Тропами Кориолиса. Книга 1. В подворотнях темной ночи - читать онлайн

1

Севилья уже давно перестала привлекать к себе внимание бродяг и мародеров. Крупные города Испании становились все меньше похожи на города, а океан изобилия андалусских лугов высох и обмелел до самого костистого дна, превратившись в навеки стихшую гавань – ту настоящую, истинную пустошь, где любому заблудившемуся страннику была уготована долгая и мучительная смерть от голода, жажды, жары или холода. Как и на всем Венце Фрачека, на этой обреченной земле жизнь покорилась власти стихии и все той же удачи – поистине желанной спутницы во все времена.

Но удача не дает наводок и не рассказывает, где в разграбленной и заброшенной Севилье отыскать детали для микросхем или ткань для пошива спецовки. Зато разогретый брагой люмпен, гордо заявляющий о том, что он ни то сталкер, ни то сам археолог, запросто может подкинуть парочку идей.

Молодой изобретатель Ганс Ланге как раз искал такого человека. Переименованная в Западную Пальмиру старушка Ронда4 всегда полнилась болтунами и сказочниками, прибывающими в этот город-оазис ради выпивки, женщин и защиты от затаившихся в руинах погибающей цивилизации опасностей. Но в этот раз Гансу повезло, и средь череды красноречивых господ, месяцами не покидающих здешний трактир, он повстречал местного жителя всеми забытой Севильи. Тот и рассказал парню о своем покойном соседе – радиолюбителе, в подвале которого Ганс, возможно, сможет отыскать несколько полезных вещиц для своего проекта по созданию легендарного навигационного прибора, способного работать в условиях отсутствия магнитного поля Земли. По просьбе вождя Западной Пальмиры особенности проекта Ланге держал в тайне даже от близких друзей, поскольку они оба боялись, что идея не выгорит и им нечего будет сказать народу в свое оправдание. А в случае успеха они решили бы самую главную проблему пришедшей под руку со смертью новой эпохи, где компас превратился в бесполезный аксессуар, и единственной путеводной звездой странника оказались города и связывающие их магистрали с поваленными на лопатки дорожными знаками. Но и тем, по утверждению отпетых бродяг, внимательно следящих за гибелью построенного человеком мира, оставалось лишь несколько лет до полного исчезновения под гнетом беспощадной стихии. Городам чуть дольше, а дорогам… тем совсем ничего. И это всего спустя три года после полной остановки вращения Земли вокруг своей оси.

2039 год. Середина января. Заполучив, наконец, от захмелевшего разговорившегося севильяноса карту, начерченную карандашом на обычном блокнотном листке в клеточку, Ганс Ланге отправился в путь. Двадцатитрехлетний немец еще никогда не покидал Западную Пальмиру в ночь. Это было не только запрещено местным законом, но и считалось также глупостью и безрассудством, поскольку ночью отметка на термометре редко превышала -50°С. Лишь в редких, исключительных случаях ворота Пальмиры открывались под покровом полугодовой морозной ночи. Когда нужно было отправить врача или, в большинстве случаев, другого незаменимого специалиста в соседнее поселение. Зная это, Ганс решил воспользоваться доверием вождя, считающего Ланге разумным юношей, и хитростью покинуть Западную Пальмиру накануне сильнейшей бури, которая начиналась за неделю до восхода Солнца и успокаивалась лишь за 48 часов до первых лучей. Жители города заколачивали окна и двери своих домов досками и спускались в укрепленные подземные убежища на все пять дней «Сумеречной Ярости» – именно так народ прозвал эту суровую предрассветную бурю.

Но Ганса и это не остановило. Он подделал подпись вождя и вместе со своим другом Портным покинул город под предлогом «командировки» в Вильямартин с целью ремонта серьезной неисправности на радиоузле. А ведь до «Сумеречной Ярости» оставалось всего каких-то там пару недель. Так случилось, что Вильямартин оказалась самой северной заселенной провинцией, входящей в состав поселений, с которыми легендарной ежегодной экспедиции «Искатели Света Пальмиры» удалось наладить радиокоммуникации. Все, что расположилось севернее от нее, считалось мертвым: Мадрид, Валенсия, Барселона и другие густонаселенные города были покинуты местными жителями, отправившимися на поиски нового дома, практически сразу же после падения «Стока». А таким небольшим поселениям, как Вильямартин, Арриате, и той же переименованной Ронде, удалось сохранить искорку надежды и приспособиться к жизни под палящим дневным Солнцем, сменяющимся рвущей на части стужей полугодовой ночи. И лишь благодаря таким романтикам и мечтателям, как Ганс Ланге, неравнодушному вождю Западной Пальмиры Раулю Манолу Видэлу и другим неуемным жителям города, искренне верящим в добрый исход, благоволила судьба и удача.

Но кто знал, что в этот час к испанскими землями приближается темная туча скверны. И с какой целью она явилась в эти края, им только предстояло разобраться.

2

Путь из Западной Пальмиры до Вильямартина Ганс и Портной со своим псом древней породы боснийских гончих5 – умное и верное животное, которому было уже более десяти лет отроду – преодолели пешком за несколько дней. Добравшись, наконец, до провинции, Ланге взял в аренду у здешнего механика Диего снегоход, расплатившись с упрямым бородатым молчуном отремонтированным портативным игровым устройством «Game Boy6» с установленным на него тетрисом, от которого тот был без ума. Прицепив сзади сани, друзья отправились в пустующую Севилью. Ланге и его лучший друг Портной поочередно менялись в управлении снегоходом. Пока один вел транспортное средство, второй управлял санями, глотая вылетающий из-под гусениц сухой пушистый снег. Но особого выбора не было, кому-то приходилось терпеть, пока кто-то наслаждался пилотированием скользящего по обледенелым трассам снегохода. Чтобы добраться от Вильямартина до Севильи, парням нужно было преодолеть около ста километров. Этот путь не занял бы много времени, если бы не высокие снежные переметы, протяженностью с Великую Китайскую Стену.

Время шло, до «Сумеречной Ярости» оставались считанные дни, а друзьям еще нужно было успеть вернуть хозяину снегоход и пешком добраться до Западной Пальмиры с гружеными санями.

На улице было по-утреннему светло и тихо. Хоть и не без проблем, но парням удалось отыскать адрес дома местного радиолюбителя, о котором рассказывал люмпен.

– Затишье перед бурей, да, Рыжий? – погладил по загривку своего пса Портной. Затем, сняв с лица повязку, он двумя тонкими палочками аккуратно вытащил из разведенного во дворе костра раскаленный уголек, поднес его к лицу и прикурил самокрутку из табака и Корри – нового вида – помеси растения и гриба, появившегося после падения астероида. Ученые долго не могли определиться, к какому царству живых организмов относится это нечто. Но, проведя некоторые исследования, выяснилось, что корри – это феномен, образовавшийся вследствие влияния радиационного фона упавшего астероида, удивительный симбиоз, которого раньше не случалось между обычной коноплей и состоящего с ней в микоризе7 некоего гриба. Родиной корри, соответственно, стал считаться Сенегал. Самое удивительное в этом виде было то, что растет оно только в местах бывшего обитания человека. Дело в том, что жизненно важной составляющей для корри является наличие канцерогенов в почве, которые попали туда искусственным путем через выхлопы автомобилей, выбрасывание вторичных продуктов после приготовления пищи и в виде отходов, оставшихся как следствие производства некоторого сырья. С виду корри было похоже на круглый гладкий гриб, достигающий размера теннисного мячика и чуть меньшего размера волосатого корня. Росло корри только в диких условиях. Провести доместикацию8 пока еще никому не удалось. Это растение вмиг приобрело популярность, особенно на фоне апокалиптической реальности. Каждый свободный угол, где есть хоть немного влаги и почвы, заполонили эти салатового цвета растения с горизонтальной серой полоской, опоясывающей плод, точно Венец Фрачека, окольцевавший по экватору планету. Корри можно было употреблять в пищу, очистив от волокнистой мягкой кожуры, которую просто забивали с табаком в папиросы, перед тем хорошенько просушив. Папироса, заправленная шелухой корри, давала легкий расслабляющий эффект – это ей досталось от знаменитого предка-растения. Из-за этого со временем термин «Корри» стал ассоциироваться со словами «удовольствие», «блаженство», «наслаждение». А еще из корня корри готовили лекарства и использовали вместо хмеля для приготовления некоторых алкогольных напитков.

Пока Портной грелся у костра с самокруткой в зубах, Ганс успел насобирать целый мешок деталей и, едва волоча его по ступенькам темного подвала, кряхтя от напряжения, недовольно пробурчал:

– Какой наблюдательный… Лучше бы с вещами помог!

– И ведь не соврал твой севильянос про соседа, – проигнорировал просьбу друга Портной, выпуская ароматный дым табака с корри.

– Фух! – выдохнул, наконец, Ганс, опершись руками о колени. – Дай затянуться.

Портной ехидно улыбнулся и молча протянул товарищу папиросу. Он знал, что будет в следующий миг.

Стянув с кучерявой светлой головы шапку, Ганс прищурился и сделал затяжку. Лишь секунду его лицо изображало блаженство, но затем дым с жутким кашлем вырвался наружу.

– Шапку надень, балбес, заболеешь же! – по-дружески прокомментировал Портной. Он был старше Ланге. К 29 годам Портной многое повидал в своей жизни. Причем еще до падения астероида. Сирота, выросший без родителей, прекрасно знал, что значит быть одному в пустом обреченном мире, наполненном чужими и равнодушными людьми. Он ценил друга, и в меру своих возможностей заботился о наивном пареньке, как о младшем брате.

Ганс не стал спорить, понимая, что даже при температуре в -30°С (перед бурей вместе с затишьем приходило резкое потепление) можно запросто схватить простуду или чего похлеще.

– Наверное, ты прав, не стоит делать привал перед возвращением. Вождь, если узнает о моем исчезновении, голову обоим открутит, – согласился он с другом.

Чуть ранее возник спор о том, стоит ли сделать передышку перед возвращением домой. Ланге любил пустошь за ее будоражащий романтизм и свободу, за богатые тайники, сокрытые в подвалах навсегда умолкших городов, и за вызов, который она бросала каждому, кто ступит на ее территорию. Этот вызов дарил Гансу свежую порцию адреналина и вдохновения. Именно находясь в вылазке, ему однажды и пришла идея создания навигационного прибора. Но Портной был другим. В отличие от Ганса, он старался не делать лишних шагов и не рисковать попусту. Он был реалистом. Жизнь заставила его таким стать.

Перекусив вареного риса, вылазчики загрузили связки с найденными вещами в сани, накрыли их плотной тентовой тканью и крепко стянули веревкой. Рыжий всегда взбирался на самую верхушку поклажи, словно кучер, и с несвойственной животному глубокой грустью в глазах наблюдал за мерцающими по сторонам пустотами оставленных городов. Портному казалось, что Рыжий все понимает. «Но собака – не человек! – каждый раз возмущался Ланге. – Пусть хоть весь мир перевернется. Для пса самое главное – чтобы хозяин был рядом. В этом его счастье и слабость». На что Портной отвечал: «Его счастье в том, что он не знает человека так, как знаю его я. И в том, что я знаю человека так, как не знает никто другой. Я никогда не дам его в обиду. И он это знает. Для него этого достаточно».

Вылазка оказалась хоть и рискованной, но весьма продуктивной. Ланге нашел целую кучу полезного электронного хлама, а Портной, в чьи обязанности в Западной Пальмире входили пошив и ремонт спецовки, одежды, тентов и даже обуви, тоже не остался без награды за смелость покинуть дом в такое опасное время суток. Он отыскал в небольшой швейной мастерской замечательный профессиональный комплект портновских ножниц, целый ящик других незаменимых аксессуаров, три рулона чистой парчи, с дюжину рулонов драпа, а также несколько мешков кожи в нарезке и шкурках. Видимо, местные мастера просто не успели выполнить какой-то крупный заказ.

С хорошим настроением они ехали домой. Ничего не предвещало беды. Но беда не ждет хорошей погоды, падения астероида или курса доллара. Она просто есть, и она никому и никогда не позволит забыть о своем существовании. Как только Ганс сменил Портного в управление снегоходом на полпути до Вильямартина, транспортное средство занесло на обледенелом участке поворота, и оно перевернулось, утянув за собой тяжелые груженые сани. Никто из экипажа не пострадал. Инцидент лишь слегка нашпиговал их шивороты снегом за неосторожность.

Рыжий стоял и громко лаял в сторону опрокинутых саней.

– Тихо-тихо, дружок! – успокоил испуганного пса Портной, погладив его по сутулой худощавой спине.

