Троллиные истории - читать онлайн

Часть первая. Про Худошу и Чучо

Даже не знаю, с чего начать свой рассказ.

Все началось восемь лет назад из-за моих знаменитых яблочных пирогов. А может, это началось еще раньше, когда я стала находить везде черную шелковистую шерсть? Да, пожалуй, все началось с шерсти, еще лет двенадцать назад.

Дело в том, что мне с детства хотелось собаку, причем именно немецкую овчарку, но родители не покупали мне щенка, мотивируя отказ тем, что от собаки много шерсти при линьке. А когда я выросла, то так и не завела никаких животных, как раз из-за трудоемкой уборки. Не могу сказать, что в том году в нашей квартире было так уж много ковров, которые трудно чистить. Точнее выразиться, их у меня вообще не было. Но, начиная с этого времени, стали происходить немного странные вещи: осенью, где-то в октябре месяце, я стала находить черные шелковистые волоски по всей квартире в больших количествах. Вернее, их даже не надо было находить. Во время каждой уборки их набирался целый совок, в сливе ванны обязательно обнаруживался спутанный шерстяной комок, и трубы ванной периодически засорялись, а когда я вызывала нашего управдома дядю Петю, который у нас был и сантехником, и слесарем, и вообще на все руки мастером, тот витиевато выражался на тему: «Сколько же ты завела котов?». Поскольку никаких котов и в помине не было, с годами я начала подозревать, что линяю сама. «Линяла я сама» особенно сильно не только в ванной, но и на кухне: в районе холодильника, в самом холодильнике, около газовой плиты и, собственно, во всех кастрюлях, и даже под кухонным фикусом, который имелся в каждой питерской квартире образца того года. Так и продолжается до сих пор.

А восемь лет назад началась та история с яблочными пирогами. Да-да, точно, примерно в это время я их и научилась печь. Пироги мои внезапно начали пользоваться невероятной популярностью. Стоило только вытащить из духовки воздушный, душистый, слегка присыпанный корицей пирог, как тут же он таинственно исчезал. Мне едва удавалось съесть один кусочек, как на противне не оставалось ни крошки. Признаюсь, я грешила на сына, но очень радовалась тому, что у ребенка прекрасный аппетит, и стала печь сразу по два-три яблочных пирога. Все равно мои кулинарные шедевры исчезали с невероятной скоростью и в полном объеме.

Некоторые признаки, однако, указывали на то, что выпечку истребляет кто-то другой. Однажды ночью я нечаянно вышла на кухню и обнаружила, что дверца холодильника приоткрыта, и из-под нее, как мне увиделось, торчат четыре розовых лысых хвоста с черными шелковистыми кисточками на кончиках. Стоило мне моргнуть от неожиданности, как дверца холодильника уже была закрыта, и хвосты оказались плодом моего воображения, зато на краях пирогов со всех сторон красовались следы маленьких детских зубов.

Удивительно, как мало мы замечаем у себя под носом, и как много умудряются увидеть наши дети. Как-то раз сын пришел в мою комнату, забрался в кресло и обиженно сказал:

– Мама, тролли опять съели все яблочные пироги!

Я улыбнулась (довольно глупо с моей стороны) и подумала, что и до этого много слышала о подобного рода снах и фантазиях.

– Сынок, а какие они, тролли – поедатели яблочных пирогов?

– Мам, ну что ты, в самом деле, как маленькая? Ты что, тролля ни разу не видела? – насупившись, совершенно серьезно поинтересовался ребенок. – Ну, обычные же тролли – маленькие, мохнатые, с длинным хвостом.

– А где живут наши тролли? Они что, невидимые?

Сын смотрел на меня во все глаза, осознавая, что я не понимаю очевидных вещей:

– Так под фикусом на кухне и живет наш тролль, а в гости к нему приходят другие тролли. Ничего они не невидимые, они просто прячутся… и едят наши яблочные пироги…постоянно!

– А чем они еще занимаются, кроме поедания пирогов? – меня несколько удивил этот детский полет фантазии у ребенка подросткового возраста. Напрасно умилившись, я потрепала его по лохматой голове.

– Как что? – складывалось впечатление, что мой ребенок невысокого мнения об умственных способностях взрослых. – Вредят и шерсть разбрасывают!

Разговор принимал странный оборот. Я немного расстроилась из-за того, что дети иногда выдумывают такие вещи, и закрыла тему.

С тех пор мой сын вырос, уехал жить в другую квартиру и забыл о своих детских рассказах. Но тролли не забыли о поедании яблочных пирогов. Да-да, оказалось, что тролли на самом деле существуют, и все доказательства были у меня в руках.

Не далее как в прошлом месяце, я получила странное, большое и пухлое письмо. Адрес на конверте стоял определенно мой, но послано оно было на имя некой… Перес. Почта и раньше приносила на мой адрес письма, которые предназначались не совсем мне, вернее, без указания имени получателя. Такие письма я, не распечатывая, оставляла в подъезде на почтовом ящике, откуда эти конвертики в скором времени куда-то исчезали. Но в этот раз конверт был таким объемным, что женское любопытство взыграло, и я распечатала письмо. Оправданием также послужила догадка, что конверт все-таки адресован мне, ведь я ношу испанскую фамилию Хименес, и, вполне возможно, фамилии Перес и Хименес в шутку или не намеренно перепутали. Но дело обстояло не так. В конверте лежала рукопись, написанная аккуратным бисерным почерком на литературном португальском языке, причем, очевидно, пером и чернилами. Отдельно к рукописи было приложено письмо следующего содержания:

«Здравствуй, дорогая мама Перес! Теперь я могу с полной уверенностью сказать, что в Зеленецком лесу живется очень хорошо, в основном, потому, что здесь нет Человека. Сейчас наступает лето, Худоша сегодня утром ходил проверять плантации тины и говорит, что в этом году будет отменный урожай. Погода стоит теплая, наверное, вылупится много бздюлей, и вообще жизнь лесная идет размеренно и приятно. К сожалению, сейчас я не могу выполнять свой долг, как ты учила нас с детства, то есть вредить Человеку. С некоторой опаской, что ты меня не поймешь, вынуждена признаться, что здесь, в Зеленецком лесу, я позволяю себе немного работать. Не переживай, совсем мало. Кушаю я очень хорошо, но скучаю по яблочным пирогам. Предлагаю тебе рецепт маринованных перепелиных яиц, чтобы ты подкинула его Человеку:

Берем перепелиных яиц, сколько есть, отвариваем и чистим. Одну столовую ложку тинной бормотухи разбавляем в литре родниковой воды, добавляем листья носиковых деревьев, старую паутину в большом количестве, полбашмака соли – рассол готов. Наливаем в литровую банку, складываем туда отваренные перепелиные яйца и ставим в холодное место. Через неделю можно есть.

Как ты и велела, я упражняюсь в португальском языке, поэтому высылаю тебе свои записки о Зеленецком лесе.

Будь здорова, мама Перес! Передавай привет Зезе и Христе. И смотри, больше не переедай яблочных пирогов, как в прошлый раз!

С любовью, твоя дочь Чучо, названная в честь композитора Чучо Вальдеса»

Едва прочитав это письмо, я поняла, что нахожусь перед границей другого мира, переступив которую, я уже не смогу быть прежней. Перед тайной, которую знают несмышленые дети и глубокие старики, увенчанные мудростью и сединами. Тайной урожая из тины, бздюлей и маринованных в родниковой воде перепелиных яиц… С жадностью я стала читать рукопись, несмотря на то, что плохо знала португальский. Пока я занималась чтением, произошло множество мелких и крупных неприятностей. Распахнулось окно, и грозовой майский шторм ворвался в квартиру, пытаясь вырвать рукопись из моих рук. Замигал и неожиданно погас свет – выручило только то, что в мае уже белые ночи. Подозрительно громко захлопала дверца холодильника, зазывая меня на кухню. Но я не отступила, пока не прочитала все. Далеко за полночь, едва последняя страница рукописи была перевернута, я положила бумаги на стол, из-под которого незамедлительно высунулась седая мохнатая лапа и начала шарить по поверхности. Да-да, в этот раз я поверила своим глазам и тому, что они видели. Сколько же было сделано для того, чтобы о существовании троллей мир Человеков ничего не узнал!

