В двухтысячном году эры колониальной Земли, в восьмом квадрате, без уточнения точных координат галактики, Сикус находился на выполнении рабочего задания корабль «Туманность Персефоны». Это был старый мусорный бриг рефрижераторного типа, рассчитанный на команду сто пятьдесят человек и груз двести тысяч тонн. Шел шестой цикл рейсов и второй месяц в пути. Цикл заключался в загрузке неприятно пахнущих и фонящих радиацией спрессованных кусков мусора на одной планете и доставке их в невредимости на колониальную Мерцуру.
Капитан мусорного корабля Роджер Кэмелус сидел в рулевой кабине, проглядывая напомажено-вылизанные фотографии своих знакомых в социальных сетях. Зрелище было довольно тошнотворное. Нестареющие одногруппницы и одноклассницы, отредактированные до потери сходства с человечеством, позировали, увешанные всем имеющимся золотом, букетом цветов и космофоном последней модели. Обрамляла это художественное великолепие глубокомысленная философская чушь. Если бы кто-то внезапно вошел в рулевую, то его бы встретило лицо капитана, который находился на грани культурного шока в стадии отрицания. Могло показаться, что Роджер хлебнул кофе, а потом обнаружил, что в кружке кто-то замочил свои носки. Но Роджер продолжал смотреть.
И как по заказу дверь кабины открылась, и на пороге появился упитанный мужчина, весь лоснящийся аккуратностью и достоинством. Это был умудренный опытом и лысиной старший механик корабля Каликстус Руф с дружественной планеты Мамилиан. Сам Каликстус как представитель другой планеты отличался от людей колоссальным животом, шикарными тремя волосками, зализанными набок, но самое главное отличие, конечно, было в его невообразимой красоте. И скромности. Мамилианцы на несколько тысяч лет раньше, чем земляне, начали свой путь в эволюцию, поэтому и относились к землянам соответственно. Раз уж они во всем опередили людей, то ни к чему выделяться талантами и блистать интеллектом. Зачем смущать отстающих.
Встретил своего механика капитан Кэмелус с выражением ребенка, который ждал на день рождения велосипед, а получил сберегательный счет на тридцать лет. Еще и за страховку заплатить придется.
– Где прохлаждался, Каликс? – мрачно спросил капитан, уткнувшись обратно в свой космофон. – Волосы укладывал, а то растрепались?
Редкие волосики старшего механика и впрямь были аккуратно уложены, обрамляя сияющую лысину. Правда, прическа была сделана еще с утра, а все, что делают мамилианцы надежно и в переделках не нуждается. Так что Каликстус попробовал было изобразить недовольную гримасу на это явное язвительное замечание и уткнуть руки в упитанные бока, но да передумал. Превосходство, оно такое.
Роджер тем временем не унимался:
– Зачем торопиться, Кэмелусу все равно нечем заняться, – не отрывая взгляда от страничек во всевселенской паутине, бубнил капитан. – Какие у него могут быть дела, действительно. Посидит час вместо десяти минут. Каликс, ведь у тебя волос негусто, что там можно целый час делать, а?
– Если на то пошло, я шел в топливный отсек и встретил…
– Ой, я знаю, знаю! – с наигранной веселостью перебил Роджер, – тюбик воска для волос? И он манил, так и манил.
– Вообще-то Рена, – невозмутимо продолжил Каликстус Руф, садясь за пульт. Усевшись, он тут же с нежностью стал протирать приборную панель. Уважение к себе начинается с уважения к окружающим предметам, считал старший механик. – Вы с ним разругались?
Капитан Кэмелус оторвался от чарующей реальности космофона и посмотрел на своего старого друга, что означало, – последний из них попал в цель. Капитан сказал вслух:
– Нет. А если и да, то я этого не заметил, – и Роджер снова уставился в экран, но без прежнего энтузиазма.
Каликстус Руф самодовольно хмыкнул, радуясь предстоящему перемыванию косточек:
– То-то я и смотрю: с кислым лицом недовольного пенсионера рассматриваешь фотографии обожаемых знакомых. Сразу видно, что ты в полном порядке, ничего не случилось!
– Когда случилось что-то неприятное надо перебить это чем-то более… – Роджер покачал свой космофон перед глазами, подбирая подходящее слово, – мерзким. – Значит, говоришь, встретил Рена. И что говорит?
Космофон был отправлен в унизительный для него полет, в дальний угол пульта, к грязным кружкам капитана. Это была неприкасаемая куча, которую сам капитан не убирал из-за лени, а другим не давал из принципа. Туда-то и отправилась несчастная техника. Покрыться пылью и затеряться там до следующего приступа меланхолии Роджера.
– А как ты думаешь? – Каликстус достал свою маленькую чашечку для чая, протер края специальным полотенцем, и только тогда налил чаю, – разве Рен особо разговорчив? – Сидит надутый в топливном отсеке, смотрит, как мигает индикатор.
– Какой индикатор?
– Да, любой индикатор. Какой загорится, на тот и смотрит.
Роджер Кэмелус – взрослый серьезный мужчина в возрасте, гуляющий около пятидесяти лет, страдальчески закатил глаза. Кэмелус был из того вида капитанов, которого невозможно застать врасплох плохой новостью или непредвиденными обстоятельствами. Его невозможно было пронять визгливыми или высокомерными речами вышестоящего начальства. Максимум, что могло появиться на его лице – это вздутые ноздри, а если же внешнее раздражение бывало расценено как значительное – то вздернутую презрительно бровь. Обычно после такого капитан устраивал разнос любому своему препятствию в унизительно-язвительном тоне. Только если дело не касалось Рена.
Рен был воспитанником капитана Кэмелуса. Поступки молодого человека действовали на Роджера как эвакуатор, увозящий вдаль твой автомобиль. Приятного мало, а эмоции трудно держать в себе. Если такое состояние накатывало на капитана при свидетелях, то Роджер сжимал губы, раздувал по обыкновению ноздри и быстро выходил вон, чтобы громко и неприлично выругаться. Для заставшего это зрителя все выглядело примерно так: капитан, услышав очередную нелепость, зловеще надувался и с дергающимся в нервном тике глазом (иногда и двумя глазами) на прямых ногах убегал за дверь. Оттуда слышались всякие непристойности.
