Книга писалась не очень долго, но как всегда бывает с такими текстами, к ней очень долго пришлось искать убедительную аргументацию, обдумывать иные пассажи и доказательства. Насколько это удалось, конечно, судить не мне, но я старался. По крайней мере, не хватал первые попавшиеся под руку варианты, не прибегал к торопливым идеям и развивал общую систему достаточно взвешенно.
Главная трудность заключалась в том, чтобы соединить учебник креативного письма, собственно методический материал самоучителя литературного ремесла с психологической, как теперь принято обозначать, селф-хелпной задачей – основным направлением развития моих построений.
Книга была уже почти закончена, и её контуры стали очевидны каждому, кто захотел бы с ней ознакомиться, как вдруг зазвучали вопросы от ребят, с которыми я привык считаться. Почему, спрашивали они в один голос, словно хор во время спевки, ты не написал книгу об умении сотворить роман, а потом не сделал вторую, отдельную книжку о том, как это может повлиять на психологическое состояние личности, на её устойчивость в жизненных перипетиях и стрессовных ситуациях? Стоило ли все так «неправильно» смешивать и усложнять, неся при этом неизбежные потери с обеих сторон?
Во-первых, креативные книжки есть, и немало. Настолько, что мне не хочется врезаться в гору этих текстов. Есть такие, что обобщённо представляют всю проблему письма в целом, есть масса таких, что рассматривает иные проблемы в частности. Во-вторых, валидность проблемной личности мне тоже не следовало бы разрабатывать отдельно. Психологического образования у меня нет, а я привык, по крайней мере, к этой науке относиться с уважением, именно потому что немало о ней прочитал. В-третьих, как-то так повелось, что по психологии творчества, что может являться неким пересечением указанных выше двух дисциплин, принято писать на закате, приближаясь к завершению активной творческой работы, если, разумеется, не зарабатывать «теоретический» хлеб в данной области. А мне ещё далеко и до заката, и до желания сугубо теоретизировать.
Кроме того, суть этой двойственности, вовсе не такой простой, как хотелось бы, заключается вот в чём. Испокон веков существовало две парадигмы обучения – классное и студийное (названия, конечно, условны). В первом случае, системным фактором является класс, то есть, одномоментное собрание людей, которые обязаны делать то, что прикажут. Основой этой схемы является «очный», очень доступный учитель и классический учебник, с методическим разделением на темы, задания, упражнения и проверочные материалы. Разумеется, для работы по развитию творческих и чрезвычайно личностных элементов эта схема мало подходит. Оговариваюсь – к сожалению, потому что учебник очень привычная и потому эффективная метода.
Вторая схема взяла за образец модель художнической или литературной студии, где лишь в самом начале студентов собирают, чтобы научить азам ремесла, а по прошествии этого времени каждый обучающийся работает самостоятельно, зачастую сам выбирая себе модель, тему, метод изображения, а то и программу развития, совершенствования своего искусства (уже искусства, как продолжения ремесла). Так как для студийной схемы классический учебник не подходит, я вынужден был написать эту книжку по новому образцу, делая ставку именно на хитрую смесь вдохновляющего компонента, стимулирующего саморазвитие, с обучением, исполненным иногда по общепринятой схеме.
При этом возникла своя трудность (можно сказать, второго порядка), потому что попытка индивидуальной работы, а она неизбежна для каждого, кто хочет заниматься именно романом, а не бесформенными «писаниями», должна быть привязана к личностному началу. Чтобы человек, серьёзно относящийся к заявленной этой книгой теме, был как камертон настроен именно на себя, на своё отношение к любому материалу, с самого начала работал бы с собой, и лишь с собой считался едва ли не во всех технических и творческих поисках.
Признаюсь, как только я осознал эту необходимость, я струхнул – уж больно сложной была «предъява». Потом попытался представить, как эта книга писалась бы, если бы я предложил экспериментировать не с романом, а с дневником или, в крайнем случае, с небольшими эссе, несущими личностное отношение автора к предмету. Но тогда существенный ущерб терпела механика текста, умение создавать художественность. А кроме того, этот текст почти наверняка не мог иметь продолжения, потому что в иных редакциях на роман ещё согласятся взглянуть, но чтобы прочитали сборник эссе – это, как говорится, «дохлое дело».
Кроме того, меня стало одолевать сомнение, что я не имею права писать эту книгу, вообще не должен давать каких-либо советов, если стесняюсь показать собственную лабораторию, свою текстовую кухню. И я решил в качестве подопытного кролика использовать себя (в самом деле, если я предлагаю эксперимент читателю, почему же я сам должен избежать той же участи?), сознавая при этом, если кому-то покажется, что автора в книге слишком «много», то не избежать ему упрёков в нескромности. В таком случае, заранее прошу извинить меня, честное слово, я не очень-то и рвался, просто так получилось…
По мере написания по этой схеме, текст выиграл, как мне кажется, ещё в одном. Используя себя или иных хороших знакомых (впрочем, как и общепринятые авторитетные персоны), я заметил, что, приводя эту работу «с собой», легче демонстрировать литературную «отсебятину», упражнения в индивидуальном письме, выработку и стиля, и взгляда, и вкуса. Опять же вынужден признаться, что делал иные страницы в шаржированной, едва ли не «граничной» для нормального текста манере.
Этим я пытался убить сразу двух зайцев. С одной стороны, как принято было говорить у хиппи – пытался «расширить сознание», то есть, практически доказать, что литературная норма – вещь куда более «непугливая», чем думают даже иные экспериментаторы. С другой стороны, развитие (студийное) навыков литературной работы всегда представлялось мне неким хулиганством, когда следует как можно больше попробовать разных разностей. Чтобы определённее «найти» себя, именно себя, а не какой-то фрагмент собственной личности, что заставит остальные «части» мучиться и страдать «в немоте». Ну а чтобы хоть как-то оправдать такие не совсем стандартные приёмчики, ещё раз прошу прощения (на случай, если ошибаюсь в своих посылках), и вручаю свои вверительные грамоты.
Я профессиональный литератор, имею одиннадцать опубликованных романов, одну книжку «нехудожки», изрядное количество текстов поменьше, и некое число рукописей, которые не сумел продать. Разумеется, этой составляющей особенно хвастаться не принято, но я считаю этот опыт не менее ценным, чем удачи, особенно в свете избранной темы для этой книжки. Так что и от этого вовсе не собираюсь отказываться, играя перед публикой чрезмерно успешного литератора.
Кроме того, я проработал пять лет литературным агентом, потаскался, что называется, по издательствам, видел разные ситуации, и получил бесценный опыт в том, какими бывают издатели, издательства, писатели, книготорговцы и даже журналисты, работающие в книжной тематике.
Ещё, помимо своей нынешней работы, как говорит моя жена, «в прежней жизни», то есть, до Перестройки – как принято, пишу это слово с прописной буквы, – я сменил множество профессий, оказывался в разных ситуациях, немало поездил по нашей бывшей общей стране, и не потерял интереса к людям, при этом научившись понимать их проблемы.
И вот когда я понял, что моя идея по совмещению литературного и общежитейского опыта может быть ценна для многих людей, что они могут использовать этот метод для решения многих своих проблем, к которым сейчас они не пробуют даже подступиться, я понял, что ждать больше ничего не нужно, что следует написать об этой своей системе, которая не должна оставаться кабинетным изобретением, а имеет право стать известной многим. И, разумеется, сел писать, благо мне нужно было сдавать издателям роман, а как ещё дама Агата Кристи заметила в своей биографии – «литераторов всегда тянет написать что-то такое, что не относится к их работе».