Рукопись была надежно закрыта в маленьком сейфе, но от волнения мне не спалось. Желание увидеть живого тролля (вернее, как оказалось, троллиху) было настолько сильным, что я достала из холодильника яблочный пирог, положила его на красивую тарелочку и, отойдя подальше, спокойным голосом сказала в сторону фикуса: «Угощайся!». Никакой реакции не последовало. Я заволновалась еще больше, переложила пирог обратно в холодильник, отошла подальше и громко крикнула: «Угощайся!». Ответом мне была тишина. Пирог стоял нетронутый.

Наконец, я все-таки поняла, в чем дело. Неохотно достала рукопись и письмо из сейфа, с сожалением подержала в руках, затем положила на стол и отошла. В ту же секунду единственное доказательство существования троллей исчезло – как и пирог из холодильника…

Петли тяжелой металлической двери застонали, едва выдерживая ее вес, пока тяжелое полотно не ударилось о косяк, и не раздался щелчок автоматического замка. Затем Человек тщательно (а в обычной жизни он всегда все делал с необыкновенной основательностью) закрыл все замки, удовлетворенно кивнул своим мыслям, как будто проделал хорошую работу, и вышел из подъезда большого пятиэтажного дома в историческом центре столицы. На улице шел дождь, еще не сильный, но обещавший к обеду превратиться в настоящий ливень. Человек потоптался под узорным козырьком подъезда, раскрыл дорогой кожаный портфель, извлек оттуда утреннюю газету, прикрыл ей голову и, широко ступая через лужи, пошел к своему автомобилю.

Он долго не мог выехать из арки на улицу, где разноцветной змеей струился сплошной поток машин, и никто не хотел пропускать автомобиль Человека перед собой. Но Человек никуда не торопился и относился к факту отсутствия водительской солидарности спокойно. Он уже привык утренние и вечерние часы проводить в пробках.

Наконец, автомобиль смог протиснуться своим широким капотом в левый ряд и стал частью этого беспомощного рева моторов, многоголосия клаксонов и духоты сиреневых выхлопов.

Человек был владельцем не очень крупной фирмы и, сидя за рулем, думал о важных вещах: новом объекте из стекла и бетона, строительство которого он задумал совместно с партнерами. Немного давала о себе знать бессонная ночь и выпитый вечером виски, но Человек привык не обращать внимания на такие мелочи.

Внезапно его мысли переключились на события прошлой ночи.

Девушка, с которой Человек познакомился в Интернете, была еще молода, и своими тонкими руками, держащими стакан виски со льдом, и светлыми, слегка вьющимися короткими волосами на косой пробор напомнила ему покойную жену. Под утро Человеку приснился сон, пришедший из далеких счастливых лет, где были смеющиеся и плачущие родные глаза, искра настоящей жизни и бедность, которая называлась счастье. В этом сне самая дорогая в его жизни женщина говорила, укоризненно качая головой с пушистыми волосами цвета спелой пшеницы: «Твой тролль очень недоволен. Ты даже корочки хлеба дома не оставляешь», но потом провела невесомой прозрачной рукой по его макушке и ласково улыбнулась. Человек подумал во сне: «Какой еще тролль?», но все равно отчего-то почувствовал себя виноватым.

Человек всегда знакомился в Интернете с девушками, внешне похожими на ту, которой не стало. Бывало, он понимал, видя живых женщин, что фотографии профилей его немного обманывали. А бывало, что обманывали и много. В них не было жизни, которую хотел найти Человек. Каждая приходила со своими надеждами, большинство внимательно осматривало хорошую квартиру, многие, выпив спиртного, становились шумными и вульгарными, но не такими, каких он искал.

Человек понимал, что виски по вечерам стало уже слишком много, немолодой организм не выдерживал марафона незнакомых женщин, но остановиться не было сил. Наутро Человек вставал и ехал на работу – строить дома из стекла и бетона, потому что о таких говорят: «старая закалка».

***

Петли тяжелой металлической двери застонали, едва выдерживая ее вес, пока тяжелое полотно не ударилось о косяк, и не раздался щелчок автоматического замка…

Этот ранний стук, как обычно, разбудил Чучо. Троллиха послюнявила мохнатую ладошку и протерла глаза, затем высунула пятачок из своего угла. Дома никого не было. За окном капал дождь, который обещал к обеду превратиться в настоящий ливень.

Чучо была троллихой из очень-очень древнего и окультуренного рода, который уходил своими корнями к самому Илиасу Гвадалахарскому (ну, вы его знаете), могучему созданию, который тридцать три года лежал на печи и встал только для того, чтобы попить воды.

В этой квартире Чучо жила давным-давно, практически с детства, с тех самых пор, как ее мать, старая троллиха Перес, подкинула ее в проживавшую здесь семью Человеков, едва Чучо научилась прятать свой хвост при ходьбе (как и принято у столичных троллей).

С детства Чучо была любопытной всезнайкой. Она перечитала все книги, стоявшие на полках у бывших жильцов, изучила высшую математику, квантовую физику, литературные труды невероятного количества писателей-Человеков и даже кулинарию (в теории), хотя вела иждивенческий образ жизни, как и все тролли, и воровала еду из холодильника. Надо сказать, что семья, при которой обитала Чучо, была очень интеллигентной, у них всегда водилась хорошая еда, каждую неделю покупалась новая книга, а, собственно, ничего другого троллихе и не нужно было, поэтому вредила она, в основном, мало, только по необходимости и из чувства долга.

Но той неприятной осенью 2005 года Человеки продали свою старинную квартиру какому-то удивительно неуютному богатому субъекту, и тут же мирная жизнь Чучо пошла под откос. На тот момент ей исполнилось тридцать с лишком (с маленьким лишком) лет, что, в принципе, немало для короткой жизни троллей.

Новый Человек в первую очередь затеял ремонт квартиры, и все то, что много лет было привычно-потертым, вдруг стало позолоченным или дубовым. Особенно расстраивалась троллиха из-за смены входной двери. Раньше вход в квартиру осуществлялся через старинную полированную двустворчатую дверь, замок которой можно было открыть одним движением кисточки хвоста и проскользнуть незаметно на улицу, чтобы помечтать под луной, вдохнуть немного автомобильных выхлопов или сходить к родственникам-троллям в гости на яблочный пирог. После ремонта квартира превратилась в настоящий бункер, проникнуть в который можно было, только отворив порядка шести различных замков на металлическом полотне. Из старых привычных вещей остался большой зеленый фикус с кривым стволом и листьями, растущими на одну сторону (раньше в этой стороне было окно), не влезший в грузовик с вещами бывших своих хозяев при переезде. Чучо любила этот фикус и про себя называла его Васей. Поливка, обрезка и рыхление земли в его горшке были единственными полезными вещами, которые троллиха позволяла себе делать вопреки долгу. Человек, по странной прихоти, оставил Васю стоять в дальнем углу сверкающей белоснежной кухни. Это место было незамедлительно облюбовано нашей героиней для отдыха.

Книги из дома исчезли навсегда, их заменили газеты, читать которые Чучо не могла, согласно своему мировоззрению. Троллиха так скучала по неповторимому запаху библиотечной пыли и шелесту желтых страниц, что, казалось, дай ей сейчас в лапы «Капитал» Карла Маркса, она незамедлительно кинулась бы читать. Немного компенсировал отсутствие книг беспроводной Интернет, где можно было порыться, когда Человек зазевается, но Чучо никак не могла украсть большой тяжелый ноутбук и утащить его хотя бы под фикус или под ванну.

В доме часто появлялись незнакомые женщины. Чучо тоскливо сидела в ванной комнате, слушая звон стаканов и разговоры Человеков. Незнакомки оставались ночевать, и под утро Человек вызывал им такси, говорил на прощание: «До встречи», но Чучо знала, что встреча эта никогда не состоится, потому что пройдет день-два, быть может, неделя, придет другая женщина, и все повторится сначала и закончится также.