Однако Роджер Кэмелус и Каликстус Руф были давними друзьями, учившимися вместе еще в Летной Академии, поэтому подобные спектакли можно было и не устраивать.
– Проблема в том, – сказал Роджер, доставая из кармана связку ключей для входа в систему под именем администратора, – что с годами Рен не меняется, – из связки капитан выбрал ключ, подходящий для чистки ногтей и приступил к философскому ковырянию. – Общаться с людьми у него, видишь ли, не получается. Поступать учиться в Академию ему не хочется. Зато копаться в себе, пока не впадет депрессию – это пожалуйста. Какой-то затянувшийся подростковый период.
– Возможно, потому что ты меняешь команду каждые два месяца, а ему не доверяешь никакого серьезного дела и не даешь действовать самостоятельно? – осторожно предположил Каликс.
– Конечно! – капитан Кэмелус резко дернулся, неудачно кольнув себе палец. – Давал я ему действовать самостоятельно, и что вышло? – затем немного остыв, капитан добавил, – если бы он просто определился, что ему нужно, было бы намного проще. – Вот чем ты занимался в его годы?
– Блистал в Летной Академии, – не задумываясь, ответил старший механик.
Роджер вопросительно вскинул бровь.
– Каликс, возможно к старости память тебя покинула, но ты был двести тридцатым в списке успеваемости за три пункта до отчисления. Ты списывал у всех, кто умел писать. Чем ты блистал, кроме своей зарождающейся лысины?
– Хотя бы, например, своей скромностью, – пожал плечами двести тридцатый в списке. – Я ведь ни разу не жаловался, с какими неразборчивыми почерками мне приходилось иметь дело.
Что же, придется оставить двух препирающихся мужчин, от которых зависит работоспособность корабля, сохранность груза и вообще успех любой рабочей экспедиции. Оставив важных шишек, спорящих, как старая семейная пара, отправимся на поиски топливного отсека.
Собственно, туда-то изначально и направлялся старший механик корабля Каликстус Руф, чтобы выполнить свои прямые обязанности, а именно – треснуть младшего механика по затылку за то, что тот проморгал наполненность заправочных баков. Но вместо приятных и поучительных наставлений младшему механику, Каликс встретил не внушающего жизнерадостности Рена, который и отпустил младшего механика.
Рен числился учеником Каликса, но на деле, в условиях постоянной смены экипажа, являлся своеобразной карманной энциклопедией по всем системам «Туманности Персефоны». Молодой человек мог без сомнения собрать и разобрать весь мусорный бриг, он мог вести переговоры о поставках и перевозках, единолично управлять полетом, но не мог справиться со своею скромностью. Его любимым занятием, помимо возни с кораблем, было самобичевание. Выглядел парень соответственно – длинновязый, совсем недавно победивший подростковые прыщи, еще не определившийся, какую прическу он хотел бы носить. Поэтому ходил по-бунтарски обросшим, но тщательно причесанным.
В топливном отсеке Ренетус пытался реконструировать систему подачи сжиженного горючего, которую завод-изготовитель выпустил с системной ошибкой. На человеческом языке это значило, что когда топливо собиралось заканчиваться, то сотни лампочек начинали яростно мигать, предполагающих, что все на корабле обратят на это внимание, недовольно толкнут младшего механика, мирно попивающего свой кофеек. Система в принципе была неплоха, даже действенна, но было бы неплохо, если автоматика, вместо включения лампочек, заправлялась сама. В хорошем расположении духа у Рена никогда не доходили руки до этой системы. На «Персефоне» было достаточно периодических и неожиданных ремонтов, которые отнимали все время. Однако, в данном случае, молодой человек решил придержаться принципа: «Когда работаешь, и самоуничижаться некогда». И занялся делом, которое заняло все его мысли.
Парень разложил перед собой схему подачи топлива, свой исписанный блокнот и инструменты. Рен сверял данные с действующих приборов со своими расчетами, когда его что-то не устраивало, то в ход шли: лазерная сварка, паяльник, ругательные слова и долгие раздумья. В общем, работа шла и кипела.
Увлеченный молодой человек смутно помнил, что заходил Каликстус Руф, назойливо жужжал над ухом, потом, утомившись жужжать в одни ворота, ушел. После его ухода Ренетус обнаружил около инструментов остывший чай. «Может, Каликс про это и трещал мне все полчаса?», – пожав плечами, подумал Рен. И продолжил череду сверки, сварки и ругательств.
Когда наручные часы Рена, настроенные на время планеты Мерцура, показали три часа ночи, парень, в полном блаженстве облокотился на стену. Наконец-то топливная система соответствовала представлениям Ренетуса о прекрасном. После завершения своего более или менее шедевра, молодой человек вспомнил о кружке с чаем. Вставать было лень, и Рен дотянулся до кружки, не поднимаясь, но извернувшись, как цирковой артист. Чай был, конечно, ледяной. «Как хорошо, что у нас есть чудесная, замечательная, универсальная… – молодой человек хищно улыбнулся, – сварка». Ренетус подогрел металлическую пластину, которая в обычной жизни была заслонкой вентиляции, слабеньким лучом лазера и водрузил на пластину кружку. Через секунду от той пошел пар.
Чувство выполненного долга переполнило молодого человека. Рен внезапно для себя подумал, что космос огромен, их рутинные путешествия ни так уж и плохи, а ему самому нравится работать на корабле. Да и Роджер, в сущности, вполне терпимый старикашка. И все эти мысли отразились на лице Рена, запечатлев там глуповатую сонную улыбку. Он уже потушил в комнате свет, еще чуть-чуть и наш герой уснул бы прямо на холодном полу топливного отсека в окружении разбросанных инструментов и схем.
Однако этой идиллии решил помешать крайне громкий звук падения одного крупного предмета на другой, причем с приличной высоты. Рен вздрогнул и потянулся к включателю. Помещение ярко осветилось и представило миру картину, где на полу, в хламе после ремонта, лежала слегка пришибленного вида девушка. Рен, который только что был на пороге сна, молча смотрел на этот перфоманс. Резкое пробуждение не способствовало четкому ходу мыслей:
– Это ты тот крупный предмет? – с подозрением спросил молодой человек.
Девушка удивленно вскинула брови:
– Чего? – и осуждающе покачала головой, как бы говоря, что такие вопросы задавать леди неприлично.
