Творчество и потенциал. Выпуск 1 - читать онлайн

Без просветов затяжные

день-деньской идут дожди,

хмарь да думы непростые

несут ливни-горюны.

Сумрачный туман наводят,

тяжким грузом гнут они,

душу грешную изводят

стервецы до глубины.

Льют, всё льют, чтоб было пусто,

не уймутся всё никак,

в сердце сеют гнусно-густо

хворь, тоску, печаль и мрак.

Без просветов затяжные

день-деньской идут дожди,

хмарь да думы непростые

несут ливни-горюны.

Величаво плывут облака

в синем небе родные мои

и взирают на мир свысока,

исчезая в бескрайней дали.

Ах, куда же, родные, куда

вы неспешно держите путь

и в какие, скажите, края

соизволите вы заглянуть?

Эх, шепните, что за нужда

вас толкает в дали шагнуть?

Или просто, быть может, мечта,

как и мне, не даёт прикорнуть?

Величаво плывут облака

в синем небе родные мои

и взирают на мир свысока,

исчезая в бескрайней дали.

О, ярколикий свет ума,

рази лучом, прошу, незнанье

и озари, повергни тьму,

развей горчайшее терзанье!

Яви себя во всей красе,

уважь, прошу уж, упованье,

бей лихо молнией в грозе

нещадно в самое сознанье.

Бей, не жалей и не скупись,

чтоб мысли были громко звонче,

а опосля не отвернись,

останься и не будь уж кротче.

О, ярколикий свет ума,

рази лучом, прошу, незнанье

и озари, повергни тьму,

развей горчайшее терзанье!

Души не чаю и люблю

родную, милую свободу,

и восхищаюсь, свято чту,

за ней иду в огонь и воду.

Её храню, её пою,

от всевозможных пут спасаю,

лелею, холю, жадно пью

и с наслаждением глотаю.

Зазнобу, девицу мою,

я пуще злата почитаю,

так и живу, на том стою,

другой уж жизни не желаю.

Души не чаю и люблю

родную, милую свободу,

и восхищаюсь, свято чту,

за ней иду в огонь и воду.

Эх, кружись, головушка, лишь только от любви,

позабывши горюшко до самой седины,

под мотивчик простенький от матушки-земли,

под аромат пленительный чарующей весны.

Эх, кружись, кудрявая, с рассвета до зари,

позабывши кручи – серые деньки,

до вздоха до последнего, до гробовой доски

пущай сияют глазоньки от счастия твои.

Эх, моя родимая – головушка моя,

кружись-кружись уж, милая, но не сходи с ума,

без устали, без пафоса, на зависть всем и вся,

без суеты, отчаянья, вальсируя любя.

Эх, кружись, головушка, лишь только от любви,

позабывши горюшко до самой седины,

под мотивчик простенький от матушки-земли,

под аромат пленительный чарующей весны.

Не так-то много лет под солнцем

отпущено нам на земле,

и не откупишься червонцем,

чтоб Бог забыл призвать к себе.

Слегка печально, но да ладно,

коль призовёт, тогда пойдём,

а до… пущай живём уж складно,

любовь и счастье бережём.

В ладу с руками и главою,

в чести, с открытою душой,

без лжи и фальши за плечами

да с благосклонною судьбой.

Не так-то много лет под солнцем

отпущено нам на земле,

и не откупишься червонцем,

чтоб Бог забыл призвать к себе.

Нет, не бывать тому, что было,

Тому, что кануло давно,

Тому, что время проглотило,

Тому, что было и прошло…

Нет, не бывать, но всё ж хотелось,

чтоб прошлое на миг пришло,

минувшее чтоб воротилось,

воскресло или ожило…

Нет, не бывать, эх, как печально,

что безвозвратно всё ушло,

эх, жаль, но в мире всё фатально,

банально и обречено…

Нет, не бывать тому, что было,

Тому, что кануло давно,

Тому, что время проглотило,

Тому, что было и прошло…

Печаль разлуки, радость встречи —

в людской судьбе что две сестры…

Они – объятья, слёзы, речи,

биенье сердца, крик души…

Они – надежда, упованье,

точь-в-точь что искорки в ночи,

отчаянье и испытанье,

огонь, не гаснущий в груди…

Они – приметы, суеверья,

волнительный и быстрый миг,

Они – хранители доверья

и разрушители интриг…

Печаль разлуки, радость встречи —

в людской судьбе что две сестры…

Они – объятья, слёзы, речи,

биенье сердца, крик души…

В крепчайшем союзе Бог и Россия

бок о бок живут душою едино,

сеют и пашут, ваяют, куют,

с отвагой и честью мир создают.

Святые стоят, чтоб пела Свобода,

сил не щадят во благо народа,

и коли нагрянет вражья орда,

от силушки доброй сбежит прочь она.

Сбежит в направленье дубьём, что укажут,

а коли взбрыкнёт, достойно накажут,

чтоб впредь не играла вражина с судьбою

и не шутила с Великой Страною.

В крепчайшем союзе Бог и Россия

бок о бок живут душою едино,

сеют и пашут, ваяют, куют,

с отвагой и честью мир создают.

К счастью, совесть – не изгой,

да и руки с головой

дружбу крепкую блюдут,

для семьи куют уют!

Для семьи во благо мира

окромя труда кумира

не имеют и не чтут.

«Крест даю!» – уста не врут!

«Крест даю! Не сомневайтесь!

Честь по чести жить старайтесь!

Лень взашей гоните вон!

Там ей место! Поделом!»

К счастью, совесть – не изгой,

да и руки с головой

дружбу крепкую блюдут,

для семьи куют уют!

Коль окликнете, вернусь

лучом света средь тумана,

нет же, тотчас удалюсь

без злословья и обмана.

Без эмоций, нареканий,

крика, нервов и рыданий,

правда, всё же оглянусь я,

чтобы молвить: «До свиданья!»

Чтобы хоть ещё разочек

заглянуть в родные лица,

чтоб обнять хоть на чуточек

и за зло всё извиниться.

Коль окликнете, вернусь

лучом света средь тумана,

нет же – тотчас удалюсь

без злословья и обмана.

Без оглядки только пятки

века прошлого видны,

да и те давно не гладки,

износились уж они.

Износились, поистёрлись,

растеряли свой фасон,

скособоченно утёрлись,

шмыгнув разом в унисон.

Шмыгнув разом, удалились

молчаливо и легко,

только, жаль, поторопились

прочь умчаться далеко.

Без оглядки только пятки

века прошлого видны,

да и те давно не гладки,

износились уж они.

Как любили, так и жили,

честью, долгом дорожили,

только всё же позабыли

те проступки, где грешили.

Где грешили, сомневались,

сдуру массам поддавались,

продавались иль сдавались,

в стороне не оставались.

В стороне не оставались,

на рожон всё лезть пытались,

опосля ж лишь похвалялись,

бранных слов ввек не стеснялись.

Как любили, так и жили,

честью, долгом дорожили,

только всё же позабыли

те проступки, где грешили.

Жизнь – диковинное чудо:

вертит каждого волчком,

опосля же бедно-худо

присыпает бугорком.

Присыпает, укрывает

нежно, бережно, любя,

но назад не отпускает

из объятий мать-земля.

Из объятий крепких, твёрдых

и доселе дорогих,

милых, тёплых, плодородных,

с детства раннего родных.

Жизнь – диковинное чудо:

вертит каждого волчком,

опосля же бедно-худо

присыпает бугорком.

Славлю воина, инженера,

работягу и курьера!

Славлю всех, кто на посту,

отдаёт всю жизнь труду!

Славлю громко и сердечно!

Пусть запомнят вас навечно!

Ваши добрые дела,

что куются на века!

Пусть запомнят, не забудут,

в вашу сторону не плюнут

те, кто в лености живёт

и к безделию зовёт!

Славлю воина, инженера,

работягу и курьера!

Славлю всех, кто на посту,

отдаёт всю жизнь труду!

Ночная мгла, сокрыв светило,

людскую душу очернила,

но только всё же, пусть стыдливо,

глаголю ей, чтоб уходила.

Чтоб уходила, убиралась,

чтоб в гости впредь не возвращалась,

немил, негож её фасон,

как мир в раскраске – полутон.

Как мир в раскраске, в полумраке,

ни жив ни мёртв, на автомате,

без чувств, стремлений средь хапуг,

давно забывших слово «друг».

Ночная мгла, сокрыв светило,

людскую душу очернила,

но только всё же, пусть стыдливо,

глаголю ей, чтоб уходила.

Тихий шёпот… Час ночной…

Слёзы горькие… Да боль…

Причитания… Мольба…

Не спешите, небеса!

Не спешите… Не зовите…

Вас прошу, повремените…

День-другой… Быть может, два…

Али нет? Пришла пора?

Что вам стоит? Обождите,

В теле душу сберегите!

Дабы смог ещё разок

солнца свет узреть зрачок…

Тихий шёпот… Час ночной…

Слёзы горькие… Да боль…

Причитания… Мольба…

Не спешите, небеса!..

Душистый свежий аромат

ласкает сердце, застит взгляд,

весна идёт, ручьи журчат,

в цветенье ярком дивный сад.

