Папа несколько раз пытался связаться по рации с Интерполом. Но батарейки в его рации безнадежно сели, и Интерпол не отвечал. А у нас кончалось не только терпение, но и продукты. Правда, на острове были всякие фрукты, а в океане была всякая рыба, но нам эта диета уже надоела.
Алешин ворчал больше всех:
– Я столько ночей уже не спал, караулил, мне много калорий надо. В виде мяса.
– А я домой хочу, – поддерживал его Алешка. – Мне ваш океан надоел.
Неожиданно к ним присоединился Ваня Васильевич. Сначала он сказал: «Гы!», а потом объяснил:
– Хочу водопровод. Хочу телевизор. Хочу собаку.
На что папа вполголоса заметил Алешину:
– Кажется, он приходит в себя. Память возвращается.
Алешин покачал головой с сочувствием:
– Досталось мужику.
А что ему досталось? Папа не торопился раскрывать эту тайну. Но мы все-таки поймали его на берегу, когда он сидел на перевернутой лодке, курил и тоскливо смотрел в небо – ждал вертолет. Алешка сел с ним рядом, вздохнул, положил ему руку на плечо.
– Ничего, пап, – сказал он, – нам и без телевизора хорошо.
– Без собаки плохо, – улыбнулся папа. – Не подлизывайся, ничего тебе не расскажу. Потому что сам не все знаю.
– А ты расскажи, что знаешь.
У наших ног тихо плескались маленькие волны, набегая на песок и оставляя на нем мелкую белоснежную пену. И так повторялось, наверное, уже миллиард лет. А может, и больше. Кто их считал?
В небе над океаном курчавились облака, между ними сияло и жарило солнце, а чуть пониже летали чайки и щебетали морские ласточки. Довольно прожорливые существа, кстати.
Папа отнял от глаз бинокль, положил его рядом, на днище лодки.
– Да что тут рассказывать? История какая-то непонятная… Иван Васильевич Чижов по профессии – биолог, по призванию – коллекционер. Его знаменитой коллекции положил начало еще прадед Чижова. Этой коллекции завидуют все музеи мира.
– Чего это они? – спросил Алешка с интересом.
– А потому, – объяснил папа, – что коллекция у него не простая, а именная.
– Это как? Имени кого-нибудь?
– Не совсем… Вот лежит, например, в витрине музея какой-нибудь глиняный черепок, и написано: «Фрагмент горшка IX века».
– Понял, – сказал поспешно Алешка. – А у Вани написано: «Фрагмент ночного горшка имени Наполеона».
Папа рассмеялся. Но поправил:
– «Из этого черепка лакала молоко любимая кошка Льва Толстого». Теперь ясно?
– Ясно.
– И вот вся его коллекция такая…
– Кошачьи черепки? – разочаровался Алешка. – Да их на любой помойке…
– Не черепки, – прервал его папа. – Я не очень хорошо знаю его коллекцию, но помню, что она содержала, например, саблю Дениса Давыдова, единственный орден русского богатыря Ивана Поддубного, письма Чехова, велосипед Льва Толстого, подковы с копыт коня Дмитрия Пожарского, бальную книжку жены Пушкина…
– Интересно! – воскликнул Алешка. – Она что, на бал ездила книжки читать?
Алешка фыркнул, а папа хмыкнул:
– Темный ты человек, Алексей. Бальная книжка – это записная книжка. Дама на балу записывала туда все приглашения кавалеров на танцы. Кому – кадриль, кому – мазурку, кому – полонез. Это понятно?
– Понятно. Чтобы не перепутать. А то все королевы… то есть кавалеры на дуэлях передерутся.
– Примерно так.
– Пап, – спросил я, – а как же эта книжка сохранилась? За столько лет.
– Интересный вопрос. Дело в том, что странички в такой книжке были не бумажные, а из тоненьких пластинок слоновой кости.
– Здорово! – сказал Алешка. – Вот куда все слоны подевались!