Питался Человек в ресторанах. Холодильник стал предлагать исключительно бутылки дорогого шотландского виски, но Чучо не злоупотребляла никогда в своей жизни, и на тот момент начинать не собиралась.

Условия жизни мирной троллихи становились все сложнее, и у нее стал портиться нрав, потому что с тоски появилось острое желание вредить, которое вылилось, в первую очередь, в воровство чистого постельного белья из шкафа. Украв лишнюю наволочку, Чучо чувствовала себя менее нервозно в новой неблагоприятной обстановке. Некоторую радость ей доставляли персидские ковры, потому что заглушали стук копытцев, когда она ходила по комнате, уныло волоча свой хвост, который длиной был более метра.

Иногда Чучо так все надоедало, что она потихоньку выбиралась по ночам на улицу через окно, спускалась с риском для жизни по водосточной трубе и трусила к своей матери Перес, плакаться в жилетку.

Перес считала Чучо своим самым неудачным, ни к чему не приспособленным ребенком. Другие двое детей – брат и сестра Чучо – всегда вредили исключительно удачно, хоть и были младше Чучо на целый десяток лет. Перес вздыхала: «Ничего не поделаешь, ты такая с самого детства. Ну, хоть работать тебя отправляй! (про фикус Васю пожилая троллиха ничего не знала). Может, Зезе тебя научит?»

От этих слов в родительском доме тоже становилось неуютно и по-настоящему грустно. Повесив уши, Чучо посматривала в сторону своего младшего брата Зезе. Тот прославился, в первую очередь, своими путешествиями по миру. Едва покрывшись шерстью, молодой тролль поселился в центральном офисе туристической фирмы, откуда он и осуществлял свои международные вылазки в чемоданах клиентов. В последнее время Зезе увлекся вождением самолетов и въехал в квартиру профессионального пилота, путаясь под ногами которого проникал в кабину управления при каждом полете. Чучо всегда робко говорила: «Слава Богу, Зезе, что ты не вредишь в кабине!», а младший братишка при этом лукаво улыбался: «Жаль, что другой тролль сидел в кабине, когда Юрий Гагарин сказал: «Поехали!». Я уверен, он там был и корчил рожицы на взлете!»

Сестра Чучо, Христа, поселилась в редакции светского журнала и тоже была уважаемой троллихой, в первую очередь потому, что знала все последние сплетни о кинозвездах и богемной жизни. Любимой актрисой Христы была знаменитая латиноамериканка Пончита Эссуарес, поражающая своими идеальными формами и эксклюзивными нарядами светской львицы. Чучо слушала рассказы Христы и тоже через пятое-десятое узнавала знаменитостей на фотографиях. А уж о Пончите знала практически все.

Может, Зезе и Христа и были успешными троллями, но яблочные пироги, которые добывала Перес, они уплетали с не меньшим аппетитом, чем Чучо, а та старалась за один приход в гости к матери наесться минимум на месяц. Затем она возвращалась в «свою» квартиру, думая, что лучше все-таки быть голодной, но более-менее самостоятельной, чем ежедневно находиться в тени одаренных родственников. И, если честно, Чучо даже в своем недетском возрасте еще верила в чудеса, прекрасно понимая, что мы их делаем сами. «Просто», – считала троллиха, – «должен подвернуться случай, который перевернет всю мою жизнь». А жизни, в общем-то, оставалось все меньше и меньше…

И этот случай однажды произошел.

Утром того дня Чучо проснулась необыкновенно поздно, даже не осознав, что металлическая дверь с утра не скрипела и не лязгала. Она вылезла из-под фикуса, пригладила черную мягкую шерстку на голове, проверила, хорошо ли работают уши-локаторы, доставшиеся ей по материнской линии от самого Илиаса (ну, вы его знаете), сделала упражнения для хвоста, затянула поясок на вечно голодном животике, вздохнула и привычно пошла вредить.

Раньше она первым делом заходила в ванную комнату, чтобы насыпать мелкой соли в крем после бритья. Это был один из самых надежных трюков троллихи, после того, как у нее стал портиться нрав. Он срабатывал безотказно. Человек перепробовал кремы после бритья абсолютно всех фирм, и ни один не подошел к его «сверхчувствительной коже». Но так как Человек был старой закалки, то решил этот вопрос, отпустив бороду. Ничего более вредного Чучо придумать не могла, поэтому стала каждое утро разливать стакан виски на деловые бумаги, лежащие в кабинете на письменном столе.

Вот и сегодня Чучо направилась было в кабинет, как вдруг обнаружила, что Человек, судя по всему, не ложился спать с вечера и сейчас находился дома, ибо в кабинете клубился сигаретный дым. Бутылка с крепким спиртным радовала глаз своей пустотой – невозможно было даже натрясти туда шерсть из вредности.

Человек смотрел в экран ноутбука и улыбался. Чучо внезапно обнаружила, что когда у него на лице улыбка, то в уголках рта собираются добродушные складочки.

Тут троллиха посмотрела на монитор и ахнула. Там красовалась сама Пончита Эссуарес. Выглядела Пончита на фотографии на редкость скромно, что не умаляло природной красоты ее смуглой бархатной кожи, белоснежной улыбки и выразительного взгляда. Если бы, каждый раз приходя к Перес, Чучо не рассматривала Пончиту во всех журналах Христы, то могла бы и не узнать ее в простом свитере и джинсах. «Хотя кто сказал, что они простые?» – размышляла троллиха. – «Разве у звезд бывает что-нибудь простое?»

Между тем, Человек определенно переписывался на сайте знакомств с хозяйкой фотографии. «Какая отличная вредность – поставить в своем профиле неизвестную фотографию Пончиты и морочить всем головы. Перес бы одобрила!», – уныло подумала Чучо. – «Даже Христа до такого не додумалась, куда уж мне…»

Человек внезапно вскочил, крайне неожиданно решил заняться спортом и помчался прямо-таки вприпрыжку (если вообще это возможно после выпитой бутылки виски) на покрытую густым слоем пыли беговую дорожку, стоящую в углу специально оборудованной комнаты. «Серьезно прижало!» – подумала Чучо, и уголки ее губ задрожали.

Через несколько дней троллиха сообразила, что Человеку вредят самозабвенно, вдохновенно и виртуозно, с творческими порывами, и начала записывать в маленькой тетрадке свои наблюдения за ситуацией, дабы набраться опыта и применять его впредь, всегда и везде.

Пятничная запись гласила: «Сегодня «Пончита» пригласила его на свидание в пятизвездочном отеле. Человек сбрил бороду, не заметив соли в креме после бритья, достал выходной костюм, заказал букет из роз и отбыл, прихватив цветы, в неизвестном направлении»

Вторничная запись: «В субботу утром Человек пришел с красными от недосыпа глазами, выбросил букет в мусорное ведро и, не раздеваясь, повалился на кровать, перепачкав все грязными ботинками. Два дня не подходил к ноутбуку, на работу не ездил. Сегодня опять переписывается с «Пончитой».

Четверговая запись: «Бегает на беговой дорожке, каждые полчаса измеряет давление. И так целый день».

Именно в четверг Чучо поняла одну важную деталь: он никогда не увидит «Пончиту», потому что так вредить Человеку может только троллиха!

***

Руки стали ощутимо трястись по утрам от спиртного. Но именно сейчас Человека это не очень беспокоило. Неожиданно он вспомнил об одной вещи: когда-то он собирал курительные трубки. «Теперь самое время их достать и покурить», – пришла ему в голову веселая мысль. Человек запамятовал, где они лежат, но почему-то решил, что в письменном столе, и начал выбрасывать бумаги прямо на пол. Когда один из тяжелых дубовых ящиков неожиданно с глухим стуком выскочил из своего гнезда, весь стол содрогнулся. Недопитый стакан виски опрокинулся и, разлив свое содержимое, покатился к самому краю. Человек посмотрел на стакан, схватил его и бросил о пол.

Наконец, забытая коллекция трубок нашлась в самом нижнем ящике стола. Один из самых скромных экземпляров, из простого полированного дерева, был подарен Человеку женой на двадцатую годовщину свадьбы. Он бережно вытащил эту трубку из стеклянной коробочки, погладил по солнечному деревянному боку и засунул в рот, озорно усмехаясь.

