– Эмма Марковна, – несмело сказал Ванька, – к вам…
И запнулся. Будто даже хотел сказать имя, но не выговорил.
Не будь этой запинки, я бы удержалась от глупой шутки. Или даже не шутки. Видимо, я настолько ощутила себя Эммочкой, той самой девчонкой-вдовой, телом которой я пользуюсь уже почти год… да, кстати, вспомнить, в какую дату, отметить второй день рождения.
Но сейчас не до этого. Просто ощутила себя девчонкой, хлебнувшей нежданного счастья, а потом – горя, когда пришла тогдашняя похоронка. В кои-то веки села почитать письма покойного мужа, а тут очередной визитер. Помещик Гусев, поговорить о погоде, выпить настойки, вкусно закусить и под большим секретом поведать мне слух, который известен мне и без его услуг. Да, еще денег попросить или зерна: «Уж будьте любезны, заранее благодарствую, до Рождества верну». Ага, вернет…
Нет уж! Занята!
– Вели передать, что для всех, кроме государя императора, я сейчас занята! – резко сказала я.
И опять склонилась к письму.
– Эммарковна… – неуверенно произнес швейцар-подросток. Потом скрипнула дверь.
Я прочла еще пару строк о февральских дорогах северной Франции, таких же грязных, как и наши, о вкусном, но приевшемся блюде – супе из вина и сухарей. И только тут сообразила, что вообще-то пошутила достаточно резко.
Подошла к окну. Во дворе возле экипажа стоял Михаил Федорович и беседовал с Ванькой.
Михаил Федорович – капитан-исправник. Тот, что «Мушка».
Вам приходилось исправлять одну глупость другой? Я чуть было ее не совершила – уже занесла ногу на подоконник, чтобы выпрыгнуть в окно. Но удержалась. И даже не стала кричать. А просто помчалась в коридор. Заранее решив, что, если гость велит поворотить поводья, велю не запрячь, а оседлать и поскачу вдогонку.
К счастью, не пришлось. Едва выскочила на крыльцо, столкнулась с Михаилом Федоровичем.
– Эмма Марковна, – встревоженно спросил он, – опять у вас какая хирургическая беда в поместье?
Мой пристыженный взгляд мгновенно преобразился в удивленный.
– Швейцар сообщил, что вам необходим сударь-оператор, – пояснил гость.
Гнев, стыд, удивление… буйный смех. Ну да, хирурга, привезенного в поместье спасать Демьяна, называли «оператор». Ванька запомнил многократно услышанное слово и обратился к гостю – вы врача не привезли?
Смех – штука полезная, говорят, жизнь продлевает. Но имеет побочный эффект – необходимость объяснять его причину. Придется так и сделать, когда сядем за чай.
А почему Ванька запнулся – понятно. Привык объявлять гостей по имени. И не сообразил сразу, как представить Михаила Федоровича. Забыл чин, похоже. А нынче ж не так скажешь, и по шее схлопотать недолго.
Да, а я-то буду как к нему обращаться?
Вышла из положения нейтральным и вполне уместным при слугах «милости прошу, сударь». И сама пошла обратно в дом, через теплые сени в кабинет, все время слыша его шаги за спиной.
А как вошли и он дверь прикрыл, так силы мои и кончились. Обернулась, да, видимо, с таким лицом, что и слов не понадобилось.
А он, как всегда, взял инициативу на себя.
– Мушка, – на ухо сказал Миша, когда я шагнула к нему и почти упала. – Ну тихо…
– Миш, – вышел какой-то жалкий всхлип, но мне было все равно. – Ты меня хоть помнишь?
– Плохо, – спокойно признался муж. Таким родным, привычным тоном, каким в прежнее время признавался, что следствие завязло, если не в тупике. – Точнее, тебя помню лучше всего прочего. Словно сон в тумане видел, длинный и логичный. Долго понять не мог, чем ты меня так цепляешь, все равно как улей в голове шурудишь, мысли начинают жужжать и метаться без толку. Думал, грешным делом, влюбился. А оно вон что…
– Ну и дурак. – Я прильнула к мужу еще плотнее, всхлипнула ему в плечо. Словами не передать, какая гора только что упала с моих плеч. – Конечно, влюбился!
– Мушка, мы тридцать лет вместе прожили, какая влюбленность. Ты еще цветов потребуй и свидание с романтикой.
– А говорил, не помнишь! – Я тихо засмеялась сквозь слезы.
– Забудешь с тобой. Как ты рядом – так пчелы жужжат, мухи в глазах мелькают, зато облака и туманы рассеиваются, – усмехнулся муж.
И обнял меня еще крепче. Его руки, губы, прерывистое дыхание говорили лучше любых слов. Хоть огнем вокруг меня сейчас дом гори – я бы не заметила…
– Мушка, главное, ты нашлась. Дальше разберемся, – сказал муж, когда мы наконец наобнимались. Точнее, не наобнимались, конечно. Так уж вышло, что простые объятия для нас с Мишей всегда значили больше, чем самые жаркие поцелуи. И после долгой разлуки сразу насытиться близостью было трудно.
Одно хорошо – несмотря на помолодевшие тела, мы оба взрослые люди. Умеем думать головой, а не гормонами. Так что урона моей репутации все ж таки не допустили, через десять минут, не позже, Павловна принесла в кабинет самовар, пироги, плюшки и другие заедки. Только приступить к чаепитию мы не успели. Сначала, дождавшись, пока Павловна выйдет, снова обнялись, а потом нас и вовсе отвлекли.
Точнее, Мишу отвлекли, дернули за штанину. Рычать Зефирка еще не научилась, поэтому жевала одежду гостя с визгливым щенячьим энтузиазмом.
К визгу добавился топоток, тотчас же стихший. Пожаловала Лизонька. Остановилась и взглянула, поджав губки, как нередко делала, оказавшись в непривычной ситуации.
И вправду непривычная. Мама то ли борется, то ли обнимается. Нельзя сказать, что с незнакомцем, общались они в прошлом году, да к тому же Миша оказался первым знакомым взрослым, обнаружившим детей возле той самой злополучной избушки.
И все равно, к новому статусу дяди Миши придется привыкать. Незнакомая ей модель отношений: взрослый мужчина, постоянно рядом с мамой.
Взрослому мужчине предстояло найти выход из ситуации. И он, конечно, нашел.
– Как подросла Зефирка-то наша, – сказал Миша. Нагнулся – я заметила, что почти без усилий, – поднял псинку. Та игриво его цапнула и пустилась лизаться.
– А какие-нибудь команды она знает? – спросил муж, причем таким тоном, что ясно – надо отвечать.
– Не-е-е. А сто такое ка-манда? – спросила девочка.
Миша поставил Зефирку на пол. Повелительно и резко произнес: «Сидеть!» Псинка удивленно взглянула на него. И села, правда вскочив через пару секунд.
– Лежать! – скомандовал Миша. Так как Зефирка не торопилась, опрокинул ее на спинку. Зефирка задрыгала лапками, Лизонька рассмеялась.
– А еще мы научим ее давать тебе лапу, – сказал Миша.
«Кажется, взаимоотношения с отцом у моей дочери будут в порядке», – подумала я.
Жаркая буря улеглась, настало время размышлений. Пока что наши объятия видели Зефирка и Лизонька… как минимум. Мог и кто-нибудь другой. Если и видел, то мне не скажет, а вот другим…