Перевернув снегоход на гусеницы, Ланге первым делом попытался его завести, но старания хрипящего стартера не давали положительного отклика при повороте ключа.

– А-а-а! И какой черт занес нас на эту галеру! – схватился за голову Ганс, добравшись, наконец, до карбюратора.

– Что? Что случилось? – встревожился Портной.

– Карбик переливает! – раздраженно прокомментировал тот.

– А можно на человеческий перевести? – в той же манере ответил Портной.

– Можно! Снегоходу конец! Карбюратор летит в автомобильную Вальхаллу! Аминь! Так понятно? – не успокаивался Ланге.

– Эй! Полегче… – «на поворотах» – хотел сказать Портной, но вовремя остановился. Он не хотел обижать друга. Тот и так был на взводе.

Ганс посмотрел на своего товарища, покачал головой и, виновато потупив глаза, сказал:

– Прости. Прости меня, друг! Не знаю, что на меня нашло. Какой же я осел! – ударил он себя по ноге. Ланге всегда так делал, когда нервничал.

– Ну, перестань! Мы в диких условиях, здесь всякое случается, – присев рядом на сиденье остывающего снегохода, Портной по-дружески похлопал его по плечу. – Ладно, время не на нашей стороне. Нужно выдвигаться, пока «Сумеречная Ярость» не взялась за свое дело, – взглянул он на запад. Буря двигалась медленно. До ее начала было чуть больше недели, но далеко на западе горизонт уже затянуло тяжелое черное облако изрезанное толстыми белыми жилами неутихающих гроз.

3

Спрятав снегоход под пологом, друзья условились вернуться за ним, когда стихнет буря и потеплеет. Затем они собрали разбросанные по сторонам вещи, взяли каждый по веревке и потянули сани в сторону Вильямартина.

Движение с санями занимало очень много времени и сил. Приходилось часто останавливаться и делать привал, чтобы отдохнуть. А это, как правило, сопровождалось разведением костра, разогревом пищи, просушкой сырой обуви и одежды.

Дрова тихонько потрескивали в небольшом костерке, обложенном обычным бутовым камнем, и языки пламени отсвечивали от темных запотевших стен ржавого автобуса, где они устроили очередной привал.

– Что же я скажу Диего! – по мере приближения к Вильямартину к Гансу все чаще приходило понимание неминуемости предстоящей беседы с хозяином снегохода.

– Я бы больше беспокоился о том, что мы скажем вождю, – высказал свое мнение Портной, делая маленькие глотки из фляжки с пряным янтарным ромом.

– Не беспокойся. Это я втянул тебя в эту передрягу. Мне и разгребать.

– Нет, Ганс. Так не пойдет. Вместе влипли, вместе и расхлебывать будем. Я вот еще о чем подумал: убежище-то в Вильямартине небольшое. Туда едва местные помещаются на период Сумеречной Ярости. Помню, какой-то торговец по дню еще жаловался мне в трактире, говорил, что всех заблудших они отправляют к нам – в Пальмиру. Якобы даже местные с трудом в убежище помещаются. Приютят ли они нас?

– Думаю, да. Мы же не бродяжки какие-то. Мы, можно сказать, жители новой столицы Испании! – высокопарно произнес Ланге, протирая тряпочкой нелепые запотевшие круглые очки для зрения.

Портной возмущенно отвел взгляд в сторону, несогласно цыкнул и сказал:

– Не бродяги? Жители новой столицы? Знаешь, люди всегда искали повод возвысить себя над остальным миром. Сначала мы вознеслись над дикой природой, потом заставили животный и растительный мир служить во благо человека, следом шла наука… она в какой-то мере, тоже покорялась самым пытливым умам. Но затем человеку и этого стало мало, и он решил возвыситься над самим собой, а следом и над всей вселенной, пытаясь расшифровать ее великий замысел.

– Хм! – хмыкнул Ганс. – Ты знаешь, слушая тебя, я в очередной раз убеждаюсь… – выдержал он паузу.

– В чем? – не вытерпел Портной.

– Убеждаюсь в том, что мой друг истинный гуманитарий, – добавил он и громко расхохотался.

– Да ну тебя! – улыбнулся Портной и кинул в товарища полупустую фляжку с алкоголем.

– Наконец-то поделился! – Ланге поднял ту с пола и сделал глоток.

– С тебя такой же пьяница, как и куряга! Сейчас опять кашлять начнешь.

Парня задела фраза Портного.

– Спорим, не раскашляюсь! – пробурчал он.

– Ладно, я шучу! Допивай ром и пойдем. Буря все ближе, вон как стемнело. Точно ночь снова вернулась.

– Это точно! – вздрогнул Ганс от фразы про «ночь».

До провинции оставалось каких-то пару-тройку километров. А это примерно столько же часов пути с тяжелыми гружеными санями. Макушки домов уже давно показались на горизонте. Но вот что удивило и насторожило друзей: в полумраке не было видно огней.

– А это вообще нормально, что там так темно? – буквально снял с языка Портного Ланге.

– Не думаю, – однозначно ответил тот.

Они ненадолго остановились, пытаясь высмотреть хоть какое-то движение или отблески в сумерках. Но ничего не происходило. Уютный Вильямартин будто застыл, затаил дыхание в ожидании подступающей бури. Однако уличное освещение не выключалось даже на время Сумеречной Ярости – это был один из негласных законов, призванных привлекать внимание охотников, не успевших вернуться домой, или же странников, которых застали врасплох аномальные погодные условия. Также по всем улицам селения расставлялись знаки со стрелочками, указывающими путь к убежищу. Но это были единичные случаи. Любой, кто не успел спрятаться от Сумеречной Ярости, становился ее добычей. От нее можно было убежать, она была достаточно медлительной и неповоротливой. Но бороться с ней было бесполезно.

– Может, у них проблемы с генераторами? – предположил Ганс.

– Все может быть, – не стал пугать его Портной. Чутье подсказывало ему, что дело тут вовсе не в генераторах. А поскуливающий Рыжий, вероятно, почуявший что-то неладное, только подтверждал его опасения, добавлял жути к и так трепетной ситуации. – Значит так, берем только самое необходимое: еду, воду, барахло, которое ты там нашел, и мой набор ножниц.

– По-твоему, ножницы входят в список «самого необходимого»?! – возмутился Ланге.

– По крайней мере, ими можно вспороть брюхо в случае чего! – устал жалеть непонятливого товарища Портной.

Глаза Ланге округлились, а из его уст посыпался град вопросов:

– Ты думаешь, там мародеры, да?.. Может, бандиты?.. Но как мы их одолеем?.. Какая у нас подготовка? – Ганс одолевал вопросами уже выдвинувшегося в сторону провинции Портного.

По пути Портной несколько раз притормаживал, чтобы оценить обстановку с помощью бинокля. Но он будто бы смотрел в окуляр диаскопа9.

– Это место мертво, – случайно вырвалось у Портного, когда они находились в километре от Вильямартина.

Ганс сглотнул слюну. На этот раз он не стал задавать вопросы, только выхватил у Портного бинокль, чтобы попытаться найти причину опровергнуть слова друга. Однако тьма, нависшая над провинцией, не давала ни малейшего намека на жизнь.

Вильямартин и вправду оказался брошенным. Это стало понятно сразу же, как парни ступили на землю провинции: занесенные снегом улицы и пороги домов с будто бы специально приоткрытыми дверями, исцарапанные морозными узорами окна, отсутствие следов на дорогах, чистый стылый воздух без каких-либо запахов, вони от дыма или скотного двора. И абсолютная, не оставляющая шансов, тишина…

– Мы были здесь несколько дней назад, а ощущение, будто бы это место бросили лет сто назад, – сказал Ганс, рассматривая поглощенное демонами ночной пустоши поселение.

Портной спустил на шею платок, прячущий лицо от мороза, вытер рукавом приставший к темной длинной густой бороде иней и подошел к двери одного из домов.

– Что ты задумал? – поинтересовался Ганс. Но Портной вновь проигнорировал его.

Смахнув перчаткой прилипший к двери снег, он поднялся и отошел на несколько шагов назад – к месту, где его ждал Ганс. Рыжий беспокойно залаял.

– Что это? – встревоженно произнес Ланге.

– Не знаю… – в несвойственной для него неуверенной манере ответил Портной.

На светлой приоткрытой деревянной двери жирной черно-красной краской был небрежно начерчен незнакомый им знак в виде круга и двумя горизонтальными линиями по центру.

– Может, это знак тревоги какой? Чтобы мы знали, что жители Вильямартина были вынуждены покинуть это место. Не помнишь, среди опознавательных знаков Пальмиры есть такой? – поинтересовался Портной и попытался отковырнуть ножом кусочек жирной краски от двери.

– Может, и есть… – выхватил кусочек краски из руки товарища Ланге. Затем достал из кармана рюкзака зажигалку, щелкнул колесиком кремния и поднес эту темную субстанцию к огню. – Но я не уверен, что их рисуют смесью из мазута и крови, – понюхав состав, сказал он.

– О, Боже! – вырвалось у Портного. Он был уверен в словах Ганса. Тот наверняка знал, о чем говорит. Масса плавилась, капая и утопая в белом снегу, а темно-красные вкрапления слегка вспыхивали и падали вниз, словно раскаленные осколки золы, вылетающие из печного поддувала. Даже Портной это знал – мазут так не горит.

– Видимо, тот, кто нарисовал этот знак, хотел, чтобы он продержался здесь как можно дольше. В крови присутствует сильный окрашивающий пигмент, а смола – это неплохой связующий элемент. Плюс ко всему, насколько я помню, это дверь дома главы поселения – Адриана Бриора. Это своего рода послание. Только что оно означает?..

В самом доме следов борьбы или насилия обнаружить не удалось. Но тот кровавый знак на двери не оставлял их в покое. От него прямо разило тревогой и жестокостью.

Пройдясь по улицам провинции, друзьям удалось встретить еще несколько таких знаков, оставленных на дверях помещений. Оставалось проверить лишь убежище, которое располагалось в северо-западной части города – в цокольном этаже госпиталя.

Последняя надежда на то, что в этом месте остался хоть кто-то, кто смог бы объяснить исчезновение жителей целого поселения, улетучилась вместе со сквозняком, стремящимся в распахнутую настежь дверь в убежище.

– В общем, план такой, – повернувшись к Гансу, начал Портной, – мы спускаемся вниз и пережидаем здесь «Сумеречную Ярость», затем возвращаемся в Западную Пальмиру и все рассказываем сеньору Раулю Маноло. Но перед тем надо проверить, есть ли в убежище припасы и топливо для генераторов, иначе мы окочуримся еще до начала бури.

– А вдруг на дверях Пальмиры тоже появился этот знак? – едва сдерживал эмоции Ланге.

Портной тяжело выдохнул, но отвечать на вопрос не стал. Для предположений и гипотез у них была впереди целая неделя. Сейчас важнее всего было отыскать все необходимое для того, чтобы благополучно пережить это время. Затем уже шло все остальное.

До начала бури оставалось каких-то пару дней. Примерно в этот момент жители поселений и спускались в убежище. Но этот раз отличался от остальных. Легкий ветерок потихоньку разгонял переметы на дорогах тихого Вильямартина, заводя свой грустный сонет в честь онемевших улиц. Однако крайне опасно было вслушиваться в строки этого сладкоголосого выскочки. Нужно было готовиться к истинному, беспощадному слогу чтеца под названием «Сумеречная Ярость». И, несмотря ни на что, парни не унывали. Перед ними стояла важная и сложная задача подготовки. Приятным сюрпризом оказалось то, что генераторы в убежище были заправлены под завязку, а рядом с установками оказалось несколько запасных бочек с вязким от холода топливом. Это говорило о том, что местные жители подготавливали убежище к приходу стихии. Вероятно, причина их ухода или же таинственного исчезновения крылась вовсе не в дефиците топлива или ресурсов. Хотя еду пришлось все-таки поискать. Покопавшись во владениях пропавших хозяев, они нашли пару узелков строганины, болтающихся на бельевой веревке, несколько банок с соленьями в подвале небольшого домика и мешок с сухарями. Этого было достаточно, чтобы пережить бурю.

Разогнав генераторы на полную катушку, Портной и Ганс замкнули дверь изнутри, приготовившись к приходу сурового сезона.

