Управившись с делами по дому, Грейси отправилась выполнять утренние поручения. Это был солнечный, довольно теплый день. Дул легкий ветерок, и ей было приятно прогуляться по улицам, даже в новых ботинках. Надо сказать, что ботинки были отличные: с черными пуговицами и на каблуках, отчего она впервые в жизни чувствовала себя выше ростом.
Она бодро шагала по Кеппел-стрит, затем по Стор-стрит и, наконец, вышла на Тоттенхэм-Корт-роуд. Здесь она заглянула в рыбную лавку и выбрала несколько толстых, сочных, с золотистыми боками, копченых селедок. Она не доверяла мальчишке-разносчику, который торговал ими с тачки. По ее мнению, тот имел склонность слегка приукрашивать правду в том, что касалось их свежести.
Но не успела она снова шагнуть на тротуар и свернуть на юг, чтобы купить у зеленщика слив, как случайно наткнулась на свою старую приятельницу Тильду Гарви, служившую горничной в одном из домов на Торрингтон-Сквер. Тильда была симпатичной девушкой, на пару дюймов выше Грейси ростом и более округлых форм, которые, однако, не мешали ей оставаться стройной. Обычно она была бодра, весела и приятна в общении.
Однако сегодня она прошла мимо девушки-цветочницы, даже не посмотрев в ее сторону. На лице ее лежала печать тревоги. Она рассеянно оглядывалась по сторонам, как будто не понимала, где находится.
– Тильда! – окликнула ее Грейси.
Тильда остановилась, обернулась на ее голос и, узнав подругу, просветлела лицом. Правда, при этом она едва не столкнулась с какой-то толстухой; одной рукой та поддерживала на бедре корзину для покупок, а второй тащила за собой упирающегося ребенка.
– Грейси! – ахнула Тильда, в самый последний миг отпрянув от толстухи и даже не извинившись, что едва не сбила ее с ног. – Как я рада тебя видеть!
– В чем дело? – спросила Грейси, шагнув к Тильде, и, схватив ее за рукав, оттащила в сторону. – Ты что-то потеряла? Где-то обронила кошелек? – спросила она. Это первое, что пришло ей в голову, и неудивительно. С ней такое тоже однажды случилось, и она до сих вспоминала это с ужасом. Еще бы, ведь вместе с кошельком она посеяла целых шесть шиллингов! На эту сумму можно было купить недельный запас еды!
Тильда едва заметно покачала головой – мол, нет, кошелек здесь ни при чем.
– Как хорошо, что я тебя встретила, Грейси! Если честно, я нарочно пошла этой дорогой. Могу я на минуточку поговорить? Я места себе не нахожу и не знаю, что мне делать.
Грейси тотчас стало тревожно на душе. Она прокрутила в голове все возможные беды, какие только могут свалиться на молодую горничную. Дом, в котором работала Тильда, был большим, и там было еще несколько слуг. Первое и очевидное объяснение – это обвинение в краже, или же кто-то из мужской части прислуги досаждал непристойными намеками. Сама Грейси не боялась ни того ни другого, однако знала, что такие вещи случаются. Хуже было только одно – плотские посягательства со стороны хозяина дома. Причем и отказ, и согласие были чреваты своими ловушками. Быть пойманной и уволенной без хорошей характеристики – это еще самая мелкая из всех бед. Куда хуже было при этом еще и забеременеть! Или же хозяйка обвинит во всех мыслимых и немыслимых проступках. Вечные свары с другими горничными, потерянные безделушки, плохо заправленные постели, разбитая статуэтка – разумеется, самая любимая, прожженная горячим утюгом дыра в платье – это были сущие мелочи, на которые можно было почти не обращать внимания.
– Что случилось? – с тревогой в голосе спросила она. – Может, выпьем по чашечке чаю? Тут за углом есть чайная. Пойдем посидим, и ты мне все расскажешь.
– У меня нет денег на чашку чая. – Тильда неподвижно застыла на тротуаре. – Да и вообще, я им подавлюсь.
Из ее слов Грейси сделала вывод, что ее знакомая попала в какие-то серьезные неприятности.
– Я могу чем-то помочь? – спросила она. – Миссис Питт – женщина добрая и умная.
Тильда нахмурилась.
– Вообще-то я думала про мистера Питта, то есть я… – Она умолкла. Лицо ее было белым как мел. В глазах застыла мольба.
– Произошло преступление? – ахнула Грейси.
На глаза Тильды навернулись слезы.
– Не знаю… пока не знаю. По крайней мере… О боже, только не это!
Взяв Тильду за руку, Грейси едва ли не силой потащила за собой по улице, подальше от толп женщин с корзинами, которые могли пустить их в ход как оружие.
– Ты сейчас пойдешь со мной и выпьешь чашку чая, – приказала она. – Это тебя успокоит. А потом ты расскажешь мне, что случилось. И поднимай повыше ноги, иначе споткнешься и расквасишь о булыжник нос. И куда ты потом пойдешь, с разбитым-то носом?
Тильда заставила себя улыбнуться и ускорила шаг, чтобы не отстать. В чайной Грейси велела официантке принести им чаю. В ответ на ее просьбу та попыталась было возразить, что, мол, для чая еще слишком рано, однако Грейси смерила ее таким суровым взглядом, что девчонка бросилась со всех ног выполнять ее заказ.
– А теперь, – сказала Грейси, когда они остались одни, – что случилось?
– Мартин, – хрипло прошептала Тильда и, испугавшись, что Грейси может превратно ее понять, поспешила добавить: – Мой брат. Он пропал. Его тут больше нет, и он ничего мне не сказал. Но он так никогда бы не поступил, потому что он и я – это все, что у нас есть. Наши родители умерли от холеры, когда мне было шесть, а ему восемь. Мы всегда заботились друг о друге. Он просто не могу куда-то уехать и ничего мне не сказать! – Она быстро заморгала, пытаясь сдержать слезы, но, увы, тщетно. Одна за другой те уже катились по ее щеке, и она машинально вытерла их рукавом платья.
Грейси попыталась сохранить рассудительность и думать ясно.
– Когда ты в последний раз видела его, Тильда?
– Три дня назад, – ответила та. – У меня и у него был выходной. Мы купили у продавца на углу горячие пирожки и пошли в парк. Там играл оркестр. И когда мы шагали к Севен-Дайлз[3], он сказал, я сейчас, только туда и назад. Не буду там задерживаться!
Официантка вернулась с чайником чая и двумя горячими булочками. Посмотрев на заплаканное лица Тильды, она открыла было рот, чтобы что-то сказать, однако передумала. Грейси поблагодарила ее, расплатилась за чай и дала несколько пенни сверху. Наполнив им обеим чашки, она подождала, пока ее подруга сделает глоток чая и откусит кусок намазанной маслом булочки, а сама тем временем попыталась собраться с мыслями. Интересно, как бы повел себя в такой ситуации Питт?
– Ты разговаривала с кем-то из тех, с кем он работает? – спросила она. – Кстати, где это?
– У мистера Гаррика, – ответила Тильда, кладя булочку на тарелку. – Это на Торрингтон-Сквер, рядом с Гордон-Сквер. Недалеко.
– И с кем ты говорила? – повторила свой вопрос Грейси.
– С мистером Симмсом, дворецким.
– И что он сказал?
– Что Мартин пропал и он не знает, куда именно, – ответила Тильда, забыв про свой чай, и пристально посмотрела на Грейси. – Он думал, что я тоже куда-то пропала вместе с ним. Я сказала, что он мой брат, и мне потребовалось целых сто лет, чтобы убедить его в этом. Но мы с Мартином так похожи, что он в конце концов поверил. – Она покачала головой. – Но он все равно не сказал мне, куда он делся. Сказал лишь, что Мартин наверняка сообщит мне. Но ведь это неправильно, ведь так, Грейси?