– Записи в книжке делали специальным карандашиком, а после бала их стирали. И книжка была готова к новому балу, к новым записям… Но мы отвлеклись. Коллекция Ивана Чижова была бесценной. И на нее зарились не только музеи, но и другие коллекционеры. Особенно, как мне помнится, старался ее заполучить писатель Красильников. Он, подлец такой, даже сговорился с жуликами, чтобы они ограбили Чижова.
Теперь понятно, откуда папа знает эту историю.
– Да, – кивнул он, – нам с Алешиным пришлось заниматься этой кражей.
– И чего? – спросил Алешка. – Нашли?
– Нашли. И все украденные вещи удалось вернуть Чижову. Но через некоторое время он исчез.
– Спрятался? – спросил Алешка.
– Не знаю… – Папа снова взял бинокль, поднес его к глазам. – Исчез – и все. По некоторым данным, он отправился в путешествие на теплоходе «Айвазовский». И исчез.
– А я его нашел! – похвалился Алешка. – Теперь он нам все расскажет.
– Боюсь, что нет. Он провел два года в одиночестве, потерял память, говорит с трудом. Ему потребуется помощь врачей. И тогда, может быть… – Папа опустил бинокль и таким же ровным голосом добавил: – Собирайте вещи: карета подана.
Мы вскочили. Далеко в море, низко над водой летело какое-то странное сооружение. Когда оно приблизилось, Лешка сказал:
– Никакой не вертолет. Лодка с крыльями.
Точно, лодка с крыльями. Корпус как у катера, по бокам крылья, на их концах что-то вроде поплавков. А на корпусе – башенка с винтом, который яростно вращался, блестя сплошным кругом под солнцем.
– Гидросамолет, – сказал папа.
Что тут началось! Все население острова высыпало на берег. Вот теперь у них еще один вождь будет. Еще важнее. Бескрылый олень спустился к ним с неба (Оленин прилетел на остров Кокос на вертолете), а новый вождь – сначала с неба, а потом из океана. Интересно, как они его назовут. Крылатая рыба? Или Плавающий орел?
Гидросамолет плавно коснулся поверхности воды своим брюхом и поплыл к берегу. Вздымая носом волны и баламутя воду потоком воздуха от винта.
Не приближаясь к острову, гидросамолет сбавил ход, остановился. Его поплавки коснулись воды, и он замер. Похожий на громадную птицу, которая, распластав крылья, улеглась отдыхать от дальнего перелета.
Из брюха гидросамолета вывалилась оранжевая лодка, будто водяная птица яйцо снесла; в лодку прыгнули люди, завели мотор – помчались к берегу.
Островитяне на лодках и вплавь бросились в море – встречать дорогих гостей.
– Как бы они их не напугали, – проворчал Алешка. – А то как развернутся, как улетят!
Не развернулись и не улетели. Сошли на берег. Один человек – в обычной одежде: белые шорты, кроссовки, пробковый шлем, а двое других – в легком камуфляже и с автоматами. Папа обменялся рукопожатием с пробковым шлемом (тот назвался: мистер Икс), кивнул его бойцам, и они о чем-то заговорили. Мы стояли рядом, но ничего не поняли – разговор шел на английском языке.
Потом папа объяснил нам, что с вертолетом вышла неувязка. Он мог лететь только на двести миль – сто к нам и сто обратно. А до нас было почти пятьсот. Поэтому пришлось срочно искать другой транспорт, и это «срочно» растянулось почти на две недели.
– Ждите меня здесь, – сказал нам папа. И они все уселись в шлюпку и отправились на гидросамолет.
Островитяне взвыли от горя. Они решили, что сейчас эта морская птица взмахнет крыльями и унесет их любимых белых вождей в какую-нибудь туманную даль. Алешка тоже что-то заволновался.
– Дим, он нас не бросит? Пусть только попробует!
Папа тем временем вместе с прибывшими скрылся в брюхе гидросамолета. Подошел Алешин.