– Теперь я Шерлок Холмс! – сообщил Человек портрету жены, стоящему на столе.

– Ну, и зачем ты это делаешь, Шерлок? – глаза на портрете смеялись.

– Ты не понимаешь. В ней есть игра, – Человек посерьезнел, но только на секунду, а затем подмигнул портрету. – Я увижу ее, во что бы то ни стало, даже если там окажется «серая мышка».

– Это ты не понимаешь, – портрет тоже посерьезнел, а потом рассмеялся: – Это вообще не человек.

– Да кто бы там не оказался – это же приключение! Ты даже не представляешь, как мне скучно без тебя жить…

Портрет снова рассмеялся, а потом махнул рукой, словно благословляя его на все несуразные действия.

***

Чучо внимательно слушала, как Человек разговаривает сам с собой, и вдруг с удивлением поняла, что ей тоже скучно жить. Эта мысль впервые пришла ей в голову в такой точной формулировке. «Скучно жить!» – Чучо подошла к экрану компьютера, посмотрела на фото Пончиты Эссуарес и неожиданно набрала на клавиатуре:

– А тебе не скучно жить?

– С чего бы? – высветился ответ.

Троллиха быстро пригладила шерстку, закинула фамильные уши за спину, сфотографировалась на веб-камеру и отослала «Пончите» фото с подписью: «Это я, Чучо, сижу за компьютером, пока Человек курит трубку и разговаривает сам с собой. Я такая же троллиха, как и ты». Конечно, это было нарушением всех правил этики и конспирации. Троллям категорически запрещено оставлять свои фотографии в интернете. Экран компьютера замер, бесшумно мигал курсор, и было слышно только, как Человек все еще что-то бормочет.

Через несколько минут экран ожил. Появилось сообщение: «Я не троллиха, я тролль!», и высветился рисованный портрет… того самого знаменитого Илиаса Гвадалахарского, предка Чучо.

– Ой, а кто это на портрете? – решила пошутить троллиха, рассматривая точную копию себя, только мужского пола и в средневековых латах.

– Это я, – гордо ответил «Пончита».

Чучо рассмеялась.

***

«Как? Не идем в аквапарк?», – прочитала Чучо, пристроившись за спиной Человека. «Лови момент, мачо!», – смеющийся смайлик. «Зеленецк – отличный город для первой встречи!»

Чучо отошла от компьютера и задумалась. Насколько она помнила из истории или из географии, Зеленецк – это город, стоящий на древней земле кривичей, и находится он довольно далеко, поэтому Человек вряд ли согласится туда ехать. Перебор, дорогая «Пончита»… У троллихи даже от сердца немного отлегло, потому что она испытывала тайную зависть от того, что кто-то вредит гораздо удачнее. Но вечером Человек начал собирать чемодан, интенсивно опустошая свои запасы шотландского виски.

Тут в маленькой душе Чучо приключилось полное смятение. Неожиданно для самой себя, она начала перебирать и аккуратно складывать украденные наволочки, которых за несколько лет набралось более пятидесяти штук, и подумала, что утащить все нажитое добро в Зеленецк не удастся. «А зачем мне в Зеленецк?» – задалась вопросом Чучо, но внятного ответа не получила. Лапки и копытца действовали как будто сами по себе, вне ее сознания. Троллиха машинально собрала ворованное постельное белье и в три приема перетащила его к Перес, заодно выменяв на него у младшей сестры шубу непонятного покроя из неизвестного животного и огромный сундук, закрывающийся на ключ. Потом собрала в сундук все, что попалось под руку – вещи, в основном, странные и ненужные, сверху положила шубу, потоптала копытцами и вместе с сундуком залезла в чемодан Человека, предварительно вытащив и спрятав подальше все его содержимое.

Наутро Чучо было очень страшно. Носильщики на вокзале переворачивали чемодан с троллихой то низом вверх, то верхом вниз, пока ей не зажало хвост. Запахи были непонятные и тревожные, Чучо морщила пятачок и изо всех сил старалась не расчихаться. Слышались грубые голоса Человеков, гудки локомотивов, где-то поблизости плакал маленький ребенок. Наконец, чемодан закинули на багажную полку. Застучали колеса, заревел тепловоз, и вагоны покатились с севера на юг, на границу с Белорослией.

Глубокой ночью Чучо с сундуком вывалилась из чемодана, присела на край нижней полки и опять спросила себя: «Зачем я еду в Зеленецк?». «Зеленецк» – само название вызывало у Чучо положительные эмоции. Ей представлялась нежно-зеленая молодая веточка дерева, символ весны и новой жизни. Троллиха глубоко задумалась. Скорее всего, «Пончита» заявится на вокзал, чтобы насладиться триумфом Homo trollos над Homo sapiens. Тролль будет стоять где-нибудь в тихом местечке, откуда все просматривается, и тихо смеяться, прикрывая рот мохнатой ладошкой. Вероятно, придется обратиться к нему за помощью, чтобы найти нового Человека. Чучо увидела на купейном столике распечатанную бутылку шотландского виски и храбро отпила большущий глоток, отчего в ее голове произошел взрыв ядерной бомбы. Чучо осмотрелась так, как будто видела это купе впервые в жизни, а не ехала в нем уже около десяти часов. Она увидела ботинки спящего человека, вспомнила о долге и подумала: «Жаль, что я не кот». Потом закусила объедками бутерброда с сыром и начала решительно продвигать свой сундук к рабочему тамбуру вагона.

Поезд прибывал в Зеленецк. В узком коридоре вагона спрятаться было некуда, поэтому люди, выходя из своих купе, сразу обнаруживали Чучо и останавливались в изумлении. Молодая проводница схватилась за голову и воскликнула: «Кто провез ушастую обезьяну без ветеринарной справки?!». А Человек, выйдя из купе с бутылкой шотландского виски в руке, тут же выкинул ее в окно и сказал тихо: «Чур меня, чур!». Троллиха стояла совершенно невозмутимо и чесала за правым ухом. Перес отреклась бы от дочери, если бы узнала о таком катастрофическом нарушении конспирации. Бедный Чучин хвост отдавили раз десять, не меньше, но, несмотря на это, ровно в пять часов утра троллиха вытащила свой сундук на перрон Зеленецкого железнодорожного вокзала. «Пончиту» она увидела сразу. Он стоял за урной у выбеленной колонны и, как и предполагалось, смеялся, прикрывая рот мохнатой ладошкой.

Человек внимательно наблюдал, как Чучо, волоча сундук, пересекала платформу, затем сказал, обращаясь куда-то к небу: «И ведь правда не человек, но я все-таки увидел!»

Качающейся походкой моряка Чучо подплыла к троллю и развязно произнесла: «Привет! Мы знакомы. Я – Чучо!». «Пончита» скользнул по ней взглядом, на минуту прервал свой смех, потом опять поднес мохнатую ладошку ко рту, но смеяться ему почему-то внезапно расхотелось. Оба тролля уставились друг на друга – одна с непонятным вызовом, другой со смесью изумления, ужаса и недоверия. «Ладно!», – произнес Худоша (а этого тролля звали на самом деле именно так), и еще раз: «Ладно!». Через некоторое время Чучо разобралась, что слово «ладно», да еще и в разных вариациях – «да ладно», «ну ладно», «и ладно» – Худоша имеет привычку произносить всегда, когда понятия не имеет, что ему делать.

Если внешность Чучо в славянских землях была весьма примечательна черной шелковистой шерсткой, заостренным, довольно длинным пятачком, черными спокойными глазками и выдающейся величины фамильными ушами, то Худоша выглядел как типичный кривич, то есть мог удивить своей внешностью только кого-нибудь в Гвадалахаре. Присмотревшись, Чучо обнаружила густо пробивающуюся седину в светло-русой шерсти вокруг задранного пятачка и серых умных глазок, которые в настоящий момент смотрели на троллиху с тоской и испугом. Худоша был уже в приличном для тролля возрасте: с лишком (с приличным лишком) за сорок лет.