Вчера у меня был день рождения, и Мартин никогда бы не забыл меня поздравить, если только с ним не произошло нечто ужасное. А он ни разу не забыл, еще с тех пор, как я была совсем маленькая. – Тильда сделала глоток чая и заморгала. Слезы вновь ручьем катились из ее глаз. – Он всегда мне что-нибудь дарил, пусть даже какую-то мелочь, вроде ленты и носового платка. Считал, что день рождения важнее даже Рождества. Говорил, что это особый праздник, только мой. А Рождество – оно для всех.
В душе Грейси еще сильнее шевельнулась тревога. Похоже, здесь что-то посерьезней домашних угроз, даже самых грязных. Может, стоит рассказать Питту? Правда, он больше не работает в полиции. Чем, собственно, занимается Особая служба, она не знала, разве лишь что она секретная. Теперь она слышала про его работу гораздо меньше, чем раньше, когда он раскрывал обычные преступления, о которых пишут в газетах.
Что бы там ни случилось с Мартином, она обязана это выяснить, по крайней мере, постараться. Она сделала глоток чая и задумалась.
– Ты разговаривала с кем-то кроме дворецкого? – спросила она.
Тильда кивнула.
– Да, я спросила мальчишку-рассыльного. Они часто подмечают самые разные вещи, и обычно, как ты знаешь, нахальные. На них все смотрят свысока, и они при случае делают в отместку пакости, – пошутила Тильда, и ее лицо на миг прояснилось. – Но и он сказал, что Мартин просто исчез. Один день он, как обычно, был на работе, а на следующий – как в воду канул.
– Но ведь он живет в том доме, не так ли? – озадаченно спросила Грейси.
– Конечно, живет! Он камердинер мистера Гаррика. Выполняет все его поручения. Мистер Стивен им клянется.
Грейси задумчиво вздохнула. Дело было слишком серьезное, чтобы позволить сочувствию взять верх над откровенностью.
– А не мог мистер Гаррик разгневаться из-за чего-то и уволить его? Мартину же было просто стыдно тебе в этом признаться, пока он не нашел себе новое место? – Грейси были неприятны собственные слова. По несчастному лицу Тильды она поняла, что попала в больное место.
– Нет! – яростно тряхнула головой Тильда. – Нет! Мартин никогда бы не сделал ничего такого, за что бы его уволили! И мистер Гаррик доверяет ему. Я имею в виду серьезные вещи, а не только галстуки и сюртуки. – Забыв про булочку, Тильда сердито сжала кулачки. – Мартин ухаживает за ним, когда тот слишком много выпьет, или захворает, или сделает какую-нибудь глупость. Найти лакея, который бы все это делал, не так-то просто. Тут нужен человек, который… которому можно доверять. – Сказав эти слова, она посмотрела на Грейси испуганным взглядом, как будто умоляя ее понять и поверить, что взаимное доверие слишком дорогая вещь как для хозяина, так и для лакея, чтобы им разбрасываться. Порядочные люди так не поступают.
Что до Грейси, она не питала особой веры в порядочность хозяев. Она работала у Питтов с тринадцати лет и лично ни разу не сталкивалась с грубостью или несправедливостью, однако, будучи наслышана самых разных историй, не питала по этому поводу особых иллюзий.
– А ты говорила с самим мистером Гарриком? – спросила она.
Тильда вздрогнула.
– Нет, конечно! Господи, Грейси, подумай, что ты говоришь? Как бы я с ним говорила? – в шоке воскликнула она. – Мне едва хватило смелости пойти и спросить мистера Симмса. Он смотрел на меня, как будто я позволяю себе бог знает какую дерзость! Он был готов выставить меня вон, пока не понял, что Мартин и вправду мой брат. И родственников положено уважать. По крайней мере, порядочные люди так и делают.
– Не переживай, – решительно заявила Грейси. Она уже приняла решение. Питт был слишком занят в своей Особой службе, а вот Телман – нет. В свое время он был сержантом Питта на Боу-стрит, но с тех пор получил повышение. Какое-то время он был влюблен в Грейси, хотя теперь признавал это с явной неохотой. Она расскажет ему про Мартина; он сможет навести справки и разгадает, куда тот пропал. Грейси не сомневалась, что здесь что-то нечисто.
– Я помогу тебе, – сказала она и улыбнулась Тильде, чтобы ее подбодрить. – Я знаю одного человека. Он займется этим делом и выяснит, куда он пропал.
Услышав ее обещание, Тильда слегка успокоилась и робко улыбнулась в ответ.
– Правда? Я так и думала, что если мне кто-то и поможет, то только ты. Спасибо тебе… Даже не знаю, что сказать. Честное слово, я буду твоей должницей до конца моих дней.
Услышав такие слова, Грейси смутилась и даже испугалась, не много ли она пообещала. Конечно, Телман ей поможет, однако кто знает, вдруг ответ окажется совсем не таков, какой надеется услышать Тильда?
– Я пока еще ничего не сделала! – сказала она, глядя в чашку, и поспешила допить свой чай, пока тот не остыл. – Но мы разберемся с этой историей. А теперь расскажи мне все, что ты знаешь, про Мартина. Где он работал, с кем водил дружбу. – У нее не было с собой бумаги и карандаша, но поскольку читать и писать она выучилась совсем недавно, то память у нее была по-прежнему цепкая, какой ей и положено быть.
Тильда начала рассказ, который постепенно обрастал подробностями. Когда она закончила, они вышли на оживленную улицу, где и расстались. Тильда зашагала дальше, выполнять поручения. Правда, теперь голова ее была не такой понурой, а шаг – более уверенным. Грейси же вернулась на Кеппел-стрит и спросила у Шарлотты, можно ли ей вечером отлучиться из дома, чтобы найти Телмана.
И тотчас получила разрешение.
Грейси со второй попытки повезло. На Боу-стрит Телмана не было, однако она нашла его в пабе, в двух кварталах от полицейского участка, куда он зашел после работы вместе с парой других констеблей пропустить по пинте эля. Войдя, она застыла в дверях, озираясь по сторонам. Пол был густо посыпан опилками, в воздухе витал запах пива, вокруг стоял громкий гул мужских голосов и звон кружек.
Телмана она заметила не сразу – тот, опустив голову, сидел в самом дальнем углу и хмуро смотрел в свою кружку. Два молодых человека, сидевшие напротив, смотрели на него с уважением. После ухода Питта Телман стал начальником участка, хотя до сих пор не привык к своей новой должности. Он лучше, чем кто-то либо другой, знал, какие козни строились против Питта и кто за всем этим стоял. Он терпеть не мог человека, который занял его место, и, что куда хуже, не доверял ему.
С момента появления Уэтрона внутренний голос подсказывал ему, что у того имелись своекорыстные мотивы и далеко идущие амбиции, которые не сводились к простому раскрытию преступлений. Не исключено, что Уэтрон метил в кресло начальника тайной организации, известной как «Узкий круг».
Грейси знала: и Питт, и Телман очень этого не хотят, но она лишь случайно подслушала их разговор на эту тему и потому не осмеливалась спросить открыто. И вот сейчас, глядя на Телмана, она задумалась, насколько тяжело это на него давит. В нем больше не ощущался былой задор, свойственный ему, когда он работал с Питтом, хотя сам он в этом никогда не признается.
Энергично расталкивая локтями толпу нетрезвых и плохо соображавших мужчин, Грейси направилась в угол, к его столику. Она уже почти подошла к нему, когда он поднял голову и увидел ее. Его взгляд тотчас наполнился тревогой, как будто она могла принести ему только дурные вести.
– Грейси? В чем дело? – Он машинально вскочил на ноги. Своих спутников он представлять не стал, не видя в этом необходимости.
Грейси надеялась начать разговор издалека, рассчитывая на то, что Телман будет рад ее видеть. Однако была вынуждена напомнить самой себе, что раньше она без приглашения сама шла к нему лишь в тех случаях, когда ей требовалась помощь. Если же дело было сугубо личное, она ждала, когда он обратится к ней первым. Да и вообще, она не спешила предлагать ему нечто большее, нежели просто нетерпеливую дружбу. На десяток лет старше ее, он был тверд в своих жизненных принципах, которые зачастую противоречили ее собственным. Он страстно осуждал необходимость быть у кого-то в услужении – это оскорбляло его чувство социальной справедливости, – в то время как она видела в этом достойный заработок и в целом весьма комфортное существование. Это нисколько ее не унижало, скорее наоборот, наполняло необъяснимой, слегка колючей гордостью. Грейси велела себе придать голосу большую учтивость, чем обычно. В конце концов, она обращалась к нему в присутствии его подчиненных и потому должна была проявлять к нему уважение.