Тем временем, мозги Ренетуса потихоньку возвращались на свой пост, и он смог разглядеть свою гостью. Это была совсем еще молодая особа, казалось, она только что окончила школу, а то и вовсе сбежала из нее, прихватив только наряд современных подростков: растянутую майку с эмблемой «МГУ» и вырвиглазные обтягивающие лосины. Сейчас же эти майка и лосины вместе с девушкой, пользуясь случаем, отступали к выходу.
– Ты кто вообще? – очнулся Рен. И окончательно проснувшись, его осенило. – Ты за мной что, следила?
Согласитесь, мало приятного, когда на тебя, поглощенного работой, тайком глазеют. Особенно, когда ты молотишь ключом по неугодному топливному насосу, обзывая его последними словами. А потом просишь у него прощения.
Пунцовый молодой человек тайком вытер взмокший лоб. Ему оставалось только наедятся, что девушка зашла совсем недавно. «Да, да», – ухватился за эту мысль Рен. Она, пока вся команда спит, случайно перепутала жилой третий этаж с рабочим отсеком особого доступа нулевого этажа. Нашла случайную комнату с выключенным светом и решила зайти внутрь. И вот тут уже запнулась о разложенные инструменты. По кислому выражению лица молодого человека можно было понять, что его хитрая последовательность не закончится счастливым вскриком «эврика!» Случайно на этот этаж вообще не попадешь.
– Ладно, твоя взяла, – вздохнула девушка. – Я член экипажа. Помнишь, ты меня сам нанял два месяца назад.
Действительно, «Туманность Персефоны» набрала новую команду как раз в то время – шесть рабочих циклов назад, которые как раз заняли шестьдесят дней. Роджер имел привычку не держать постоянный экипаж, он предпочитал брать на работу наемников. Рен связывал это с Аттиусом, который был в розыске во всех земных колониях и галактическом пространстве между ними, а по совместительству являлся давним другом капитана. Аттиус промышлял хакерством, угоном и перепрограммированием звездолетов на заказ, сотрудничал с неугодными режиму планетами и владел маленьким заводом алкоголя – для души. Не далее как два месяца назад Роджер и Аттиус устроили себе отпуск на частной космической станции последнего. Целую неделю они опустошали алкогольный завод, доведя его до большой дыры графе «доходы». Именно поэтому набирать команду на «Персефону» пришлось Рену, хотя обычно такого не случалось. Конечно, молодой человек был под присмотром Каликтуса Руфа, но, тем не менее, это было исключительное событие. После укомплектовки мусорного брига экипажем, Рену пришлось еще и слетать за загулявшим капитаном.
– Э. Нет, не помню, – честно признался молодой человек. – Во-первых, рабочих нанимали уже сложившимися бригадами, а, во-вторых, не имело смысла запоминать сто пятьдесят человек, с которыми расстанешься через пару месяцев.
– Да, это я уже поняла, – девушка как-то странно отвела глаза в сторону. – Знаешь, на корабле все считают тебя зазнавшимся и малоприятным типом. Неплохо было бы тебе познакомиться с людьми, что ли, может быть, поработать вместе с ними, а не молча приходить и переделывать за ними. Как ты думаешь, это со стороны выглядит?
Рен немного поморгал, пытаясь переварить ситуацию. Он никогда не задумывался над такой постановкой вопроса, да и в друзья он никому не навязывался, а если вызывали, то приходил помогать. Ну и, конечно, Роджер никогда не ставил его заниматься рутинной работой, которую выполняли наемники, потому что глупо заниматься десять лет одним и тем же. В конце концов, Рену нужно было еще и заниматься, так как он не учился в Кадетской Школе при Летной Академии, что значительно понижало его шансы на поступление. А Роджер лелеял эту мечту, поэтому отправлял работать своего протеже только в безнадежных ситуациях. Ну и скидывал на него свои обязанности, когда самому было лень работать.
– Фигово. Твоя взяла, это действительно выглядит фигово, – произнес молодой человек. – Только ты тут что делаешь? Тебя внезапно осенило посреди сна, и ты решила немедленно открыть мне глаза на правду?
– Ты совсем идиот, да? – кисло спросила девушка. А потом также кисло добавила. – Что-то меня утомил этот разговор. Давай сюда кружку, я как раз за ней и пришла, – она выдернула кружку из рук Рена. – Приятно, кстати, было познакомиться. Я – Исида. Ты можешь не представляться, а то я смотрю у тебя вообще проблемы с коммуникацией.
Рен посмотрел на свои пальцы, которые только что сжимали чай. До него медленно начало доходить, что к чему, однако так медленно, что пока он додумался до фразы: «Подожди, так это ты принесла?», то Исиды уже не было.
Молодой человек попытался подавить нарастающее раздражение. Правда, в голове все равно крутились хлесткие обидные фразы, вроде: «Тюфяк. Мямля. Даже ответить нормально не мог». Или: «Значит, считают, что я индюк зазнавшийся? Ну-ну». Потом гнев сменился на милость, в лишенном сна разуме родилась гениальная мысль – ведь можно же исправить ситуацию. Уж он-то им покажет, какой он приятный и дружелюбный, да так покажет, что им всем стыдно будет. «Да…» – довольный собой подумал Рен, поиграв бровями. И, решив завтра же приступить к исполнению сего великолепного плана, парень отправился спать со спокойной совестью. Это лишний раз доказывает, как важен сон и вредно замкнутое пространство, особенно для неокрепшего организма и слабых мозгов.
Из динамиков по всему кораблю доносилось нечто напоминающее: «Пфф – Кхх шестьдесят пять… Повторяю пфф – кхх шестьдесят пять». Складывалось впечатление, что некто простыл, и потому швыркал носом прямо в микрофон громкой связи, попивая при этом живительный куриный бульон. Рен отлично знал, что заступивший на вахту пилот объявляет день полета, летный цикл, далее идут координаты местонахождения, время на Земле в точке отбытия и прибытия. Потом идут назначения рабочих бригад на объекты. В общем-то, весь этот цирк неразборчивости по громкой связи был только привычной традицией – мало кто мог разобрать этот низкопробный рэп. Вся озвученная информация отображалась на экранах в общем зале, где собирался экипаж перед началом рабочего дня. Звук из динамиков был сродни включенному на фоне радио, которое никто не слушает, но без которого утренние сборы выглядят неправильно. По крайней мере, для таких старых перечников как капитан.
Все эти бессмысленные размышления проносились у Рена в голове, которую он подпер кулаком, расположившись в дальнем уголке общего зала. Утром идея покорить всех своей дружелюбностью уже не казалась Рену такой замечательной, однако, к своему несчастью, он вырабатывал у себя силу воли и последовательность. Поэтому, нацепив улыбку, и внешность любимого бабушкиного внучка, молодой человек отправился в общий зал жилого отсека впервые за… Вспомнить Рен не смог. Да, незнакомые компании он старался избегать, чувствовал он себя в них неуместным и вставить вовремя фразу не умел. Исходя из того, что команда менялась постоянно, Рен не появлялся в общем зале походу никогда. «Вот черт», – мрачно подумал парень. Слова вчерашней девушки подтверждались, что, в общем-то, он и так знал, но подтверждение было неприятно.
По пути наш герой приветствовал встречающихся ему на пути коллег тактичной улыбкой, небольшим приветствием и легкой шуткой. Бедные честные труженики, не имея возможности убежать, начинали бегать глазками, старались не выдавать паники и миновать по-быстрее страшное место. Стыдно пока никому не становилось. Только некомфортно.
Итак, Рен устроившись в большом общем зале рядом с кофейным автоматом, где было отличное место для добивания сонных подчиненных дружелюбием, думал разные мысли. Экипаж, за небольшим исключением, сбился в кучу, опасливо поглядывая на «высшее руководство», которое, подперев кулаком голову, угрюмо разглядывало сахарный бублик.
– Что инспектора по труду к нам отправили? Смотреть, как мы работаем? – язвительно прошипел тощий мужчина с зеленоватым лицом.
Другой мужчина, похожий чем-то на Санта-Клауса, добродушно наблюдал с дивана за поднявшейся кутерьмой. Он был настроен невраждебно, было заметно, что этот человек не особо парился по жизни – делай хорошо свое дело и отстань от других. Это был девиз мистера Санты. Точнее, старшего бригады разнорабочих Платона Бетельгейзе. Он единственный поздоровался с Реном от чистого сердца и даже шуткой спросил, с той ли ноги парень встал. Ренетус, отличавшийся пониженной коммуникацией и повышенной скромностью, ответил, что постарается исправиться. Мистер Платон смекнул, что мысли молодого человека далеки от скромного состава команды корабля, и голова его занята точно не слежкой и не инспектированием.
– Точно, Амон, за тобой-то и пришли следить, – усмехаясь, сказал Платон. Именно на завтрак прислали, чтобы посмотреть, не съешь ли ты лишнего.
Тощий мужчина, к которому обращался Платон, позеленел чуть больше. Сам он говорил тихо, а вот его визави не старался скрыть разговор от скучающего «начальства» с бубликом.
– Что ты хочешь сказать? – Амон с вызовом вытянул шею и вообще весь вытянулся.
– Кто наблюдает за работой в комнате отдыха? – пояснил Платон Бетельгейзе. На конфликт его не спровоцируешь, только желудок портить этими конфликтами.
Амон напрягся, придумывая аргумент, вздул вены на висках, сдвинул брови. Пока он штурмовал чертоги своего разума, публика начала расходиться.
– Над душой весит, – Амон, наконец, придумал аргумент. – У мальца такой вид, как будто мы – наемники недостаточно усердствуем, и он пришел нам напомнить, как выглядит хороший работник, и кто тут действительно работает!
В этот момент Рен макнул свой бублик в кофе, намокшая часть с чавканьем рухнула в кружку. Молодой человек, закатив глаза, начал уничтожать образовавшуюся лужу на столе рукавом. В данный момент он был просто образцом лучшего работника.
Платон, наблюдавший за всей этой трагедией с бубликом и лужей, благодушно хмыкнул:
– По-моему, Амон, ты много думаешь, – бригадир встал, собираясь помыть свою чашку. У выхода из зала его уже ждали работники. – Знаешь, как говорят: кто о чем, а вшивый о бане. Может, тебе просто заняться работой? Это очень интересно и мыслей лишних не бывает.
Амон отреагировал на колкость визгливым вскриком (но все-таки таким, чтобы Рен не услышал):
– Да? Может мне не хочется ничего делать. Когда придет умник все равно все переделает!
Платон Бетельгейзе пожал плечами и присоединился к своим ребятам. В конечном итоге в общем зале остались только те, у кого был выходной. Рен, который смотреть уже не мог на кофе, поджидал свою вчерашнюю собеседницу. Надежду он уже потерял, бублики и их глазурь ему опостылели, сидеть ему надоело. Исподлобья поглядывая в зал, молодой человек разочаровывался в своей идее и в себе. Перед его взором протекало утреннее распределение, обмен новостями и новыми видео в сети – ну или чем там занимаются люди, сбившись в группу. Потом толпа начала рассасываться, все расходились по объектам. Иногда Рен ловил на себе взгляды, на них он воспитанно отвечал слабой улыбкой. Потом в зале осталось всего лишь пара человек, которые явно наслаждались выходным.
Наконец, Исида появилась из женского крыла, еще не расчесанная, во вчерашней растянутой майке (если у девушки не было комплекта из одинаковых бесформенных маек с надписью «Я училась в МГУ»), и не очень довольным видом. Казалось, она встала с кровати минуту назад, причем она этого явно не планировала, и пробуждение восприняла как личного врага. Рен поднял руку, чтобы поприветствовать девушку. Исида направлялась с противоположного конца зала в сторону кофеварки, хмуро одарила молодого человека взглядом. Ида с ненавистью ткнула в панель кофеварки, которую Рен по случаю почти подпирал своим локтем.
– Привет, – максимально жизнерадостно произнес Рен.
Кофеварка монотонно запищала, девушка, страдальчески закрыв глаза, потерла виски и жестом изобразила захлопывание рта прямо перед лицом парня. Утро явно не было ее лучшим другом. Жижа, которую на корабле почему-то считали за кофе, медленно набиралась в кружку. Исида ждала, полузакрыв глаза, глубоко вдыхая и выдыхая, видимо, следуя какой-то технике медитации, Рен растерянно молчал, уставившись на руку девушки у своего носа. Наконец, кофе набрался, машина вновь запищала, объявляя, что миссия ее окончена, а Ида устроилась с чашкой на диване. И только после первого глотка, в последний раз глубоко вздохнув и смирившись с наступившим днем, девушка ответила:
– Ну, привет. Решил спуститься к смертным?
– Очень смешно. Я бы посмеялся, но мой смех не предназначен для простых смертных, уж извини.
Голос Рена тоже поубавил свою жизнерадостность, сменив ее на язвительность. Девушка, довольно ухмыльнувшись, подобрала ноги под себя, подобно йогу. Глаза лишь вскользь остановились на собеседнике.
– Так чем наша скромная обитель обязана столь высокой чести? – Ида отхлебнула следующую порцию из горячей кружки; выражение ее лица стало чуть более человечным.
– Хотел поговорить с тобой, но вижу, что время я выбрал не самое удачное. Зайду в другой раз.
– О, да ладно тебе, я, конечно, спросонья не самая приятная личность, но это не персональная ненависть к кому-то, а так – размазанная на всех помаленьку, – почувствовав, что перегнула, девушка ухватилась за рукав Рена, чтобы тот ненароком не ушел. – Я хочу тебя послушать, – с нажимом сказала она. И прибавила – И вот тех пончиков хочу. Ты говори и подавай. Говори и подавай. Вот тот розовый с посыпкой.
Ренетус вздохнул – что тут поделаешь – и потянулся за тарелкой с пончиками. Что-то ему подсказывало, что одним девушка точно не ограничится, а прерывать беседу из-за недостатка пончиков он не хотел. Ида одобрительно хмыкнула и принялась уничтожать выпечку.
– В общем-то, хотел сказать тебе спасибо за чай, – в ответ на это девушка что-то промямлила с набитым ртом, снисходительно махнув рукой. Рен продолжил: – Извиниться, за то, что я повел себя… эм…
Пока молодой человек подбирал подходящее слово, Ида капнула себе начинкой пончика на футболку и попыталась незаметно слизать. Поймав на себе взгляд Рена, она более или менее членораздельно сказала:
– Продолжай, продолжай, мне как раз самой интересно, как ты себя повел.
– Невоспитанно, – предположил парень. Под воодушевленным взором Иды, которую явно заинтриговало начало, он скороговоркой добавил: – Как самовлюбленный мужлан, законченный эгоист и дерзкий наглец.
– Ого, продолжай, мне понравилось! Конечно, искренности, можно было бы и больше, но и так неплохо.
– Все, закончились у меня эпитеты, – видя начавшееся разочарование на лице своей собеседницы, Ренетус поспешно произнес вслух свой главный козырь. – Я хотел бы исправить ситуацию и устроить тебе экскурсию по Мерцуре.
Исида просияла. По такому торжественному поводу она даже отложила пончик.
– Свидание? – оживилась девушка. Осознав, что выдает слишком много восторга, она притормозила. Облизала губы, пытаясь скрыть улыбку, затем немного взяв себя в руки, уже спокойнее спросила: – А капитан Кэмелус тебя отпустит?
– Роджер? По-твоему, я собираюсь с ним советоваться?
– Сложилось такое впечатление, – уклончиво ответила Ида.
– Да я смотрю на меня тут целая картотека, – холодно произнес Ренетус. – Все-то все замечают. Нет, если что, Роджер не в курсе. Он, конечно, капитан и все такое, но он не решает, куда мне можно, а куда нет. Можешь моим биографам так и передать.
– Ладно-ладно, поняла я, – примирительно сказала Ида, подняв руки, как будто собиралась сдаться. – Всего лишь уточняю детали: вдруг мистер Кэмелус категорично против, чтобы его мальчик попал в руки такой разгильдяйки.
Исида широко улыбнулась, ненавязчиво рекламируя себя. Рен в очередной раз непроизвольно закатил глаза. Злиться на эту девушку было невозможно. Задача начинала казаться ему невыполнимой.
– Ты что знаешь о Мерцуре? Прежде чем соглашаться, тебе стоит хорошо подумать.
Исида, справившись со своей непослушной улыбкой, задумалась. О Мерцуре она знала по официальным источникам Земли, отрывки знаний пронеслись у девушки в голове, подведя несложный итог: что-то не слишком радужное она смутно помнит, но ей плевать. Опция «рациональность» отключилась.
– Когда-то читала про нее. Или это няня страшные сказки мне читала. Неважно. Я согласна, – выпалила Ида.
– Ладно, – пожал плечами Рен. Взгляд его упал на информационные экраны на стене и несколько циферблатов с часами: общепринятое земное время, время планет начала, конца экспедиционного цикла, и т. д. и т. п. Рен засобирался: – Э, да. Потом, чур, не жаловаться. Зайду за тобой перед посадкой.
Девушка энергично закивала головой, параллельно пытаясь поправить прическу, которая была похожа на милый колтун шерсти, начесанный с кота, и бормотала бессвязные слова благодарности. Молодой человек не смог сдержать улыбку, однако постарался придать ей вопросительный оттенок. С таким же выражением он пожал протянутую ему руку. Если здесь не скрывалось никакого подвоха, то выходило, что девица крайне странная. Хотя и забавная. При этой мысли Рен быстренько отвернулся от собеседницы, скрывая смущенную дурацкую улыбку.
Когда после уже разговора Ренетус шел по коридору, мысли его выражались на лице по некой замкнутой траектории. Мозг пытался ухватиться за что-то явное, привлекающее к себе внимание, но пока недоступное самому Рену. Нечто в этой ситуации было неправильно или, наоборот, правильно. Только кто поступает неправильно – сам Рен или кто другой, парню было непонятно. Каждый раз, когда разум подходил максимально близко к разгадке, мысли соскальзывали, как иголка граммофона с пластинки, и возвращались к началу повествования. И снова расползалась смущенная улыбка. Молодой человек забыл о своих планах массового обольщения членов экипажа, а случайно встретив таковых в коридоре, рассеянно кивал головой.
Так, витая в своих закольцованных мечтах, Рен очутился прямо перед рулевой рубкой. Здесь они с Роджером договорились встретиться перед посадкой на Мерцуру, и разговор обещал быть напряженным, как и все последние контакты капитана и его воспитанника. Поэтому Ренетус остановился около двери, чтобы перевести дух, настроиться на предстоящую беседу, принять более серьезный вид и избавиться от дурацкой улыбки, неподобающей для важных переговоров. Переговоры действительно предстояли нелегкие, обе заинтересованные стороны были упрямы как бараны, заранее глухи к аргументам противоположной стороны и уверенные только в своей правоте. Один считал другого старой развалиной, мешающей ему жить самостоятельно; другой считал, что имеет дело с взбунтовавшемся гормонами подростком, который не так давно научился подворачивать штаны по длине, а не шаркать этими штанами пока низ не стопчется до дыр. Так вот и жили.
Капитан сидел у приборной панели, перебирая бумажные отчеты команды. Стопка была приличной, работа могла затянуться. В бумагах были в основном задания, выполненные бригадами; особо отличившиеся работники; устраненные или выявленные неполадки. Вообще, бумажной волокитой занимался обычно Каликстус Руф, а затем отдавал на обработку Рену. Отчеты эти нужны были для начисления выплат, а также для наблюдения за состоянием корабля. Каликс брал на себя бухгалтерию, а Ренетус – техническую часть. Теперь же Роджер демонстративно занялся этой работой сам, очевидно, желая показать, что может справиться и без Рена. Хотя на бумагах явно были видны разноцветные пометки маркером и комментарии на полях о том, на что стоит обратить внимание от Каликстуса (чего он не делал для Рена), капитан невозмутимо изучал записи. Молодой человек мысленно цокнул и злорадно покачал головой. В реальности же он, сухо поприветствовав Роджера, подошел к панорамному окну, встал спиной к капитану, скрестив руки на груди.
Роджер только на секунду поднял глаза на вошедшего парня, и как будто бы дальше погрузился в свое увлекательное дело. Противоборствующие стороны заняли свои исходные позиции. С секунду официально выдержали паузу перед разговором.
– Как дела на корабле? – отдавая должное этикету, Роджер начал разговор первым.
Рен многозначительно взглянул на гигантскую стопку отчетов о жизни всего существующего в пределах «Туманности Персефоны», лежавшую перед капитаном. Но правила игры обязывают участников начинать с нейтральных тем.
– Ничего особенного. Вселенская сеть нестабильно работает, после того как обеззаразили груз. Но вроде никто не жалуется.
– Правильно, – одобрительно сказал Роджер. – Если жаловаться, что недостаточно стабильно работает сеть, то начальство решит проблему, дав тебе больше работы.
– Она не совсем уж не ловит. Просто с перебоями. В общем, Каликс уже отправил бригаду ремонтников.
– Понятно. Что еще?
Капитан Кэмелус настырно перебирал сакральные бумажки. Когда-то давно Рен спросил, а почему бы не перейти на электронные записи, на это Роджер ответил, что предпочитает по работать по старинке. «Бумажный вариант можно съесть в случае опасности», – запоздало ответил сам себе молодой человек. Дела Роджера и Аттиуса его все так же не касаются.
– Кофейный автомат в общем зале, если выбрать две ложки сахара, пишет на дисплее, что будет жаловаться в профсоюз, – пожал плечами Ренетус. – Я, конечно, могу разобраться, но, кажется, все уже привыкли и не обращают внимания.
– Ммм, – сочувственно протянул капитан, оторвавшись от бумаг. – То есть ничего интересного на корабле не случилось, все как обычно?
Теперь Роджер смотрел на своего воспитанника в отражении панорамного окна. За стеклом, покрытым специальным антирадиационным напылением, чернел космос. Рен в очередной раз пожал плечами.
– Я про топливную систему, – подсказал Роджер, окончательно отложив свои бюрократические записи, даже для верности стопку отодвинул подальше от себя.
– А, ты про это. Там в программе был заводской запрет на установку новых алгоритмов. Пришлось поменять кое-что в программе. Пока работает.
Рен говорил безразлично, будто бы это было несложно, и вообще – будничное дело. Однако, конечно, всем, кто мало-мальски разбирался в программах для систем кораблей, было ясно, что задача непростая еще и нудная. Изменить что-то в заводских настройках, где каждая запчасть может работать только с оригинальными установками, которые должны своевременно обновляться и проходить официальные техническое обслуживание. Та еще задачка. Тем более, если ваш корабль снят с производства. Тогда вообще можете его выкинуть, производитель не будет больше осуществлять поддержку и выпускать детали. Производителям куда выгоднее продать новый, с крутым бортовым компьютером, который будет постоянно нуждаться в дорогостоящем обслуживании. Но, а если все-таки хочешь поменять алгоритм своими силами, то будь готов, что ни один заводской модуль или даже отдельная деталь работать на твоей программе не будут, а стало быть, их придется менять на новые, которые, к тому же, придется сделать самому.
– Что ж, молодец, – задумчиво произнес Роджер. И перешел к тому, чем закончился предыдущий их разговор: – Так значит, улетаешь?
– Да, – несколько облегченно ответил Рен. Вот наконец-то и добрались до сути.
– И поступление в Академию тебя не слишком интересует. Правильно понимаю?
– Интересует, – ответил Рен голосом человека, повторяющего одно и то же тысячный раз. – Я буду поступать, но у меня есть еще год впереди. Вряд ли я смогу куда-то летать, когда начну учиться.
Летную Академию основала Земля сразу после присоединения Саторнила к списку своих колоний. Земля постаралась придать заведению самый высокий статус, принимая туда изначально только детей своих же политиков и тех, у кого имелись неплохие капиталы в семье. Значительно позже при Летной Академии появилась специализированная Летная Школа, где можно было проходить обучение бесплатно, сдав необходимый минимум и имея лишний десяток лет, который ребенок мог провести в изоляции на территории Школы. Богатые и власть имущие кланы, которым пристроить отпрыска не составляло труда, потеряли интерес к этому заведению, зато дорога была открыта для простых семей, желающих пристроить своего ребенка и обеспечить ему приличное будущее. Сейчас если в Школе и обучался наследник знатной империи, то это значит, что его родственники оказались в весьма невыгодном положении и выслуживались перед правящей элитой Земли, спеша показать, как они чтут традиции и уважают созданные Землей институты. Не пройдя же подготовительное десятилетнее обучение в Летной Школе, поступить в Академию можно было сдав экзамен, и только после достижения двадцати двух лет. Считалось, что к этому возрасту интересоваться получением новой профессии может только энтузиаст, а путем экзамена отсеивали великовозрастных лоботрясов, которые к этим годам никуда не устроились и выбирали между профессией продавца попкорна и штурмана космического корабля.
Правда, был еще один способ попасть в Академию досрочно: пройти годовой курс в Межгалактическом Университете, но такой вариант мало кто выбирал. Во-первых, в МГУ невозможно было поступить, не имея в семье как минимум с десяток дипломатов, министров или мэров колониальных планет, которые одновременно являлись бы и спонсорами Университета, а во-вторых, если уж ты мог поступить в МГУ, то никакая Летная Академия была не нужна.
Рен в Летной Школе не учился, в МГУ поступить не смог, а двадцать два ему должно было исполниться только через несколько месяцев.
– Ну да, – скептически произнес Роджер Кэмелус. – Экзамены ты, конечно, уже выучил, к поступлению полностью готов.
– Именно! Можешь сарказм свой поубавить.
Роджер с громким «пф!» откинулся на спинку кресла, закинув ноги на стол.
– Так, допустим. Готов лучше, чем к поступлению в МГУ, например, – сложив пальцы домиком и сверля взглядом отражение Рена в стекле, сказал капитан. – Деньги на поездку тоже накопил?
Молодой человек утвердительно кивнул, повернувшись к своему собеседнику.
– Что ж, похвально, – сарказм Роджер не поубавил. – Куда первым делом полетишь?
– На Землю.
Роджер тяжело вздохнул:
– Ты уже был на Земле.
– Тогда я летал поступать, сейчас лечу… – Ренетус задумался над формулировкой. – По другому вопросу.
– Знаешь, не то чтобы я хотел сказать, что все это выглядит несерьезно, как будто ребенок с узелком игрушек заявляет, что поедет жить в Антарктиду, – капитан немного подождал ответной реакции, но Рен, демонстративно отведя глаза в сторону, буркнул «бла-бла-бла». Видимо, для капитана Кэмелуса произведенный эффект был недостаточным, тогда он добавил: – Или что ты бываешь самоуверен, а я обычно оказываюсь прав. Как, например, с МГУ.
– Не сомневался, что ты напомнишь мне об этом, фыркнул парень.
Обменялись зловещими взглядами и старыми обидами. Затем Роджер продолжил:
– Позволь хотя бы узнать, ради чего ты рискуешь своим поступлением?
– В чем риск-то? – нехотя спросил Рен.
– Если я объясню тебе элементарные вещи, – с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, произнес капитан, – ты снизойдешь до маленького одолжения и втолкуешь идиоту – мне – которого волнует твое будущее, какого черта ты решил затеять это прямо перед своим поступлением? Ты что, времени другого не нашел?
Тут Роджеру пришлось вспомнить все приемы медитаций, чтобы воздержаться от бранных конструкций в пользу цензурных предложений. Стоит признать, что цензурные слова и были признаны Ассоциацией психологов и переговорщиков, как более уважительные и ведущие к результативному общению, то по личному мнению самого Роджера Кэмелуса, ругательные слова донесли бы смысл куда яснее и красочнее. Отдышавшись по особой методике, капитан продолжил более сдержано:
– Что может случиться? Хм, к примеру, ты не сдашь экзамены, потому как не собираешься готовиться к ним. Или потеряешься в пути и не успеешь к зачислению. Или напьешься с бездомными, а они украдут у тебя паспорт, и ты останешься жить под мостом. В общем, мало ли.
На самом деле Рен действительно затеял предприятие со своим путешествием не в самый удачный момент. Он и сам это понимал. Однако именно сейчас эта идея стала для него навязчивой. Как объяснить свое нездоровое желание к покатушкам по Вселенной Роджеру с его разумными аргументами, если сам до конца не понимаешь?
– Гормоны? – предположил молодой человек.
В данном случае медитация не помогла. Капитан, мысленно разрывая книгу Ассоциации психологов и переговорщиков на мелкие кусочки, выругался.
– Скажи, я плохо к тебе относился? – обреченно спросил Роджер, когда поток ругательств иссяк.
– Нет.
– Может быть, взял на корабль, но не стал тебя ничему учить? Не занимался с тобой, может быть, кормил невкусно? – голос капитана Кэмелуса стал подозрительно вкрадчивый.
– Конечно, научил, Роджер. Причем здесь это?
– Не я ли дал тебе деньги на обучение? Я даже нашел необходимые рекомендации для поступления в Академию, – вкрадчивость стала предельной. Молодой человек рассудительно промолчал и на всякий случай подготовил свои перепонки к худшему. Капитан тем временем подходил к концу своей речи и логической цепочки, стоит отдать ему должное, – не перейдя на крик. – Так ни уж-то я даже не удостоюсь объяснения, какого черта ты собираешься делать на Земле? Я не могу тебя не удержать, не запретить. В крайнем случае, не заслужил ли я хотя бы право знать, где искать тебя?
Рен закрыл глаза и потер переносицу. Стоит ли произносить вслух то, что даже в мыслях звучит невесть как хорошо? С другой стороны, как уйти от ответа, не оскорбив Роджера, тоже было непонятно. Молчание Рена затягивалось.
– Хорошо, – скрипя сердцем, произнес молодой человек. – Тебе это не очень понравится.
– То есть в нынешней своей версии происходящее меня должно устраивать?
Рен неуютно поежился.
– Ну… Я как бы, на самом деле, точно не знаю, куда я там отправлюсь, так что…
– Перемотай свои душевные терзания. Ближе к сути.
– Я хочу поискать маму.
Роджер тяжело и, казалось, надолго задумался, а Рен незаметно вытер взмокшие ладони о комбинезон. В мозгу парня подбадривающе, но не очень убедительно звучало: «Ты имеешь на это право, в этом нет ничего преступного». Тем не менее, ему сильно хотелось прикрыть голову руками и спрятаться под столом. Рену показалось, что сам воздух наэлектризовался. Буря гнева, которую он ожидал, миновала. Спустя долгих тридцать секунд молчания Роджер удивленно проморгался, но ровным голосом спросил:
– С чего ты решил, что она на Земле?
Молодой человек, который хорошо знал капитана Кэмелуса и его взрывной характер, от обычного вопроса растерялся.
