего, – резонно заметила мать, – это явно был кто-то до тебя. Немного зная жизнь, я могу точно сказать, что для злости нужны как минимум двое. И один из них слаб духом.
– Почему?
– Он и злится. Более сильный обычно провоцирует.
– Ты намекаешь на то, что такого как Андре можно обидеть? – удивленно протянула Энн.
– Можно. И как ты видела очень эффективно, причем настолько, что он теперь замораживает взглядом, – кивнула Мис-с Мария.
– Ты видела Андреа? – прищурилась Энни.
– Да, он покупал у меня горшок для цветов. Видимо по просьбе деда.
– И что ты о нем думаешь? – глаза дочки загорелись.
– Энни, Энни, – засмеялась мать, – кажется, кто-то кому-то понравился. И не думай, что я помогу тебе с женихом, – она шутливо погрозила пальцем.
Энн вскочила и в бешенстве зашагала по комнате:
– Ни за что! Никогда! Он такой злой, жестокий, надменный! Зачем я вообще согласилась? – ероша волосы, Энн остановилась напротив кресла, где сидела мать.
– Знаешь от ненависти до любви – один шаг, – иронично подытожила женщина.
– А от страха до любви – сто лет на крокодиле, – парировала Энн.
– Почему на крокодиле? – шепотом спросила Мис-с Левейт, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Потому что его я тоже боюсь! – дочка плюхнулась на кровать.
Мис-с Мария рассмеялась. Энн, видя, что мама развеселилась, тоже захохотала.
Отсмеявшись, Мис-с Левейт встала:
– Знаешь, милая, не всё так, как кажется на первый взгляд.
Мать погладила Энни по голове и вышла.
– Возможно, ты права… – Энн снова задумчиво поглядела в окно, а там лениво шелестели листья. Девушка снова настроилась на мечтательный лад, для нее деревья словно пересказывали друг другу какую-то сказку. Энн подошла к столу и положила на него упавшую книжку. Наступили сумерки. Фонари уже освещали улицу и с интересом слушали этот затейливый шелест.
– Я тоже хочу услышать эту историю, – вздохнула Энни, резко почувствовав одиночество. Мама! Мама, конечно, была в соседней комнате, но девушка все равно загрустила. Эти знакомые ей деревья пробудили такую тоску по своим сверстникам, что Энн кинулась к телефону.
Набрав номер старой знакомой Мэри, Энни успокоилась. Сейчас, сейчас она отвлечется и пообщается. Прозвучал первый гудок, после второго Мэри сняла трубку:
– Алло!
– Мэри, здравствуй! – девушка улыбнулась. – Это Энн. Как твои дела?
– Энни! – обрадовалась Мэри и затараторила в трубку последние новости. В собеседниках она не нуждалась, Мэри сама спрашивала и сама же давала ответ. Редкие поддакивания со стороны Энн, устраивали ее на все сто.
Прослушав часок, Энни почему-то снова загрустила. Попрощавшись, девушка повесила трубку и уселась на подоконник.
«Обычно, болтовня Мэри хоть и не просвещала, зато успокаивала. А сегодня почему-то нет.» – закрались в голову девушки грустные мысли.
Энн повернула голову – ее взгляд скользил по улице: редкие парочки, вновь, по расписанию, пробегающие спортсмены.
«Ничего интересного» – грусть затягивала все глубже.
Чувствуя, что проваливается в депрессию, Энни поспешила встряхнуться, и уже почти отошла от окна, как вдруг опять услышала мелодию. Это снова были «Грезы любви». В этот раз мотив был такой тоскливый и жалобный, что Энн опять расплакалась.
«Как такая музыка может вязаться с образом злого и жестокого парня? Музыка, его музыка выдает все его чувства! Он тоскует, плачет, его сердце, словно истекает кровью!» – сочувствуя, Анна Клер стерла соленые капли и опять прислушалась. Мелодия, роняя слезы, затихла.
Глядя в окно, девушка снова смахнула с лица слезинки:
«Я не могу бросить того, кто играет такую чудесную музыку. Я должна ему помочь!»
Скрипка погрузилась в тишину несколько минут назад, но в сердце Энни она еще звучала, отчаянно рыдая.
В соседнем доме зажглось сначала одно, потом второе окно, и вот уже весь дом засветился волшебным, как показалось Энн, светом.
Энни улыбнулась и подумала:
«Если хочешь, чтобы вокруг все осветилось, стоит, лишь первым зажечь свою свечу!»