– Я пришла просить вашего совета, – робко произнесла она. – Если, конечно, вы будете так добры и уделите мне полчаса вашего времени.
Такая не свойственная ей вежливость явилась для Телмана полной неожиданностью. Он даже слегка растерялся, но затем понял: причиной тому – присутствие констебля. Его губы тронула насмешливая улыбка.
– Я уверен, что смогу это сделать. Надеюсь, с миссис Питт все в порядке?
Это не был дежурный вопрос. Он задал его совершенно искренне. Питт и Шарлотта были для него как родные. Нелюдимый, гордый, одинокий человек, он редко завязывал с кем-то дружбу. Когда они только познакомились, он не очень жаловал Питта, а все потому, что Питт получил должность, занимать которую, по мнению Телмана, полагалось лишь джентльмену или тому, кто отслужил в армии или во флоте. В его глазах сын лесничего не имел для этого никаких достоинств, и, обращаясь к нему «сэр» – а именно так к нему должны были обращаться все подчиненные – и оказывая ему знаки уважения, он всякий раз был вынужден превозмогать себя.
Питт завоевал его уважение постепенно, шаг за шагом. Но как только оно было завоевано, он получил в лице Телмана верного помощника и едва ли не кровного брата.
– Это не самое лучшее место для вас, – сказал Телман, глядя на Грейси, слегка нахмурив брови. – Давайте я провожу вас до омнибуса, пока мы будем идти до остановки, вы мне все расскажете. – Он повернулся к констеблю: – Увидимся утром, Хотчкисс.
Тот встал и вытянулся в струнку.
– Да, сэр. Доброй ночи, сэр. Доброй ночи, мисс.
– Доброй ночи, констебль, – ответила Грейси, после чего повернулась к Телману. Шагнув мимо нее, тот начал прокладывать для них обоих путь в толпе. Вслед за ним она вышла из паба на улицу. Здесь они наконец остались одни.
– Это важно, иначе бы я не пришла сюда, – серьезно сказала она. – Пропал один человек.
Телман предложил ей руку. Грейси нетерпеливо ее взяла и, к своему удивлению, тотчас поймала себя на том, что это ей даже приятно. Она также заметила, что он сократил шаг, чтобы ей было удобнее шагать рядом с ним. Она невольно улыбнулась, однако, поняв, что Телман заметил ее улыбку, поспешила придать лицу серьезное выражение. Не хватало, чтобы он понял, что ей это приятно!
– Дело касается моей знакомой, Тильды Гарви, – деловым тоном сказала она. – Ее брат Мартин пропал из дома, в котором работает. Ничего не сказал, ни ей, ни кому-то еще. Просто взял и пропал. Три дня назад.
Телман плотно сжал губы и насупил на переносице брови. Он шагал, слегка ссутулившись, как будто у него затекли мышцы. Вечер был приятный, но фонари уже горели, а дувший с реки ветер приносил с собой сырость. Улица была тихой, лишь раз, свернув от них за угол, мимо прогромыхал экипаж, а в противоположной стороне двое мужчин довольно дружелюбно о чем-то спорили.
– Люди часто оставляют работу, – осторожно заметил Телман. – Скорее всего, он был уволен. Причины могут быть разные. Это не значит, что он в чем-то провинился.
– Тогда бы он сам ей так и сказал, – быстро возразила Грейси. – Был ее день рождения, и он не прислал ей ничего. Ни открытки, ни цветов!
– Про день рождения можно легко забыть, – парировал он. – Даже если у вас все в порядке, не говоря уже, когда вы лишились работы или крыши над головой! – произнес он с ноткой раздражения в голосе.
Грейси поняла: он зол, но не на нее, а на несправедливость такого порядка вещей. И все равно это задело ее – наверное, потому, что ей не хотелось, чтобы это было правдой. И все же в глубине ее души шевельнулся страх. Она не была готова услышать точку зрения полицейского.
– Раньше он ни разу не забыл про ее день рождения, – возразила Грейси, пытаясь не отставать от него. Телман даже не заметил, что снова ускорил шаг. – Ни разу с тех пор, как ему было восемь лет, – добавила она.
– Просто раньше его ни разу не выбрасывали с работы, – в свою очередь, возразил Телман.
– Если его выбросили, то почему дворецкий мне этого не сказал? – парировала Грейси, все еще держа его под руку.
– Возможно, потому, что такие дела, как это, его не касаются, – ответил Телман. – Хороший дворецкий не обсуждает домашние неурядицы с посторонними людьми. Наверняка вы это знаете даже лучше, чем я, – добавил он и, едва заметно скривив в усмешке губы, покосился на нее. У них уже случались споры о том, в какой мере прислуга зависима от милости хозяина или хозяйки и сколь хрупким может быть ее видимое благополучие. Малейший проступок, и можно запросто оказаться на улице, без средств к существованию и без крыши над головой.
– Я знаю, о чем вы говорите! – довольно сердито воскликнула Грейси и даже убрала руку. – Я устала повторять вам, что это не всегда так! Нет, конечно, есть плохие дома и плохие хозяева. Но есть и хорошие. Вы когда-нибудь видели, чтобы мистер Питт выставлял меня за дверь за то, что я проспала, или резко ответила ему, или что-то в этом роде? – В ее голосе звенел вызов. – Можете говорить все, что хотите, я же сделаю так, что вы больше не откроете рта!
– Ничуть не сомневаюсь! – язвительно воскликнул Телман. Внезапно он остановился и подтащил ее к стене, в сторону от мужчин, которые теперь шли им навстречу. – Но сейчас не та ситуация. Если Мартин оставил дом мистера Гаррика, на то должна быть причина. Он либо был вынужден это сделать, либо ушел сам. Так или иначе, полиции это не касается, если только Гаррики не подадут на него жалобу. Но мне почему-то кажется, что Тильда вряд ли этому обрадуется.
– Жалобу на что именно? – возмущенно спросила Грейси. – Ведь он ничего не сделал! Он просто пропал. Или вы не слушали меня? Никто не знает, куда он подевался!
– Нет, это Тильда не знает, где он, – поправил ее Телман.
– И дворецкий тоже не знает! – воскликнула Грейси, теряя терпение. – И мальчишка-рассыльный.
– Дворецкий просто не говорит ей правду. И почему та должна быть известна мальчишке-рассыльному? – рассудил Телман.
Грейси испугалась, что она вот-вот взорвется. Ей не хотелось ссориться с Телманом, но терпение ее грозило лопнуть, и она за себя не отвечала. Они стояли на углу шумной, многолюдной улицы. Их окружала какофония звуков: грохот колес по мостовой, цокот копыт, людские голоса. Мимо них в обе стороны то и дело проходили какие-то люди. Один мужчина на ходу даже толкнул Грейси в спину. Ей уже передался страх Тильды. Она не могла больше спокойно думать – мешала охватившая ее паника.
– Потому что мальчишки-рассыльные многое видят и подмечают! – в сердцах воскликнула она. – Или вы ничему не научились, допрашивая людей? Вы ведь часто бывали в больших домах, когда расследовали преступления! Прислушивались к мистеру Питту? Скажите, он когда-нибудь не выслушал человека лишь потому, что он или она моет грязные тарелки или убирает комнаты? Люди многое замечают. У них есть глаза и уши!
Даже при свете уличных фонарей Грейси было видно, что Телману стоит немалых трудов сохранять терпение. Знала она и то, что он это делает лишь ради нее. Почему-то это задело ее еще больше, поскольку оказывало на нее моральное давление. Она была вынуждена проявлять к Телману уважение, хотя внутри у нее все кричало.
– Я прекрасно это знаю, Грейси, – спокойно ответил он. – Мне доводилось допрашивать многих слуг. И то, что мальчишка-рассыльный не знает, что случилось, – это лишь очередное подтверждение тому, что, вероятно, не случилось ничего. Мартина вполне могли уволить, и он ушел, и если это так, то, возможно, он не хочет, чтобы сестра об этом узнала, пока он не найдет себе новое место, – довольно убедительно рассудил Телман. – Он старается лишний раз ее не волновать, или же ему просто стыдно. Возможно, его уволили за что-то постыдное, за какой-то нехороший промах. И вполне естественно, если он не хочет, чтобы его близкие об этом узнали.
– Тогда почему он не прислал ей ко дню рождения поздравительную открытку или письмо откуда-то еще? – не унималась Грейси. Она даже отстранилась от Телмана и посмотрела ему в глаза. – Он же этого не сделал, и она от тревоги не находит себе места!
– Если он потерял работу, то, значит, и кусок хлеба, и крышу над головой, – ответил Телман, стараясь говорить как можно спокойнее. – Осмелюсь заметить, что в таком случае его в первую очередь заботят куда более важные вещи – где ему спать и что есть. Он мог не вспомнить, что это был за день.
– Но в таком случае он действительно попал в беду, и Тильда права, что тревожится за него, – с гордостью за себя сделала вывод Грейси.
Телман глубоко вздохнул.
– Тревожиться – да, но беспокоить по этому поводу полицию – определенно нет.
В ответ на такие слова Грейси сжала кулаки, как будто это могло помочь ей сдержать гнев.
– Она не беспокоит полицию, Сэмюэль! Она рассказала мне, а я спросила у вас. Вы не полиция, вы мой друг. По крайней мере, мне так казалось. Я лишь просила вашей помощи. Я не требовала, чтобы вы открыли дело!
– И что, по-вашему, я должен сделать? – Похоже, терпение Телмана было на исходе, и он даже возмущенно повысил голос.
Грейси поспешила прикусить язык, чтобы с него не сорвалась ответная колкость. Наоборот, она постаралась улыбнуться Телману своей самой обворожительной улыбкой.
– Благодарю вас, – сказала она, – я не сомневалась, что вы поймете и поможете. Например, вы могли бы начать с того, что спросили бы у мистера Гаррика, где сейчас Мартин. Причину, конечно, можно не называть. Вдруг он всего лишь свидетель?
– Свидетель чего? – Брови Телмана изумленно поползли вверх.
Грейси сделала вид, что не заметила.
– Не знаю, придумайте что-нибудь!
– Я не имею права использовать полицию и допрашивать людей по поводу чего-то, что я сам же придумал! – возмутился он, как будто ее просьба оскорбила его в лучших чувствах.
– Прошу вас, только не надо… – Она не сумела подобрать слов. Она любила его таким, каким он был, – серьезным, неловким, полным возмущения, прячущим сострадание за буквой закона и сводом правил, любила за его несгибаемые принципы, но господь свидетель, как же он порой раздражал ее! Его буквоедство доводило ее до белого каления, и это был один из таких моментов. – Вы не видите дальше собственного носа! – заявила она. – Иногда мне кажется, что ваша голова заперта внутри книжки с правилами! Неужели вы не видите, чем живут люди? Что у них внутри? – Она перевела дыхание и продолжила свою гневную речь. – Люди – это сердце и кровь, это их ошибки. Их мечты! Тильда хочет знать, что стало с ее братом… и для нее это важно!
Лицо Телмана сделалось каменным. Он по-прежнему цеплялся за свои принципы.
– Стоит раз нарушить правила, – угрюмо заявил он, – и в конечном итоге они погубят и вас самих.
Грейси мгновенно поняла: Телман для нее потерян. Он произнес слова, которые невозможно взять назад. Он считал себя правым. Грейси стало понятно гораздо больше, нежели она была готова признать. Как же она была не права, забыв, что теперь он работает не на Питта, а на Уэтрона! Ждать от последнего каких-то поблажек не приходится. Телман уже рисковал своей работой, когда спасал ее, Шарлотту и детей Питта. Причем сделал это без оглядки на собственную безопасность. В другой день, когда она была бы не так сердита и когда это не выглядело бы как попытка извиниться или вновь завоевать его расположение, она бы так ему и сказала. Но в этот момент все ее мысли были о Тильде и том, что случилось с ее братом.
– Что ж, если вы ей не поможете, я займусь этим сама. Ничего другого мне не остается! – С этими словами Грейси повернулась и отступила от него на шаг. Увы, ей в голову не пришло ничего более резкого и обидного. Она даже была готова расплакаться от досады. Она на миг застыла на месте, глядя ему в глаза, как будто собралась нанести ему окончательный удар, но затем лишь вздохнула и зашагала прочь.
– Даже не думайте! – бросил ей в спину Телман. – Не смейте ничего делать!
Она резко развернулась к нему лицом.
– Кто вы такой, чтобы приказывать мне, Сэмюэль Телман! Я буду делать все, что считаю нужным, и вы мне не указ! – крикнула она. Однако ей тотчас стало легче, когда он не оставил ее слова без ответа.
– Грейси! – Он шагнул к ней и протянул руку, как будто хотел остановить.
Она театрально пожала плечами и увернулась в сторону, а затем, не оглядываясь, быстро зашагала прочь, главным образом потому, что ей очень хотелось думать, что он смотрит ей вслед, а может, даже пытается ее догнать, ей же очень не хотелось оборачиваться. Вдруг на самом деле это не так?
Дойдя до Кеппел-стрит, она вошла в дом с черного входа и быстро прошла в кухню. Она все еще была сердита, однако разочарование перевесило злость. Она повела себя с Телманом неправильно. Даже если бы ей и не удалось убедить его начать расследование таинственного исчезновения Мартина Гарви – тем более что у него могли иметься веские причины этого не делать, – она, по крайней мере, могла постараться, чтобы они расстались друзьями. Теперь же она понятия не имела, как ей в следующий раз заговорить с ним, если они вдруг встретятся. Даже не верится, как же это обидно и больно! Если честно, она этого от себя не ожидала. В один прекрасный день, причем совсем скоро, она будет вынуждена признать, что Телман ей очень даже нравился.
К счастью, в кухне больше никого не было. Она высморкалась, быстро ополоснула лицо и постаралась сделать вид, как будто с ней все в порядке. Она ставила на плиту чайник, когда в кухню вошла Шарлотта.
– Не желаете чашку чая? – предложила Грейси и даже заставила себя улыбнуться.
– С удовольствием, – ответила Шарлотта, хотя на часах было лишь половина седьмого, и села за стол. – Что не так? – спросила она и умолкла в ожидании ответа.
Грейси заколебалась, не зная, что ей сказать. То ли что все в порядке, то ли хотя бы частично правду про Мартина Гарви. Если честно, она даже не подозревала, что Шарлотта умеет прекрасно читать ее настроение. Что тоже не радовало. И все же они знали друг дружку так давно, что, если бы Шарлотта ни разу не сделала ей больно, это означало бы, что она ей просто безразлична, что, согласитесь, гораздо хуже.
– Сегодня утром я встретила Тильду, – сказала Грейси, с громким стуком поставив крышку на чайник и оставаясь стоять спиной к столу. – Она вот уже несколько дней не видела своего брата, и ей кажется, что с ним что-то случилось.
– Что именно? – уточнила Шарлотта.
Чайник засвистел, и Грейси подняла его с плиты. Ополоснув заварочник, она вылила воду в раковину и вновь наполнила его кипятком из чайника. Увы, на этом причины, вынуждавшие ее хлопотать у плиты, закончились, и она, не решаясь посмотреть Шарлотте в глаза, была вынуждена занять место за столом.
– Он больше не живет в доме на Торрингтон-Сквер, где работал, – ответила она. – И дворецкий говорит, что он там больше не работает. Но он не говорит, что случилось и куда он ушел. – Она не хотела смотреть в глаза Шарлотте, но серьезность ситуации с Мартином перевесила гордость. – Ведь если бы все было хорошо, он этого не сделал бы, – торопливо добавила она. – У них больше никого нет. Что бы ни случилось, он бы всегда сказал ей. Он же даже пропустил ее день рождения, чего за ним раньше никогда не водилось.