Наконец, тролль подал признаки жизни. Он поднял лапу, в которой оказались небольшие очки, надел их на пятачок и бочком-бочком стал пробираться к выходу, удивляясь тому, как неудачно обернулась одна из его лучших шуток. Чучо сначала растерялась, потом припустила, волоча свой сундук, прямо за ним. Так, друг за другом, на расстоянии пяти метров, тролли довольно продолжительное время шли по пустынным улицам Зеленецка. Троллиха расстраивалась. Во-первых, она, полжизни просидев в городской квартире, не привыкла к таким марафонам (а Зеленецк расположен на холмах, и идти приходилось то вверх, то вниз), но боялась отстать от своего нового незнакомого знакомого. Во-вторых, Чучо была обескуражена создавшейся ситуацией и вообще не знала, что ей теперь делать в чужом городе. Ее даже посетила мысль вернуться назад, на вокзал, и залезть обратно в чемодан Человека. Худошу же мучило желание припустить во весь дух подальше от этой странной троллихи, но он очень боялся, что Чучо побежит за ним со своим огромным сундуком, и знакомые зеленецкие тролли увидят ненароком весь этот конфуз.

***

Через несколько часов Худоша и Чучо таким странным образом выбрались за пределы города, который троллиха даже не смогла толком рассмотреть, на узкую проселочную дорогу. Тут тролль резко изменил тактику. То ли его пригрело утреннее солнышко, то ли еще что-то с ним приключилось, но Худоша остановился, дождался запыхавшуюся Чучо и, слегка кивнув головой так, что зайчики восходящего солнца прыгнули от его очков во все стороны, представился: «Худоша!». Затем он решил вести себя еще более по-джентльменски: взял огромный сундук и взвалил его на спину. Дальше они пошли вместе.

Вы спросите: «Почему Чучо не боялась бежать за незнакомцем?». Дело в том, что тролли не признают грубой физической силы. Вредить – это всегда пожалуйста, но только по мелочам. Такая философия сложилась у Homo trollos испокон веков. Испортить троллиную философию могут только Человеки, если узнают об их существовании.

Теперь Чучо шла налегке и могла смотреть по сторонам. Сельская дорога, по которой они шли в неизвестном направлении, была построена, безусловно, кривичами. Мало того, что она безбожно петляла, так еще и имела весьма искривленную поверхность. Чучо чувствовала, что одна нога у нее наступает на дорожное полотно выше другой, и от этого походка троллихи становилась невероятно хромающей.

Худоша, между тем, совершенно преобразился. Как только тролли отошли подальше от Зеленецка, он заметно выпрямился, и мордочка его приняла спокойное, уверенное выражение. Огромный сундук, казалось, его совершенно не тяготил. Изредка Худоша молодецки поглядывал на Чучо сквозь очки, как будто подбадривал: мол, ничего, все будет хорошо. От этого у троллихи тоже потихоньку поднималось настроение. А вскоре Худоша уже и вовсе улыбался. И вот почему.

Дорога вилась среди полей спелой ржи, и, поскольку тролли все-таки ростом не более полуметра, видеть, что находится за очередным поворотом, для Чучо не представлялось возможным. Вскоре они дошли до развилки, точнее, до кривого перекрестка. От основной дороги расходилось три новых ответвления. Коварно улыбаясь, Худоша поставил сундук на землю и развел лапами: «Выбирайте, милая леди, куда пойдем: налево, направо или прямо». Троллиха немного растерялась, но догадалась, что это какая-то шутка. Немного подумав, Чучо выбрала дорогу прямо. Худоша улыбнулся еще коварнее, неизвестно откуда достал маленькую фляжку, отпил из нее, и его задранный пятачок порозовел от удовольствия. Итак, они двинулись прямо. Через некоторое время Чучо с некоторой досадой обнаружила еще одну развилку и вдруг сообразила, что они с Худошей сделали петлю и стоят на том же самом месте. Тролль, отхлебнув еще глоточек из своей неизвестно откуда берущейся фляжки, развел руками рожь и показал ей старый, вросший в землю придорожный камень, который гласил на церковно-славянском языке: «Прямо пойдешь – сюда придешь, направо пойдешь – сюда придешь, налево пойдешь – в Зеленецкий лес попадешь». То ли от содержимого фляжки, то ли от удачной проделки, то ли от вставшего уже высоко за горизонтом солнышка, Худоша опять совершенно изменился и теперь уже шел, слегка пританцовывая и хихикая.

***

Теперь они отправились по кривичской дороге налево. Видимо, они уже приближались к концу своего путешествия, потому что дорога стала оживленнее.

За очередным поворотом Чучо обнаружила странную процессию, идущую им навстречу. Первое, что попалось ей на глаза – это огромная лохматая собака, вся в клочьях нечесаной шерсти и прошлогодних засохших репейниках. К шее собаки была привязана пеньковая веревка, на другом конце которой находился среднего возраста тролль со светлой, пшеничного цвета шерстью, голубыми глазами и широкополой шляпой на голове. Края шляпы были совершенно истертыми и удивили гостью торчащими во все стороны пучками соломы. При этом Чучо было не очень понятно: собака ведет тролля или, наоборот, тролль, достававший собаке всего лишь до холки, ведет собаку. Собственно, на этой самой холке восседало и понукало собаку копытцами еще одно создание, а конкретно такая же голубоглазая троллиха. Когда вся эта странная процессия приблизилась, Чучо обнаружила, что за хвост животного держались два мал-мала-меньше тролленка, а третий, настолько маленький, что еще не покрылся шерстью, сидел прямо на колечке хвоста и держался для надежности обеими розовыми лапами и беззубым ртом.

– Хорошее солнечное утро, Худоша! – с очевидным белорослийским выговором сказал незнакомый тролль, вежливо сняв шляпу и слегка ею обмахиваясь.

– Доброе утро, Андрей! – так же вежливо, но немного напряженно косясь на троллиху, сказал Худоша. – Доброе утро, Анна!

Но Анна не обращала внимания на Худошу, а с удивлением, как редкое диковинное чудо, разглядывала Чучо, и от этого взгляда незваной гостье становилось не по себе.

Между тем, Андрей приободрился оттого, что все внимание жены приковано к незнакомой троллихе, лукаво блеснул голубыми глазками и, слегка прикрыв рот лапой, тихонько шепнул Худоше:

– Как нынче урожай тины? Сейчас самое солнышко, чтобы ее сушить! Сегодня, между прочим, Андрей-налива – двадцать седьмое июля.

– Урожай нынче знатный! – тут Худоша снова достал свою фляжку и, держа ее в руках, пустился в пространные рассуждения. – Ну, положим, Андрей-налива не двадцать седьмого июля, а семнадцатого: рожь-то, посмотри, вся налилась уже…

Тут Андрей не удержался и, крайне беспокоясь о том, чтобы Анна, занятая изучением внешности Чучо, не заметила его хитроумных действий, выхватил фляжку из рук продолжавшего рассуждать Худоши и быстро отхлебнул. Вокруг распространился приятный сладковатый запах. Сутулая спина белорослийского тролля распрямилась, глаза на секунду сошлись к пятачку, а потом заблестели молодецким блеском. Анна, недовольно поморщилась, учуяв запах, и заторопила собаку копытцами. Животное, разомлевшее на солнышке во время незапланированной остановки, неожиданно подскочило, волоча за собой счастливо улыбавшегося Андрея, и сбило Чучо с ног. Может, Анне и было бы любопытно увидеть, как незнакомая черноволосая троллиха барахтается в пыли кривичской дороги, но у нее самой обнаружились некоторые проблемы. Собака завертелась волчком по кругу за своим хвостом, где, как читатель помнит, находилось еще целых три маленьких тролля.

Худоша в это время как раз закончил рассуждать о преимуществах тины перед рожью, спрятал фляжку неизвестно куда и воззрился на эту картину: Чучо валялась, дрыгая копытцами, в пыли на обочине, собака вертелась волчком, за ней на пеньковой веревке летел по кругу Андрей, весело хохоча, троллята восторженно визжали, как визжат дети Человеков на карусели, а Анна пыталась сообразить, как получилась вся эта неразбериха.