– Знаешь, эти ее: «На Земле то, на Земле се», «Только там можно жить прилично» навели меня на определенные мысли. Хочется отчего-то именно туда.
– Где же ты ее там будешь искать?
– Немного поискал в сети. В общем, есть с чего начать, – уклончиво пояснил Ренетус.
На самом деле Рену не очень хотелось произносить вслух, что на Земле есть изолированные рабочие кварталы, от которых правительство пытается избавиться, не поднимая волнений. Если быть точнее, то власть прозрачно намекает, что на столь престижной планете бедным не рады. Например, кварталы обнесли забором, а жителям разрешается выходить за ворота только по определенным дням.
Роджер как коренной житель Земли, естественно, понял, что имеет в виду его воспитанник. Хотя Роджер Кэмелус и родился по другую – элитную – сторону забора, он имел неплохое представление о происходящем на родине. Даже несмотря на то, что не появлялся там большую часть своей жизни.
– Ты не думал, что ей, возможно, не хочется, чтобы ты ее нашел? Она как-то не спешила с тобой связаться все эти одиннадцать лет.
«Конечно думал!» – мелькнуло в голове Рена. Более того, он обдумал все варианты: или ей стыдно за то, как она живет и как поступила, или ей наплевать на сына и она спокойно живет своей новой жизнью или ее уже нет в живых. Ни одна из идей особо не вдохновляла, но желание отправиться в поиски почему-то не исчезало.
– Я хочу найти не ради семейного воссоединения, – ответил, наконец, молодой человек. – Рыдать у нее на плече не собираюсь, так что не смотри на меня так.
Роджер, который понятия не имел, как это он там неподходяще смотрит, на всякий случай сменил выражение лица.
– Зачем тогда?
– Просто посмотреть. Тебе разве не интересно было бы посмотреть на моем месте?
Капитан глубокомысленно задумался. Для пущего эффекта даже подпер кулаком подбородок.
– Нет. Я своих родственничков не видел. Сколько же? Лет двадцать пять. И особо не скучаю. Пожалуй, это даже лучшее время в моей жизни.
– Еще бы, – разочарованно сказал Ренетус. – Тебе не понять, Роджер, у тебя есть семья, ты знаешь свое генеалогическое древо до сотого поколения, наверное. Да тебе можно просто заглянуть в энциклопедию, чтобы прочитать какое благородное у тебя семейство и одаренные родственники. Там даже про тебя целая страница написана.
– Поверь, это сомнительное удовольствие.
– А кто такой я? С какой планеты, ты знаешь? Кто мой отец? Где моя история? Ты можешь мне это рассказать? – разволновавшись и раскрасневшись Рен вовремя спохватился, добавил уже спокойно. – Получается, я никто.
– Тебе будет легче, если я скажу, что своих родственников я не считаю за семью? Мне куда как ближе, например, Каликстус и ты, – слова капитана не произвели на молодого человека должного эффекта. Казалось, Рен вообще не слушает. – Вряд ли человеком тебя делает семья. Может, даже как раз наоборот.
– Ну что сравнивать. То, о чем ты говоришь – это друзья, – отрешенно произнес Ренетус. – Ладно. Это скользкая тема. Мы друг друга не поймем. Давай не будем об этом спорить.
Некоторое время оба помолчали. На экране бортового компьютера начали мелькать яркие оповещения. Это напоминания о скором прибытии в назначенную цель. На планету Мерцура. Разговор зашел в логический тупик, дальше которого каждый из участников двигаться отказывался. Все последующие действия несли в себе угрозу быть откровенным.
– В конце концов, я должен попробовать. В десять лет такие вопросы не слишком интересуют. Зато когда ты готовишься к взрослой жизни – очень даже.
– Что ж, – изрек капитан Кэмелус, – раз и у тебя нет четкого плана и мне неизвестно, где тебя искать… Могу просить тебя об одном одолжении?
Вместо ответа Рен настороженно прищурился.
– Еще один цикл загрузки.
– Ну конечно. Потом еще один, а за ним еще один. А потом, глядишь, мне уже и сорок лет. Что-нибудь более правдоподобное придумать не мог?
– Нет, действительно. Одна погрузка.
Так как работа мусорного брига была рутинной и однообразной, а выполнить ее, при желании, мог и бортовой компьютер, предложение Роджера вызывало некоторые подозрения. Не сулящее никаких радужных перспектив.
– В чем подвох? – сдался Ренетус.
– Слышал, что на Саторниле происходит? Так вот, нам туда.
А на Саторниле происходили протесты студентов Летной Академии. «Всего то?!» – подумал Рен. И планета временно была закрыта для любых кораблей, кроме правительственных, отправленных туда для наведения порядка.
– Ну как слышал. Читал, что в новостях пишут.
В новостях писали примерно вот что: один из континентов полностью заволокло плотной пылью. Власти предполагают, что происшествие имеет природный характер: знаете там, ветер ни туда подул или стая страусов некстати решила помахать крыльями одновременно. Или, в конце концов, недружественные планеты решили совершить диверсию, подослав генетически модифицированных страусов, способных махать крыльями мощнее ветреных мельниц. Пока министры природных ресурсов и экологии соревновались в версиях, журналисты, да и просто люди, задыхавшиеся от смога, начали высказывать свои соображения. Чаще всего мелькала идея о том, что на планету упал радиоактивный мусор, не утилизированный должным образом, что правительство Саторнила пренебрегает своими обязанностями, а критическая ситуация должна была случиться давным-давно. Потому ли, что министры медленно обдумали свои объяснения. Или потому, что объяснения их звучали неправдоподобно и противоречили друг другу, недовольство жителей планеты скоро стало неконтролируемым и повсеместным. Скорее всего, повлияло на это и то, что на планете большая часть жителей являлась студентами, у которых жизнь еще не отобрала доброту и веру в справедливость. Так или иначе, Саторнил больше походил на встревоженный муравейник, который, к тому же, в последнее время отрезали от связи.
– Нас пустят на планету? – спросил Рен.
– Мелко мыслишь, парень. Нас туда пригласили, – Роджер, довольный произведенным эффектом, закинул руки за голову. Ренетус действительно не смог скрыть удивления. – Забрать то, что там напылило. Мне же, хоть убей, будет не до рухнувшего хлама. Так что твоя помощь мне очень пригодится.