В цветенье ярком всё кругом,

с любовью солнышко лучом

нежнейше ластится к щеке,

стремится милое к душе.

Стремится сердце обогреть

и беды с памяти стереть,

что тяжким грузом залегли

и гнут недугом вглубь земли.

И гнут недугом день-деньской,

терзают, не щадя покой,

но только всё-таки с весной

идут пусть прочь, забыв постой.

Душистый свежий аромат

ласкает сердце, застит взгляд,

весна идёт, ручьи журчат,

в цветенье ярком дивный сад.

Ах, чувство светлое – любовь:

возносит ввысь, волнует кровь,

но есть в нём всё-таки норов —

тревога, боль и звон оков.

Тревога, боль за жизнь красы,

её здоровье и мечты,

за смех и слёзы от невзгод,

ночей бессонных хоровод.

Ночей бессонных в царстве тьмы

от тяжб житейской кутерьмы,

но только, как ты ни крути,

нет в мире счастья без любви.

Ах, чувство светлое – любовь:

возносит ввысь, волнует кровь,

но есть в нём всё-таки норов —

тревога, боль и звон оков.

В дрёме мир, а с ним и люди:

кто-то спит, а кто в недуге,

пламень, жаль, не тот в груди,

сердца стук и крик души.

Пламень жаль, а с ним и удаль,

честь и совесть, но не ругань,

пустословье, море лжи,

зависть, веру в барыши.

Пустословье и злословье,

коим целое раздолье,

расплодились по земле,

разнеслись по всей стране.

Расплодились, закрепились,

в массы изловчась внедрились

и отныне на коне

без стеснения везде.

В дрёме мир, а с ним и люди:

кто-то спит, а кто в недуге,

пламень, жаль, не тот в груди,

сердца стук и крик души.

Любовь – сердечная заноза,

что очень острая игла,

но бесподобна, словно роза,

что душу греет в холода.

Что душу греет, взор туманит,

пленит красою, не щадя,

чарует, манит и дурманит,

игриво глазками блестя.

Игриво, мило, дружелюбно,

волшебно, искренне любя,

открыто, прямо, простодушно

чарует раз и навсегда.

Любовь – сердечная заноза,

что очень острая игла,

но бесподобна, словно роза,

что душу греет в холода.

Добро и счастье жизнь сулила,

но бед и горестей ссудила,

благодарю, что не забыла,

здоровьем крепким одарила.

Благодарю за хлеб, за воду,

за труд, поддержку, за свободу,

за честь, достоинство, страну,

за веру, Бога, за семью.

За честь, отвагу и за братство,

за дружбу, совесть, постоянство,

за мир, природу, красоту,

за землю русскую мою.

Добро и счастье жизнь сулила,

но бед и горестей ссудила,

благодарю, что не забыла,

здоровьем крепким одарила.

Изрядной силой над людьми,

над их судьбою, чёрт возьми,

безнравственно во свете лжи

давненько правят лишь гроши.

Давненько правят и легко,

забывши свет, а с ним добро,

диктуют правила игры

и вязнут по уши в крови.

И вязнут по уши в крови,

им дела нету до души,

до нравов, совести в груди,

им наплевать, что раз-два-три.

Изрядной силой над людьми,

над их судьбою, чёрт возьми,

безнравственно во свете лжи

давненько правят лишь гроши.

Всю ночь напролёт

в небе луна —

королева средь звёзд

взирает, слепя,

сияет, влечёт

точь-в-точь что магнит

всех тех, кто доселе

в час поздний не спит.

Всех тех, кто думой

своей омрачён,

на беспокойство

без сна обречён,

на поиск света

в царствии тьмы

под ярким взором

королевы-луны.

Всю ночь напролёт

в небе луна —

королева средь звёзд

взирает, слепя,

сияет, влечёт

точь-в-точь что магнит

всех тех, кто доселе

в час поздний не спит.

В апрельских лучах синее море,

Блестит его тихая водная гладь.

И белых чаек крик на просторе,

Хотелось красоту его обнять.

Хазар просыпается на воле,

Я стараюсь его понять.

Его радость в морском раздолье

Никто уже не сможет отнять.

В бакинской бухте нет кораблей,

Порт давно переместили в Аляты.

Наша бухта свободна от якорей,

Морскую дорогу позабыли пираты.

На волнах Хазара рождается жизнь,

Она тянется через Шёлковый путь.

Торговый путь в разгаре, ты держись,

Всегда погрузка, разгрузка – не отдохнуть.

Бежит одна по морскому берегу

В одежде белой против ветра.

Одна волна ей замочила ногу.

Богаты нефтью и газом его недра.

С какой ты радостью пришла,

Тебя теснили воспоминания,

Когда с любимым здесь была.

Терзают память и страдания.

Доверь печаль свою волне

На гребне пенистой в прибой,

Ты сердечной грустью заполни.

Терзают память и страдания.

Твои печали прибой унесёт

В далёкие морские дали,

С востока весть принесёт,

Что брата твоего не видали.

Я плотно сложу ладони,

Подниму их в чистое небо,

Откуда идут тепло и лучи

И молитва для мира и хлеба.

Я выскажу всё, что на душе,

Сердечные страдания с горя

Рамазану и мудрому ходже

На берегу Каспийского моря.

В ночь предопределения сижу,

На небе звёзды и милая луна.

«Аллаху акбер» всё время твержу,

Эта ночь тиха и благословенна.

Ночь Рамазана, лайлат ал-кадр,

Освяти душу и Аллаха строку.

Наделил меня талантом, дал сабр,

Я сегодня открою суфру бедняку.

Мой древний неспокойный Хазар,

Сколько столетий твои воды стоят!

Полон пресной водою Байкал,

Корабли всегда в навигации светят.

Хазар и Байкал, два озера мира,

Один богат нефтью, газом, рыбой —

Тюркская слава, духовная лира.

Байкал – рыбой и пресной глыбой.

Славное море, священный Байкал,

Кто тебя тюркским именем назвал?

Байкал – это в мире богатое озеро,

Самая вкусная вода, сладкоголосие!

Байкал в центре великой Сибири,

А Хазар между Кавказом и Азией.

Ты эту редкость сердцем забери

На вечность с моего согласия.

Утра азан летит над морем

Вместе со стаей белых чаек.

Со штормом моря не спорим,

Видим: на волнах качается баек.

На кораблях стоят моряки,

Трудная работа без еды и воды.

Всей командой встают корабли,

В Рамазан нет тихой погоды.

Но небо чистое со звёздами,

Над морем скобочкой луна.

А утро встречают постами,

Хвала, называют святых имена.

Корабли идут в глубокой ночи,

Вся команда стоит на намазе.

В каютах зажигают новые свечи,

Вот и ночь Рамазана на Кавказе.

Катись, моя каспийская волна!

Что на берег с собою принесёшь?

Морской мусор с пеною сполна?

И что с берега с собою заберёшь?

Улыбнись со мной при встрече,

Долгожданная моя милая волна!

С утра на берегу, не горят свечи,

Яркое солнце да синь, небеса.

Я приду к тебе на берег в шторм,

Посмотреть, как бьются волны.

«Сверить швартовые!» – указал старпом,

А волны бьются с другой стороны.

На вахте каспийские нефтяники,

Бьётся о железные сваи волна.

Замер промысел на время бури,

Неспокойно. Уже апрель, весна.

Мой горящий пламень к тебе

Ничем в жизни не остудить.

Блеск твоей звезды на небе

Мою душу должен осветить.

От звезды исходит неба свет,

Ты пускаешь женские желания.

Звёзды горят ярче наших комет.

Не сравнится с тобою Меланья.

На востоке рано встаёт солнце,

Пока дойдёт до твоего полушария,

Тюрчанка бросит взгляд в оконце,

Из уст Узеира снизойдёт ария.

Откуда этот пламень твоей любви?

Он клубится с древнего Востока.

Бьются аяты Корана в моей крови,

Слышу азан России до Владивостока.

Чудесных слов переплетенье,

Красивых звуков череда…

Как в бусах тонких, вдохновенье

Таит в себе любви слова.

Слова любви, слова печали,

Слова красивых, чудных снов…

И словно чайки прокричали:

«Пришла любовь! Пришла любовь!»

Расцветала вишня рядом у окна,

И опять, тоскуя, я стою одна.

День дрожит рассветом, ему невдомёк,

Что та радостная ночь унесла сомненья прочь…

До рассвета ночь хранила все секреты,

Отпустила, унесла с собой под утро ветром.

Тайной связана с луной, и безответно

Сохраню, сберегу, я любовь твою приму.

Нас с тобою унесла река сомнений,

Оставив нам взамен всего лишь тени.

Ожидания весны ведь не напрасны,

Ты со мною пойдёшь, от любви ты не уйдёшь.

Расцветала вишня, золотой денёк.

Налетали птицы к нам на огонёк.

Быстро уходила долгая зима,

Я опять стою одна,

Смотрю на вишню из окна.

Околдована тем древом вся природа,

Нет уже ненастья и плохой погоды.