– Ладно, – растерянно сказал Худоша, бросая сундук и ловя падающую с собаки Анну на руки. – Ну, ладно…

Наконец, пес запутался в своем поводке и остановился как вкопанный. Белорослийские тролли встали и отряхнулись. Анна, шутливо сердясь, погрозила Худоше кулаком, взгромоздилась на собаку, и вся процессия, возглавляемая Андреем, двинулась дальше и вскоре скрылась за поворотом. Чучо, поднявшаяся на копытца, взобралась на большой придорожный валун, с которого просматривалось все поле, и обнаружила, что Андрей повел свое семейство аккурат по петле.

– Они всегда так ездят, – невозмутимо прокомментировал Худоша.

Тролль снова взвалил сундук на спину, и наши герои двинулись дальше по кривичской дороге.

Вскоре они вышли на прямой ее участок, который, как видела Чучо, упирался прямо в опушку леса.

– Это Зеленецкий лес, – пояснил Худоша, – там мы живем.

Кто это «мы», пока оставалось для Чучо загадкой. Она никогда раньше не видела поселений диких, неокультуренных троллей и по-прежнему предполагала, что Худоша живет с Человеками.

***

На самой опушке леса густо росли кусты дикой малины, и прямо сейчас они, то ли от сильного ветра (которого не было и в помине), то ли от бурной деятельности диких пчел, непрерывно шевелились. Увидев спелые душистые ягоды, Чучо внезапно почувствовала сильный голод – ведь она съела только объедки бутерброда с сыром еще ночью, в вагоне, – и протянула лапу, чтобы сорвать себе немного еды. Внезапно кусты раздвинулись, и оттуда высунулись две головы молодых троллей, которые сердито повели едва выросшими бивнями и ломающимися голосами воскликнули хором:

– Не лезь! Здесь ловушки для бздюлей!

В ту же минуту Чучо почувствовала, что по ее мохнатой лапке ползает несметное количество маленьких насекомых. Нечаянное движение вызвало такой наплыв нестерпимой вони, что троллиха резко отдернула лапку и стала ею сердито трясти, пока все насекомые не свалились обратно в малину. За этой процедурой со смехом наблюдало около десятка троллят, высунувшихся из кустов малинника.

– Это Hederoptera, они не опасны, – совершенно спокойно пояснил Худоша, и при этом Чучо испытала еще одно потрясение от того, что тролль знает латынь и биологию.

– А для чего их собирать? – троллиха опасливо отодвинулась от кустов малины, несмотря на то, что есть все-таки хотелось очень сильно.

– Ну, как для чего? Они же воняют! – Худоша удивился непонятливости Чучо. – Мы отвозим их на Зеленецкий мукомольный комбинат и сбрасываем в муку в хранилище, подбрасываем в машины туристов, и еще много чего. Я вот тинную бормотуху на них настаиваю…

Тут тролль неожиданно осекся, как будто выболтал большой секрет, снял очки и начал их протирать малиновым листом. Но Чучо не обратила никакого внимания на его слова.

Затем тролль опять поставил сундук на землю, собрал малину в ладошку и запихал ягоды в рот гостье. Он проделал это три раза, пока в животе у Чучо не появилось приятное уплотнение.

Все-таки любопытство победило, и троллиха аккуратно засунула голову в малинник. К стеблям кустов были привязаны прозрачные полиэтиленовые пакеты, вымазанные изнутри какой-то клейкой жидкостью, и в них копошилось огромное количество насекомых. В один из пакетов Чучо тогда и угодила лапой.

Она опять с тоской подумала, что не умеет так талантливо вредить, и пара троллей двинулась дальше.

Дорога уже шла по лесу, но признаков деятельности Человеков или других троллей, к каким привыкла Чучо, видно не было, за исключением красной запрещающей таблички «Стой! Высокое напряжение!», которая встретилась при входе в небольшой сосновый борок. Здесь дорога шла все время вверх, потому что лес, так же как и Зеленецк, находился на холмах. Чучо задирала пятачок вверх и жмурилась, когда лучик уже полуденного солнышка, смеясь, попадал ей в глаза сквозь кроны деревьев. Над лесной дорогой синело небо, на котором редкие перистые облака образовали белую птицу. Троллиха рассматривала птичью голову с длинным раскрытым клювом и даже останавливалась, вертя поднятым вверх пятачком.

По обочинам росло множество кустов земляники, но к тому времени ягоды уже отошли, хотя Чучо, словно не веря в это, нагибалась и заглядывала под листики. Дорога была усыпана старой, побуревшей хвоей и небольшими пустыми сосновыми шишками. Откуда-то слегка тянуло дымком костра, слышалось шуршание птиц в кронах деревьев или мышей в лесной подстилке – Чучо не разобралась. По обеим сторонам дороги под соснами находилось множество огромных круглых замшелых валунов. Мох покрывал камни сплошным зеленым ковром, и даже хотелось погладить его лапой, что Чучо и сделала, не подумав.

Едва она прикоснулась к замшелой поверхности одного из валунов, тут же высунулась светлая мохнатая лапа, стукнула троллиху по пальцам, и скрипучий голос сказал: «Не трожь!». Чучо от неожиданности вздрогнула и спряталась за Худошу.

Все вдруг показалось ей враждебным. Отовсюду на нее смотрели чужие глаза, а может быть, незнакомцы даже обсуждали ее черную шерсть и нелепый сундук. Деревья, за которыми прятались чужие тролли, вдруг стали кривыми и корявыми, с лысыми кронами, где сухие мертвые ветки перемежались с редкими зелеными. Небесная птица улетела, не попрощавшись, как будто смытая с неба сильным холодным ветром. Облака разорванными клочками покрыли все небо. Запах костра стал угрожающе бить прямо в пятачок.

Между тем, Худоша подвел Чучо к самой вершине холма, где стояла старая узловатая сосна с тремя сросшимися у основания стволами. По разные стороны от дерева лежало три замшелых овальной формы валуна, как бы зажимая сосну снизу. Они – Худоша неторопливо, а Чучо семеня копытцами и нервно озираясь, – обошли камни с другой стороны, и тут вдруг Чучо увидела сразу трех троллей, которые участвовали в очень странной сцене.

У правого валуна сидела, развалившись, совсем пожилая троллиха. О ее возрасте невозможно было догадаться по седине, потому что вся шерсть у нее была выкрашена неизвестно чем в красный цвет. Возраст выдавали лишь глубокие морщины вокруг пятачка и залысины у ушей. Чучо, пораженная красным цветом шерсти старушки, сразу перестала стесняться того, что у нее самой шерсть черная. Рядом с пожилой троллихой топтались два не менее пожилых тролля. Несмотря на то, что с цветом шерсти у них было все в порядке, выглядели они весьма странно, потому что у обоих на головах в июле месяце красовались Человеческие шапки-ушанки с завязанными на макушках ушами, траченные молью до основания меха. Шапки были великоваты для троллей, поэтому у одного низ головного убора закрывал глаза, свисая до странного, удивительно красного пятачка, а у другого ушанка была молодецки заломлена назад и плотно застряла на таких же красных ушах, загнутых вниз под давлением шапки самым невообразимым образом. Словом, Чучо в одно мгновение увидела столько странного и красного, что начисто забыла спрятаться за Худошу.

Тролли и пожилая троллиха о чем-то энергично спорили, но замолчали с приходом гостьи и ее сопровождающего.

– Здравствуй, Томас! – вежливо поздоровался Худоша с пожилой троллихой, а двум другим персонажам вежливо потряс лапы, хотя один из них не мог видеть нашего героя при всем желании.

Томас благочинно кивнула Худоше и Чучо, появление и незаурядная внешность которой, казалось бы, нисколько ее не удивили.

– Ты рассуди нас, Худоша, – обрадовался один старый тролль, тот, что был с заломленной назад шапкой. – Вот я говорю: я же в прошлом году брал бормотуху у Томас летом?

– Брал, – подтвердил Худоша.

– И осенью брал?

– Брал и осенью, и зимой, и весной, и даже этим летом успел взять, дед Михей. Три раза по бочке брал этим летом, насколько я помню.

От Худошиных слов Михей видимо пришел в такой восторг, что стукнул изо всей силы хвостом себе по затылку, да так, что от травмы черепа его спасла только ушанка:

– Вот и я говорю, что брал! – с непостижимой логикой провозгласил он, – А теперь она больше не дает мне бормотухи!

Тут второй пожилой тролль с надвинутой на глаза шапкой тоже стукнул себя хвостом по ушанке, раскинул лапы и с криком: «Михей, давай обнимемся, мы с тобой уже реку бормотухи вместе выпили!» двинулся в противоположную от приятеля сторону.

Тут-то Чучо и сообразила, что оба тролля пьяны. Нет, ей, конечно, Перес как-то рассказывала, что некоторые Homo trollos, особенно из Рослии, напиваются спиртного так, что стучат себя хвостом по голове до травм, но своими глазами городская троллиха такое видела в первый раз.

– Нет, нет, Михей, этим летом я больше не могу давать тебе бормотуху, – категорично заявила Томас и коварно улыбнулась. – Иди вон у Худоши попроси.

– Нету, – нимало не смущаясь, соврал Худоша. – Тина в этом году не уродилась!

Между тем, тот тролль, который ничего не видел, начал огибать один из валунов. Испугавшись, что он упадет и скатится с холма, Чучо побежала поправить ему ушанку, тут же свалившуюся обратно на глаза, развернула тролля на сто восемьдесят градусов, посмотрела нечаянно на подножие холма, да так и застыла.

Отсюда открывался вид на Зеленецкое поселение троллей. Возле каждого валуна, с той стороны, что находилась дальше от дороги, был расположен широкий лаз, ведущий внутрь замшелого «камня». Сбоку торчали небольшие трубы с искроуловителями-грибками, но дым шел только из трубы одного валуна, как раз того, у которого сидела Томас. Этот-то дым и почуяла своим пятачком Чучо еще по дороге.

Сосновый борок просто кишел троллями. Детишки-троллята перекидывались репейниками, прячась друг от друга под корнями деревьев и путаясь под ногами у взрослых. По дороге шла группа из десятка знакомых уже подростков-троллят, которые собирали бздюлей в дикой малине. Около ближайшего к холму валуна, слева от дороги, хозяин и хозяйка складывали хворост аккуратными вязанками и затаскивали их в нору. Напротив них, через дорогу, молодой тролль сидел на старом ржавом велосипеде и интенсивно крутил педали, не сдвинувшись с места ни на метр. Позднее Худоша объяснил Чучо, что так зеленецкие тролли заряжают аккумуляторы.

На главной площади поселения с другой стороны холма расположилась целая группа троллей-ромалов, с такой же черной шерстью, как и у Чучо. Они меняли ажурные шерстяные платки, связанные из темной шелковистой нитки, на странные земляные коренья, очень смахивающие на картошку. Тут же примостился гончар, который сидел прямо на земле и расписывал глиняные горшки. Слева от холма через заросли травы пробиралась молодая троллиха, таща за собой на веревке упирающуюся обеими лапами жирную птицу, похожую на ворону, и явно примеривалась отправить ее на суп.

Но большинство троллей не занималось никакой полезной деятельностью, а просто сидело небольшими группами в траве, лениво переговариваясь и греясь на солнышке. Казалось бы, до городской гостьи никому дела нет, но периодически тот или иной тролль поглядывал на нее искоса и перекидывался словами с другими жителями.

Бормотание и выкрики за спиной Чучо усилились, и оба приятеля в ушанках появились в обнимку из-за сосны, видимо, так и не добившись «добавки» ни от Томас, ни от Худоши.

Городская троллиха задумчиво пошла обратно за валуны и тут же увидела, что в среднем и левом «камнях» тоже открыты лазы, ведущие внутрь. В боковое отверстие уже, кряхтя и держась за поясницу, залезала на четвереньках Томас, у входа в центральный валун стоял Худоша и подманивал Чучо рукой.

Гостья храбро встала на четвереньки и иноходью, вслед за хозяином, заползла в зеленецкое убежище.

Ползти ей пришлось совсем недолго, практически сразу она попала в просторное помещение, которое освещалось лучиками солнца через множество дырочек в потолке валуна. Но троллиха поняла, что это просто сени, как принято в кривичских избах Человеков, потому что здесь везде была сложена небольшими копенками пожухшая тина. Следующий лаз уже вел в жилое помещение, расположенное внутри холма, и находился в полу. Там, по шаткой лесенке, ориентируясь на огонек свечи, Чучо спустилась в сухую землянку и огляделась.

Увиденное привело ее в полный восторг. Вся жилая комната была заполнена сплетенными из гибких веток ивы книжными стеллажами. Троллиха с радостью ощутила давно забытый и такой желанный запах библиотечной пыли и побежала смотреть издания. Книги были, в основном, советского периода: так, например, Чучо обнаружила полное издание Большой Советской Энциклопедии, словарь Даля, русско-японский разговорник, обучающий говорить на японском, согласно последнему приказу ЦК КПСС, было здесь и немецкое издание «Капитала» Карла Маркса, «Слово о полку Игореве» на церковно-славянском, Библия и еще много-много того, что сразу было не охватить жадными Чучиными глазами.

В дальнем углу комнаты приютился сделанный из фанеры топчан, накрытый старым покрывалом, на котором сиротливо лежал видавший виды ноутбук, а возле топчана находился потухший очаг, где стоял большой котел, издававший уже знакомый троллихе сладковатый запах. К изготовлению тинной бормотухи Худоша, очевидно, подходил исключительно ответственно, потому что у очага лежала большая кипа книг – все учебники высшей школы по неорганической химии.

Между тем, пришла очередь тролля смущаться из-за предполагаемой убогости обстановки. В его воображении городская гостья приехала из дома с исключительно богатым интерьером. Так и было, только Чучо до бедности земляного убежища не было никакого дела, она уже чувствовала себя в Зеленецком жилище очень уютно.

Худоша прихлебнул немного из своей фляжки и начал заниматься угощением. Откуда ни возьмись, появилась старая чугунная сковорода, полная кореньев, недавно замеченных троллихой на здешней площади.

– Жареная чебатошка, – смущенно улыбаясь, провозгласил Худоша. – И тинная бормотуха.

Алюминиевой чашкой тролль зачерпнул в котле и протянул питье Чучо, разместившейся на полу.

Набив рот чебатошкой, которая по вкусу не отличалась от обычной картошки, и прихлебывая тинную бормотуху, гостья принялась расспрашивать тролля о его библиотеке, при этом периодически вставая и оглядывая книжные сокровища. Тут-то и выяснилось, что обширная библиотека, собранная в пункте приема макулатуры, является настоящей гордостью Худоши. Троллиха с полным ртом, радостно блестя черными глазками, через каждые три минуты спрашивала:

– А вот эта вещь у тебя есть?

– Есть! – гордо отвечал Худоша.

– А вот это ты читал?

Тут выяснилось, что несведущ хозяин норы только в квантовой физике, а Чучо, в свою очередь, никогда не интересовалась органической химией. Они перекинулись парой слов на португальском и на английском, и, в общем, очень весело проводили время в компании друг друга. А через два часа разговора зеленецкий тролль смог поразить воображение гостьи еще больше.

Так как их милая беседа протекала при непрерывном распитии бормотухи, которую Чучо до этого никогда не употребляла, то через некоторое время она уже порядочно захмелела. Тут ее взгляд ненадолго оторвался от библиотеки и упал на ноутбук:

– Послушай, дружище, а как ты отсюда выходишь в Интернет?

– Ловлю на хвост, – совершенно серьезно ответил Худоша.

– Как это? Покажи, – заплетающимся языком произнесла Чучо и почувствовала, что потолок землянки надвигается прямо на нее.

Тролль включил ноутбук, встал на четвереньки и задрал хвост строго вверх. На компьютере тут же включился Wi-Fi.

– Дай-ка я попробую, – Чучо тоже встала на четвереньки и задрала хвост, который, к месту сказать, у нее был еще длиннее.

Но ничего не происходило. Троллиха задирала и опускала хвост, но Интернет не ловился.