По мере приближения бури ветры становились все сильнее. Утренний свет, украдкой показавший свое присутствие, вновь сменила тьма и холод. Столбик термометра в этот период падал до -90°С и даже ниже. А из-за сильных ветров они ощущались и вовсе, как абсолютный ноль. Те немногие, кому повезло, кто успел сбежать и скрыться от бури в каком-то подвале или убежище, рассказывали, что в пик «Сумеречной Ярости» природа превращается в настоящего хладнокровного убийцу, запускающего тысячи тоненьких стрел из вонзающейся в плоть снежной крупы, разогнавшейся до скорости «Сапсана1011». Дышать и без того остывшим воздухом становилось практически невозможно. А тут еще и снег плотным слоем налипал на лицо и туловище, крепко сковывая движения. Если задержаться на улице лишних пару минут и не спрятаться в укрепленном изолированном помещении, то буря, призванная уравнивать все вокруг под своим тяжелым гипсовым одеялом, быстро превратит тебя в очередную ледяную скульптуру, навсегда застывшую в безмолвной белоснежной пустыне забвения.

Так уходила ночь. Так она прощалась со своими замерзшими, заблудшими детьми, потерявшимися и покинутыми на этой погибающей планете. Она, возможно, хотела, наконец, прекратить их страдания, избавить от ложных надежд, обнять, приласкать и забрать с собой, отныне и во веки веков.

Связаться с Западной Пальмирой по радиосвязи не получалось. С другими заселенными городами и провинциями, с которыми стараниями отважной исследовательской экспедицией под названием «Искатели Света Пальмиры» удалось наладить радиокоммуникации, также выйти на связь не вышло. Отовсюду доносилось лишь траурное урчание радиошума. Ганс, помогающий в свое время разрабатывать схему коммуникационных вышек, предположил две возможные причины, по которым в ответ на их «Прием!» никто не отзывался. Первую он назвал «Зоной покрытия радиовышек». Та была достаточно узкой. Из-за горной местности она сильно ограничивалась, захватывая область в пределах 15—20 километров. От Вильямартина до Западной Пальмиры было больше 50 километров. И если хотя бы одна из вышек не работала, ждать обратной связи было бесполезно. Второй причиной оказалась возможность обрушения или поломки вышки от сильного ветра. Однако в данном случае включалась резервная вышка, также выстроенная в пределах селения. Возможность обрушения обеих укрепленных вышек была очень маловероятна. Такого еще никогда не случалось. Сознание сопротивлялось, отказываясь верить в совпадение с исчезновением людей и поломкой вышек. Но, в любом случае, самой страшной причиной, которую Ланге не называл, оставалась самая очевидная – отсутствие оператора на месте приема сигнала. Оператор покидал свое место только в одном случае – когда его сменял другой. Таковы были правила. Таков был закон.

На вторые сутки «Сумеречной Ярости» друзья стали свидетелями очередного загадочного события. Дремлющий у теплого генератора Рыжий иногда недовольно похрапывал. Своей болтовней они мешали ему спать. Казалось, это единственное, что могло потревожить зверя. Но нет. Неожиданно пес вскочил и беспокойно взвыл. «Вуф-Вуф!..» – протянул он, стряхнув со своей дрожащей худой спины покрывало, которым заботливо прикрыл его хозяин, чтобы тот не замерз.

– Ладно-ладно, мы больше не будем тебе мешать, дружище! – отшутился Ланге.

– Тихо! Помолчи, Ганс… – прислушиваясь к тишине, попросил его Портной. Он знал, что Рыжий не будет без причины выть на Луну или лаять, словно вредная мелкая шавка, впечатленная кошмарным сном про котов-убийц или тараканов-ниндзя. Это был взрослый и спокойный пес, история породы которого уходит за пределы двух тысячелетий. – Рыжий не стал бы просто так лаять. Потуши свет! – попросил он Ланге.

Ганс без промедления исполнил волю товарища и подошел к входу.

– Может, учуял чего? – дернулся он к занавеске, которая прикрывала окно входной двери.

– Стой! – подбежал к нему Портной и ударил по руке.

– Ты чего? Больно же! – потирая место удара, возмутился тот.

Рыжий снова залаял. Портной прижал его к себе, успокаивая его и поглаживая по голове. Пес перестал лаять, но продолжал озабоченно поскуливать.

– Там кто-то есть, – прошептал Портной.

– Где есть? О чем это ты? – развел руками Ганс.

– За дверью, балбес! Тащи одеяло! Быстро! Рыжий так не успокоится, – поторопил он друга. – Неугомонный пес, – переключился он на животное. Пес вновь собирался завести свою громкую предупреждающую песнь.

Ланге быстро притащил плед и накрыл им собаку. Тот, наконец, притих. Но тишина оказалась лживой мерзавкой, приласкавшей их слух лишь на мгновение. Ведь через миг ее сладкий шепот сменился утробным рычанием, отразившимся в дребезжании стен и металлических генераторов. Это было похоже на отголоски низкомагнитудных толчков или же движение каравана, состоящее из тяжелого гусеничного транспорта. Затем беспокойный рокот стих. Но это был не конец. В следующий момент за окном вдруг послышалось шуршанье и хруст снега, сминающегося под чьей-то уверенной поступью. Некто, находящийся снаружи в самый разгар бури, смахнул налипший на окне снег и прислонился к стеклу, пытаясь вглядеться в темноту. Сквозь едва просвечивающуюся мешковатую ткань было видно силуэт человека, прикрывающего уличный сумеречный свет своим могучим телом в толстой зимней экипировке.

– Может, это какие спасатели? – прошептал Ланге.

– Черта с два! – выдал Портной. – Они могут быть кем угодно. Мы не станем этого выяснять, ясно?

Друзья знали, что этот новый мир полон опасностей со стороны как диких зверей, так и людей. И если животное просто пытается найти себе пищу, чтобы выжить, то человек не упустит возможности воспользоваться всеми благами анархии и просто насладиться безнаказанностью, просто так, ради забавы ненадолго слететь с катушек. Отторжение каких бы то ни было норм, мародерство, тяга к жестокости, саморасправе и другие отголоски неконтролируемой социопатии процветали в полной мере. Они, словно чума, преследующая кризис, распространялись с бешеной скоростью, развивались и трансформировались в невообразимые формы – гибриды глупости и жестокости.

«Что ты тут высматриваешь, брат?» – послышался из-за двери глухой, грубый мужской голос, произнесенный будто кем-то в противогазе. Человек, вглядывающийся в окно, повернулся к обратившемуся к нему мужчине и ответил: «Да черт его знает, брат!.. Может, от бури уже крышу сносит. Показалось, что лай собачий слышал!» – добавил он и вновь прислонился к окну. «А ну, дай-ка я гляну», – поменялись местами неизвестные. Второй на секунду прислонился к окну, затем несколько раз подергал ручку двери и сказал: «Странно! Я же лично проверял это место перед тем, как отправиться на восток. Дверь была открытой. Мы ведь не оставляем их запертыми, верно?.. Нам же не нужно, чтобы сюда кто-то вернулся? – задал наводящий вопрос второй. Первый, вероятно, одобрительно кивнул. – Вот и я так думаю, – продолжил тот. – Да и ладно. От ветра, наверное, захлопнулась. Вряд ли собака умеет замыкаться изнутри! – расхохотался он. – Ты давай, это, поставь нашу метку – и погнали дальше. Впереди еще много таких загонов с собаками!» – злобно проговорил он. Тот, который первым заинтересовался убежищем, открыл банку с краской, болтающуюся на поясе. Под днищем жестяной банки находился отсек с отверстиями, где устанавливалась горящая спиртовка, разогревающая черно-красную смесь. Открутив крышку, он вынул плавающую в краске кисточку и начертил на окне круг с двумя горизонтальными полосками. Капли горячей смеси, стекающей по окну, быстро поддались холоду и застыли, оставив зловещий оттиск не только на поверхности стекла, но и в душе друзей, прячущихся по другую сторону двери.

Портной и Ланге терпеливо ждали окончания бури. Теперь они чувствовали всеми фибрами души и считали своим священным долгом, что нужно посетить все заселенные города и провинции, расположенные по пути в Западную Пальмиру. Им не терпелось добраться до дома и узнать, постигло ли их родные земли то же загадочное опустение или же нет – пронесло. Дни до окончания бури тянулись, словно тот стекающий по стеклу остывающий мазут, которым был начертан странный символ. Ничего не хотелось делать. Все буквально валилось из рук. Но Портной и Ганс были скованы одной нерушимой цепью, которую природа повесила на внешнюю сторону двери и скрепила огромным замком, выбросив впоследствии ключ – Сумеречной Яростью, покоряющуюся только времени и первому лучу Солнца.

И вот настал тот день, когда буря стихла, оставив за собой дремлющие сугробы снега, мирно облокотившиеся о стены домов. Тяжелая грозовая туча ушла на восток, освободив место для теплого Солнца, которое вот-вот собиралось показать свою макушку.

Выбравшись из-под высокого перемета, наваленного неуемной силой над входом в убежище, парни, наконец, оказались на улице. Буря оставляла за собой не только обледенелые трупы бедняг, не сумевших найти убежище, но и разрушенные сараи, крыши домов и другие неукрепленные сооружения. И если человек тут же не брался за ремонт своего жилища, оно превращалось в руины. Вильямартин был обречен.

Дорога до Западной Пальмиры заняла достаточно много времени. Альгодоналес, Лос Вильялонес и Арриате также оказались безлюдными. И, что самое страшное, на дверях некоторых домов парни обнаружили тот же самый таинственный знак – круг с двумя горизонтальными полосками, – оставленный загадочными людьми, свободно разгуливающими под колючим небом «Сумеречной Ярости».

До Пальмиры оставались считанные километры. И эти километры оказались для друзей самыми тягостными в их жизни.

1

Город Ронда стал причалом для многих скитающихся после полной остановки Земли бродяг. Некогда цветущий гранатовый рай превратился в настоящую колыбель для тех несчастных, кто уже перестал верить в будущее. Большинство из них и вовсе позабыли это доброе слово. Уж слишком много страдания и потерь выпало на участь выживших. Жизнь тянется к жизни, и инстинкт вел человека туда, где он еще мог ощутить тепло и разделить свою печаль с другими. И для того, чтобы замерзший и уставший странник не заблудился на умирающих землях нового континента, уцелевшие жители Ронды установили поверх выполненной в ренессансной манере колокольни католической церкви Святой Марии12 пламенеющий маяк, который своим ярким синим светом манил каждого, кто проходил неподалеку. Этот маяк, а впоследствии и само поселение, назвали Западной Пальмирой, чей свет готов обогреть каждого нуждающегося. По крайней мере, так было раньше.

Испания – единственная из стран Европы – не ушла под воды Северного Полярного океана, но ее берега также изменили свои лазурные очертания. Теперь Ронда – это южное побережье Испании, а стены домов, что в течение многих эпох, словно мох, покрывали скалу, где расположился Сьюдад – это лагерь для множества выживших.

Обычно на входе в заселенную часть города, у моста Пуэнто Нуэво, нависшего над стометровой глубины ущельем Тахо, соединяющего старый Сьюдад и новый Меркадильо, где теперь расположился контрольно-пропускной пункт, скапливалась целая куча народа: жители Пальмиры, которые находились в вылазке, вновь прибывшие скитальцы, бродяги, торговцы, а также аферисты, воры и сироты. Яркий синий свет маяка Западной Пальмиры по-прежнему непрестанно сиял, но в этот раз будто ни для кого.

Для вернувшихся с вылазки Портного и Ланге это был судьбоносный момент. Вот-вот друзья должны были получить ответ на вопрос – конец это или нет? Да, маяк сияет! Да, ворота закрыты! Да, на них нет этого зловещего знака! Но тишина… опять тишина. «О чем же она молчит?» – думал Портной. Приблизившись к мощным пятиметровым деревянным воротам, возведенным на месте КПП, он постучал в дверной молоток. В ответ никто не отозвался. Переглянувшись с Гансом, Портной вновь постучал в дверь, но на этот раз громче, сопроводив свистом с последующей фразой: «Эй! Постовой! Открывай ворота! Свои!»

Неожиданно, когда свеча надежды уже начинала коптить, через передаточный лоток ему по всем канонам местного гостеприимства были предложены карандаш и бумага, где он мог написать либо кодовое слово, любо кто он такой и зачем пришел. «Ура!» – взвизгнул Ланге и обнял Рыжего, радостно завилявшего хвостом. Портной тем временем черкнул на листе пароль «Подарок для мавританца», вложил в лоток и спешно толкнул его обратно. Это словосочетание существовало для уже осевших в Западной Пальмире людей, дабы не стоять в очереди, пока выясняется личность очередного бродяги, желающего поселиться в портовом городке.

– Давно так глухо у вас? – торопливо поинтересовался Портной.

Седобородый старик-постовой в зачуханной серой шапке, слегка заваленной набок, поднял глаза на Портного и спокойно ответил:

– Да уж больше недели кроме вас, ребята, никто не пересекал границ Пальмиры, – медленно проговорил тот, держа в одной руке жестяную кружку с разведенным в кипятке цикорием, а другой передавая возвратные документы им на подпись, – не заходил… и не выходил. Вообще Рауль Маноло пока запретил покидать пределы Польмиииры (так по-стариковски протянул он, потягивая горячий напиток) до выяснения причин. Связи с соседями нет уж как несколько дней. А вы-то откуда пожаловали? Хотя, стойте! Это вас я, помнится, провожал еще до бури? – после чего добавил в кружку еще ложечку сахара и вновь сосредоточился на парнях, ожидая ответа на заданный вопрос.

Вылазчики поблагодарили постового и ушли. Они не стали рассказывать охраннику о том, что видели, решив сразу доложить обо всем совету и непосредственно Раулю Маноло Видэл – главнокомандующему, главе, наставнику. Его называли по-разному, хотя по стилю правления он больше походил на вождя, так как заботился о жителях, словно о собственных детях, вел их, к какому бы оно ни было, будущему, хоть и сам иной раз сомневался в том, что оно наступит.

В ратуше, расположившейся в бывшем полуразвалившемся здании Дворца Конгрессов, сразу же по другую сторону моста, что находилась в пределах Сьюдада, ставшего теперь островом, соединенным с континентальной частью лишь высоченным каменным мостом Пуэнто Нуэво, как раз проходило собрание совета старейшин. Рауль Маноло вместе со своими советниками обсуждал положение дел внутри общины, насчитывающей уже более трех тысяч человек. Поднимался вопрос готовности экспедиции к февральскому походу спецотряда на восток, исчезновения связи с другими поселениями и бродяг, желающих попасть в Западную Пальмиру.

Отворив почерневшую от времени кованую калитку, Ганс и Портной скользнули под белокаменную арку, быстро преодолели открытый светлый внутренний дворик старого двухэтажного здания Дворца Конгрессов и вошли в помещение. Тем временем в зале заседаний Рауль Маноло отчитывал одного из своих четверых заместителей за то, что тот не справился с задачей подготовки скотных дворов к дневному сезону. После бури прошло уже несколько дней. За это время заму и его подчиненным требовалось всего лишь освободить сараи от трехметровой толщи оледеневшего навоза с помощью отбойных молотков и газовых резаков. А это не требовало особого мастерства от исполнителя.

– Но вы даже с этим не справились! – закричал Рауль, стукнув кулаком по столу.

– Мы все исправим, сеньор Видэл! Просто подтаивающая на крыше сарая вода все полгода заливала помещение, и мы боимся повредить древесину при освобождении. Она еще очень хрупка от мороза.

– Я устал слушать отговорки! Примитесь за дело прямо сейчас. Животные больше не могут находиться в изолированном от свежего воздуха помещении. Через неделю я сам надену резиновые сапоги, засучу рукава и лично приду с проверкой, все ясно?!

– Да-да, сеньор! Сделаем! Уверяю! – убеждал его щуплый лысоватый заместитель с большой круглой головой. Он собирал трясущимися руками отчёты, постоянно озираясь на вождя и уже наполовину поднявшись со стула. В этот момент ребята и ворвались в зал. Выбегающий из комнаты на полусогнутых ногах заместитель, словно испуганный заяц, спешащий исправлять недоработки, просочился между ними и аккуратно прикрыл за собой дверь, чтобы ни дай Бог больше никого не взбесить своими оплошностями.

Портной и Ланге озадаченно переглянулись, задумавшись, уместным ли сейчас будет их визит.

– Чем обязан, господа? – поинтересовался еще немного раздраженный сеньор Видэл.

– Мы хотели бы… эээ… – замялся сбитый с толку Ганс Ланге, спрятав смущенный взгляд под кучерявой каштановой челкой.

– Мы знаем, почему к нам в город больше никто не идет, – поддержал его Портной, расстегивая молнию куртки. В комнате было душно.

Рауль Маноло окинул их взглядом, затем посмотрел на реакцию замов и с недоверием прокомментировал:

– Ну, коль знаете, так рассказывайте. Кто вы такие, и что видели?

– Я – Портной, занимаюсь пошивом и починкой одежды, обуви, экипировки, тентов. А это мой друг, Ганс Ланге – он в свое время помогал строить Маяк, а сейчас работает над совершенствованием технологий коммуникации с другими поселениями. Мы совершили вылазку, но недалеко, в ближайшие окрестности. Только что вернулись… – начал было Портной, но его перебил один из замов – мужчина с аккуратно выбритой бородкой и хитрым задумчивым взглядом – по имени Маурицио:

– Так-так-так, вот уже прошло больше недели, как никто не появлялся, даже на границе. Десятки вылазчиков пропали без вести. А вам удалось вернуться?! – саркастично заметив, удивился тот. – Связь же с соседними поселениями и вовсе исчезла!

– Что, даже из Каира нет вестей? – поинтересовался молодой Ганс Ланге. Каир был самым дальним населенным пунктом, с которым исследовательской экспедиции «Искатели Света Пальмиры» на данный момент удалось наладить коммуникации. – Неужели и их забрали?

– Даже из Каира… да будет вам известно, юноша, сигнал из столицы Египта пропал первым, причем несколько месяцев назад – в разгар темной ночи. Затем замолчал Ваддан, Уаргла, Фес, наш форпост на Гибралтаре, Фасинос, Эль Чапаррито, Вильямартин и все-все-все, что находилось между ними. Последними уже во время «Сумеречной Ярости» стихли Альгодоналес и Арриате. Мы должны были замолчать следующими, – высокомерно произнес Маурицио Каррера, издевательски вытаращившись на парня.

– Ладно, Маурицио, хватит пугать ребят. Что вы там видели, рассказывайте? – поторопил их Рауль Маноло и сосредоточился на повествовании.

Скрывать детали не имело смысла, и рассказ друзей о тайной вылазке в Севилью начался именно с того момента, когда Ланге и Портной незаконно покинули Западную Пальмиру. А закончился тем, что соседские земли опустели после встречи с незваными гостями, запросто разгуливающими по улице во время смертоносной бури. И про знак, чьи кровавые очертания навсегда отпечатались в их сердцах.

– Те люди в экипировке двинулись в сторону Гибралтара. А мы через несколько дней достигли окрестностей Западной Пальмиры, – закончил свой рассказ Портной.

– Это может быть совпадением. Типичная банда разбойников или живодеров, которые решили поиздеваться над мирными жителями, – предположил один из замов, тот, что до этого молчал, иногда недоверчиво мотая головой.

– Это не обычная шпана, жаждущая легкой наживы. Эти люди профессионалы, которые не оставляют следов, если того не захотят сами, – возмутился Ланге.

– Я вам верю, ребята, – неожиданно выдал Рауль Маноло к глубочайшему удивлению заместителей. – Эти незнакомцы запросто могут оказаться лишь незначительной частью чего-то большего. Мы должны быть готовы ко всему, – заключил вождь. – Большое спасибо, ребята! Вы очень помогли нам своим рассказом. Мы пригласим вас, если понадобится какая-либо помощь. Единственная просьба: никому пока не рассказывайте об этом происшествии, – поблагодарил он рассказчиков, и те удалились.

Рауль Маноло снова остался в зале со своими заместителями.

– Ну что ж, эта информация открывает нам глаза на многие вещи, – с грустью в голосе произнес он. – Но, вероятно, нам повезло. Хронологически в тот момент, когда «гости» добрались до Арриате, мы уже спустились в убежище, а маяк оказался незаметен из-за зарождающейся бури. Поэтому они и не заметили нашей Пальмиры.

– Рауль, они всего лишь мальчишки, которые могли запросто приукрасить увиденное. А зная, в какое время живем, любая стычка с бандитами – это, как минимум, одно перерезанное горло, – обратился к нему Маурицио Каррера.

– Послушай, Маурицио, часто ли ты за ужином придумываешь подобные истории? Ребята не врут, я им верю – и точка! – утихомирил его вождь. – Ладно бы не было причин для беспокойства, а так-то все сходится. И теперь эти профи в экипировке, а не группка бандитов, о которой они нам рассказали, будут пока оставаться под номером один в списке очевидных причин исчезновения людей и потери связи с другими поселениями. И еще одно «но» – нам, на всякий случай, все же стоит подготовиться к внезапному нападению. Еще раз, и в последний раз, повторяю: заприте напрочь ворота, никого не выпускайте. Впускайте лишь жителей поселения, вернувшихся с вылазки. Вновь пришедшим, если такие вдруг появятся, пусть часовые предлагают временно разместиться в «свободных номерах» Меркадильо. До выяснения личности. Займитесь укреплением стен Пальмиры. Сделайте так, будто это профилактические меры предосторожности, чтобы не сеять панику. Когда придет время, я сам сообщу людям обо всем. Пока на этом все! Продолжаем готовиться к параду в честь экспедиции. Сейчас на повестке дня это задача номер один. Думаю, что именно благодаря искателям нам все же удастся расставить все точки над «И»!

2

Две недели спустя

Каждый год, а точнее, с наступлением нового утра, когда ветра и непогода, сменяющие мрак на пекло, стихают, – из Западной Пальмиры отправляется почетная экспедиция «Искателей Света Пальмиры», состоящая из нескольких человек, как правило, в хорошей физической форме и обладающих уникальными навыками спортсменов, бывших военных, механиков, путешественников и медиков. Главной задачей экспедиции является сбор информации о других существующих поселениях, налаживание с ними радиосвязи и создание новой карты поверхности Земли, более точной и достоверной, нежели 25-летней давности география Фрачека. Экспедиция двигалась на восток, будто бы вслед за рассветом, и конечной целью было достижение восточных земель, где, как говаривал один странник, изгнанный оттуда за совращение чужой жены, расположились целые мириады выживших – настоящая могущественная империя. Огромная стена, называемая Козырьком, слепленная из грязи и бетона, делает его неприступным ни для человека, ни для боевой техники. Выбраться-то оттуда можно, а вот попасть внутрь – задача не из простых. Рауль Маноло считал чуднОго Ичиро, странника азиатского происхождения, поведавшего историю, немного странным. Считал таковым хотя бы потому, что тот долго находился один в пути и перестал чувствовать грань между правдой и вымыслом. Но в глубине души вождь все равно продолжал верить и мечтал о том, что там действительно есть люди, и, когда они встретятся, расцветет еще одна, но уже Восточная Пальмира со схожими целями и идеологией. Тогда бы они смогли контролировать и защищать почти всю северную часть Венца Фрачека, вплоть до экватора, от самой Атлантики до Тихого океана, на территории Африки и Евразии. Но странник так и не сказал, где конкретно находилось это место, лишь предостерег: «Любой, кто сунется на восток, пройдет не одну дюжину испытаний перед тем, как перед его взором раскинется изобилие восточных земель».

Начало февраля 2039 года. В самом разгаре отмечалось празднование наступления четвертого утра с момента полной остановки вращения Земли. С речью перед жителями Западной Пальмиры выступил верховный старейшина поселения – вождь Рауль Маноло Видэл.

– Во-первых, хочу поздравить всех с наступающим утром. Доброе утро! (последовали аплодисменты). Во-вторых, хочу напомнить, друзья (сделал он паузу), несмотря на то, что наши предыдущие попытки узнать больше о восточных землях пока не продвинулись даже на запланированное расстояние – из-за неисправности стратегически важного транспортного средства – мы все же намерены идти и искать. «Идти и искать!» – вот наша основная задача (снова раздались аплодисменты). Мы не опускаем руки, и не оставляем в беде тех, кто нуждается в помощи. Бог дал нам еще один шанс! Посмотрите, у нас есть все: жилье, еда, вода, мы есть друг у друга, и это самое важное, – протянув руки к жителям, с воодушевлением перечислил Рауль Маноло. – Большинство об этом уже и не мечтает. За прошлые годы нам удалось наладить связь со многими населенными пунктами, где еще остались выжившие, вплоть до самого Каира! Благодаря восстановленным коммуникационным узлам многие нашли своих родственников и друзей. Но вы, наверное, обратили внимание на то, что к нам в город уже давно никто не заглядывал, а некоторые наши земляки, находящиеся за пределами города, попросту пропали без вести. Да, люди по разным причинам исчезали и раньше, но не в таких количествах, а странники заглядывали к нам чуть ли не каждый день. Теперь нет. И дело не в совпадении. На это есть конкретная веская причина. У нас есть предположения, что на свободных землях орудует жестокая банда, которая зачем-то вербует или похищает людей, причем в огромных количествах – целыми городами и поселениями. Не будем фантазировать, зачем они это делают, но, вероятно, попавшие в их лапы люди сейчас в беде. Двое наших земляков поведали историю, которую им случилось увидеть, находясь в вылазке близ Вильямартина. Возвращаясь домой через неделю, они застали уже опустевшую провинцию, – народ оживленно загудел. – Мы сразу же приняли меры, – повысил голос вождь, – и две прошедшие недели усердно трудились, укрепляя ограждения. Но защитить себя – это лишь малая часть из того, что сделать необходимо… Связь с остальным миром для нас безвозвратно утеряна. Вся проделанная нашими инженерами работа по налаживанию коммуникаций была проделана зря. Ни одно поселение, вплоть до Каира, не выходит на связь. И это не к добру! Поэтому мы сейчас, как никогда, нуждаемся в силе, способной помочь нам противостоять самому настоящему, что ни на есть реальному злу. И на этот раз «Искателям Света Пальмиры» прежде, чем пуститься на поиски восточных земель, предстоит узнать, что творится в городах, связь с которыми мы налаживали в течение 3-х долгих лет… простите, теперь 3-х дней (исправился Рауль) … А-а-а! Да без разницы, в общем! Вы меня поняли, – махнул рукой вождь, запутавшись в принципах нового летоисчисления. Все равно люди больше тяготели к старой манере счета времени, так им было понятнее. Изменились лишь условия, в которых это время текло то студеным, то кипящим ручьем. И изменились до неузнаваемости. – Будем молиться, – продолжил он, – чтобы это были попросту технические неполадки! Но в итоге, если нам все-таки удастся отыскать таинственные восточные поселения, то цивилизация и порядок к нам вернутся. Кто знает, вдруг там находится такой же маяк, который желает помочь страждущим… а может, они и сами нуждаются в нас или знают ответы, которые смогут повлиять на судьбу всей планеты. Будем надеяться, что, кроме мародеров и бандитов, на Земле еще осталось место для цивилизованного человека, и чтобы это выяснить, нужно «Идти и искать!» Кто знает, может, вслед за Востоком мы также заново откроем для себя и Юг!

Как и на любом другом празднике, наступление нового утра, которого ждал каждый, от младенца до старика, сопровождалось песнями, плясками, сладостями и большим количеством выпитого. Не так много поводов для веселья выдалось за последние годы, но каждый жил надеждой, и наступление утра давало им именно такую надежду на светлое будущее.

В большом уютном зале горел приглушенный свет. На потолке вертелся зеркальный шар, отражающий лучи фонаря под игру местного оркестра, который выдавал чудесные мелодии кельтского фолка, редко разбавленные волшебным монистовым звоном индейских мотивов.

– Старик, выпивающий со своими пожилыми товарищами, маленький мальчик, танцующий с мамой, держась за ее теплые руки, молодые девушки, смущенные пожирающими взглядами юношей, – вот о чем говорил нам Рауль Маноло, – это и есть стимул, это и есть то, ради чего нужно «Идти и искать!» Неужели ты и сейчас не согласен с отцом, Родриго? – каждый раз удивлялся старшему брату Сантьяго, потягивая с ним пиво за круглым деревянным столом.

– Не доставай меня, братишка! – огрызнулся Родриго Видэл. Он был тем, кто возглавлял экспедицию «Искателей Света Пальмиры». Вокруг него постоянно роилась куча народа, парень был настоящей звездой в общине. С самого основания экспедиции, третий год подряд он вел за собой почетный отряд искателей. И все налаженные контакты с другими населенными пунктами были, прежде всего, его заслугой. Многие искатели уже отказались от забега по неизведанным землям, но только не упрямец Родриго. – Ты же знаешь, что я не против его слов. Я против него! – заявил он.

За спиной Родриго зашептались его поклонники, к которым он относился, как к своим подданным. Высокий, крепкий, коротко стриженный темноволосый красавец с тяжелым, весом в два пуда, взглядом, – он лишь окинул их презрительным взором, не прокомментировав трусость тех, кто боится сказать своё мнение в лицо. И вообще, он мало кого уважал.

– Вот опять ты за свое! За что винишь ты отца?! За то, что он спас тебя, а не ее? – говорил Сантьяго про мать, которую Рауль Маноло оставил в горящем доме, выбрав Родриго – родного сына – и вытащив его первым из охваченного пожаром помещения, не успев вернуться за женой. Повезло только Родриго. Когда Рауль рванул за женой, крыша горящего здания обвалилась, и ударной волной Маноло откинуло за несколько метров, он сильно ударился головой и около месяца провел в коме. Все обошлось, он благополучно пришел в себя, но травма дала осложнение на сердце, как и груз от потери любимой женщины. Но Родриго был ребенком, который скучал по маме. И вымещал недостаток материнской любви в ненависти к отцу. Такое бывает, когда ребенок не может самостоятельно справиться с потерей. Маноло это понимал, надеясь на то, что Родриго повзрослеет, у него появятся собственные дети, и тогда он поймет сложность выбора, который пришлось сделать отцу, вытащив первым из дома сына, а не жену. Но Родриго так и не понял, что Рауль Маноло вовсе не бросил ее, он просто не успел… Родриго так и продолжал ненавидеть и любить своего отца. Хотя любви не показывал, лишь игнорировал старика, постоянно намекая, что, когда случился пожар, тот сделал неправильный выбор и оставил в живых чудовище, а не самую добрую и ласковую женщину на планете – их любимую маму. Его младший брат Сантьяго Видэл тогда был еще совсем младенцем и не помнил произошедшего. Да и матери он тоже не помнил. Он всю свою жизнь пытался примирить этих двоих, но ничего из этого не выходило. Родриго вечно попадал в какие-то неприятности, Рауль Маноло их решал, но так и не получал в ответ благодарности и понимания.

Родриго допил бокал светлого пенного пива и с грохотом поставил его на стол. Всем своим видом он показывал, что эти разговоры ему наскучили. Он редко отвечал на упреки Сантьяго, хотя внутри него бушевал настоящий огненный вихрь. Но он не мог злиться на братика, ведь у него были ее глаза – глаза их матери. Таких добрых и ласковых глаз не было больше ни у кого.

«А кто это пристает к Зое?» – как бы случайно произнес кто-то из толпы обожателей Родриго.

Ланге не мог отвести глаз от танцующей Зои Скаврон. Движения бедер, игра волос и пылающий страстью взгляд молодой полячки сводили с ума бедного безнадежно влюбленного парня. У такого, как он, не было бы шанса обуздать красоту этой амазонки ни в этом, ни в любом другом мире, но, тем не менее, он мог любоваться ею, сколько вздумается.

– Перестань так пялиться на нее! – обратился к нему Портной, выпивая за баром виски. Прямо из бутылки.

– Я не пялюсь, коррилом!13 Я наслаждаюсь.

– Если она тебе так нравится, просто подойди. Ты уже взрослый мальчик… должен хотя бы попытаться, чтобы потом не жалеть всю жизнь, что у тебя был шанс, и ты его упустил.

– А знаешь, ты прав! Хватит уже сидеть на скамейке запасных, пора выйти на поле и показать, кто настоящий мужчина!

Стены зала заполнил волшебный стон гитарных струн некогда известного музыканта и пьяницы Микко Анттилы, разбавляющего пробелы в композиции своим хриплым чувственным баритоном.

И под любимую молодыми девушками мелодию, вздёрнув подбородок кверху, Ганс Ланге расправил свои достаточно широкие для его комплекции, но весьма костлявые плечи и направился к танцующей полячке.

Портному показалось это смешным. Он решил немного поддержать друга, крикнув вдогонку: «Удачи, macho!»

Сделав парочку неловких дерганых движений, больше походящих на конвульсию, а не на танец, парень, к всеобщему удивлению, все же обратил на себя внимание девушки. Она даже сделала в его сторону манящее движение пальчиком, как бы призывая составить компанию. Довольный Ганс взглянул на Портного и подмигнул, показывая, что «Дело сделано!» или, скорее «Все под контролем!». Он сам до конца не понимал, что хотел этим изобразить. Вообще, сомневаться было частью его природы, частью него самого. Но этот радостный для него миг триумфа продолжался совсем недолго. У Зои Скаврон были отношения с Родриго – сыном вождя и одним из самых завидных женихов Западной Пальмиры. Тот появился со спины, и, когда Ланге повернулся, испанец схватил парня за шиворот, словно щенка, и отодвинул одной рукой в сторону от Скаврон, заняв его место в танце. Девушка с жалостью посмотрела на оторопевшего Ганса, который стоял рядом и не знал, что делать дальше. Ланге понимал лишь, что если он сейчас уйдет, то путь обратно для него будет заказан. Зоя ему действительно очень нравилась. Но, несмотря на это, он сделал шаг в сторону от них. Затем резко остановился и зажмурился. В его голове вертелись одна мысль за другой: «Скамейка запасных… неудачник… беги, слабак, целее будешь!». «Только бы в нем не заговорил выпивший гордец!» – подумал наблюдающий за всем этим со стороны Портной. Но в глубине души он все же понимал, что его другу лучше бы пойти и ввязаться в драку, получить в морду, но ни в коем случае не сдаваться. Ганс, наконец, открыл глаза и уже уверенно повернулся обратно к Родриго Видэлу. Перед ним возникла громадная, – на полторы головы выше него, примерно во столько же раз шире в плечах, – фигура испанца. Видимо, погрузившись в мысли, он забыл, насколько силён и огромен на самом деле его соперник. Все, что смог сделать Ланге, глядя на того через запотевшие стекла очков, так это ткнуть пальцем в плечо и промямлить: «Эй!». Это было больше похоже на извинения за беспокойство, чем на вызов. Родриго медленно повернулся к нему и наклонился вперед, уткнувшись своим каменным лбом в лоб дрожащего Ланге.

– Ты что-то хочешь сказать мне, щенок? – на лице Родриго вперемешку с надменной улыбкой появился оскал.

Ответа не последовало.

– Ну, раз подошел, то скажи, кто вообще позволил тебе приближаться к моей девушке, ты, мелкий урод? – громко задал вопрос Родриго Видэл, под миной ревности которого таилось желание показать свое могущество перед поклонниками. Многие верили этой игре. Актером он был замечательным.

Зоя попыталась успокоить своего парня, объяснив, что это всего-навсего безобидный танец, но вспыльчивый испанец лишь отдернул руку: «Не сейчас, дорогая, видишь, мальчики разговаривают!» За спиной у него снова послышался одобрительный смешок воздыхателей.

Портной не любил потасовки, но оставить в беде единственного друга не мог.

– Притормози, твоя девушка говорит правду – они просто танцевали! – встал между ними Портной, прикрыв собой Ланге.

– Посмотрите-ка, кто нарисовался! Я-то думал, швея в нашем городе и вовсе немая. И знаешь, лучше бы тебе, в самом деле, сейчас оказаться немым, – переключился на Портного Родриго. – Смекаешь?

– Не-а! – дерзко ответил Портной, опустошив стакан виски и поставив его на стол. – Поясни, будь любезен.

– А у нас здесь, оказывается, все это время скрывался защитник! – адресовал нынешнюю фразу к собравшимся зевакам Родриго Видэл. – Забирай-ка свою «подружку» – и обе валите отсюда. Ах да, и не забудь просушить ее штаны! – толпа, окружавшая их, снова загоготала.

– Поверь, ни мне, ни ему не нужны проблемы. Просто не принимай это близко к сердцу, – попытался успокоить его Портной, положив руку на плечо испанца, понимая, что ничего путного из этого разговора не выйдет. Он был примерно одного роста с Родриго, правда, более худощавый, но не менее мускулистый, поэтому при желании мог дать тому отпор. Если бы дело все же дошло до драки, он бы точно не струсил. Жизнь в трущобах научила его не только защищаться, но и бить первым при необходимости.

Испанец расценил движение парня как угрозу, и грубо оттолкнул его от себя. Рыжий – пес Портного, любимец местной ребятни, весь вечер был рядом с хозяином, – начал было скалиться и лаять на Родриго, а когда двинулся в его сторону, чтобы цапнуть, разъяренный испанец больно пнул его ботинком в живот. Рыжий заскулил и, прихрамывая, отбежал обратно к хозяину.

– Я вытерплю любой удар и унижение в свой адрес, но ни одна сволочь не смеет трогать моего пса, – напирая на Родриго, с угрозой произнёс Портной. Его придержали окружающие.

– Стойте-стойте! – вмешался Ганс. – Я виноват перед тобой, Родриго, и приношу свои извинения.

– Не извиняйся перед этим… – разозлился Портной.

На этот раз уже Родриго попер на него, вызывающе наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, перечисляя:

– Перед кем?.. А? Перед сыном вождя? Перед возглавляющим отряд «Искателей…»? Перед тем, с кем рядом самая красивая девушка Пальмиры? – схватив за руку и поцеловав Зою, хвастался Родриго, но та отвернулась, зная, что это лишь игра на публику. – Перед кем, выбирай, несчастный сиротинушка?

– Знаешь, в другой жизни мы могли бы стать отличными врагами, – спокойно ответил Портной, теперь уже не реагируя на дешевые провокации испанца.

– Не беспокойся, мы и в этой жизни преуспеем! – рявкнул Родриго, глядя в равнодушные глаза противника.

Здесь уже вмешался Сантьяго. Схватив брата под руки, он оттащил его в сторону. Испанец вырвался, бросил последний дерзкий взгляд на Портного, демонстративно сплюнул на пол и ушел прочь, утащив за собой Зою Скаврон и толпу недовольных зевак, рассчитывающих на драку.

3

Подготовка отряда «Искателей» подходила к концу, оставалось заправить горючим технику, погрузить провизию, проверить и смазать оружие.

Рауль Маноло перед выходом экспедиции решил заглянуть к старшему сыну. В очередной раз он надеялся наладить их отношения. Он хотел сделать это до того, как силуэт его старшего сына скроется за занавесом из иссушенной пыли зарождающегося дня где-то на просторах Венца Фрачека. Он не хотел опоздать, как опоздал за любимой женщиной, которую поглотило пламя. Ведь каждая вылазка и каждая экспедиция запросто могла оказаться последний для любого, кто рискнул покинуть пределы Западной Пальмиры.

– Вот ты где, сынок!

– Да, вождь, вы что-то хотели? – холодно отозвался Родриго.

– Нет, я просто хотел увидеть своего сына. И перестань, пожалуйста, называть меня «вождь». Я прежде всего твой отец!

– Увидели, сеньор Видэл? А теперь прошу меня извинить – нужно собираться в дорогу.

Переступив через обиду и гордость, вождь перешел к делу:

– Послушай! Может, все-таки откажешься от идеи похода? Черт с ними, с этой связью и картой! У нас и так всего достаточно, чтобы спокойно дожить свой век. Сам погляди – всего ведь хватает! – раскрыв широко глаза, в очередной раз попытался отговорить сына Рауль Маноло.

– Вы снова за старое, вождь? – процедил сквозь зубы Родриго, с удовольствием полосуя сердце отца точёным клинком равнодушия. Накануне празднования в честь наступления четвертого утра у них с отцом уже состоялась подобная беседа, где Рауль поведал сыну о рассказе ребят и пришел, чтобы уведомить его об отмене проекта «Искатели Света Пальмиры». На это Родриго ответил: «Если ты это сделаешь и отнимешь у меня то единственное, ради чего мне еще хочется жить, я просто развернусь и уйду из дома, и больше никогда не появлюсь в Западной Пальмире». Вождю некуда было деваться, он не хотел терять сына из-за своих принципов, ведь Родриго никогда просто так не бросал слов на ветер. Может быть, в этом мягкосердечии Рауля Маноло по отношению к старшему сыну и таилась истинная причина высокомерия и эгоизма Родриго уже по отношению ко всем вокруг. – Еще раз повторяю, мне плевать на то, что там видели два этих недоумка: Портной и как его… Ланге! Пока сам не увижу, – повернулся он, наконец, к вождю, – не поверю. И вам не советую.

– Да как же ты не поймешь, я не о них забочусь! Ты всегда был упрямым мальчиком, – Рауль все-таки отважился положить свою огромную ладонь на плечо вспыльчивого сына, но тот лишь брезгливо дернулся, – но никогда не был глупцом, – обреченно добавил он. – Что, если за пределами города вас будет поджидать банда обезумевших головорезов? Что тогда? Если уж обо мне не печешься, то хоть о брате своем подумай. Он не переживет такой потери.

– Ну почему же не переживет? У него останешься ты! И тебе будет о ком заботиться, когда «упрямый мальчик», – процитировал он слова отца, – наконец, уйдет и перестанет мучить вас своим присутствием. Надеюсь, хоть за одним сыном ты сможешь уследить?!

– Господи, сынок, за что ты так со мной?! Я уже сотню раз извинялся за смерть матери и перед тобой, и перед твоим братом. Что еще ты хочешь от меня услышать?

– А разве извинениями можно вернуть маму?..

Вождь замолчал и опустил голову, украдкой вытирая рукавом глаза, наполнившиеся от обиды горькими слезами.

– Вот когда простишь себя сам, – продолжил Родриго, – если, конечно, такое вообще возможно, тогда я подумаю, отец ли ты мне или уже нет, – после чего он взял винтовку и мешочек с патронами и быстро удалился из оружейной.

8 февраля 2039 года. Словно сонный младенец, Солнце уже показало свой мягкий, теплый родничок из-за заснеженных вершин плоскогорья, что притопили воды Северного Полярного океана на западе от портового городка. Вся Западная Пальмира собралась у ворот в поселение, чтобы проводить отряд в долгий и тяжелый путь. Снова играла музыка, народ лакомился самой вкусной стряпней, которую только могли наколдовать повара под предводительством опытной кухарки, бабушки Граси, а участники экспедиции прощались с родными и друзьями. Все с волнением ждали, когда в транспорт начнут грузить алкоголь: немного комичный, и в то же время слегка ритуальный момент. Как и все остальное, только самая лучшая выпивка полагалась участникам экспедиции, и традиционно во время погрузки требовалось выкрикивать фразы, показывающие, насколько завидно быть ее участником. А в самом конце возглавляющий экспедицию должен открыть бутылку вина и выпить ее в один заход. Считалось, сколько он выпьет, столько задуманного пути они и пройдут. Но перед тем Родриго должен был толкнуть вдохновляющую речь. Он забрался на кабину грузовика и, держа в руке бутылку вина, обратился к народу:

– Минуточку внимания! – народ понемногу притих. – Спасибо! Вот и настал этот момент. Не буду скрывать: и мне, и моим людям страшно, потому что этот поход может оказаться последним. Всем нам не чуждо чувство страха, а в последнее время мы только и делаем, что боимся. Меня это, откровенно говоря, достало! И, выходя в очередной раз за периметр, я вступаю в битву прежде всего со своим страхом. Я борюсь с ним каждый миг, и от того крепну! Я бросаю вызов неизвестности, и от того мудрею! Я промахиваюсь, стреляя в цель, и становлюсь от того только более метким!

– Эй, Родриго, не слишком ли много «я»? Ты все-таки и людей еще за собой ведешь… – обратился к нему некто из толпы.

– Ты прав! – указывая на говорящего пальцем, ответил амбициозный испанец. – Как тебя зовут?

– Билл… Меня зовут Билли, Билли Тобин, – ответил рыжебородый улыбчивый парень, доброжелательно глядя на Родриго серыми, глубоко посаженными глазами из-под густых, лохматых не менее рыжих бровей.

– Послушай, Билли, чего ты больше всего боишься в своей жизни?

– Я?

– Да, ты!

– Даже не знаю… пауков, наверное, – искренне ответил парнишка, развеселив тем самым народ.

Родриго высокомерно хмыкнул, и, терпеливо дождавшись, когда народ, наконец, притихнет, вновь обратился к парню:

– Шутишь, значит, Билл… Билли. Тогда ответь мне еще на один вопрос… – присев на корточки, уставился он на смущенного собеседника. – А что, если вместо паука окажется толпа голодных бродяг, которые, если тебе им нечего будет предложить, запросто придушат тебя, а затем с еще большей легкостью съедят, даже не зажарив перед этим? Что тогда, Билл… Билли? – кривляясь, испепелял его взглядом Родриго Видэл. Среди толпы воцарилась тишина. – Тебе было бы весело, зная, что от твоего решения зависит еще и судьба тех, кто топает рядом?.. Вот! Вот и мне невесело! Поэтому! Я! Обещаю! – поднялся он на ноги. – На этот раз мы дойдем до загадочной империи, что скрыта от посторонних глаз на востоке, и если ее там случайно не окажется, то я лично поймаю паука, Билли, посажу его в банку и привезу тебе в подтверждение того, что, кроме них, там больше никто не водится!

Народ загремел от дерзкой речи харизматичного испанца, который зубами зацепил заранее приоткрытую винную пробку, демонстративно выплюнул ее в сторону, и в один заход опустошил бутылку вина, затем феерично разбив её о капот заведенного грузовика.

Провизию погрузили в машины, и экспедиция двинулась в путь. А жителям Западной Пальмиры ничего не оставалось делать, кроме как ждать их возвращения с ответом, что, может, хоть у жителей восточных земель есть представление о том, чего ожидать человечеству дальше – быструю ли смерть или же долгую и мучительную…

1

Путь Искателей проходил, в основном, по высушенным потрескавшимся дорогам между поселениями, которые они по плану должны были посетить. Уже давно почти вся растительность исчезла с лица Земли. Это случилось, когда условия ночи стали больше походить на затяжную экстремально суровую зиму. А самые живучие представители флоры без сожаления добили не менее экстремальные условия знойного дня. Лишь отдельные виды хвойных растений смогли адаптироваться к новому климату и течению времени. Среди животных остались преимущественно всеядные виды. То же случилось и с морскими обитателями. И те, и другие стали опасными охотниками, порой даже опаснее людей. Но в отличие от человека они просто пытались выжить, не извращаясь над своими жертвами. В отличие от спятивших изголодавшихся бродяг или небольших групп кочевников – некоторые из них были настолько обезображены, что облик человека становился миражом, на месте которого словно оказывался монстр, скрывающийся в глубоких песках пустыни. И с каждым годом, монстров становилось все больше. Голодный человек готов пойти на многое. Голодный человек способен на все, лишь бы избавиться от пустоты внутри себя. Пустота убивает, пустота поглощает тебя полностью. Но больше всего стоило бояться, если природа голода случайно окажется не связанной с потребностью только физической.

Искатели со всех сторон были окружены опасностями, но самой страшной из них все же оставалась неизвестность, по причине которой они могли больше не вернуться обратно – в Западную Пальмиру.

Путь до крайней точки, до Каира, куда искателям удалось добраться в прошлом сезоне, был четко прописан по пунктам, а на потрепанной карте, лоснящейся от частого использования, все еще выделялась толстая красная штрихпунктирная линия – дорога, границы которой, без веской причины и предупреждения, нарушать строго запрещалось. Из-за практически безостановочной езды и быстрого повышения температуры воздуха (к концу февраля она уже достигла отметки +10—15 С°) двигатель вездехода постоянно перегревался, несмотря на то, что в полной мере снабжался высококонцентрированной охлаждающей жидкостью, которую в былые времена использовали в военной технике, эксплуатирующейся в экстремальных условиях знойной пустыни. Приходилось часто останавливаться, чтобы остудить транспорт в тени опустевших зданий или могучих лысых гор. По этой причине экспедиция отставала от графика. Они двигались даже медленнее, чем в прошлые годы. Родриго постоянно срывался на механиков, обвиняя их в непрофессионализме и называя дилетантами, а те лишь огрызались в ответ. Перебранка не давала положительного результата. Скорость оставалась по-прежнему низкой. Много времени ушло на исследование форпоста у пересохшего пролива Гибралтар, который был выстроен силами жителей Западной Пальмиры с целью защиты от всякой нечисти, пришедшей с материка, дабы поживиться богатством испанских земель. Это было первым местом, где искатели обнаружили следы борьбы. На стенах укреплений снаружи остались следы от пуль. Но, по мнению Родриго, это не являлось веским доказательством вступления в конфронтацию солдат форпоста с теми людьми в спецовке, которые, вероятно, связаны с исчезновением жителей соседних поселений. По одной из его версий, населению соседних общин повезло, ведь их забрал таинственный спасательный отряд. Участники экспедиции разделяли его мнение. Но среди искателей были и те, кто не согласен. Немало часов искатели потратили и на переезд через пересохший Гибралтар, чьи берега, как называли их в древности – Геркулесовы Столбы14 – можно было преодолеть лишь в редких местах, там, где не подпираемые солеными водами огромные обрывистые скалистые массивы просто обрушились на иссушенное песчаное дно. На пересечение пролива ушло почти 20 часов. Но Солнце не собиралось ждать искателей, застрявших в донных раскисших от талого снега песках пересохшего Гибралтара. Оно уже уверенно возвышалось над утопающей в белой дымке родной Испанией, и не планировало на этом останавливаться, размеренно двигаясь на восток. И лишь спустя полтора месяца этой тягучей погони за рассветом, к концу марта, экспедиция, наконец, добралась до окрестностей Каира, или, как еще обозначалось в Пальмире это место – достигла «Точки Невозврата». Самые страшные опасения оправдались. Все города и провинции были безлюдны. Иногда они находили трупы убитых. Все указывало на то, что смерть их была мучительной: высохшие лица бедняг были искажены от боли. Страшно было представить, через что они прошли: какие страдания довели их до агонии. А на въезде в Каир вообще творился настоящий ад. За несколько километров до города показался вздымающийся к небесам редкий дым. По мере приближения к его источнику многие участники почувствовали омерзительный запах, от которого кишки выворачивало наизнанку. Даже скептически настроенному, упрямому испанцу пришлось изменить свое мнение, когда тот увидел, что основным продуктом горения и невыносимого смрада оказалась целая куча недогоревших человеческих тел. Возле них вертелись стаи голодных облезлых горбатых собак, чьи суставы скрипели, а шкура трескалась и кровоточила от изнурительной жары, бесконечных драк и усталости. Животные прибежали сюда не потому, что здесь покоились их хозяева, а потому, что здесь была еда. Они дрались и убивали друг друга за кусок человеческой плоти, не понимая, что пока хватит на всех. Жадность и голод сводили животных с ума, как и всеядный крик пугливых ворон над их головами.

Отогнав взрывпакетами пугливых животных прочь от тел, за дело принялся медик. Осмотрев трупы, пухленькая невысокая девушка тридцати двух лет по имени Эбигейл Галгут – пришла к Родриго с отчетом:

– Как и в остальных поселениях, люди были убиты посредством насилия. После того были сожжены, и тела их тлеют уже несколько дней, – с сухой астматической одышкой, меланхолично пробормотала она.

– Как это случилось? – зажмурившись, спросил Родриго, потирая от напряжения переносицу.

– Некоторые из замученных жертв были проколоты насквозь острыми предметами, словно копьями. У них, так же, как и у тех тел, на которые мы наткнулись в других городах, имеется клеймо на лбу, пропалившее кожу и отпечатавшееся на лобной кости черепа. На дверях еще много где были такие – круг с двумя линиями внутри. Как те, о которых мы впервые услышали от Портного и как его там… Манца… Манса…

– Ганса! – поправил Родриго. – Дальше?

– У других вывернуты конечности в обратную сторону. У третьих тела просто разорваны пополам, а кого-то, возможно, обманом заставили живьем пить что-то едкое, разбавленное водой или алкоголем. Это видно по отверстиям, выходящим из пищевода, желудка и брюшной полости. В целом, по характеру ожогов напоминает соляную кислоту.

– Какое зверство! – заключил, содрогнувшись, Родриго.

– Мммда… и не говорите, сеньор Родриго! – прокомментировала девушка. На самом деле ей было наплевать. Она казалась до того равнодушным человеком, что даже порозовевшие от жары щечки так ни разу и не дрогнули, пока она топталась среди трупов, подготавливая отчет. Зато специалистом она была отменным. И, пожалуй, единственное, чего по-настоящему страстно желала эта снулая женщина, так это переспать с главой экспедиции. На празднике Нового Утра она даже подумывала напоить Родриго и накачать его виагрой, чтобы потом утащить к себе домой, привязать к кровати и оседлать, словно неотесанного мужлана, наказывая и наказывая парня за красоту, грубость и равнодушие. Но этого не случилось, поскольку «Рядом с ним всегда эта вертихвостка Скаврон!» – жаловалась подругам неудовлетворенная страдалица Эбигейл Галгут. «Тощая конопатая курица! На масло и с хлебом… на масло и с хлебом!» – повторяла она, подразумевая, что таких, как Зоя, толком и желать-то не за что! Разве что как дополнение к чему-то другому, но ни в коем случае ни как отдельный объект вожделения. А подруги, похрюкивая, смеялись: Эбби своими комментариями поднимала самооценку не только себе, но и делала увереннее таких же, как и она сама: сварливых да завистливых девиц.

2

Как и подобает, умерших людей участники экспедиции погребли в землю. Это все, что они могли для них сделать.

Ни одной зацепки, ни одного выжившего – ничего. Кто эти люди, способные на подобное безумие, было совершенно непонятно. Каир был большим, местами заселенным людьми городом, по крайней мере, еще в прошлом сезоне. И даже те убитые, которые были обнаружены на въезде – лишь малая часть жителей, проживающих на этой территории. Куда же они и те, кто населял другие города, могли подеваться? Ведь следов борьбы толком и не было… Обнаружены лишь места казни и покинутые дома с таинственным знаком на дверях. Было понятно только одно: никто не сопротивлялся. Видимо, это не имело смысла. Враг, вероятно, во много раз превосходил их в количестве. Людей просто согнали, как скот, и увели зачем-то прочь из дому. Это пугало и беспокоило участников экспедиции. Но других ответов пока не нашлось.

Экспедиция двигалась к центру города, к району Замалек, что находился на острове Гезира15, отделенный теперь от остального мира лишь ослабшими течениями обмелевшего и обленившегося Нила. Этот некогда самый красивый и престижный район столицы Египта и был той самой заселенной областью Каира. По стечению обстоятельств Город Тысячи Минаретов стал одним из тех мегаполисов, которые сильно пострадали от землетрясений, что разоряли планету вплоть до полной остановки. Но по какой-то причине району Замалек удалось выстоять это стихийное бедствие. Лишь многоквартирные дома частично попали под разрушительный натиск, идущий из самих недр Земли. Остальные же здания остались целыми. Там же, на острове Гезира, находился и узел связи, расположившийся неподалеку от 187-метровой бетонной Каирской телебашни, напоминающей своим внешним видом прекрасный цветок лотоса. Башня тоже каким-то чудом выстояла после катастрофических событий, дав лишь небольшую трещину по округлой стене, как напоминание о том, что народ Египта не сломлен и он способен выстоять перед любыми испытаниями. Но отчего-то Замалек опустел. Причем, по словам Рауля Маноло, первым на связь не вышел именно Каир. Необходимо было связаться с Западной Пальмирой и доложить обстановку. Оставив транспорт за пределами обитаемого, огражденного характерным деревянным забором, района города, с расчетом на то, что им кто-то может повстречаться, искатели проследовали по опустевшему городу. Совсем недавно здесь теплилась жизнь. Было видно, что люди покидали место второпях: заполненные высохшими овощами торговые лотки, тележки с застоявшейся водой в прозрачных баклажках, которая для этих мест была ценным товаром и первым условием жизни, открытые настежь двери и ставни – все говорило о внезапно возникших неприятностях. Но тот, кто создал эти неприятности, не взял с собой никаких ценностей. Лишь увел за собой людей.

Над Замалеком возвышалась освещенная ярким Солнцем величественная телебашня. Тень от ее шпиля отбрасывалась далеко за его пределы, разделяя район надвое. Именно по этой башне и ориентировались искатели.

Подходя к белому двухэтажному зданию, где находился узел связи, один из бывших военных, входящих в состав «Искателей», опытный военный – лейтенант в бессрочной отставке – Кастор Персакес резко остановился и шепотом приказал всем оставаться на своих местах, позади него. Люди замерли в недоумении.

– В чем дело? – прошептал приблизившийся к нему Родриго.

– Видишь вот ту клетку с курицами через дорогу? – указал пальцем тот.

– Ну?

– Они еще живы.

– И что? – не понял намека Родриго.

– Их кормушки полны, и вода свежая, – лейтенант Персакес наклонился и сказал, что за время, пока здесь отсутствовали люди, птицы давно бы погибли, но все это время за ними кто-то ухаживал. Еще он добавил, что однажды наблюдательность помогла ему спасти жизнь целого взвода, который чуть не попал в засаду в небольшом поселении. Поселение тоже считалось покинутым, но на самом деле в том месте оказались вражеские склады с боеприпасами, которые охраняли три дюжины вооруженных до зубов террористов.

– Поэтому вы в составе «Искателей…», – почтительно похлопал его по плечу испанец. – Какие наши дальнейшие действия?

– Чтобы не поднимать шума, все без исключения должны слушаться моих приказов. Я буду медленно продвигаться в направлении узла связи, по пути оценивая обстановку. Никто не высовывается из-за зданий, пока я не подам знак. И смотрите, пожалуйста, под ноги! Это может быть как западня, так и самооборона, но, в любом случае, если кто-то напорется на растяжку, это будет смертельно и для него, и для того, кто идет рядом. Будьте готовы к внезапности, возможно, за нами уже наблюдают. Все ясно?

– Эй, Персакес… – обратился Родриго к лейтенанту. – С Богом! – пожелал он.

Лейтенант благодарно кивнул, осторожно выглянул из-за угла и перебежал на противоположную сторону дороги. Еще раз изучив ситуацию в клетке с птицами, он удостоверился, что хозяин недавно сюда заглядывал… Его опасения подтверждались. Заглянув в дверь недавно брошенного небольшого деревянного здания, расположенного рядом с курятником, он никого не обнаружил. Зайдя внутрь, лейтенант преодолел комнату и вылез из открытого окна, оказавшись между домами. Лишь после этого он подал знак, и все по очереди последовали за ним. Таким вот образом, осторожно следуя по закоулкам, они добрались до узла связи. Всего два дома оставалось до белого двухэтажного здания с бледной выцветшей надписью «VFM». Раньше в этом здании располагалась местная известная радиостанция «VinylFM». Более удобного и подходящего места для создания узла связи в пределах острова Гезира не было.

– Тсс! – приказал лейтенант. Из открытых ставен на втором этаже доносились какие-то звуки. На записи звучал голос мужчины. Издалека сложно было определить, на каком языке он исполнял свою заливистую песню… то ли на арабском, то ли еще на каком-то. Разумно было предположить, что людям просто было не до выключения музыки, когда они покидали город. И она звучала бы, пока в генераторе не кончится топливо. – Это не совпадение! – уверил остальных Кастор Персакес.

– Ты думаешь, там все-таки кто-то есть? – переспросил не отстающий от него Родриго.

– Однозначно! И либо он нас намеренно сбивает с толку, либо не имеет представления о нашем присутствии. Будем надеяться, что второй вариант. Нам не стоит входить туда вместе. Если это засада, то пусть попадется один или, максимум, двое… Но у остальных, возможно, еще будет шанс убраться отсюда живыми.

– Я иду с тобой! – вклинился Родриго, не дожидаясь, пока дело дойдет до жребия.

– Решено! – улыбнувшись, ответил лейтенант, вытянул из-за пояса пистолет и дал его отважному парню, которого считали настоящим лидером, настоящим мужчиной – тем, кто способен не обременять выбором своих подопечных. Лейтенант был рад, что это именно он. Он доверял молодому и сильному испанцу. Иначе вообще не пошел бы за ним с «Искателями…».

– А как же ты? – удивленно спросил Родриго, неуверенно взяв пистолет в руки.

Персакес вытащил из пристегнутых к ремню кожаных ножен военный смоляной нож, вложил рукоять в зубы, и, ничего не сказав, пригнувшись, побежал вдоль стен по направлению к зданию, из которого доносилась музыка.

– Подожди! – не успел договорить испанец и рванул за ним. Остальные остались ждать снаружи.

Они вошли внутрь. На первом этаже никого не было, лишь негромко порыкивал разогретый генератор. Пахло бензином и мелом. Лейтенант первый поднялся по лестнице. Не успев осмотреть второй этаж, он резко наклонился обратно.

– Что там? – еле слышно поинтересовался Родриго. Из-за играющей музыки их бы все равно никто не услышал.

– Спит… – ответил он, вытащив из зубов нож, и крепко схватив его в правую руку лезвием внутрь. – Пистолет не понадобится, я все сделаю сам.

У испанца мурашки пробежали по спине.

Персакес рванул на второй этаж так резво, что Родриго толком и понять не успел, какого черта тут творится! Выставив перед собой пистолет, испанец побежал вслед за ним. Поднявшись, он увидел стоящего на коленях невинно улыбающегося молодого смуглого парнишку. Кастор удерживал его за шею, приложив лезвие ножа к сонной артерии.

Подойдя к радиорубке, Родриго сделал музыку тише и поинтересовался, чему тот так радуется.

– Я ждал вас, господин, вот и радуюсь! – сквозь хохот ответил парень.

– Отвечай нормально! – пригрозил лейтенант, надавив на лезвие сильнее. У того от физического напряжения взмок лоб, ему жутко не хватало кислорода. Но он все равно оставался спокоен.

– Как тебя зовут? – спросил Родриго. – И кто ты такой?

– Я Ди-Дже-е-ей! – протянул он и снова расхохотался.

– Ди-джей? – переспросил лейтенант. – И кому же ты играешь, ди-джей?

– Я играю небу… играю Солнцу… и птицам, сидящим в клетке! – заливаясь смехом после каждой фразы, говорил странный парнишка. Его голова, выбритая под ноль, вся была в жутких царапинах. Местами порезы были заклеены лейкопластырем, а местами расчесаны ногтями до шелушения. Вероятно, «стрижку» он себе делал сам. – … играю для тебя… – взглянув на Родриго, продолжил он, а затем поднял глаза к лейтенанту и добавил: -… и для тебя, мое золотце!

Кастор Персакес не выдержал и ударил его по затылку рукоятью ножа. Парнишка потерял сознание.

– Зачем ты это сделал? – закричал Родриго Видэл, посчитав, что тот убил парня.

– Не переживай, через пару часов оклемается. Он под кайфом, ты бы все равно ничего не узнал.

3

Как и говорил Кастор Персакес, через несколько часов парень пришел в себя. Все собрались в рубке, чтобы выслушать рассказ этого ди-джея-одиночки. Руки его были связаны – никто не знал, чего можно от него ожидать. Парень смирно лежал на диване.

Эбигейл сделала прохладный уксусный компресс, приложила к вспотевшему лбу незнакомца и подсунула под нос ватку, пропитанную нашатырем.

– Тьфу! Убери от меня эту гадость! – не успев толком разодрать глаза, закричал парень. Его легкие воспылали от едких паров спирта.

Эбигейл от неожиданности чуть с ног не повалилась.

– Ну, наконец-то! – обрадовался Родриго, подойдя к парню поближе.

– Вы кто, мать вашу, такие? И почему у меня болит голова? – зажмурившись от боли, взвыл он. – Какого черта мои руки связаны?

– О! Уже не такой любезный, – обратил внимание лейтенант.

– Почему я связан? Кто вы? – продолжал засыпать вопросами тот. Но, так и не дождавшись ответа, успокоился и обиженно попросил воды. Эбигейл напоила его водой, и Родриго тут же продолжил беседу.

– Ладно! Хватит уже любезностей! Сначала ответь, кто ТЫ такой, а затем, МЫ, возможно, расскажем, кто… и откуда пришли.

– Но я не знаю, кто я такой… – очень правдоподобно протянул парень, глядя на испанца. Он смотрел на него словно ребенок, потерявшийся на вокзале. Галгут даже шмыгнула носом. Казалось, что ситуация растрогала женщину, но причиной тому была меловая пыль, на которую у нее была аллергия.

– Как не знаешь? – недоверчиво спросил лейтенант. – Если ты затеял какую-то игру, то предлагаю закончить ее прямо сейчас. Ты уже в курсе, что я не люблю шутников! – пригрозил он.

– Какие еще шутки? Я правда ничего не помню, кроме песен своего любимого исполнителя, которого зовут Навин Тагор. Я могу слушать его голос вечно.

– Вполне возможно, – вставила Эбигейл, – что это посттравматический синдром. Он может не помнить произошедшего. Через некоторое время память восстановится, а вот частично или полностью, никому не известно.

– Нееет! – остановил ее парень. – Вы не поняли! Я помню, как сюда ворвался этот «добрый» человек с ножом, а вслед за ним примчался вот тот красавчик-брюнет, – указал он кивком на Родриго. – Я помню, как сам здесь оказался, откуда и зачем пришел, но не помню своего имени. То есть я его как бы и не забыл, но оно мне просто больше не нужно. А это, выходит, то же самое, что и забыл.

– Хорош кривляться, мальчик! – вышел из себя лейтенант.

– Постой! – остановил его Родриго.

– Попомни мои слова, Родриго, здесь что-то нечисто! – предупредил лейтенант и вышел на балкон, чтобы затянуться корри и немного остыть.

– Мы этого не узнаем, летеха, если ты так и будешь его перебивать! – крикнул ему вслед испанец. – Ну, рассказывай, откуда ты пришел и где народ, который здесь обитал? – присев рядом, спросил он.

– Я пришел с востока, – сказал тот, после чего народ сразу же оживился и стал переглядываться. – Нас там много. И жизнь кипит, – с воодушевлением рассказывал парень, задумчиво глядя в потолок. – Но сюда мы пришли в поисках людей, – переключился он на Родриго. – Мы хотели позвать их с собой. У небольших поселений нет шансов выжить в этом мире. Мы пытались им это объяснить. Но местные жители почему-то встретили нас враждебно. Началась потасовка, затем она переросла в перестрелку, в итоге были жертвы. Но мы просто защищались! И в братской могиле все усопшие должны вознестись к небесам вместе с огнем и дымом, – с серьезной миной рассуждал он. – Нет больше грешников на этой планете, остались только те души, которые оказались самыми терпеливыми.

– Что ты заливаешь! – выкрикнул с балкона лейтенант. – Тьфу!

– Я говорю правду!

– Но почему жители встретили вас враждебно? Видимо, у них были на то причины? – уточнил Родриго.

– В том-то и дело, что видимых причин не было. Они не поверили, что мы бескорыстны и предлагаем им попытаться хоть что-то сделать для выживания, вместе, а не просто сидеть в кресле и ждать смерти. Вы сами видели, что те, кто ушел с нами, те благоразумные люди не взяли с собой ни-че-го! – слушающие искатели одобрительно закивали. – У нас есть все, что нужно для выживания в этих условиях: одежда, жилье, еда, вода, алкоголь и работа, много работы, по которой все так соскучились. Мой народ считает, что проблема человечества в том, что большинство не считает себя причастным к великому делу. Но мы можем доказать обратное. У нас есть работа – она и делает нас счастливыми. Вам просто некогда будет сидеть и копаться в собственных мыслях. Как раньше. Люди обленились, и все, чем занимаются – так это жалеют себя. Нельзя этого делать! – уверял он. – Даже в этом новом мире нужно попытаться найти себя. Ступив на свою тропу, ты уже не захочешь жить иначе. Как говорит мастер Масуд, мы все идем своими «Тропами Кориолиса».

– Тропами чего? – расхохотался лейтенант. – Чертовы сектанты!

– Тропами, по которым ведут нас силы судьбы и предназначения.

– Я знаю только одну силу, которую может обеспечить твой Кориолис – силу отклонения пули по отношению к твоему виску, – сказал лейтенант.

– Вообще-то не силу, а направление отклонения! – исправил его связанный парень. – Нельзя путать Силу с Направлением. Это разные вещи! Но мой народ считает их взаимодополняющими.

– Хорошо! Ты так много сказал о своем народе и вашей философии, но так и не сказал, откуда вы все же пришли. Это тайна? – спросил заинтересовавшийся рассказом парнишки Родриго Видэл.

– Нееет! Вовсе нет! У вас есть карта?

– Конечно! Вот, держи! – испанец вытащил из сумки, накинутой через плечо, свернутую карту.

Парень молча, с намеком, указал на веревку, связывающую руки. Испанец посмотрел на лейтенанта, как бы интересуясь его мнением, но тот сказал, что бремя выбора теперь лежит только на нем, равно как и его последствия. И перед тем, как перерезать веревку, Родриго задал пареньку еще один вопрос:

– Но почему ты не ушел со своими людьми?

– Я же сказал, что хотел сыграть небу… и Солнцу… и птицам, что сидят в клетке.

Здесь уже лейтенант не выдержал:

– Ты погляди, он еще насмехается! Честное слово, я сейчас замочу этого мелкого урода! – закричал он. Всем нутром бывший военный чувствовал, что здесь что-то не так. И его бесило то, что этого, кроме него, больше никто не замечает.

Кастор Персакес схватил парня за горло так, что тот захрипел. Он не собирался его пугать, он хотел его убить, как тех террористов в деревне, которая считалась заброшенной. Но Родриго удалось вырвать связанного парнишку из лап крепкого вояки.

– Прекрати! И это последнее предупреждение! – пригрозил он лейтенанту.

– Дело твое, парень! – брезгливо оттолкнул от себя Ди-Джея лейтенант. – Но когда мы все окажемся в беде, лучше не подходи ко мне за советом, ясно?! Это тоже было моим последним предупреждением!

Лейтенант отчасти разочаровался легкомысленному поведению Родриго, но в глубине души рассчитывал на то, что испанец знает, что делает, а в нем лишь говорит боль от старых, еще кровоточащих душевных ран.

4

Родриго чикнул ножом по веревке и, разложив карту на светлом столе, где стоял микрофон радиорубки, дал парню жирный зеленый маркер. Ди-Джей принялся чертить путь, который испанец в глубине души уже был готов преодолеть, надеясь, что это и есть именно тот могущественный восток, о котором рассказывал заблудший в Западную Пальмиру странник Ичиро. Задумавшись о сказанных парнишкой словах, он искренне поверил в то, что это путешествие и есть его «Тропы Кориолиса» – закручивающиеся, вертящиеся, запутанные в узлы нити судьбы: хождение по кругу, лабиринт из спирали – куда затягивает душу, не способную найти покоя. В душе Родриго в этот момент что-то изменилось навсегда.

Поверив в очередной раз безумцу, искатели практически единогласно решили отправиться на восток. И в знак единогласия все вышли на улицу и отцепили от вездехода прицеп с огромным барабаном кабеля связи, другими электроматериалами и сопутствующими ремонтно-монтажными инструментами.

И перед тем, как окончательно покинуть Каир, Родриго все же отважился записать голосовое сообщение отцу.

«Вот мы и достигли „Точки Невозврата“. Но теперь я ее таковой не считаю! С недавних пор она стала, скорее, „Точкой Отсчета“. Ни один шаг „Искателей“ не был сделан зря. А все потому, что здесь мы повстречали одного человека. Он поведал нам историю, которая во многом объясняет исчезновение людей. Их не похитили, заковав в кандалы, а пригласили к себе, чтобы вместе вершить благое дело. Я пока что не стану ручаться за трёп парня, который даже своего имени не назвал, но в его словах было что-то такое, что сложно объяснить: то, о чем он говорил, как он говорил, … его взгляд сделал это за него. Заставил меня поверить! И да, он говорил про восток. Про тот ли восток, о котором нам поведал мастер Ичиро, я не знаю, но уверен, что нам обязательно стоит туда заглянуть. Эти люди вовсе не убийцы и не захватчики, о которых дрожащим голосом рассказывали Ганс и Портной. Они пришли с миром. Я вообще не верю этим двум… они, похоже, просто хотели привлечь к себе внимание, а сила совпадения уже сделала свое дело. Да и вообще, вождь… отец, ты ведь сам говорил, надо „Идти и искать!“ И мы следовали твоим словам. Теперь я и сам понимаю: в поисках смысл моих „Троп Кориолиса“. Ха! Уверен, ты сейчас в недоумении, и думаешь, что я спятил или выкурил слишком много корри. Нет! Чужестранец поведал нам об этих самых тропах. Забавный и странный парень на самом-то деле. Пока ничего конкретного не могу сказать об этих тропах, но я обязательно выясню, и тогда расскажу тебе, Сантьяго и всем жителям Западной Пальмиры. Я чувствую, что должен туда пойти! Меня словно магнитом тянет в ту сторону. И я это сделаю. До дрожи пробирает, как представлю это путешествие. Другие участники экспедиции тоже в предвкушении забега. Да, мы рискуем, но оно того стоит. Не просто же так жители поселений покинули свои дома, побросав вещи на месте?! Мы должны это выяснить, ради всех нас. Ведь мы все-таки „Искатели Света Пальмиры“! Меня переполняют эмоции… Эх! Ну ладно, похоже, следующее сообщение я запишу теперь нескоро. Но ничего, не переживай, и передай родственникам искателей, чтобы тоже не переживали. И вообще, мы планируем вернуться к закату, но если этого не случится, я тебя очень прошу, не нужно нас искать. Если вдруг так произойдет, просто не суйтесь на восток: значит, там ловить нечего, даже пауков. Так Билли Тобину и передай! Ха! Еще прошу тебя: позаботься о младшем, отец. Ты ему нужен. И да… я тебя прощаю. Не знаю, почему я это говорю, но, чувствую, что мы можем больше никогда не увидеться. Будь ты рядом, я бы сказал эти слова тебе в лицо и извинился за годы мучений, которые обеспечивал тебе своей надменностью и глупостью. Я люблю тебя, хотя ты это и так знаешь, но теперь говорю это вслух, чтобы ты больше никогда в этом не сомневался. Обними за меня братишку. А нам пора в путь. Итак, 28 марта 2039 года „Искатели“ покидают столицу Египта и выдвигаются на восток. Пожелайте нам удачи! Она всегда кстати. Надеюсь, отец, мы еще увидимся!»