Тайны ночи подарю тебе я утром

И спою, закричу, о любви я не молчу.

Околдована природа, нету тйней,

И чаруют звуки песни без сомнений.

Я вином твоим упьюсь, как будто в сказке,

Улечу, прокричу, о любви я нашепчу…

Расцветала вишня рядом у окна,

И опять, тоскуя, я стою одна.

День дрожит рассветом, ему невдомёк,

Что та радостная ночь унесла сомненья прочь…

Нет любви, и нет мечты,

Ощущенье пустоты,

Ощущенье катастрофы.

Милый, милый, где же ты?

Одинокая луна

Тихо смотрит из окна.

И моей мечтой о счастье

Озарилась тишина.

Где мой миленький идёт,

Снег пушистый упадёт.

Снег пушистый, снег лучистый,

Где мой миленький идёт.

Где мой милый, где мой званый,

Где мой суженый живёт?

На пороге снег нежданный,

Нет тропинки у ворот!

Я тропинку протопчу,

Снегу громко прокричу:

«Не хочу ходить одна я,

Милого назад хочу.

Пусть со мною посидит он,

Чаю выпьет, и тогда

Серый месяц лишь сердито

Подглядит нас из окна».

Где мой миленький живёт,

Снег пушистый упадёт.

Снег пушистый, снег лучистый,

Где мой миленький идёт.

Я ль тебя не целовала у высоких у ворот?

Я ль тебя не ожидала?

Где мой миленький идёт?

Где мой милый, где мой званый,

Где мой суженый живёт?

На пороге снег нежданный,

Нет тропинки у ворот.

Я тропинку протопчу,

Снегу громко прокричу:

«Не хочу ходить одна я!

Милого назад хочу!»

Россыпи сирени озарили лес.

Чахлый снег последний уж давно исчез.

Быстро устремляясь, воды ручейка

Вдаль бегут, касаясь мокрых трав и мха…

Сиренево-серый туман

Закрыл мне поля голубые,

И месяц, как светлый обман,

Затискался в дали морские.

Томится корабль в тишине,

С приливом волна набегает.

Я думаю вновь о тебе.

Мечты мне туман навевает.

В заутренней мгле тишины

Русалка вдали всё хохочет.

И нету уже той любви!

Душа лишь вернуть её хочет…

Я иду тропинкой быстро по сугробам чистым-чистым,

Всё, что было раньше, – это ложь.

Ты один меня встречаешь, изучаешь-изучаешь.

За изменой счастье не вернёшь…

«Нет любви, нет любви, нет любви, —

говоришь ты быстро. —

Нет любви, нет любви, —

говоришь. – И прощай!»

Ты сказал: «Нет любви!»

Но глаза твои чисто-чисто

излучают, поют и кричат:

«Вспоминай!»

Ночь уже не за горами,

И тропинка между нами

Как в краю обрыва пролегла.

Ни словами, ни стихами,

ни мольбами, ни слезами

Тебе объяснить я не смогла.

Не смогла, не смогла, не смогла

и теперь жалею,

Что былые мгновенья – они словно ложь.

Но мечтаю, зову я любовь

и сказать не смею,

Что раскаяньем верность уже не вернёшь!

Я преклоняюсь пред тобою,

Могучий край богатырей!

Стою, робею и не скрою:

Горжусь историей твоей —

Не горделивой и помпезной,

А строгой, искренней и честной,

Рождённой гением ума,

Как Русь великая сама;

Прославленной в былые годы

Бескомпромиссною борьбой

Не в пререкании с судьбой,

А в твёрдом шаге сквозь невзгоды,

Где сохранялись долг и честь

И не копилась в сердце месть.

Здесь с ранних лет лишённый силы

Знал витязь, Муромец Илья,

Что переполнит мощью жилы

Ему родимая земля;

Здесь Пётр с Февронией, как реки,

Соединились и навеки

Любви и верности обет

Несли в труде совместных лет;

Князья и Невский, и Пожарский

В сраженьях ратных берегли

Судьбу и честь родной земли

И прославляли род дворянский,

Готовый шпагой и мечом

Беречь страну и отчий дом.

Морозно. Голубеют тени.

Озябли щёки, стынет лоб.

Берёзки голые колени

От стужи спрятали в сугроб.

Клоками в солнечной долине,

Поверх рассыпанных снегов,

На каждой ветке блещет иней

Короной белых жемчугов.

Природа средств не пожалела,

Попутно ветер усмирив,

В невест роскошных разодела

Весь хоровод прибрежных ив.

Под сенью снежного навеса

Они стоят и ждут гурьбой.

Оставь жену и как повеса

Иди и сватайся к любой.

Ступай и, предложив им руку,

В свой быт унылый привнеси

Не принимающую скуку

Их красоту, как часть Руси.

Спеши. Недолго постоянство.

Взметнётся ветер озорной

И всё их пышное убранство

Развеет снежной пеленой.

Чтоб лик земли, дотоле чистый,

На захламление отдать,

Решили землю коммунисты,

К несчастью, матерью считать:

Она природой нам даётся

И потому не продаётся,

А я б её, как сын земной,

Ассоциировал с женой.

Как бедный житель стран Востока,

Всё состояние своё

Отдав калымом за неё,

Дрожи, как над зеницей ока,

Угробил – на других гляди,

На рукоблуд переходи.

И что же, в обществе безбожном,

Где святотатство не предел,

Где нет того, что невозможно,

Чего бы вождь ни захотел,

Где смотрят, как на лицедейство,

Его коварное злодейство,

Где сердцу старших сыновей

Мать менее всего родней,

Привыкший думать из-под палки,

Как и работать, наш народ

Землёй считает огород,

А всё, что кроме, местом свалки

И захламлять с тоски готов

Пространство возле городов.

Синеет ярче небосвод,

Согретый вешними лучами,

Потоки говорливых вод

Уж отшумели над полями,

Сомнений и надежд полна,

К нам приближается весна.

Зима ещё в порывах злобы

Сквозь тучи цедит жидкий свет,

Под крутизной лежат сугробы.

Один восторженный поэт

Сказал: «В полях царит прохлада!»

Я говорю: «Работать надо!»

Мы достоверно знали с вами,

Что нам недолго быть в пути,

Что коммунизм не за горами

И нас ему не обойти:

Побольше ложку припаси,

«Иже еси на небеси!».

Но сорвалось, о Боже правый,

Ругались все: и млад, и стар,

Каких по адресу державы

Не раздавалось страшных кар!

И даже миру в назиданье

Отдать Чечне на растерзанье!

Мы, обленившись, стали лгать

На жизнь не хуже супостата,

А наша родина и мать,

Россия, сказочно богата.

К ней надо руки приложить,

Тогда начнём как люди жить!

Научился Стёпка надевать сапожки

И суёт уж час в них с удивленьем ножки,

Надевает шапку раз, наверно, двести

И смеётся звонко, я смеюсь с ним вместе,

Может, так и надо – хохотать, как дети,

Оттого, что дождик или солнце светит,

Что растёт ребёнок, что звонят подружки

И что пахнет кофе по утрам из кружки.

Стёпка, Стёпушка, дружок,

Расскажу тебе стишок,

Отложи игрушки,

Навостри, Стёп, ушки.

Есть на свете алфавит,

Весь из букв он состоит,

Тридцать три – все разные,

Умные и классные,

Если буквы будешь знать,

Сможешь книжечки читать,

В книжках всякое таится:

Там Иван и там Жар-птица,

Айболит и крокодил,

Тот, что солнце проглотил,

Плачут зайки, рыщут волки.

Стоят книжечки на полке,

Каждая из книжек ждёт,

Когда Стёпка подрастёт.

Пока Стёпка сладко спит,

Не мешает алфавит.

Буквы все, от А до Я,

Ждут, надеюсь я, не зря.

А в лесу дремучем леший

День и ночь гуляет пеший,

Знает каждую тропинку,

О деревья чешет спинку,

И с кикиморой лесной

Крутит шашни он весной.

Иногда людей дурачит:

Путь-дорогу так запрячет,

Что по кругу целый день

Люди ходят, словно тень.

Он, конечно, не безгрешен,

Люди крестятся, а леший…

Не боится он креста!

Затаится у куста,

Покачает головой

И укажет путь домой,

Ну а коль войдёт в причуду,

К слову, я пугать не буду.

Заведёт в такие дали,

Поминай потом как звали.

Много странного есть в мире!

Домовой в моей квартире

Поселился без прописки

И живёт здесь вместо киски.

Мне совсем не докучает,

Ухожу – один скучает,

Иногда запрячет что-то:

То ль забава, то ль работа —

Спрятать, а потом отдать,

Не могу его ругать,

Он мой самый верный друг.

Кран закрыть забуду вдруг,

И течёт, течёт вода,

Ещё капля – и беда,

Яков Саныч шуманёт,

Ну, как может позовёт,

Для него запретов нет

В смысле чая и конфет,

Мне спокойнее с жильцом,

Пусть не кажется лицом,

Но я знаю, Яков тут —

Домового так зовут.

Всё непросто в мире этом,

Верьте мне, я не «с приветом»!

Просто чувствую порой:

Здесь хозяин домовой.

Наш Степан уже подрос.

Задаю ему вопрос:

«Не могу понять сама —

На дворе сейчас зима?

Может, осень или лето?

Что, Стёп, думаешь про это?»

А Степан: «Как не поймёшь?

На дворе сегодня дождь!»

Сообщает мне Степан,

Что зовут его Иван.

«Стёпа, это почему?

Что случилось, не пойму?»

Отвечает мне Степан:

«Очень я хочу банан!

Мама Стёпе уж давала,

Может, даст и для Ивана.

Ну а если я Иван,

Мне достанется банан».

«Эх, Степан, какой ты плут.

Хитрый лис тебя зовут!»

Белочка на ёлочке собирала шишки,

А под этой ёлочкой отдыхали мишки,

Вдруг упала шишечка и попала в мишку.

«Берегись, хвостатая, это уже слишком!» —

Влез медведь на ёлочку, чтоб обидеть белку.

Ускакала шустрая! Ну а в переделку

Угодил тот мишенька – обломалась ветка,

Быть не нужно мстительным, помни это, детка!

На скамейке, как на грядке,

Наводил Степан порядки:

Из пластмассы кабачок

Положил он на бочок,

Репку, огурец, томат

Тут же рядом и был рад.

А потом взял Стёпа лейку

И полил свою скамейку,

Он сидит теперь и ждёт,

Когда что-то подрастёт

И волшебный огород

Людям пользу принесёт.

Раз поранил Мишка лапку:

Уколол он сильно пятку.

Стал Мишутка наш хромой,

Не дойти ему домой,

Но бывают чудеса:

Маша, русая коса,

В лес отправилась с лукошком,

Ягод собрала немножко.

Увидала она Мишку,

Испугалась Маша слишком:

Не могла даже бежать,

Ну а Мишка стал кричать:

«Маша, Маша, помоги,

Я остался без ноги!»

Надежда Калинина

Подошла к Мишутке Маша,

Храбрая девчушка наша,

Повела его в берлогу,

И добрались, слава богу.

Зажила у Мишки пятка,

Он играл с Марией в прятки,

Угощал малиной, мёдом,

Крепла дружба год за годом.

Но когда медведь подрос,

Стал ребром один вопрос:

Волноваться стал медведь,

Стал он чахнуть, стал худеть,

И однажды ради Маши

Навсегда исчез он в чаще,

У медведя была честь —

Он боялся Машу съесть.

Зверь, коль он тебе и друг,

Может стать опасным вдруг.

Взял собаку на охоту,

Мол, нашёл тебе работу,

Будем зверя добывать,

Хватит хвостиком вилять,

Приносить к дивану тапки

И совать мне в руки лапки.

Снег глубокий, лес кругом,

Я с собакой и ружьём,

Но собака вдруг пропала —

Может, зверя увидала?

Я ружьё рванул с плеча,

Но, похоже, сгоряча:

Тишина, зверья не видно,

Пусть живут, но всё ж обидно,

Что добычу не несу,

Что полдня убил в лесу.

Вдруг – глазам своим не верю! —

Вижу, пёс играет с зверем:

То бежит за зайцем он,

То таится под кустом,

То опять стрелою в лес.

Заяц носится как бес,

Тычет мордочкой в бочок,

Мол, догнал я, старичок,

И валяются в снегу.

Нет, стрелять я не могу!

Без добычи шли домой,

Но, поверьте, пёсик мой

Стал исправно в лес ходить,

Чтоб зайчонка навестить.

Вот такие тут делишки,

Нет жаркого, но есть книжки.

Я пишу стихи для вас,

Пёс к дверям и скрылся с глаз…

Жил в лесу с зайчихой зайчик,

Непослушный был он мальчик,

Всё кричал: «Хочу морковку!»

А зайчихе так неловко

Перед мамами другими:

Белый мех стал серо-синим,

Да и ростом меньше стала.

Но лиха беда начало,

Зайчик всё кричал: «Хочу!»

Мама бегала к врачу,

Зайчик, нет, не замечал,

Плакал громко и кричал.

Долго это продолжалось,

Ну а мама уменьшалась,

Словно мышка под кустом

Шевелит едва хвостом,

Наступил такой момент,

Что исчезла мама. Нет

Больше мамы у зайчонка,

Непослушного ребёнка,

Он один совсем в лесу.

Ходят слухи про лису,

Все в округе говорят:

Любит рыжая зайчат,

На обед, да и на ужин

Ей зайчонок вкусный нужен.

Зайчик глупенький сидит,

Хвост от страха так дрожит,

Что качаются берёзки.

«Мам, вернись! – и льёт он слёзки. —

Я теперь послушный мальчик,

Как хотела, просто зайчик».

Эту сказку издалёка

Принесла в стишок сорока,

Но она не рассказала,

Что с зайчонком этим стало,

Не кричи, мой милый мальчик,

Ты ж не глупый, как тот зайчик.

Как-то звери заболели:

Может, листик грязный съели,

Может, лапки не помыли —

Не хотели иль забыли,

Или вирус подхватили,

Коль из лужи воду пили.

А теперь лежат пластом

Под больничным под кустом,

Пьют медовую микстуру,

Парят пятки, греют шкуру,

Ну а доктор, старый волк,

В тех микстурах знает толк.

Ночью ухает сова,

Шепчет тёплые слова —

То сиделка у больных,

Охраняет она их.

Ёжик шьёт больным всем тапки,

Чтоб у них не зябки лапки,

У него иголок много.

Пришла белка на подмогу,

Написать пришлось гиене

Грамоту о гигиене:

«Нужно лапки лучше мыть,

Чтоб себя не заразить,

Мыть листочки, потом есть!»

Написала. И прочесть

Всех заставила зверей.

Ручки вымыл? Ешь и пей!

Вот тебе, возьми, дружок,

В чисты ручки пирожок!

На прогулке медвежата,

Два веселых бурых брата,

Завизжали! Нету слов!

Грушу, полную плодов,

Увидали средь осин.

Только мало, мало сил:

Ствол у груши голый, гладкий —

Не залезут медвежатки.

«Что же делать, как нам быть?

Славно б было закусить!»

И сказал тут старший брат:

«Я совсем не виноват,

Вот была бы табуретка,

Я б залез, достал до ветки,

Грушу вкусную сорвал

И тебе, братишка, дал,

А себе б сорвал другую,

Сладкую, как мёд, большую».

Ну а младший медвежонок

Был смекалистый ребёнок:

«Вытирай скорее лапы!

Шерсть мою не сильно лапай,

Как-никак ведь нам с тобой

Предстоит идти домой,

Не влетело чтоб от папы,

Ты получше чисти лапы.

На меня ты можешь влезть,

Я готов чуть-чуть присесть,

Я Мишутка-табуретка!»

Опустела мигом ветка…

Ну а двое медвежат

Груш наелись и лежат.

Хорошо, когда есть брат

У зверей и у ребят.

Началось всё на полянке,

Где резвились часто зайки:

В прятки шустрые играли

И друг друга догоняли,

Та полянка – детский сад

Для пушистеньких зайчат.

Но плохое вышло дело —

Мирно жить им надоело,

Так случилось, стало быть,

Стали зайчики чморить

Очень классного зайчишку —

Он носил с собою книжку,

И учился, и читал,

Никого не обижал.

Так у этого зайчишки

Отнимали зайцы книжки,

Больно дёргали за ушки,

Прятали его игрушки,

Не пускали на полянку,

Было больно, плакал зайка

Так, что голос потерял

И пугливым очень стал.

Под кустом сидел, как мышка,

Знать, пришла той дружбе крышка.

Но однажды в те леса

Заявилася лиса,

Добралася до полянки,

Где, устав, заснули зайки.

У лисы глаза горят,

Хочет съесть она зайчат.

Зайчик наш увидел гостью,

Глаза два, горящих злостью.

Закричать хотел: «Бегите!

Мамы, мамы, помогите!»

Ну а голос-то пропал,

И никто не услыхал.

Зайчик бросился к лисице,

Не на жизнь – стал на смерть биться,

Тут и книжка помогла,

Одолел малыш врага,

В лес злодейка убежала,

Но зайчишку так помяла,

Будет жить, а может, нет,

То судьбы его секрет,

Тут и зайчики проснулись

И от страха ужаснулись,

От стыда глаза скосили:

«Ты прости, дружок наш милый!»

Стали зайку целовать

И, конечно, уважать.

Ты цени своих друзей,

То урок и для людей.

Как-то раз из телефона

Два сбежали покемона,

Виртуальность надоела —

Нужно им живое дело.

Затаилися в квартире

И сидели дня четыре.

Посмотрели, что и как,

И устроили бардак:

Кран открыли, ключ украли,

По ночам мяукать стали.

И за эту суету

Предъявили счёт коту:

Под кровать его загнали,

Молока с утра не дали.

Кот сначала всё терпел,

А потом зверушек съел.

Тут стишку пришёл конец,

Кто всё понял – молодец!

Поговорка есть, дружок,

Про сверчка и про шесток.

Жёлтые панамки, белые рубашки —

На лугу привольном расцвели ромашки,

И цветочки эти, видно, тайну знают,

Ведь не зря девчонки лепестки срывают,

Лепестки срывают – любит иль не любит?

О себе пекутся, а ромашку губят,

А цветочек этот любит луг и солнце,

И роса с цветочка как слеза прольётся.

В лесу тёмном у избушки

Сидит ветхая старушка,

Кругом кости да рога —

Это Бабушка-яга.

«Эх, деньки какие были,

А теперь меня забыли,

Не боятся и не чтят,

А ходили все подряд,

То Иван придёт, то леший,

Кто на волке, а кто пеший,

То Кощей устроит пир,

Да и он уж не кумир…»

И сидит Яга, сидит,

Хоть нога и не болит,

Но куда на костяной —

Лишь из дома да домой!

Из подружек лишь сова,

Да и та сошла с ума,

И ослепла, и оглохла,

Хорошо ещё не сдохла.

В гости ждал её Кощей,

Похлебать вчерашних щей,

Но забыла и когда,

Знать, забыла навсегда.

Уж давно рассохлась ступа:

«Съем мышиного я супа,

Закушу пиявкой

С колдовскою травкой.

Вдруг потом на что сгожусь —

Берегись, Святая Русь!»

Бабка цокнула ногой,

Стала дерзкой, молодой,

Скутер оседлала

И в Москву помчала,

Говорят ведь, что в Москве

Вмиг забудешь о тоске…

В лесу тёмном, между ёлок,

Заблудился оленёнок,

Хочет есть, попить водицы,

Рыщут волки, стонут птицы.

Мамы нет, пришла беда.

Но куда бежать, куда?

Проплутал он целый день,

Лес накрыла ночи тень,

А его искала мама,

Очень бедная устала,

Не надеялась найти,

Просит солнышко: «Взойди!

Потерялся мой ребёнок,

Непослушный оленёнок,

Я люблю его, люблю,

Лес осветишь, я найду!»

Солнце маму услыхало,

В первый раз средь ночи встало,

Осветило тёмный лес,

Оглядело всё окрест,

Увидало с высоты

Все деревья и кусты,

Улыбнулось ярким взглядом —

Оленёнок с мамой рядом.

Ты запомни, мой сынок,

Этот жизненный урок,

Ручку маме дай скорей

И всегда будь рядом с ней!

Вблизи Казбека над ущельем

В глубинах Терек зарождён.

В ложбине видно лишь спасенье,

С младенчества в Казбек влюблён.

Скала для многих неприступна,

Встречая избранных гостей

Таинственностью, так скандальна,

Стояла сотни лет и дней.

Раз в сто на горную вершину

Слетались дерзкие орлы.

Бросали взгляды в ту пучину,

Благодаря за все дары.

С добычею орлы слетались,

И каждый кто на что горазд.

И крылья грозно опускались,

Орёл урок всем преподаст.

Восхода солнца ждали вместе.

Как мог их ветер ублажал.

В порывах тучки проплывали,

Неповторимый зрел накал.

Прозрачно тучки монотонно

Корабликами вдаль плывут.

Вердикт выносят возбуждённо,

Но не меняя сей маршрут.

Одно лишь облачко златое

Над гордой головой царя:

– Теперь ты для меня чужое! —

И ёрзает, в душе кляня.

Царя им надобно вновь выбрать,

Лишь одного победа ждёт,

Готовы друг у друга вырвать,

Кому-то в схватке повезёт?

Его восторженно встречали,

Царь грозный чинно восседал,

Главу с почтеньем величали

Под клёкот и орлиный шквал.

Поодаль рядом с властелином,

Расположившись в полукруг,

Был всеми признан исполином,

Для всех ведь был хороший друг!

С правленьем царским разлучиться

Гласит суровый их закон.

И предстоит проститься с жизнью,

В горах тех слышен перезвон.

Прощальную беседу в скорби

Проводит со своей роднёй.

Тут взгляды братьев были строги,

А в сердце боль ещё сильней.

– Мой срок истёк! – он, лишь промолвив,

Всех взглядом медленно обвёл.

Поникнув молча все, умолкнув:

– К черте последней подошёл.

В охоте всем желал удачи,

Победы в битве непростой:

– Я ухожу, а это значит,

В том мире обрету покой!

Беседу кончил, взгляд невинный

Невольно степи обозрел:

– Да, путь по жизни хоть и длинный,

Но кажется, не всё успел.

Воссев на трон, расправив крылья,

На солнце взгляды устремил.

И, прилагая все усилья,

Суть, ценность жизни ощутил.

Последний луч, тепло даруя,

Не мог понять и оценить.

В душе, в сомнениях ликуя,

Не смог что-либо проронить.

Затем к предсмертному обряду

Царь приступает не спеша.

Как по сценарию, не сразу,

Взгляд исподлобья в небеса.

К подножью трон, поочерёдно

Орлы стояли пред царём.

Прощальный клёкот был со звоном,

Для всех царь был богатырём!

Смиренно головы склоняли

Орлы свои степенные.

В последний путь ведь провожали

Свои и те залётные.

Царь трижды молча поклонился

Всем подданным орлам своим,

Он ввысь мгновенно устремился,

В полёте став неповторим!

И, воспарив над троном златым

И над Орлиною скалой,

Как будто в чём-то виновато,

Оставив их со всем добром,

Всё выше к небу он взлетает,

Ласкает первый солнца луч.

Смерть мужественно принимая,

Увидел солнце из-за туч.

Орлы в ряд конусом громадным

Вокруг него, вершина – царь!

Царю за верность благодарны

И устремляют взоры вдаль.

В покорность древнему обычаю

Простёр он крылья смерть принять.

И нет конца его величию:

Достойно падает на пядь.

Цифра эта, к сожаленью,

для истории – мгновенье.

Александра Блока слово

вставлю мельком для пролога.

Людям грезилась свобода —

Кровь кипела у народа:

«…И пошли державным шагом —

Позади – голодный пёс,

Впереди – с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз —

Впереди – Исус Христос…»

С ним у Финского вокзала

Ленина толпа встречала.

Под восторжный общий крик

Ленин влез на броневик

И сказал на пулемёте:

«Знаю то, чего вы ждёте…

Власть – советам, не иначе! —

Это главная задача!

И тогда буржуйский класс

Угнетать не будет вас!»

И пошло, и понеслось…

Закипела в людях злость:

Будь смелее, горло режь

Ради призрачных надежд,

Чтобы не было богатых,

Хоть у батьки, хоть у брата.

Красный конь – война! Народ

За политиком в поход,

В бой! Смелей за властью, свита!

Всё, что ляжет под копыта,

Будет конницей прибито,

Что прибито – позабыто.

К солнцу, к звёздам в небеса:

Наша доля – чудеса.

Пеплом голову посыплем,

За помин убитых выпьем.

Право Золотой Орды:

Присягнувшим – страх узды,

И терпеть, терпеть, терпеть;

Непокорным тварям – смерть.

Страшно в прошлое смотреть.

Жизнь, историк утверждает,

Никогда не позволяет

Сослагательное чтенье.

Запоздало сожаленье:

Если б было б да кабы,

Так во рту росли б грибы…

Сущность Библии проста:

Дав нам веру во Христа,

Гениальный Режиссёр

Вместе братьев и сестёр

В вере сплёл единой волей.

Прихожанин я, не боле,

Стоя в Храме у распятья,

Попрошу здоровья, счастья,

Троеперстие сложу,

Аккуратно приложу

И ко лбу, и к животу,

А потом к душе и сердцу —

Приоткрою Богу дверцу.

У священного огня

Всё поймёшь, спросив себя:

Сына для чего, Создатель,

Так жестоко, как каратель,

Словно бабочку, к кресту

Пригвоздил, помог Христу

Стать мессией на века?

Время – мутная река.

Бог, ковчег и с ним скрижали

Мы в дороге потеряли.

Ты нас, Господи, прости,

Что устали их нести.

А на трон и в души влез

С золотым венцом телец.

Ты не гневайся на нас,

Дай скрижали в третий раз!

Срам – заброшена церквушка.

Эта сельская старушка

на пригорке без креста —

Словно божья сирота

С исковерканной судьбой,

Неприглядной наготой.

На пригорке загрустила,

Вспоминая всё, что было.

Видно, тяжко православной

Вспоминать когда-то славный

Перезвон колоколов,

Блеск икон и куполов

И свой набожный приход,

Где служил когда-то поп

Государству и народу

Как умел – Творцу в угоду.

Галки кружат над убогой

В ясный день и в непогоду,

Будто силятся понять:

Почему родную мать,

Осквернив, забыли дети?

Век другой, душа родная,

К Богу руки простирая,

Заслужив прощенья,

Просит возрожденья.

Вера – общая стезя!

Для тебя, душа моя,

Я возьму с молитвой

Красочки с палитры…

Двадцать пятое число.

В декабре пишу письмо,

Посвящая Рождеству,

О надеждах, чем живу.

Я, Земля, космополит:

За тебя душа болит.

И для встречи Рождества

Подобрать хочу слова,

Краскам – жизненный резон

И раскрасить горизонт.