Шарлотта нахмурилась.
– А в чем состояли его обязанности на Торрингтон-Сквер?
– Он был личным лакеем мистера Стивена Гаррика, – тотчас ответила Грейси. – А не каким-то там рядовым, подай-принеси. По словам Тильды, мистер Гаррик ему доверял. Я знаю, людей просто так не выкидывают на улицу за какую-нибудь глупость или за то, что кто-то не вышел лицом. Но почему он ничего не сказал Тильде? Почему она должна теперь из-за него волноваться?
– Трудно сказать, – задумчиво произнесла Шарлотта. Она протянула руку и, налив им обеим чаю, вновь поставила чайник на подставку. – Как я понимаю, по нему не было видно, что он чем-то расстроен, иначе бы он наверняка сказал ей, что намерен сменить место. Возможно, он просто нашел работу получше. Тильда умеет читать?
Грейси растерянно подняла глаза.
– Если нет, ему нет смысла послать ей письмо, – рассудила Шарлотта. – Впрочем, кто-нибудь мог бы прочесть его ей.
От ее слов Грейси стало еще больше не по себе. И хотя в желудке у нее было пусто, сама мысль о еде была ей противна. Она пила чай, но сладкая горячая жидкость, что стекала ей в горло, была бессильна ее согреть.
– Что еще? – мягко спросила Шарлотта.
Грейси задумалась. Ей до известной степени было приятно, что Шарлотта ее понимает, однако она по-прежнему корила себя за то, что все так глупо получилось с Телманом. И, что еще обиднее, такое случилось с ней впервые. Раньше она умела держать себя в руках. Вот и сейчас Шарлотта ждала от нее то же самое. И как же не хочется ее разочаровывать!
Женщины должны быть умнее и не позволять себе глупых выходок, какую позволила себе она. Грейси сделала еще один глоток чая. Чересчур горячий. Нужно подождать, пока остынет.
– Ты узнала что-то еще? – задала новый вопрос Шарлотта.
На него у Грейси был готовый ответ.
– Почти ничего. Даже когда она сказала дворецкому, что она сестра Мартина, он ей ничего не сказал. Ни что случилось, ни куда он уехал.
Шарлотта опустила взгляд на скатерть.
– Мистер Питт больше не работает в полиции. Может, нам стоит обратиться к мистеру Телману? Вдруг он нам поможет?
По щекам Грейси разлилась краска стыда. Солгать не получится.
– Я уже просила его, – убитым голосом прошептала она, глядя в стол. – Он сказал, что ничего не может сделать, потому что Мартин имел полное право уехать куда ему вздумается и ничего не сказать сестре. Это не преступление.
– Понятно. – Шарлотта на несколько мгновений задумалась, затем осторожно, одними губами попробовала чай и, решив, что тот остыл, сделала глоток. – В таком случае мы должны что-то предпринять сами, – сказала она наконец. – Расскажи мне все, что тебе известно, про Тильду и Мартина, а также про дом мистера Гаррика на Торрингтон-Сквер.
Грейси почувствовала себя одиноким матросом, который наконец на горизонте увидел землю. Ура, что-то все-таки можно сделать! Она послушно рассказала Шарлотте о своей дружбе с Тильдой, делая упор на самое главное: ее честность, упорство, воспоминания о детстве, о ее мечтах в один прекрасный день обзавестись собственной семьей, о том, как они с братом помогали друг другу, пока росли одни, без родителей.
Шарлотта слушала ее, не перебивая, и в самом конце кивнула.
– Думаю, ты права, – согласилась она. – Здесь что-то не так. Мы должны узнать, где он, жив ли он и здоров. Вдруг он и впрямь потерял работу и стыдится рассказать об этом своей сестре? В таком случае надо помочь ей войти в его положение, а ему по возможности помочь найти новое место. Как я понимаю, ты не знаешь, мог ли он совершить какую-нибудь глупость?
– Не знаю, – честно призналась Грейси. – Тильда точно никогда бы не совершила, но это не значит, что и он такой же. Ей кажется, что он такой честный, как и она. Но ведь она его сестра.
– Это верно. Трудно думать плохо о близких людях, – согласилась Шарлотта.
Грейси с надеждой подняла на нее глаза.
– И что же нам делать?
– Ты скажешь Тильде, что мы ей поможем, – ответила Шарлотта. – Я пока наведу справки про Гарриков. Стивен Гаррик наверняка знает, что случилось, даже если он не в курсе, где Мартин Гарви находится сейчас.
– Спасибо вам, – серьезно поблагодарила ее Грейси. – Огромное спасибо.
На четвертый день после убийства Эдвина Ловата газеты наконец громко потребовали ареста или, на худой конец, – допроса Сэвила Райерсона. Ведь, как известно, в момент убийства тот находился в том же доме. Автору статьи было достаточно задать вопрос, что он там в это время делал. Ответ напрашивался сам собой.
Питт сидел за завтраком хмурый и бледный. Шарлотта сделала вид, будто ничего не замечает, дабы не прерывать болезненный ход его мыслей. Защитить Райерсона, как то требовал мистер Гладстон, становилось все сложней и сложней. Шарлотта незаметно наблюдала за мужем, очень при этом переживая, что не может ничем ему помочь. Но будь она честна, она бы решила, что Райерсон виноват пусть не в преступлении, то хотя бы в попытке его скрыть. Не вызови некто неизвестный полицию, он бы помог убрать тело с места убийства и сделал бы все, что в его силах, чтобы замести следы. А что это, как не преступление?
Никакое умение разрешить проблемы на ткацких фабриках Манчестера было не способно это оправдать. Да и вообще, какое отношение к этим фабрикам имеет тот факт, что в Иден-Лодж обитала его любовница? Это была его личная слабость, каприз, за который он теперь вынужден будет заплатить огромную цену.
Шарлотта посмотрела на хмурое лицо мужа и тотчас ощутила прилив гнева. Как можно требовать от человека, чтобы он спас кого-то от собственного неблагоразумия, а потом обвинять его в том, что он не сумел этого сделать? Хотя и дураку ясно, что это невозможно. Ее мужа заставляли закрыть глаза на правду, а ведь именно необходимость раскрыть правду была не только его первейшей обязанностью, но и моральным долгом. В течение многих лет от него требовали именно это, и вот теперь его принуждают поступиться собственными убеждениями и профессиональной честью.
Питт поднял глаза и перехватил ее взгляд.
– Что такое? – спросил он.
– Ничего, – улыбнулась она. – Сегодня утром я еду в гости к Эмили. Я знаю, что там будет бабушка. Я пока еще не успела толком поговорить с ней с тех пор, как мама узнала, что… что с ней случилось. – Ей было неловко говорить на эту тему даже с мужем. – Думаю, пора это наконец сделать, – поспешила добавить она. Она договорилась об этом визите по телефону накануне вечером, после разговора с Грейси. В доме Питта имелся телефон, потому что он был нужен ему по работе. В доме Эмили телефон был потому, что она могла позволить себе любую прихоть.
По лицу Питта тотчас пробежала тень улыбки. Он был давно знаком с бабушкой Шарлотты и отлично знал ее сварливый характер. Впрочем, Шарлотта не стала распространяться на эту тему, и Питт ушел из дома, так и не сказав ей, что он надеялся выяснить в этот день. Она же поднялась к себе и переоделась в свое самое лучшее утреннее платье. Нет, она не следила за модой – это было ей просто не по средствам, особенно после того, как Питта перевели с Боу-стрит в Особую службу, – однако хорошо скроенное платье цвета, который был ей к лицу, ничем не уступало последнему крику моды. Шарлотта выбрала платье теплых осенних тонов, гармонирующих с ее каштановыми волосами и нежной, молочной кожей. И хотя у платья не было высоких рукавов, каких требовала сиюминутная мода, зато небольшой турнюр смотрелся очень даже неплохо.