– За нами? – спросил он. – Красивая птичка.
А красивая птичка вдруг громко заговорила папиным голосом. Через мегафон.
– Боцман Шмага! Предлагаем вам немедленно явиться на борт воздушно-морского судна для отправки на материк. Даю вам тридцать минут. Время пошло.
Островитяне от этого громового голоса чуть не попадали на песок. А Лешка сказал:
– Он не явится. Не медленно, не немедленно. Он здесь останется.
– Откуда ты знаешь? – удивился Алешин.
– А чего ему на материке делать? В тюрьме сидеть? Уж лучше в океане. Любому дураку ясно.
– Я вот не дурак… – начал объяснять Алешин.
– Наверное, – посмотрел на него Лешка.
Алешин погрозил ему кулаком и продолжил:
– Я вот не дурак, а понимаю, что все-таки лучше среди людей, даже в тюрьме, чем в одиночестве на острове.
– А он тут, когда мы все уедем, великим вождем останется. По кличке Красный шмыгающий нос. Его будут кормить и оказывать почести. А когда им надоест…
– Они его съедят, – закончил фразу Алешин.
– И все заразятся насморком, – рассмеялся Алешка.
– Ладно, – вздохнул Алешин, – надо задержанных доставить. Кто со мной?
Мы забрались в катер и отправились на остров Скелета. Услышав шум мотора, задержанные вышли на берег. Они были хмурые и злые. Им очень не хотелось улетать с острова. Поэтому Алешин был очень внимателен и бдителен. И скомандовал нам:
– Лешка – за штурвал. Чуть что – дуй отсюда. Дима, возьми наручники – и на берег, окольцуй их.
Сам Алешин взял всю троицу на прицел:
– Без шуток, господа. Стреляю без предупреждения.
Мне никогда не приходилось надевать на людей наручники. Не скажу, что это приятное дело, даже если приходится их надевать на заведомых негодяев.
Но я это сделал; задержанные, соединенные наручниками, погрузились в катер, и мы благополучно доставили их на наш берег. Где их принял мистер Икс и отправил на гидросамолет.
Пока его загружали оружием из грота, мы быстренько собрали свои вещи. А было их – по карманам распихать. Алешка, конечно, поскандалил, пытаясь загрузить в шлюпку мешки с раковинами. Не удалось. Тогда он их щедро рассыпал по берегу, а одну раковину – самую большую и красивую – подарил Ване Васильевичу со словами:
– Это в вашу коллекцию. Вы только напишите на ней: «Раковина имени Алексея Оболенского».
Здорово! Валенки его имени уже имеются.
При слове «коллекция» в глазах Чижова что-то засветилось – разумное и вечное. И он сказал:
– Гы! Да. Раковина. Ковш Петра Великого. – И тут его глаза опять затуманились.
При чем тут ковш? Мне совершенно не ясно. Алешке-то ясно:
– Он из этой раковины сделает ковш Петра Великого. Дим, а кто такой Петр Великий? Знаменитый экскаваторщик? С ковшом?
Пришлось объяснить, что Петр Великий – это российский император в давнее время. Что он воевал со шведами и строил корабли.
– И ковши делал? – поспешил Алешка. – Для коллекции?
– Марш в лодку, – сказал папа. – Пора. Мама вас заждалась.
При этих словах Алешкины глаза стали круглыми. Он решил, что мама заждалась нас в гидросамолете. И ворвался в него, как маленький ураган. Но мама ждала нас не в самолете, а в Москве.
Мы расселись по креслам, уставились в иллюминаторы. На берегу рыдали островитяне и махали нам букетами цветов. Над головой заревел двигатель. От самолета побежала по воде рябь, и он, медленно развернувшись, набрал скорость как глиссер, оторвался от воды и, сделав круг над островом, взял курс на Тихоокеанскую базу Интерпола.