Для какой же главной цели

Свечи веры душу грели?

Для меня Отец-Господь,

Укрепляя дух и плоть,

Предназначил к осмысленью

Христианское ученье.

Вифлеемская звезда

Осветила мне года

Третьего миллениума —

И Христа, и Ленина.

Через время лишь Христос

До меня венец донёс.

И я горд и даже рад

Тем, что мой духовный брат

Носит царские одежды

Цвета власти и надежды.

Рад, что мой родной отец

Передал и свой венец,

И наследных два венца —

Суть начала и конца.

Христианская мораль

Держит эту вертикаль.

Вдохновенье, героизм

Трудовой и романтизм

Никогда хулить не гоже.

Я, пацан с нахальной рожей,

Не ходил в калашный ряд,

Беднота – горбушке рад.

Счастлив был и во дворах

Мяч гонял. В одних штанах

Бегал в баню и в кино,

В школу тоже заодно.

Лишь когда подрос, уже

Заиграла спесь в душе —

Стал у родича просить

Шмотки модные купить.

Танцы! Танцы! Танцы!

Мы, счастливые засранцы,

В школах нехотя учились,

А страной своей гордились.

После бешеной войны

Достижения страны

Были колоссальны.

Выражаясь фигурально:

Стоит руку протянуть —

Вот он, рай, почти что тут…

В магазинах, кстати, да,

Есть одежда и еда.

И ещё Отчизной всей

Покоряем Енисей

И космические дали…

Правда, есть, как у медали,

И другая сторона,

За фасадом – не видна.

Жизнь крестьянская: в избёнке

Деревянной без Бурёнки

На селе негоже жить.

Только как селянам быть,

Если голодна страна —

Революция, война…

Гегемон решил: спасут

От беды ударный труд

И коммуны, а народ

Сельский, может, через год

И уж точно через два

Благодарные слова

Скажет партии родной.

Так что, пахарь дорогой,

Ты на общий каравай

Всё, что есть – всё отдавай!

Трактор землю вам распашет —

Всяк за то спасибо скажет.

Память точит как водица,

Как в колодце, притаится,

А черпнёшь, глотнёшь – уже

Есть эмоции в душе.

Помню, бельецо простое

Мамочка стирает, стоя

На коленях на мостке,

В ледяной болезнь-реке.

Говорила мать родная:

«Я – как лошадь ломовая,

На полях страны пахала,

Председателем не стала.

Что ж, отличники тогда

Стали ехать в города

Жить, конечно же, учиться,

Выйти замуж, пожениться.

Сыты все по горло – во!

Скука, пьянство, воровство.

Стал, как глиняный колосс,

рассыпаться наш колхоз».

В сёлах ныне, Бог прости,

нет скотины и пасти

некого. Теперь пастух,

плётку взяв, гоняет мух.

Брежнев главный в СССР —

Был застой, твердят теперь.

Я, «зелёный» офицер,

О проблемах, видит Бог,

В те года судить не мог.

Рассуждал: для офицера

В жизни главное – карьера;

Мир любви надеждой соткан.

Радость – менестрель Высоцкий

Сладким голосом хрипатым

Пел: «Ой, всё не так, ребята!»

Горбачёв, гэкачеписты

С подражанием артисту

Позже для страны родной

Песнь споют за упокой.

И страны огромной скрепы

Превратятся тут же в пепел.

Миражом опять свобода

Вскружит головы народам,

Кто во что, все не боятся

«Самогонкой» обожраться.

Тут пошло и понеслось…

Что-то где-то там срослось —

Закипела в людях страсть.

Прочь, долой советов власть!

Прочь, долой стремление

К удовлетворению

Бесплодного желания

В массовом сознании.

Всем народам места нет

В общем доме – шли привет…

И пошли, раз всех достало,

В бой за новое начало —

Убиенных вновь немало.

Быстрым шагом в результате

Мы пришли к печальной дате.

Номер два сонат Шопена,

Бирка, труп – печальна сцена…

Сожаления, ей-богу,

Шлют покойнику в дорогу.

Сей исход я ненавижу,

Но при этом снова вижу

Разноцветных красок смесь —

Суверенность, гордость, честь!

Повод есть – доволен. Буду,

Подражая Голливуду,

Напевать под три прихлопа

С пританцовкой в три притопа.

Надо ж, радость-то какая:

По стране идёт, шагая,

Долгожданный капитал.

Бог ли, чёрт его прислал?

Гостя в каждом доме ждут —

Ельцин с флагом тут как тут:

«С перестройкой коммунисты

Надоели. Оптимисты,

Кто буржуем стать хотел

И икорки не поел,

Лишь всегда под водочку

Уплетал селёдочку, —

Потерпи и напрягись

И ко всем чертям катись!..»

«Пьяный кучер» – песнь Кобзона

Пригодилась для шансона.

В ней Дементьева стихи

Неоправданно лихи.

Я как все, туда же, каюсь,

Крикнул, в ад спускаясь:

«В преисподней, дайте квас,

Говорят, что есть у вас!

Хочется в окрошку

Покрошить картошку,

Лук, мясцо. И прочего

К ним тоже наворочаю.

От меня, чертята, водка

С перцем, жирная селёдка,

Чтоб на весь греховный мир

Мы смогли устроить пир!»

Похмелился – и в окно

Посмотрел: темным-темно.

Поперхнулся, в горле ком,

Словно встал в снег босиком.

Пробежал мороз по коже —

Колотунище до дрожи.

Мысль сверлящая одна:

А не выпить ли вина?

Бледнолицая луна…

И она, как я, одна.

Жёлтый блин, полно седин

На висках моих. Дожить

Надо. Знаю, что тужить

Всем приходится, когда

Постучится в дом беда.

Что молчишь, зачем глядишь

Тупо в небо? От того лишь

Боль в глазах. Горчит, першит

В горле, и слеза дрожит

На реснице. Словно зверь

Дикий, загнан я теперь.

В жизненной распутице

Следует попутчицей,

Изнуряя душу, плача,

Злая стерва – неудача.

Ничего уже не ждёшь.

Режет ложь почти как нож.

Знаю, буду снова пьян

И браниться: «Дрянь я! Дрянь!»

Безработица – удавка!

У торгового прилавка

Это очень ощущаешь:

В горле ком – слюну глотаешь,

Ведь когда в бюджете брешь,

Макароны только ешь.

От жены – упрёки с плачем:

«Ты лентяй! Ты неудачник!»

Не до радостей уже —

Мысли тёмные в душе:

На колени опуститься,

Тихо Богу помолиться.

Стоит ли так скудно жить?

Рядом деньги положить

На поминки и на гроб

И отправить пулю в лоб.

А не лучше ль сиротой,

Пеплом слиться с пустотой?

Больно – пусть! Но не конец!

Будет пусть чужой свинец!

Всё же, Смерть, сейчас не жди —

Скоро слёзные дожди

Прекратятся и дороги,

Где сейчас завязли ноги,

Окончательный ответ

Мне дадут, а может, нет…

Дед мой не был генералом.

Не разжившись капиталом,

Я мужал годами с детства,

Не мечтая о наследстве.

Гордецом был, к жизни с шуткой

Относился, «проституткой»

Не желал быть. Посему

Разве должен что кому?

Просто жили-выживали,

Божий лик держа в подвале,

Серебро – в дерьме, в сортире,

Если было. И шутили:

Чтобы в жизни был просвет,

Попросите партбилет.

С ним идейных тоже тьма —

Лучших выбрала страна

В новоявленные боги —

Совесть, честь и ум эпохи.

В их числе я тоже был —

Должность, льготы заслужил.

Через мышь с клавиатурой

Электронные культуры

Я, военный отставник,

С удовольствием постиг.

С наибольшим интересом

Изучались Word c Access’ом

И глобальный Интернет.

Он, увы, не дал ответ:

Кто же я сегодня есть?

Отчего такая спесь?

Ведь так просто на пути

Дураку кювет найти…

Быть, не быть? Кто виноват?

Делать что? Скажи, собрат…

При распаде СССР,

Получая ваучер,

Было мне уже понятно,

Что кредит возьмут обратно.

И тогда я вспомнил снова

Басни дедушки Крылова.

Сделал вывод: у природы

Беззащитные уроды

Донкихотовской породы.

Не достались нам заводы,

Ни дома, ни пароходы…

Шиш под нос, а не добра —

Не блатной же, не «братва»!

Детектив снят по роману

Вайнеров. В кино поймали

«Кошку чёрную». Там лихо,

Прихватив с поличным психов,

МУР (Шарапов и Жеглов)

Сцапал хищников-воров.

Хитрость, ловкость и обман

Помогали сыскарям.

Где вы, братцы? Рэкетиры

Нападают на квартиры!

Не кипи, отдашь всё, «чайник»,

Если в задницу паяльник

Вставят. Всюду воры —

Ставьте двери и запоры.

Всё обман, и всем не верь.

В дверь звонок – заприте дверь!

Все мы жертвы: ведь охота —

Наша главная забота.

Хитрость, ловкость и обман

Помогают в жизни нам

Взять добычу, развлекаться,

От опасности спасаться.

Но всегда нас отличали

Наши принципы морали.

Прав Жеглов! Он вторит мне:

Должен вор сидеть в тюрьме.

Так ли всё? Себе ответь,

Если пристально смотреть…

Верность ощущается

В Родине и начинается

В доброй, крепкой семье

С благоговенья к земле,

Давшей смелость и силу.

И от щедрот подарила:

Горы, реки, степи, лес;

Свет, дыхание небес;

Дом, селенье, города;

Речь родную, что всегда

Льётся, словно ручеёк,

Превращается в поток;

Миг, года и даже век.

Социальный человек,

Не ленись, не будь уродом,

Нервы, силу не жалей

Для Отчизнушки своей.

Мы же все, от А до Я,

Разноликая семья.

Вместе развиваемся,

Вместе защищаемся,

Дружим, завещаемся —

Неизбежность, даже рок.

В общем, мы один клубок.

Мы солдаты, и приказ,

Без нытья, – закон для нас.

В небеса, огонь и в воду

Мы идём ему в угоду

За идею, за свободу

Хоть в Корею, хоть в Афган,

Давший гостю по зубам.

Страшно в прошлое смотреть —

жертвы, жертвы, жертвы, смерть.

«Хватит, – материнский стон. —

Это наш набатный звон!»

Сердце матери болит,

Ноет, плачет и грустит

О солдатике-сыночке —

Служит он в горячей точке.

Мама по ночам не спит.

Мама плачет и грустит,

Позабыв совсем о сне,

Шлёт проклятия войне.

Мама, плача, молится,

Мучаясь в бессоннице,

Чтоб здоровым и живым

Возвратился милый сын.

Просит Бога мать тихонько,

Чтоб, готовя похоронку,

Смерть не встала на крыльцо,

Сделав скорбное лицо…

Бродский, изгнанный поэт,

Лучший. Нужен ли совет

Слог зануды почитать,

Чтоб чуть-чуть мудрее стать?

«Шествие», в пример, поэма

Актуальна, современна.

В ней знакомый персонаж —

Мышкин-князь, любимчик наш.

Присмотритесь, вон идёт,

Ковыляя, идиот.

На кресты церквей кивает,

С ним попутчик – рассуждает:

«Воскресением Кровавым

Кровь текла по ранам рваным,

Свист нагаек, лязг затворов,

Злые тени у заборов,

Под копытами иконы,

Крик, рыдания и стоны,

Пляс жандармского хлыста

Над распятием Христа.

Так в России-матушке

При Николке-батюшке

Прочь от церкви отошла

Православная душа».

Князь мольбу изображает

И мирянам предрекает:

«Воля нашего Христа —

Жить с любовью без хлыста.

Панацея от напастей —

В православной царской власти.

Ты прости нас, батюшка!

Ты прости нас, матушка,

И возьми мои гроши

Во спасение души!

От молитвы бородатой

Даст на Храм деньжат богатый,

Неуч будет сыт, болящий,

Грешник, сирый и скорбящий

Обретут приют. Простить

надо всех и всё забыть.

Завещал иконам лик

Господа помазанник.

Ты нужна нам, матушка!

Помоги нам, батюшка!»

«Господи, спаси и сохрани,

Вразуми, в делах укрепи, —

Ёжась, крестится попутчик. —

Вряд ли жить мы будем лучше.

Стало мало у природы

Доброглазнейшей породы.

Добрые глаза как сапфиры,

Яхонты и бирюза

И лазурь, когда слеза

В них. Хрусталя водицы

На людских ресницах

Нет. Ведь время, как водица,

Из источника струится —

Утекли уж те мгновенья,

Оставляя сожаленье.

Сверлят жадные глазёнки

Аж до коликов в печёнке.

Пустота – не зря же мне

Хочется порой во сне

Быть крылатой птицей

И лететь, лететь, стремиться

К счастью, где в людских глазах

Только радость, а не страх,

Нет сверла и на ресницах

Лишь блаженная водица».

Поперхнулся бедный князь,

Отбежал и, наклонясь

Над панелью, идиот

Замирает – кашель. Ждёт —

Пусть процессия пройдет…

«…Разыгралась чтой-то вьюга,

Ой, вьюгб, ой, вьюгб!

Не видать совсем друг друга

За четыре за шага!

Снег воронкой завился,

Снег столбушкой поднялся…

Эй, дружок, не завирайся…»

Не сумеешь, не пытайся

Быть на классика похожим

С ритмом, в общем-то, несложным.

Хватит ли тринадцать глав

Содержанья с формой сплав

Разместить, и чтоб неплохо

Вышло зеркало эпохи?

Через месяц Рождество —

В душах празднично, светло.

В Церкви нашей, как и встарь,

Юлианский календарь.

Почему? Уж точно знает

Тот, кто веру предлагает.

«Чтоб наследие сберечь,

Воле предков не перечь, —

Скажет он. – Душой желая,

Веру в Бога принимая,

Люди к мудрости идут,

Оттого и блага ждут».

Цвет мечты, надежды главной

Есть во мне. Я, православный,

Над гордыней возносясь,

По традиции молясь,

Попрошу для жизни силы,

Чтоб покрасить цветом синим

Эгоизма желтизну —

Зелень выйдет. Даст всему

Силы этот светоцвет.

Супержизненный завет

Унаследован для храма —

«Щит Давида», гексаграмма,

Так же как и синий цвет,

Для ума из прежних лет.

Первый месяц у зимы

Будет третьим до весны.

Март придёт. Его капели

Будут петь для слуха трели,

Чтоб смятение пришло.

Снег и вешнее тепло

Напитают землю влагой.

Будет день как лист бумаги…

Историческим пером

Что напишет жизнь на нём?

На ветру душа-синичка

Встрепенётся вдруг трагично

И от страха задрожит?

Горе вороном кружит?

В праздник Пасхи только силы

Видеть свежие могилы?

Что готовит брату брат?

Ощутимы сходни в ад?

Слёзы, слёзы – пух у вербы?

Я надеюсь, не ущербна

Человеческая суть,

Чтоб пройти достойно путь

Через боль, разрыв – зазимок

С вихрем колющихся льдинок…

Для прогресса мало прока

От щедрот греха, порока —

Утверждают мудрецы.

Мы, истории творцы,

Для страны, прищурив веки,

На пути расставим вехи.

Прочь старьё и прочь обман!

И не всё – в карман, в карман!

Несомненно, в нашей власти

Выбирать дорогу к счастью…

Солнце светит ослепляя,

от проталин снег блестит,

и дорога, как живая,

под моим авто дрожит.

На стекле от лужи слёзы —

слёзы радужного дня.

Под рукой лежат три розы

для любимой от меня.

Жду. Сейчас открою дверцу

возле людного метро —

от восторга вздрогнет сердце,

и Весна влетит в авто.

Знаю, снег её растает

в ниточке неснятых бус,

на моих губах оставит

земляничный нежный вкус.

Летом поутру

так легко дышать.

Воздух сладок, свеж.

Побродив в бору,

обойдя всю падь,

ягод наберу.

Ты, моя жена,

с молоком в жару

земляники съешь.

Томностью июль

манит отдыхать,

в полдень у окна

чуть колышет тюль.

Нежная кровать

предлагает сон,

все дела забыть.

Ляжем с милой спать,

Женская ладонь

ляжет мне на грудь,

чтоб нам ближе быть.

Просто рядом будь…

Под лазурным небосводом

дремлет лес и видит сны.

Здесь пьянящий, сладкий воздух

наступающей весны.

Дарит радости природа —

ночью выпал свежий снег.

Мне на слабеньком морозце

в наслажденье лыжный бег.

Я спешу за колесницей

Аполлона. День лучист —

благостно. В краю синичьем

пташка каждая – солист.

Скоро снег в лесу растает

и подснежник будет там.

Песнь весны – мир ярче станет

и восторг подарит нам.

Лето влюблённых балует,

не оставляя преград.

Память игрою разбудит

в сердце любви аромат.

Певчая нежная птица —

девочка, радость моя,

вкус родниковой водицы

вновь мне напомнил тебя.

Ветер гулял по приволью.

В травах приметив цветок,

с ним ты срывала с любовью

радость – вплетала в венок.

Вместе с цветочной короной,

где и рассвет, и закат,

твой сарафан из шифона —

юной колдуньи наряд.

Знал я: наступит мгновенье,

где-то в просторах степи

ты, замедляя движенье,

снимешь одежды свои.

Ветер степной баламутный,

дав прослезиться росе,

утром прохладой разбудит

спящих влюблённых в траве.

Волос, как грива лошадки,

в лёгких как пух завитках,

рыжей лукавой загадкой

спрячет стыдливость в глазах.

Берег. Солнышко слепило.

От лучей свой морща нос,

мне прелестница дарила

запах кожи и волос.

Впечатление из красок:

я художник молодой;

на мостке из мокрых досок

сон стоит передо мной.

Мы уедем. Ты держала

за спиной велосипед

и рукой к седлу прижала

из речных цветов букет.

Это жёлтые кувшинки.

Их в ласкающей воде,

в заболоченной глубинке

я нарвал, любя, тебе.

Ты смела, как струнка спинка,

родничковые глаза,

в них надежда и грустинка

и нависшая слеза.

Романтическое счастье.

Ты взволнована слегка

с синей лентой в лёгком платье.

Солнце, небо и река.

Дивный сон! В просторах чайки

в белой дымке над водой

тихо, жалобно кричали.

Лето меркло пред тобой.

Осень ждёт морозы.

День сентябрьский светел.

У ручья берёзу

я давно приветил:

Весь наряд потальный

на фигуре кроткой

и чуть-чуть печальной

из надежды соткан.

Золото цыганки

милая надела,

чтобы было манким

трепетное тело.

Ждёт, придёт, станцуют

жаркую «Венгерку»,

ветерком любуясь

неуёмным, терпким.

Друг её проворный

налетит, обнимет —

деревце покорно

одеянье снимет.

Лист к подножью ляжет.

Прежде чем затихнуть,

ветками помашет,

расставаясь с вихрем.

В тёплую погоду

красотою женской

дарит мне природа

для души блаженство.

И меня под вечер

манит тайной силой

полететь на встречу

к женщине любимой.

С нею рядом утром

будет сладко мне

золотые кудри

видеть в белизне.

Вечер мутным взором

заглянул в окно,

призрачным узором

спеленал село.

Мерзкая погода —

дождик моросит.

За окном дорога

лужами блестит.

По стеклу стекают

капли. И вдали

за окном мерцают

редкие огни.

Кто-то по водицу

на ночь под дождём

подошёл к кринице,

брякая ведром.

Домик деревянный,

скрипнув, зашумел,

словно окаянный

песенку запел.

Будто он страдает

в тяжести цепей,

поиграть желает

на душе моей.

Проскрипел зануда.

Утолив водой,

он, как старец мудрый,

дремлет над клюкой.

И моя бабуля,

сидя у стола,

на руке вздремнула.

Дождь. И тишина.

Кот прошёлся важно,

чтобы рядом лечь.

Холодочек влажный.

Протопить бы печь…

Раскудрявилась дорога —

Закудрявились пути…

Развиднелась даль немного —

Дверь закрылась позади.

На контрастах ежедневных,

Поворотах и шагах,

На приметах неприметных,

На несыгранных ролях

Суматошный день закончен.

Но итог не подведён.

Мысли прыгают по кочкам,

И будильник заведён…

Завтра снова будут гонки,

Догонялки тел и дел.

Разговоры… Сковородки…

Бег по кругу… Не успел!

День сегодня или завтра

Схож с ушедшим во вчера.

Засыпаешь над тетрадкой,

А мечталось – в мастера!

Всё! Довольно! Это – ложно!

Знаю точно – западня!

Где? Когда вдруг стало можно

Потерять в себе себя?

Всё! Довольно! Просыпаюсь!

Ведь не поздно никогда!

Вновь дышу и в жизнь влюбляюсь!

И в глазах живёт душа!

Привет вам, девочки! Мои любимые,

Мои хорошие – кому «чуть за»!

Ведь эти «за» коротко-длинные

Сплела узористо сама судьба!

Мы этим днём в начале осени

Сидим в кафешечке. Наш смех звенит.

Пусть кудри русые немного с проседью,

Да вот характер-то бурлит-искрит!

Конечно, детство нам повспоминается.

Тогда все жили мы в другой стране.

Под солнцем памяти отогреваемся.

Грусть-радость светлая о том житье…

Потом сломалось всё да вмиг обрушилось!

То девяностые в наш дом вошли…

И волей чуждою та жизнь разрушилась.

Но мы, подруженьки, прошли-смогли!

Девчушки хрупкие вдруг стали сильными!

Да на развалинах былой страны

Подняли детушек. Прикрыли спинами.

Впряглись натруженно в недели-дни.

А мысли серые роятся-маются…

Где денег взять? Чем накормить?

В душе покоя нет… И не мечтается…

Лишь ежеутренний девиз: «Не ныть!»

Да было ль, не было? Да плакать некогда!

Начать всё сызнова. Опять с нуля.

Пройти дорогою от боли к светлому,

Создав из тёмного чуть-чуть добра…

И вот прошедшее минуло-кануло.

И много сделано – зачем грустить?

И после встречи, нам судьбой подаренной,

Вспорхнём уверенно. И дальше жить!

Я подбираю музыку без нот…

На вкус. На цвет. На осязание.

На запах радости. На взлёт.

На жизнь, что на одном дыхании.

Мелодия рождается во мне.

Нет-нет. Она везде. Она живая…

Из родника, из встречи на заре,

Из радуги от края и до края,

Из осени и вёсен, лет и зим,

Воспоминаний и ушедших судеб,

Из мига, чей полёт неповторим,

Но без него так ярок мир не будет,

Из тайн и откровений, из любви

Возникла музыка. Я кожей ощущаю.

Но только не обидь её, не отпугни.

Я просто с ней живу… Дышу… Летаю…

Вещий камень! Как много в былинах

Их разбросано ветром легенд

По развилкам дорог на равнинах,

Где калики[1] оставили след,

Разнося по посадам и весям

Их напутствий славянскую вязь,

От днепровских степей до полесья

Вечной мудростью с миром делясь.

Правда, мудрость казалась не мудрой,

Удивляла своей простотой

Смысла слов под замшелостью бурой

Камня вещего и пустотой.

«Коль направо пойдёшь – потеряешь

Там коня!»

Несусветная чушь!

Камень, витязя зря проверяешь,

Он с конём – единение душ!

«Коль налево пойдёшь – то погибнешь!»

Смерть сама по себе не страшна,

Будет жаль – в бесполезности сгинешь,

Ну а в битве за Русь смерть красна!

«Коли прямо пойдёшь – быть богатым!»

Серебра сундуки – не мошна,

В самом центре детинца палаты,

Дочка стольного князя – жена!

Путь к богатству так прост, что отрадно,

Но-о-о, дружище, галопом вперёд!

Только что-то не так – слишком складно!

Да! Дотошен славянский народ!

Недоверчиво ценит халяву —

Камню вещему больше ста лет,

Как же можно сосватать Любаву,

Ведь у князя и дочек-то нет!

Или эти страшилки, их вечность —

Кто пойдёт добровольно на смерть?

А без жертв безработная Нечисть

Постаралась бы надпись стереть!

Но не стёрла и ждёт на дорожке,

Что к богатству и славе ведёт,

Позабывших про сыр в мышеловке —

Дань с наивных смертями берёт…

К чести витязей, мало кто выбрал

Путь к несметным богатствам, а жаль,

Камень Нечисти хитрость не выдал,

Что поделаешь, камень – скрижаль[2]!

Только ветер шепнул: «На дороге,

Что для жадных богатство сулит,

Есть засада в медвежьей берлоге,

Беспредельщину Нечисть творит!

А на правой, на левой дорогах

Извели её напрочь, теперь

Ждёт в надуманных кем-то чертогах,

Стала злей, беспощадней, чем зверь!»

Витязь ветру поверил, и дальше

Было так, как положено быть…

А калики в былинах, как раньше,

Подвиг витязя будут хранить!

Как в той сказке: стою на распутье,

Пусть не витязь – простой человек,

Только камень замшелый, по сути,

Тот же самый, свой помнящий век!

Предлагает на выбор дороги —

Прямо, влево, направо пойти,

Не заумные вещие строки

Обещают, что там, впереди.

Коль направо пойдёшь – быть женатым,

Ждёт тебя там невеста-краса,

Только зря! Зря надеются сваты —

Я женат, подтвердят небеса,

Что я с Машей повенчан пред Богом,

Длится счастье любви столько лет!

Рассказать ещё можно о многом,

Но направо дороги мне нет!

Коль налево пойдёшь – быть богатым,

Злато, яхонты ждут в сундуках,

Теремов расписные палаты —

Чем ещё одарить бы в строках

На шершавости камня-гранита?!

Только ныне критерий другой:

Деньги, деньги да власть «у корыта»,

Куда деньги стекают рекой

Из казны государства!

Да что там

Терем, златом набитый сундук,

Когда виллы-дворцы по Европам,

На морских побережьях досуг —

В Каннах, в Ибице и в Эмиратах!

Что нажито «тяжёлым трудом»,

Банки мира хранят в миллиардах —

Только пахнут они воровством!

Мне не надо такого богатства,

Всё в могилу с собой не снести!

Стать слугой и рабом скупердяйства?

Нет! Налево не стоит идти!

Если прямо пойдёшь – на кладбище

Смерть-старуха ждёт с острой косой,

Да! Опасней дороги не сыщешь,

Липкий страх шепчет на ухо: «Стой!»

Как же быть? Путь направо заказан,

Путь налево – дорога в тюрьму!

Только прямо! Судьбою повязан

Выбор мой, подчиняюсь ему.

По тропинке, заросшей бурьяном,

Слывшей в прошлых веках большаком,

Как в угаре, до чёртиков пьяном,

Кружит Леший, колдуя тайком.

Вроде прямо наметил дорожку —

Снова пень раскорячась торчит