Кто-то ломал дверь топорами – рубил, кромсал, разбивал на щепки древесину.
– Доктор! – закричал Саймон, садясь, – это солдаты! Пришли солдаты!
Но он находился вовсе не в покоях Моргенеса. Он был закутан в пропитавшиеся потом простыни и сидел на маленькой кровати в небольшой аккуратной комнате. Удары железа по дереву не прекращались; через мгновение дверь в комнату распахнулась, и шум стал еще громче. Незнакомое лицо заглянуло внутрь, бледный длинный подбородок, редкий плюмаж волос, таких же рыжих, как у самого Саймона, – в ярком сиянии солнца. Единственный глаз был голубым. Другой скрывала черная повязка.
– О! – сказал незнакомец. – Ты пришел в себя. Хорошо.
Судя по акценту, незнакомец был эркинландером с небольшой примесью северных низких тонов. Он закрыл за собой дверь, и в комнате сразу стало тише, шум снаружи перестал быть таким громким. Мужчина был одет в длинную серую сутану священника, болтавшуюся на худом теле.
– Меня зовут отец Стрэнгъярд. – Он уселся на стул с высокой спинкой рядом с Саймоном; кроме кровати в комнате стоял низкий столик, заваленный пергаментами и разными мелочами, другой мебели не было. – Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, лучше?
– Да… да, наверное. – Саймон огляделся по сторонам. – Где я?
– В Наглимунде, но ты и сам знаешь. – Отец Стрэнгъярд улыбнулся. – А точнее, в моей комнате… и в моей постели. – Священник поднял руку. – Надеюсь, кровать показалась тебе удобной. Тут все устроено не самым лучшим образом, но, Усирис, как глупо с моей стороны! Ты ведь много раз ночевал в лесу, не так ли? – Священник снова неуверенно улыбнулся. – Тут наверняка удобнее, чем там?
Саймон опустил ноги на холодный пол, обрадовавшись тому, что он в штанах, но слегка смущенный тем, что они явно принадлежали не ему.
– Где мои друзья? – На него вдруг обрушилась темная мысль, подобная туче. – Бинабик мертв?
Стрэнгъярд поджал губы, словно Саймон позволил себе богохульство.
– Мертв? Слава Усирису, нет, но он чувствует себя не лучшим образом, ему нехорошо.
– Могу я его увидеть? – Саймон наклонился, пытаясь найти сапоги. – Где он? И где Мария?
– Мария? – На лице священника появилось недоумение, он наблюдал, как Саймон ползает по полу в поисках сапог. – Ну, с твоей другой спутницей все в порядке. И я не сомневаюсь, что со временем ты ее увидишь.
Сапоги нашлись под письменным столом. Пока Саймон их натягивал, отец Стрэнгъярд снял со спинки стула чистую белую блузу.
– Вот, – сказал он. – Ты так торопишься. Ты хочешь сначала увидеть своего друга или поесть?
Саймон уже успел зашнуровать блузу.
– Бинабик и Мария, потом еда, – проворчал он, сосредоточившись. – И еще Кантака.
– Пусть сейчас и наступили тяжелые времена, – укоризненно сказал отец, – мы, в Наглимунде, никогда не ели волков. Я думал, ты относишься к ней, как к другу.
Саймон поднял голову и понял, что одноглазый священник шутит.
– Да, – сказал заметно смутившийся Саймон, – она мой друг.
– Тогда пойдем, – сказал священник, вставая. – Меня попросили позаботиться о тебе, поэтому чем быстрее внутри тебя окажется еда, тем раньше я выполню поручение. – Он снова открыл дверь, и комната наполнилась солнечным светом и шумом.
Саймон заморгал, глядя на высокие стены крепости и пурпурно-коричневую громаду Вилдхельма, высившегося впереди, на фоне которого часовые в сером казались карликами. Несколько прямоугольных каменных зданий находилось в центре крепости, но здесь обошлись без эксцентрических красот Хейхолта – другой стиль, другая эра. Потемневший от дыма камень песчаника, маленькие окошки, дававшие мало света, и тяжелые двери выглядели так, словно они созданы для одной цели: не впускать чужаков внутрь.
Всего лишь в броске камня, посреди большого внутреннего двора, несколько мужчин, скинувших рубахи, кололи дрова, они уже успели заготовить целый штабель, выше их голов.
– Так вот откуда такой шум, – сказал Саймон, глядя на поднимавшиеся и падавшие вниз топоры. – Что они делают?
Отец Стрэнгъярд повернулся, чтобы проследить за взглядом Саймона.
– О, готовят погребальный костер, – ответил он. – Собираются сжечь гюне – гиганта.
– Гиганта? – К Саймону разом вернулись воспоминания: рычание, темная кожа лица, огромные руки, тянувшиеся к нему. – Неужели он жив?
– О, конечно, он мертв, – ответил отец Стрэнгъярд и зашагал к главным зданиям. Саймон поспешил за ним, бросив последний взгляд на растущую гору дров. – Понимаешь, Саймон, некоторые люди Джошуа хотели устроить спектакль, отсечь голову гиганта, повесить ее на ворота, ну, что-то в таком духе. Принц сразу запретил. Он сказал, что пусть гигант и злое существо, но он не животное. Ты ведь знаешь, они носят одежду? И еще палицы, точнее дубинки. Вот почему Джошуа сказал, что нельзя брать голову гиганта для развлечения. Сказал, что нужно его сжечь. – Стрэнгъярд подергал себя за ухо. – Ну, теперь они его сожгут.
– Сегодня вечером? – спросил Саймон, которому пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от быстро шагавшего священника.
– Как только будет готов погребальный костер. Принц Джошуа не хочет устраивать ничего особенного, – сказал отец Стрэнгъярд. – Уверен, он предпочел бы похоронить гиганта в горах, но люди хотят быть уверены, что он мертв. – Священник быстро изобразил знак Дерева у себя на груди. – Это уже третий гюне, что пришел к нам с севера в этом месяце. Один из них убил брата епископа. Все это противоестественно.
Бинабик лежал в маленькой комнате часовни, которая располагалась в центре двора, главной части крепости. Он был очень бледным и показался Саймону совсем маленьким, словно часть его сущности исчезла, но улыбка осталась неунывающей.
– Друг Саймон, – сказал он, осторожно садясь на постели, и Саймон увидел, что его маленький смуглый торс забинтован до самой ключицы.
Саймону пришлось подавить желание подхватить тролля на руки и обнять, он понимал, что может возобновиться кровотечение из ран, которые только начали заживать. Поэтому он присел на кровать и сжал одну из теплых рук Бинабика.
– Я думал, что тебя уже не вернуть, – сказал Саймон, язык которого вдруг стал неуклюжим и тяжелым.
– Как и я, когда в меня попала стрела, – сказал тролль и грустно покачал головой. – Но оказалось, что она не задела никаких важных органов. За мной хорошо ухаживали, и если не считать того, что мне больно двигаться, в остальном я как новенький. – Бинабик повернулся к священнику: – Сегодня я гулял во дворе.
– Хорошо, очень хорошо. – Отец Стрэнгъярд рассеянно улыбнулся и поправил повязку на глазу. – Ну, мне пора идти. Уверен, вам есть что обсудить. – Он подошел к двери. – Саймон, пожалуйста, оставайся в моей комнате столько, сколько пожелаешь. В данный момент я живу с братом Эглафом. Он издает ужасные звуки, когда спит, но добрый брат согласился меня приютить.
Саймон поблагодарил отца Стрэнгъярда, и, пожелав напоследок Бинабику скорейшего выздоровления, священник ушел.
– Стрэнгъярд обладает очень острым умом, Саймон, – сказал Бинабик, когда шаги священника стихли в коридоре. – Он мастер архивов замка. У нас с ним уже состоялся интересный разговор.
– Он немного странный, тебе не кажется? И какой-то… рассеянный?
Бинабик рассмеялся, но тут же поморщился и закашлялся. Саймон с беспокойством наклонился к нему, но тролль от него отмахнулся.
– Один момент, ничего больше, – сказал он. Когда ему удалось восстановить дыхание, Бинабик продолжал: – Разум некоторых людей, Саймон, настолько полон мыслями, что они забывают говорить и действовать, как нормальные мужчины.
Саймон кивнул и окинул комнату взглядом, обнаружив, что она очень похожа на спальню Стрэнгъярда: скромная, маленькая, с побеленными стенами. Только здесь не было груд книг и пергаментов, а на письменном столе лежала лишь Книга Эйдона, из которой, словно тонкий язык, торчала алая лента, показывавшая, где остановился последний ее читатель.
– Ты знаешь, где сейчас Мария? – спросил Саймон.
– Не знаю. – Бинабик стал очень серьезным. «Интересно, почему?» – подумал Саймон. – Я полагаю, она передала послание Джошуа. Может быть, он отправил ее обратно к принцессе, где бы она сейчас ни находилась, чтобы она отнесла ответ.
– Нет! – Саймону совсем не понравилась эта идея. – Разве события могут происходить так быстро?
– Так быстро? – Бинабик улыбнулся. – Сегодня утро второго дня после нашего появления в Наглимунде.
Саймон был поражен.
– Но как такое может быть?! – воскликнул он. – Я только что проснулся!
Бинабик покачал головой и опустился на подушку.
– Вовсе нет, – ответил тролль. – Ты проспал большую часть вчерашнего дня, просыпался только чтобы выпить воды, потом снова засыпал. Я думаю, последняя часть нашего путешествия привела к тому, что ты сильно ослабел, не говоря уже о лихорадке, которая у тебя началась, когда мы плыли по реке.
– Усирис! – Саймон почувствовал себя так, словно собственное тело его предало. – И Марию отослали прочь?
Бинабик успокаивающе поднял руку.
– У меня нет уверенности. Я лишь высказал предположение, ничего больше. Вполне возможно, она где-то здесь – может быть, живет с какими-то женщинами или служанками. Она ведь служанка.
Саймон сердито смотрел на тролля. Бинабик мягко взял юношу за руку, которую тот выдернул, придя в невероятное волнение.
– Прояви терпение, друг Саймон, – сказал тролль. – Ты вел себя, как герой, пока мы добирались сюда. Кто знает, что произойдет в будущем?
– Ты прав… наверное… – Саймон сделал глубокий вдох.
– И ты спас мне жизнь, – проговорил Бинабик.
– А это так важно? – Саймон рассеянно похлопал Бинабика по руке и встал. – Ты также спасал мою – и не раз. Для чего еще нужны друзья?
Бинабик улыбнулся, но в его глазах застыла усталость.
– Друзья есть друзья, – согласился тролль. – Кстати, сейчас мне нужно поспать. В последующие дни нам предстоят важные дела. Ты проверишь, как присматривают за Кантакой? Стрэнгъярд собирался привести ее ко мне, но, боюсь, это обещание вылетело из его занятой головы, как… – он похлопал по подушке, – как перышко отсюда.
– Конечно, – кивнул Саймон. – А ты знаешь, куда ее поместили?
– Стрэнгъярд сказал… в конюшне, – зевая, ответил Бинабик.
Саймон вышел из комнаты, оказался в центральном дворе и остановился, чтобы посмотреть на проходивших мимо людей, придворных, слуг и священников, но никто из них не обращал на него никакого внимания, что стало для юноши двойным откровением.
Во-первых, он не имел ни малейшего представления о том, где находится конюшня. Во-вторых, ужасно хотел есть. Отец Стрэнгъярд сказал, что он кому-то обещал накормить Саймона, но священник куда-то исчез. Вот уж точно, рассеянный старик.
Внезапно Саймон увидел во дворе знакомое лицо, сделал несколько шагов и вспомнил имя.
– Санфугол! – позвал он, и арфист остановился, поглядывая по сторонам и пытаясь понять, кто произнес его имя.
Он увидел бежавшего к нему Саймона и прикрыл глаза, продолжая с недоумением смотреть на остановившегося перед ним юношу.
– Да? – сказал он. Он был в богатом камзоле цвета лаванды, длинные темные волосы изящными волнами спадали на плечи из-под украшенной пером шапочки в тон камзолу. Даже в чистой одежде Саймон почувствовал себя жалким рядом с вежливо улыбавшимся музыкантом. – У тебя ко мне послание?
– Я Саймон. Ты, наверное, не помнишь… мы говорили во время погребального пира в Хейхолте.
Санфугол, слегка нахмурившись, некоторое время на него смотрел, потом его лицо просветлело.
– Саймон! Да, конечно! Воспитанный юноша. Я сожалею, что не узнал тебя сразу. Ты заметно вырос.
– В самом деле? – удивился Саймон.
Арфист усмехнулся.
– Так и есть! И у тебя совершенно точно не было на лице пуха, когда мы виделись в прошлый раз. – Он протянул руку и коснулся подбородка Саймона. – Во всяком случае, я его не помню.
– Пуха? – удивленный Саймон поднял руку и потрогал щеку.
Да, там была щетина… но очень мягкая, вроде волосков на руках.
Санфугол рассмеялся.
– Как ты мог не заметить? Когда у меня появилась первая щетина, я каждый день подходил к зеркалу моей матери, чтобы посмотреть, как отросла бородка. – Он поднес руку к своему чисто выбритому подбородку. – Теперь я каждое утро с проклятьями бреюсь, чтобы мое лицо было гладким для леди.
Саймон почувствовал, как краснеет. Наверное, он кажется таким неотесанным!
– Я довольно долго находился далеко от зеркал, – признался Саймон.
– Хм-мм. – Санфугол оглядел его с головы до ног. – И ты стал заметно выше, если меня не обманывает память. И что привело тебя в Наглимунд? Впрочем, я могу и сам догадаться. Сюда многие сбежали из Хейхолта, в том числе и мой господин, принц Джошуа.
– Я знаю, – ответил Саймон, почувствовав, что должен что-то сказать, чтобы восстановить паритет с хорошо одетым молодым человеком. – Я помог ему сбежать.
Арфист приподнял бровь.
– Правда? – сказал он. – Ну, это похоже на интересную историю! Ты уже поел? Или хочешь выпить немного вина? Я понимаю, что еще рано, но, если честно, я еще не ложился в постель… чтобы поспать.
– Поесть было бы очень неплохо, – признался Саймон, – но сначала я бы хотел сделать кое-что еще. Ты можешь показать мне, где находятся конюшни?
Санфугол улыбнулся.
– Что теперь, юный герой? Ты помчишься в Эрчестер, чтобы привести нам в мешке голову Прайрата? – Саймон снова покраснел, но теперь уже с некоторым удовольствием. – Пойдем, – покачав головой, сказал арфист, – конюшни, потом еда.
Согбенный конюх с мрачным лицом перекидывал вилами сено и с подозрением посмотрел на Саймона, когда тот спросил, где найти Кантаку.
– Ну, и зачем тебе волк? – спросил конюх и покачал головой. – Он такой дикий. Его было неправильно сюда помещать. Зверюга едва не отхватил мне руку.
– Ну, в таком случае, – сказал Саймон, – тебе будет только в радость от нее избавиться. Отведи меня к ней.
– Он настоящий дьявол, – продолжал конюх.
Они последовали за хромавшим мужчиной вдоль темных конюшен и вышли через заднюю дверь в грязный двор, окутанный тенями, падавшими от стены.
– Сюда иногда приводят на убой коров, – сказал конюх, указывая на квадратную яму. – Уж не знаю, зачем принц притащил его сюда, приказав бедному старому Лукуману за ним присматривать. Ему бы следовало пронзить его копьем, как того гиганта.
Саймон бросил на согбенного конюха презрительный взгляд и подошел к яме. Привязанная к стоявшему у края шесту веревка уходила вниз. Она охватывала шею волчицы, которая лежала на грязном дне ямы.
Саймон был потрясен.
– Что ты с ней сделал?! – закричал он, поворачиваясь к конюху.
Санфугол, осторожно шагая по грязной земле, подошел ближе.
Подозрительность конюха перешла в раздражение.
– Я ничего не делал, – сердито пробормотал он. – Он настоящий дьявол – воет и воет, точно демон. И еще пытался меня укусить.
– Я бы поступил так же, – прорычал Саймон. – И, если честно, я и сейчас готов это сделать. Вытаскивай ее оттуда.
– Интересно, как? – с тревогой спросил конюх. – Хочешь, чтобы я просто потянул за веревку? Он слишком большой.
– Она, идиот. – Саймон уже не мог сдерживать ярость, глядя на несчастную волчицу, которая столько миль была его верной спутницей, а сейчас лежала в темной грязной дыре.
Он наклонился.
– Кантака, – позвал он. – Хей, Кантака!
Она дернула ушами, словно отгоняла надоедливую муху, но глаз не открыла. Саймон огляделся по сторонам и увидел то, что ему требовалось: колоду для рубки мяса, покрытое шрамами толстое полено, величиной с грудь человека. Саймон подтащил ее к краю ямы, не обращая внимания на конюха и арфиста, которые с удивлением на него уставились.
– А теперь смотри, – позвал он волчицу и сбросил колоду в яму, та с глухим стуком упала на влажную землю, всего лишь в локте от задних лап волчицы.
Кантака слегка приподняла голову, чтобы посмотреть, что произошло, и снова опустила ее на лапы.
Саймон смотрел на Кантаку с края ямы, пытаясь придумать, как выманить ее наружу, но она не обращала на него внимания.
– Ради Усириса, будь осторожен, – сказал Санфугол.
– Ему еще повезло, что зверь сейчас отдыхает, – заявил конюх, с мудрым видом покусывая большой палец. – Вы бы послушали его раньше, когда он выл.
Саймон осторожно соскользнул в яму и приземлился на влажную скользкую грязь на дне.
– Что ты делаешь?! – вскричал Санфугол. – Ты сошел с ума?
Саймон присел на корточки рядом с волчицей и осторожно протянул к ней руку. Она зарычала, но он лишь развел пальцы в стороны. Грязный нос принюхался, Кантака высунула длинный язык и лизнула тыльную сторону ладони Саймона. Он почесал ее за ушами, потом проверил, нет ли у нее порезов или сломанных костей. И ничего серьезного не нашел. Он повернулся, поставил колоду вертикально рядом со стеной ямы и снова подошел к волчице. Саймон обнял ее руками и заставил встать.
– Он безумен, не так ли? – прошептал изумленный конюх Санфуголу.
– Закрой рот, – прорычал Саймон, глядя на чистые башмаки и одежду, которые покрылись грязью. – Возьми веревку и тяни по моей команде. Санфугол, отруби ему голову, если он будет медлить.
– Эй, ты чего это? – осуждающе сказал конюх, но веревку взял.
Арфист встал рядом, чтобы ему помочь. Саймон уговорил Кантаку подойти к колоде и поставить на нее передние лапы. Потом Саймон уперся плечом в широкий, заросший густым мехом зад.
– Готовы? Тогда тяните! – крикнул он.
Веревка натянулась. Сначала Кантака сопротивлялась, не позволяя себя вытащить, и стала давить задом на Саймона, ноги которого начали погружаться в мягкую влажную землю. Но в тот момент, когда он испугался, что не устоит и Кантака упадет на него всем своим весом, волчица смягчилась и рванулась вперед. Саймон заскользил, но, к его радости, волчица не остановилась. Конюх и Санфугол завопили от удивления и испуга, когда голова с желтыми глазами оказалась выше края ямы.
Затем Саймон взобрался на колоду и вылез из ямы. Конюх с ужасом смотрел на волчицу, Кантака отвечала ему злобным взглядом. Санфугол также выглядел заметно напуганным и осторожно отползал от волчицы на собственном заду, забыв о том, что может испачкать свою красивую одежду.
Саймон рассмеялся и помог арфисту подняться на ноги.
– Пойдем со мной, – сказал Саймон. – Мы отведем Кантаку к ее другу и хозяину, тебе будет интересно с ним познакомиться, ну, а потом мы сможем поесть?
Санфугол задумчиво кивнул.
– Теперь, когда я увидел Саймона, Спутника Волков, мне легче поверить в некоторые другие вещи, – сказал он. – В любом случае пора отсюда уходить.
Кантака слегка подтолкнула носом распростертого на земле конюха, и тот испуганно взвизгнул. Саймон отвязал веревку от шеста, и они зашагали по конюшне, оставляя за собой четыре пары следов.
Бинабик и Кантака радовались встрече, а Саймон присматривал за ними, чтобы еще совсем слабый тролль не пострадал от избытка чувств волчицы. Между тем Санфугол отправился на кухню и вскоре вернулся с большой порцией баранины, сыра, хлеба, завернутых в чистую тряпицу, а еще он принес пиво. Саймон с удивлением заметил, что арфист все еще одет в испачканный камзол.
– На южном бастионе, куда мы пойдем, очень грязно, и я не стану пачкать еще одну смену одежды, – пояснил арфист.
Потом они направились к главным воротам крепости, по крутой лестнице поднялись на бастион, и Саймон спросил о сновавших по внутреннему двору людях, которых было невероятно много, а также о палатках и навесах, установленных почти на всех открытых пространствах.
– Многие пришли в поисках убежища, – ответил Санфугол. – Большинство из Фростмарша и долины реки Гринвейд. Некоторые из Утаниата – для них рука графа Гутвульфа оказалась слишком тяжелой, но в основном это люди, которых с собственных земель прогнала погода или разбойники. Или другие причины – например гюне. – Он указал на завершенный погребальный костер.
Команда, рубившая дрова, ушла, и штабель возвышался с важным видом, точно разоренная церковь.
На бастионе они устроились на грубо отесанных камнях, солнце уже стояло высоко в небе, и его лучи легко преодолевая редкие облака, Саймон даже пожалел, что у него нет шляпы.
– Либо ты, либо кто-то из твоих спутников привез хорошую погоду. – Санфугол распахнул камзол, чтобы стало не так жарко. – Никогда на моей памяти не было такой странной погоды в майа – снежные бури во Фростмарше, холодные дожди в Утаниате… град! Две недели назад у нас с неба падали ледяные камни размером с птичье яйцо. – Он начал развязать сверток с едой, пока Саймон любовался видом.
Отсюда, почти с верхней точки крепости, Наглимунд раскинулся перед ними, как одеяло.
Замок примостился во впадине с крутыми склонами гор Вилдхельма, как будто лежал на ладони. Ниже западных бастионов, напротив того места, где они устроились, находилась широкая внешняя стена замка; а еще дальше вниз, до самой внешней стены города уходили кривые улочки Наглимунда, за которой раскинулись почти бесконечные пространства скалистых лугов и невысоких холмов.
У дальней стороны, между восточными бастионами и фиолетовой стеной Вилдхельма от вершин дальних холмов шла длинная извивавшаяся тропа, а по обеим ее сторонам поблескивали тысячи темных точек, в которых отражалось солнце.