Событие было не повседневное, и добираться к сестре омнибусом было бы неловко. Поэтому Шарлотта решила потратиться на экипаж и в четверть одиннадцатого прибыла в роскошный дом Эмили.
Дверь открыла горничная, которую Шарлотта хорошо знала, и без всяких вопросов провела ее в будуар сестры. Многие богатые дамы имели такую личную гостиную, где принимали самых близких своих друзей.
Эмили уже ждала ее, элегантно одетая в платье своих излюбленных светло-зеленых тонов, которые были очень ей к лицу. Как только Шарлотта вошла, Эмили поднялась с места и, шагнув ей навстречу, быстро поцеловала в щеку, после чего отступила на шаг и пристально посмотрела на сестру.
– Что случилось? – спросила она. – Ты сказала, что это нечто важное. Знаю, с моей стороны, наверно, жестоко говорить такие слова, ведь для Томаса это был такой удар и такая несправедливость, но мне действительно жаль, что он больше не работает на Боу-стрит. Я понятия не имею, чем он занимается теперь, потому что все новые дела, которые он расследует, секретные.
Она отступила на шаг и жестом пригласила Шарлотту сесть в одно из мягких кресел, обтянутых тканью в цветочек.
– Общество наскучило мне до слез. Даже политика в данный момент кажется мне ужасно скучной, – продолжила она, аккуратно подбирая юбки и опускаясь в кресло. – Ни одного приличного скандала, кроме этой египтянки.
Она подалась вперед. Глаза ее горели.
– Ты в курсе, что газеты требуют ареста Сэвила Райерсона? Разве это не абсурд? – Она пристально посмотрела на Шарлотту. – Думаю, работай Томас по-прежнему на Боу-стрит, ему наверняка поручили бы расследовать это убийство. Может, оно даже к лучшему, что он больше там не работает. Лично я не хотела бы распутывать этот клубок!
– Боюсь, мой случай самый заурядный, – сказала Шарлотта, стараясь не выдать своих истинных чувств. Ей меньше всего хотелось отвлекаться на посторонние дела, даже если это самый громкий скандал последних дней. Она откинулась на спинку кресла. Гостиная была отделана в зеленых и золотых тонах. В темно-зеленой вазе на столе стояли поздние желтые розы и пахнущие землей хризантемы. На какой-то миг она как будто перенеслась в дом, в котором выросла, чье тепло и уют оберегали ее от бедности и от темных сторон жизни внешнего мира. Впрочем, воспоминания длились всего мгновение.
– Итак, в чем дело? – спросила Эмили, сложив на коленях руки. Она была вся внимание. – Расскажи мне что-то такое, чем я могла бы занять мои мысли. Боже, как я устала от пустых разговоров о всякой чепухе! – Она улыбнулась насмешливой улыбкой, предназначенной ей самой. – Боюсь, мое увлечение светскими беседами позади. Ты не находишь это тревожным? Удовольствия мне больше не интересны. Это все равно как переесть шоколадного суфле. Всего несколько лет назад я бы в это даже не поверила!
– В таком случае позволь предложить тебе нечто обыденное, – ответила Шарлотта.
Она уже приготовилась описать сестре, в чем дело, но в дверь раздался громкий стук, как будто кто-то постучал в нее концом палки. В следующий миг дверь распахнулась, и на пороге выросла невысокая, недовольного вида старуха, одетая в темно-фиолетовое с черной отделкой платье. Лицо ее пылало гневом, хотя было не совсем понятно, на кого тот направлен – на Эмили или на Шарлотту.
Наверно, это следовало предвидеть. Шарлотта тотчас вскочила на ноги и заставила себя улыбнуться.
– Доброе утро, бабушка, – сказала она, подходя к старухе. – Ты хорошо сегодня выглядишь.
– Тебя это не касается, милочка, – огрызнулась та. – Ты ни разу не проведала меня вот уже на протяжении нескольких месяцев. Откуда тебе это знать? У тебя нет ни души, ни чувства долга, на худой конец. С тех пор как ты вышла замуж за этого своего полицейского, ты вообще утратила любые понятия о приличии.
Намерение Шарлотты быть доброжелательной и учтивой скончалось скоропостижной смертью.
– Похоже, ты изменила свое мнение! – парировала она.
Старуха пропустила ее колкость мимо ушей, зато впала в еще больший раж.
– Понятия не имею, о чем ты. Неужели нельзя выражаться ясно? Раньше ты это умела. Боюсь, это все влияние общества, в котором ты теперь вращаешься. – Она сердито посмотрела на свою вторую внучку. – Может, ты все же предложишь мне сесть, Эмили? Или ты тоже напрочь утратила хорошие манеры?
– Ты при желании можешь сесть в любое из кресел, бабушка, – ответила Эмили с напускным терпением. – И ты прекрасно это знаешь.
Старуха тяжело опустилась в третье кресло и, поставив перед собой трость, повернулась к Шарлотте.
– Что ты имела в виду, мол, я изменила свое мнение? Я никогда его не меняю!
– Вы сказали, будто я утратила любые понятия о приличиях, – ответила Шарлотта.
– А разве нет? – парировала старуха. – Как я могла изменить свое мнение по этому поводу?
Шарлотта улыбнулась.
– Раньше вы говорили, что его у меня не было с самого начала.
– И ты позволяешь ей оскорблять меня? – грозно спросила старуха у Эмили.
– Бабушка, по-моему, если кто-то и может оскорбиться, так только Шарлотта, – заметила Эмили. Впрочем, на губах у нее подрагивала улыбка, и ей стоило немалых трудов ее прятать.
Старуха недовольно фыркнула.
– Если ее кто-то оскорбил, то она сама на это напросилась. Кстати, а кто ее оскорбил? Она связалась с человеком гораздо ниже ее по положению. Боюсь, это предел ее мечтаний. Это надо же, выйти замуж за какого-то там полицейского! Я всегда говорила, что это добром не кончится! Кстати, и тебе тоже, но разве ты меня слушала? Нет, конечно! А теперь сама видишь, к чему это привело? Может, ты и ждешь от Эмили какой-то помощи, на меня можешь даже не рассчитывать!
Шарлотта расхохоталась. Спустя миг к ней присоединилась сестра.
Старуха никак не могла понять причину их смеха, хотя и не собиралась в этом признаваться. Пару мгновений она размышляла о том, что ей делать, а затем, решив, что ей нечего терять, тоже рассмеялась. Это был странный, скрежещущий смех, какого Эмили, в чьем доме она жила, не слышала от нее вот уже много лет.
Когда смех утих, старуха посидела с ними еще минут десять, а затем – хотя ее и мучило любопытство и ей страшно хотелось узнать, что привело сюда Шарлотту, – она заставила себя подняться с кресла и, стуча палкой, вышла. Было понятно, что ей никто не намерен ничего рассказывать, она же не собиралась терять свое достоинство и нисходить до расспросов.
Как только дверь за ней закрылась, Эмили подалась вперед.
– Итак? – спросила она. – Что это за обыденная проблема?
– У Грейси есть подруга, Тильда Гарви, – начала Шарлотта. – Ее брат, Мартин, служит лакеем у Стивена Гаррика, на Торрингтон-Сквер. Тильда и Мартин очень близки, потому что рано лишились родителей. Ей было шесть, ему восемь, когда те умерли.
– Вот как? – Эмили сделала большие глаза.
– Мартина никто не видел вот уже четыре дня, и, по словам дворецкого Гарриков, он больше не живет в их доме. Однако он не сказал Тильде, куда ушел Мартин и почему.
– Пропавший лакей? – безразличным тоном уточнила Эмили.
– Пропавший брат, – поправила ее Шарлотта. – Не менее важно, чем просто его отсутствие, то, что оно совпало с днем рождения Тильды, с которым он раньше никогда не забывал ее поздравить. Если он потерял работу, а значит, и крышу над головой, даже при весьма щекотливых обстоятельствах, наверняка он мог бы сообщить ей, где он теперь находится.