В салоне было свободно и уютно. Даже телевизор работал. Офицер в морской форме принес нам всякие напитки и кое-какую одежду для Ва-ни. Он приоделся и с интересом оглядывал себя в зеркале, привыкал, а мы никак не могли оторваться от иллюминаторов.
Океан сверху тоже был красивый. Цвет воды его все время менялся: то бледно-голубой, то зеленый, а потом стал густо-синим с изумрудными кляксами островов, окаймленных золотым песком.
На базе мы пересели на вертолет, и он доставил нас еще на какой-то остров, где был настоящий аэропорт. Там мы всей командой разместились в большом воздушном лайнере. Долго летели, несколько раз садились на заправку, спали, ели. А потом папа сказал:
– Просыпайтесь – Москва!
Вокруг было черное ночное небо. А внизу – море огней. Вдруг это огненное море накренилось, исчезло, появилось вновь, и в ушах закололо – самолет пошел на посадку в столице нашей Родины.
Немного ошалевшие, мы вышли в здание аэровокзала, и первым человеком, которого мы встретили в Москве, была наша мама. С букетом цветов.
Мама нам очень обрадовалась. Она соскучилась. Правда, в первую минуту мама, когда Алешка бросился к ней, шарахнулась в сторону. Потом объяснила:
– Я боюсь, когда негритята бросаются мне на шею.
– Они не кусаются, – засмеялся Алешка.
Нам-то было незаметно, что Алешка за время плавания сильно загорел и стал похож на негритенка с голубыми глазами.
Тут к нам подошли папа с Ваней.
– Это Иван Васильевич, – сказал папа.
– Очень приятно, – сказала мама.
– Гы? – Ваня указал на ее букет.
– Какой там «гы»? – Мама махнула рукой. – Сто рублей штучка.
– У-у! – Ваня покачал головой. А мама с интересом рассматривала его прическу.
– Как вы отдохнули? – спросила она, когда мы пошли к машине.
– Так себе, – сказал Алешка. – В дурном обществе пиратов и акул. И еще нас чуть не схавали на празднике Голубой луны. У них там такой обычай – как голубая луна, так надо поужинать белым человеком.
– Да какой ты белый, – засмеялась мама, ероша ему волосы.
– Отмоюсь, – отмахнулся Алешка. – Мам, а Ленке Стрельцовой ракушку привезли, не знаешь?
Вот тут мама нахмурилась.
– Я со Стрельцовыми поссорилась. Они тебя хулиганом обозвали.
Я бы тоже его за эту раковину хулиганом обозвал. Надо додуматься – послать в подарок однокласснице раковину величиной с легковую машину.
– Но ничего, – сказала мама, – я все уладила.
Папа усадил нас в машину и помахал нам вслед. Сам он повез Ваню Васильевича в клинику; Алешин отправился сопровождать задержанных в следственный изолятор.
– Как я по дому соскучился, – признался Алешка, когда мы ехали по родной Москве среди желтеющих лип и берез. – Так мне всякие пальмы и ракушки надоели.
Мне тоже, особенно пираты и бананы.
– Вот она – наша родная хижина, – радостно возвестил Алешка, когда мы подъехали к дому.
Он первым ворвался в квартиру и… замер на пороге нашей комнаты.
– Здорово? – спросила мама. – Видите, как я все уладила?
Уладила… Посреди комнаты, ближе к окну стояла на полу эта злосчастная тридакна. Под ней явно прогибался пол.
– Ты рад? – спросила мама. – Я в нее буду складывать белье для прачечной. Здесь много поместится.
В этой раковине, по-моему, белый медведь поместится.
К нашему возвращению мама приготовила праздничный ужин.
– Как я вас сейчас накормлю! – воскликнула она. – Только ничего не трогать до папы. Убери руки, Алексей!
Папа приехал довольно скоро, он сказал, что с Чижовым будут заниматься специалисты и они вернут ему память.
– А ты его родным сообщил? – спросила мама, которая уже знала от нас об этой робинзоновской истории.
Папа покачал головой. И сказал задумчиво: