Аугусто трясло. В кресле он чувствовал себя точно на эшафоте. Ему отчаянно хотелось вскочить, заметаться по гостиной, крича и размахивая руками, отколоть какой-нибудь номер, забыть о собственном существовании. Ни донья Эрмелинда, тетя Эухении, ни дон Фермин, ее муж, мистик и анархист-теоретик, не могли вернуть его к реальности.
– Я полагаю, дон Аугусто, – говорила донья Эрмелинда, – что вам следует ее подождать, она вернется с минуты на минуту. Я ее позову, вы посмотрите друг на друга, познакомитесь, и это будет первый шаг. Все отношения такого рода начинаются со знакомства, верно?
– Действительно, сеньора, – ответил Аугусто замогильным тоном, – сначала надо познакомиться…
– Я так думаю: как только вы узнаете друг друга, она… да тут дело решенное!
– Не совсем, – возразил дон Фермин. – Пути Провидения всегда неисповедимы… А что для женитьбы надо или хотя бы желательно сначала узнать друг друга, сомневаюсь я… сомневаюсь! Люди по-настоящему узнают друг друга post nuptias[8]. Я тебе уже говорил, супруга моя, что на языке Библии означало «познать». И поверь мне, не существует познания более насущного и глубокого, чем эта проникновенная близость…
– Замолчи уж, не мели глупостей!
– Знакомство, Эрмелинда…
В дверь позвонили.
– Она! – таинственным тоном воскликнул дядя.
Аугусто ощутил, как огненная волна прокатилась по телу от пяток до макушки и ушла ввысь. Сердце заколотилось в груди.
Послышался стук открывающейся двери, шум быстрых, ровных шагов. И Аугусто, к собственному удивлению, вдруг успокоился.
– Я ее позову, – предложил дон Фермин, порываясь встать.
– Нет, ни в коем случае! – воскликнула донья Эрмелинда и позвонила. Появилась горничная. – Скажите сеньорите Эухении, чтобы зашла!
Повисло молчание. Все трое как воды в рот набрали. Аугусто размышлял: «Выдержу ли я? Не стану ли красный как мак или белый как лилия, когда ее взгляд затмит дверной проем? Вдруг у меня сердце разорвется?»
Послышался легкий шорох – так вспархивает голубка, – затем короткое обрывистое «ах!», и глаза Эухении на сияющем свежестью лице, взгляд над невесомой фигурой, которая, казалось, едва касается земли, точно некий новый, таинственный духовный свет. И Аугусто стало спокойно, немыслимо спокойно. Он прирос к креслу, как растение врастает в землю, забыл себя, растворился в таинственном духовном свете, который излучали эти глаза. И лишь услышав, как донья Эрмелинда говорит племяннице: «В гости заглянул наш друг, дон Аугусто Перес…», он пришел в себя и поднялся, принужденно улыбаясь.
– В гости заглянул наш друг, дон Аугусто Перес, который желает познакомиться с тобой…
– Значит, это вы? Тот юноша с канарейкой? – спросила Эухения.
– Да, я тот юноша с канарейкой, сеньорита, – отозвался Аугусто. Он подошел и протянул ей руку. Подумал: «Меня воспламенит ее касание!»
Но вышло иначе. Его ладони коснулась белая холодная ручка, белая как снег и как снег же холодная. И Аугусто ощутил, что безмятежность волной передалась всему его существу.