– Ты что-то подозреваешь? – нахмурилась Эмили. – Гаррики доложили в полицию о его исчезновении?
– Не знаю, – нетерпеливо ответила Шарлотта. – Я ведь не могу пойти в ближайший участок и спросить. Но даже если и доложили, то почему не сказали об этом Тильде? Вдруг ей было известно, где он?
– Да, это было бы разумно, – согласилась Эмили.
– Увы, людям, даже вполне разумным, подчас недостает ума. У некоторых и вообще отсутствует даже намек на здравый смысл. Какие здесь возможны объяснения? – Она взялась загибать пальцы. – Его уволили за нечестность? Он сбежал с женщиной, какой-нибудь горничной из другого дома? Он сбежал с чьей-то дочерью или, хуже, с чьей-то женой? Или девицей легкого поведения? – Она принялась загибать пальцы на другой руке. – Он в долгах и прячется от заимодавцев? Или с ним что-то случилось, например, на него напали и он лежит где-нибудь мертвый, но неопознанный?
Шарлотта уже перебрала в голове возможные ответы на эти вопросы, и больше всего ее беспокоил последний.
– Да, я знаю, – тихо сказала она. – Хотелось бы выяснить, что из этого правда. Ради Тильды и… ради Грейси. Мне кажется, она даже поссорилась с инспектором Телманом, потому что тот сказал, что это не полицейский случай и он не намерен им заниматься.
– С инспектором? О да! – Лицо Эмили оживилось, светясь неподдельным интересом. – Как там их роман? Как по-твоему, она смягчится и выйдет за него замуж? И что ты будешь без нее делать? Станешь искать хорошую, вышколенную горничную? Или снова возьмешь в дом ребенка? Неужели ты решишься? Или все-таки нет?
– Я не в курсе ее планов, – со вздохом ответила Шарлотта. – Я думаю… я надеюсь, потому что он ее любит и, похоже, сам начинает это осознавать, хотя и упрямится. И да, я понятия не имею, что буду делать без нее. Пока я стараюсь об этом не думать. С меня пока хватит тех передряг, что уже случились.
Сочувствие Эмили было мгновенным и искренним.
– Прекрасно тебя понимаю, – сказала сестра. – Как жаль! И как хорошо было в старые добрые дни, когда мы помогали Томасу расследовать его случаи!
Шарлотта больно прикусила губу – частично для того, чтобы скрыть улыбку, частично – чтобы не дать воспоминаниям унести ее в прошлое.
– Хотелось бы выяснить как можно больше про Стивена Гаррика, – твердо сказала она. – Чтобы или косвенно узнать, что же произошло с Мартином Гарви, или при необходимости расспросить его.
– Я помогу тебе, – заявила Эмили без колебаний. – А что ты хотела бы узнать про Гарриков?
– Ничего. Только где они живут, да и это лишь приблизительно.
Эмили поднялась с кресла.
– Тогда давай начнем прямо сейчас. – Она окинула сестру придирчивым взглядом с головы до ног и в целом осталась довольна. – Ты и так сегодня одета для визита. Тебе только требуется шляпка помоднее. Могу одолжить тебе мою. Я буду готова через пятнадцать минут, – добавила Эмили и задумалась. – Нет, пожалуй, через полчаса.
На самом деле они покинули дом Эмили через час – как и положено, в экипаже – и первым делом направились к одной старой знакомой, которой можно было без опаски задать кое-какие вопросы.
– Нет, он не женат, – серьезно ответила миссис Эдсел, приятная, хотя и весьма заурядной наружности женщина, самой броской чертой которой было живое выражение лица и совершенно безвкусные серьги. – Кто-то из ваших знакомых имеет на него виды?
– Похоже, что да, – не моргнув глазом, солгала Эмили. Впрочем, для нее это не было чем-то новым и неожиданным. – Или ей лучше не питать никаких надежд?
– Думаю, Гаррик человек состоятельный. – Миссис Эдсел подалась вперед. На ее лице читался неподдельный интерес. Сплетни были ее пищей, но при этом она искренне хотела помочь. – Очень хорошая семья. Его отец, Фердинанд Гаррик, в высшей степени влиятельная фигура. Прекрасный послужной список в армии, по словам моего мужа.
– Тогда почему его сын не может быть завидным женихом? – с невинным видом спросила Эмили.
– Разве только для подходящей женщины. – Вспомнив свои собственные надежды на удачный брак, миссис Эдсел старалась как можно осторожнее подбирать слова.
– А для неподходящей? – спросила Шарлотта, более не в силах себя сдерживать.
Миссис Эдсел подозрительно посмотрела на нее. Она знала Эмили, а вот Шарлотту видела впервые, а значит, не могла оценить ни ее возможную пользу, ни ее опасность. По лицу Эмили пробежала тень: она взглядом велела сестре быть осмотрительней. Увы, как говорится, слово не воробей. Шарлотта заставила себя улыбнуться, хотя улыбка эта получилась слегка похожей на оскал.
– Я спрашиваю лишь потому, что моя подруга мне не безразлична, – со всей искренностью заявила она. При всей разнице в социальном положении Грейси действительно была ее подругой. Другим до нее было далеко.
Миссис Эдсел слегка расслабилась.
– Она молода? – поинтересовалась она.
– Да, – ответила Шарлотта. Женское чутье подсказало ей, что это самый верный ответ.
– В таком случае я бы посоветовала поискать себе мужа в другом месте. Если только она не откровенная дурнушка.
На сей раз Шарлотта придержала язык.
– А что с ним не так? – с завидной прямотой спросила Эмили. – Он водит дружбу с сомнительными друзьями? Кто еще его может знать?
– Как вам сказать… – Миссис Эдсел разрывалась между страхом сказать нечто такое, чего лучше не говорить, и мучительным любопытством. – Насколько мне известно, он состоит в обычных клубах, – продолжила она. Эти слова наверняка были вполне безобидны.
– Вот как? – Эмили широко раскрыла свои голубые глаза. – Что-то я не припомню, чтобы мой муж упоминал его. Впрочем, наверно, я просто невнимательно его слушала.
– Я уверена, что он состоит в «Уайтс», – заверила ее миссис Эдсел. – А это, можно сказать, один из лучших.
– Верно, – согласилась Эмили.
– Любой, кто хоть что-то собой представляет… – нравоучительно пробормотала Шарлотта.
Миссис Эдсел негромко ахнула, затем хихикнула и снова сделала серьезное лицо.
– Если честно, я не знаю. Но мой муж говорит, что он пьет гораздо больше, чем следовало бы, и довольно часто. Знаю, это не слишком большой недостаток, но лично мне он не по душе. И еще у него довольно тяжелый характер. Лично я предпочитаю более покладистых мужчин.
– Я тоже, – кивнула Эмили, избегая смотреть Шарлотте в глаза, чтобы та не рассмеялась, зная, что это откровенная ложь. Ведь как это должно быть скучно!
– И я, – добавила Шарлотта, чувствуя, что миссис Эдсел смотрит на нее и ждет ее одобрения. – Это крайне важно, если вы собираетесь связать свою судьбу с этим человеком. Нельзя же постоянно гадать, чего от него ждать.
– Вы совершенно правы, – сказала миссис Эдсел с улыбкой. – Не сочтите за резкость, но я бы настоятельно советовала вашей знакомой не торопиться и подождать еще несколько месяцев. Как я понимаю, это ее первый сезон?
Шарлотта и Эмили ответила одновременно. Одна сказала да, вторая – нет. Но миссис Эдсел смотрела на Шарлотту. В течение последующего получаса они вели оживленную беседу о том, как трудно хорошо выйти замуж и как рады все они тому, что для них самих этот вопрос уже позади, а в ближайшее время им не нужно присматривать мужей для своих дочерей. Шарлотта была вынуждена напряженно думать, чтобы не сказать ничего лишнего. Кроме того, ей стоило немалых трудов и ловкости – сродни искусству циркового акробата, – чтобы ненароком не упомянуть социально неприемлемый род деятельности своего мужа. И хотя «Особая служба» наверняка звучало лучше, нежели «полиция», она воздержалась от ее упоминания. Ей было оскорбительно изображать неведение, и в наши просвещенные дни даже миссис Эдсел поразилась такой женской наивности.
Наконец они снова сели в карету; Эмили тотчас же расхохоталась до икоты. Шарлотта же не знала, то ли ей смеяться, то ли взорваться от злости.
– Смейся! – скомандовала Эмили, когда кучер приказал лошадям взять с места и они покатили к своей следующей цели. – Ты была великолепна! Совершенно абсурдна! Томас, если бы он узнал, никогда бы не позволил тебе это забыть.
– Но он не знает, – предупредила ее Шарлотта.
Все еще улыбаясь себе, Эмили откинулась на мягкую спинку сиденья.
– Думаю, ты должна рассказать ему. Но боюсь, ты не сумеешь это правильно сделать. Давай лучше это сделаю я.
– Эмили!
– Ну пожалуйста! – Это была не столько просьба, сколько упрек в малодушии. – Думаю, он оценил бы шутку. Тем более что это и есть шутка.
Шарлотта была вынуждена признать, что сестра права.
– Ты мудро выбрала время. В данный момент ему поручено совершенно невыполнимое задание.
– Мы можем ему помочь? – с готовностью спросила Эмили и тотчас стала серьезной.
– Нет! – твердо заявила Шарлотта. – По крайней мере пока. Но в любом случае мы должны найти Мартина Гарви.
– И мы его найдем, – заверила ее Эмили. – Мы с тобой едем на ланч с одним нужным человеком. Я организовала его, пока одевалась.
«Нужный человек» оказался юным протеже мужа Эмили по имени Джек. Уверенный в себе, амбициозный и в восторге от того, что получил приглашение на ланч от супруги своего ментора. А поскольку приглашения также удостоилась и ее сестра, то все приличия были соблюдены.
Для начала все трое поговорили о самых разнообразных вещах. В том числе сочли вполне приемлемым обсудить взрывоопасную ситуацию в Манчестере и недовольство тамошних рабочих, после чего – в силу связи с Райерсоном, хотя вслух этого никто не сказал, – разговор самым естественным образом переключился на убийство Эдвина Ловата.
Официант принес им первое блюдо их превосходного ланча – нежный бельгийский паштет для мистера Джеймисона и бульон для Шарлотты и Эмили. Последняя, зная, что Джеймисон после ланча должен вернуться на службу, не стала терять понапрасну времени и, что называется, взяла быка за рога.
– Это запрос для одного в высшей степени секретного департамента правительства, – бесстыдно заявила она, предварительно лягнув под столом Шарлотту, чтобы та не показала своего удивления и, что куда важнее, не стала бы спорить. – Моя сестра – она выразительно посмотрела на Шарлотту, – считает, я могу ей помочь, разумеется, в высшей степени конфиденциально, как вы понимаете?
– Разумеется, миссис Радли, – серьезно ответил Джеймисон.
– На карту поставлена жизнь одного молодого человека, – предупредила его Эмили. – Более того, не исключено, что он уже мертв, но мы обе надеемся, что это не так. – Она сделала вид, что не заметила испуга на его лице. – Мистер Радли говорил мне, что вы состоите в «Уайтс». Это верно?
– Да, это так. Надеюсь, вы не хотите сказать, что…
– Нет-нет, что вы, – поспешила заверить его Эмили. – Клуб здесь совершенно ни при чем, – забыв про бульон, она подалась вперед. Ее лицо было сама серьезность. – Пожалуй, я буду откровенна с вами, мистер Джеймисон.
Он с видимым интересом тоже подался вперед.
– Обещаю вам, миссис Радли, что я никому не обмолвлюсь об этом ни единым словом.
– Спасибо.
Официант пришел, чтобы забрать тарелки и подать второе: запеченную рыбу для дам и ростбиф для Джеймисона. Как только официант ушел, Шарлотта вздохнула и одновременно почувствовала, как Эмили под столом постучала ногой по ее ноге. Она даже слегка поморщилась.
– Мне кажется, молодой человек по имени Стивен Гаррик может поделиться с нами информацией, которая была бы нам весьма полезна, – сказала она.
Джеймисон нахмурился, однако Эмили, как ни странно, не заметила на его лице ни удивления, ни растерянности.
– Мне прискорбно это слышать, – тихо произнес он. – Мы все знали, что здесь что-то не так.
– Как вы узнали? – спросила Шарлотта, стараясь не выдать волнения в голосе, а заодно и страха, потому что ей и впрямь стало страшно.
Джеймисон открыто посмотрел на нее своими голубыми глазами.
– Он слишком много пил, – ответил он, – как будто пытался залить что-то в своей душе. – В голосе Джеймисона прозвучало нечто похожее на жалость. – Сначала я думал, что это просто слабохарактерность. Мол, человек не знает меры. Не хочет выделяться. Боится первым сказать, мол, хватит. Но потом я понял, что за этим кроется нечто большее. Он сам от этого страдал, однако не мог остановиться. А еще он пил один, а не только за компанию.
– Понятно, – сказала Эмили. – Наверняка есть нечто, что доставляет ему душевную боль. А поскольку вы не сказали, что именно, я делаю вывод, что вам это неизвестно.
– Нет. – Он слегка пожал плечами. – Если честно, я не знаю, как я могу это выяснить. Я не видел его вот уже несколько дней, а когда видел в последний раз, он был не в состоянии дать членораздельный ответ. Мне… право, жаль, извините. – Было непонятно, за что он извиняется. То ли за свою неспособность им помочь, то ли за то, что поведал им о столь малоприятных вещах.
– Но вы его знаете? – уточнила Шарлотта. – Я имею в виду личное знакомство.
Джеймисон заколебался, как будто заранее понял, о чем она его сейчас спросит.
– Да, – осторожно признался он. – Хотя и не слишком близко. К сожалению, я не вхож в… – он не договорил.
– Что? – резко спросила Эмили.
Джеймисон посмотрел на нее. Она сидела прямо, как тетушка Веспасия, и, гордо вскинув голову, улыбалась ему.
– В круг его близких друзей, – с несчастным видом закончил Джеймисон.
– Но вы могли бы навести справки, – сказала Эмили.
– Да, – нехотя согласился он. – Разумеется.
– Отлично, – сказала Эмили и продолжила: – Над одним человеком нависла большая опасность. Малейшее промедление, и может быть поздно. Вы не могли бы нанести ему визит сегодня вечером?
– Неужели это действительно… так… – Джеймисон не был уверен, взволнован он или напуган.
– О да! – заверила его Эмили.
Джеймисон проглотил кусок мяса и жареной картошки.
– Хорошо. И как мне сообщить вам, что я узнал?
– По телефону, – тотчас сказала Эмили и вытащила из крошечного серебряного футлярчика с гравировкой, лежавшего в ее ридикюле, визитку. – Вот, на ней есть мой номер. Одна просьба: разговаривать только со мной, и ни с кем больше. Вы меня поняли?
– Да, миссис Радли. Я вас понял.
Шарлотта от всей души поблагодарила Эмили и приняла ее приглашение доехать до дома в ее экипаже. В половине девятого, когда они с Питтом сидели в гостиной, зазвонил телефон. Трубку поднял Питт.
– Это Эмили, спрашивает тебя, – сказал он, стоя в дверях.
Шарлотта вышла в коридор и взяла трубку.
– Слушаю.
– Стивена Гаррика дома нет. – Пробежав по проводам, голос Эмили приобрел забавные металлические нотки. – Никто не видел его вот уже несколько дней. Дворецкий говорит, что не может сообщить мистеру Джеймисону, когда он вернется. Шарлотта, похоже, он тоже пропал! Что нам делать?
– Не знаю, – ответила та, чувствуя, как дрожит ее рука. – Пока не знаю.
– Но ведь мы должны что-то предпринять? – спросила Эмили спустя секунду. – Тебе не кажется, что дело серьезное. В том смысле, что куда серьезнее, чем если лакей просто потерял работу?
– Да, – прошептала в трубку Шарлотта. – Кажется.