Худоша тем временем остановился где-то в углу и пустился в рассуждения:

– Это все-таки хорошо, что ты приехала. Жить будешь в старом убежище справа по часовой стрелке. Там раньше жила моя дальняя родственница. Но потом она уехала к Человекам, в Зеленецк. Жилье мы обустроим. Только секрет изготовления тинной бормотухи я тебе не раскрою, и не проси…

Тут со стороны Чучо раздался какой-то странный звук. Худоша замолчал и глянул в ее сторону – как раз вовремя, потому что гостья стукнула себя хвостом промеж ушей и повалилась на пол. Тролль в испуге бросился к ней, но тут Чучо раскрыла рот и громко захрюкотала…

Итак, путешественница поселилась в Зеленецком лесу в норе слева по часовой стрелке от жилища Худоши. На следующее утро после Чучиного конфуза приключилось новое событие: огромный сундук не проходил через отверстие лаза, и Худоше пришлось немного попотеть, затаскивая тяжеленную вещицу на сосну, чтобы она не пропала какой-нибудь темной летней ночью. Проблему Чучиного пропитания он, как настоящий Homo trollos, также взял на себя.

Дело в том, что в Зеленецком лесу, несмотря на наличие своей валюты – медных мурзиков, процветал натуральный обмен, а деньги использовались только для расчетов с приезжими торговцами. Троллю это было только на руку, потому что тинная бормотуха в Зеленецком лесу и его окрестностях была самым ходовым товаром.

Нора, в которой поселилась Чучо, была, по местным меркам, практически комфортабельной, но она не привыкла пользоваться такими вещами как, например, аккумуляторы на велосипедной зарядке. Помимо этого, как и говорилось ранее, троллиха в совершенстве изучила теорию кулинарии и других интересных наук, но на практике ей применять свои знания еще не приходилось, так как, напомню, в городе она вела чисто иждивенческий образ жизни. Но веря, что энтузиазм победит, Чучо перво-наперво решила освоить прядение и вязание, решив про себя, что никогда не расскажет об этом Перес. Для рукоделия она каждое утро, вставая ни свет ни заря, собирала свою выпавшую шерсть и шерсть Худоши, брала прялку, которая нашлась в закромах жилища, и пряла нитки трех цветов – светло-русого, черного и смешанного (меланжевого), а затем старательно вывязывала неуклюжими лапами скандинавские узоры. Через три недели упорной работы, Чучо смогла изготовить себе шапочку на зиму, которую бережно спрятала в сундук, висящий на сосне.

Троллиха очень гордилась не столько своей работой, сколько тем, что у нее есть характер. А раз характер есть, то он стал высовываться при каждом удобном случае.

Надо сказать, что присутствие Чучо нисколько не отразилось на проделках и озорстве ее приятеля, впрочем, как и на употреблении им тинной бормотухи. Поэтому троллиха хоть и была признательна Худоше за гостеприимство и принятие на себя стратегических решений, но иногда ее природное терпение подвергалось большим испытаниям. Как и в этот раз.

***

Худоша был хорошим троллем, он всегда правильно завязывал шнурки и чистил зубы по утрам. Но каждая чистка зубов неизбежно приводила его в унылое состояние, ибо зубов у него становилось все меньше и меньше. Худоша понимал, что скоро придется попрощаться с жареными воркушами по праздникам, а чебатошку придется протирать через сито. Да, без кореньев, конечно, никак. Тролль очень их любил и рассказывал Чучо, что этот лесной клубень ели еще его лесные предки-кривичи, которые ползали на четвереньках в стародавние времена и пугали стекозяблов своим воинственным кличем. Чучо внимательно слушала эти россказни и кивала пятачком, хотя прекрасно знала, что чебатошка стала расти в Зеленецких лесах после того, как ее завез Урюк Рыжий, и кривичи в то время на четвереньках уже не ползали. Чучо тоже была хорошей троллихой, но уж очень ушастой на вид.

Однажды утром Худошу постигло очередное расстройство. По привычке он с утра взял зеркальце, нашел пару новых седых волосков, повернул рыльце направо и там сразу наткнулся на глубокую морщинку, раскрыл рот, чтобы пошуровать там как следует соломенной метелкой, и – о, ужас! – обнаружил отсутствие любимого правого бивня. Худоша закрыл правый глаз, потом левый, но красавец-бивень на законном месте не появился.

За этим занятием и застала приятеля Чучо, пришедшая с утра собирать шерсть для рукоделия. Троллиха ничуть не удивилась происходящему, уже зная, что чистить бивни по десять раз на дню – это у Худоши просто такая нервная реакция на что-то, но на всякий случай спросила:

– У тебя там все нормально?

– Ничего, все нормально, и ладно, – прошамкал Худоша и на всякий случай прикрыл рот волосатой ладошкой потому что у Чучо появился характер, и она могла заставить Худошу пойти к зеленецкому зубному троллю. На то, где надо его (характер) проявлять, у Чучо глаз стал очень наметанный, и стоило приятелю отвлечься на пару секунд, как она уже заглядывала прямо ему в рот.

Но и лесные зеленецкие тролли не так уж просты! Худоша стал вставлять в рот морковку, чтобы никто не догадался о потере. Теперь левый бивень искрился снежной белизной, а вместо правого торчала свежая оранжевая морковка. На вопросы: «Почему бивень стал такого странного цвета?», тролль отвечал, что, дескать, в роду у всех кривичей были ондатры, и случается так (хотя крайне редко), что один из бивней внезапно, по неизвестным причинам, становится оранжевым.

Представьте, как удивились Андрей и Анна, зашедшие в гости одним солнечным сентябрьским деньком, когда они увидели эту картину. Андрей так смеялся, что даже отказался от предложенной ему тинной бормотухи, а Анна потрясенно развела лапами. Даже Томас и ее постоянные клиенты втихаря подсмеивались над наивной и доверчивой Чучо.

Но Чучо все равно заподозрила, что ее обманывают. Непонятно, почему: то ли из-за настоящего бивня, который нашелся мирно лежащим на топчане, то ли из-за морковки.

И началось… Сначала троллиха вежливо поинтересовалась, есть ли в Зеленецком лесу зубные врачи. Потом она сама нашла ответ на свой вопрос и начала каждый день спроваживать Худошу на лечение, а тот не знал, как ему отвертеться. Морковку, конечно, пришлось сгрызть единственным оставшимся бивнем.

Тогда Худоша придумал себе неотложное занятие, исключительная важность которого, по его мнению, могла отложить поход за новым бивнем практически навечно. Порывшись в копенках тины, разложенных в сенях, тролль нашел старую ступку и пестик, завалявшиеся еще с тех времен, когда в Зеленецке не было мукомольного комбината, и кривичи не могли оттуда таскать муку. Худоша стал каждый день толочь воду в ступе. Тролль, конечно, в душе посмеивался над приятельницей, но и этому скоро пришел конец. К ужасу Чучо, он толок и днем, и ночью, до мозолей на лапах, пока, наконец, не раскололся пестик.

Потом в голове Худоши созрел новый план. При словах «Зеленецкий зубной тролль» он залезал под корневища сосны на самой макушке холма (благо, что было тепло) и, думая, что его там никто не застанет врасплох, притворялся глубоко спящим, а на самом деле почитывал учебники по неорганической химии и прихлебывал тинную бормотуху.

Но тут Худоша не учел одного важного обстоятельства. Кроме семьи, оставленной на севере, у Чучо было еще одно живое существо, по которому троллиха очень скучала – фикус Вася. И вместо своего родного, знакомого с детства комнатного растения, троллиха повадилась поливать сосну прямо под корень в жаркие денечки, которых в сентябре было еще ой-ой-ой как много. Чучо была еще и рассеянной, поэтому периодически забывалась и поливала землю под деревом из большой ржавой лейки по несколько раз в день. Делалось это не специально, а потому, что таскать воду из речки на холм очень тяжело. От такой «заботы» Худоше после ухода Чучо приходилось сушить шерсть.

Зачем самой троллихе нужно было лечить приятелю бивни, рассказчику не известно. Рассуждения вроде «Ну и пусть протирает себе чебатошку через сито!» почему-то Чучо в голову не приходили, так как она свято верила, что делает Худоше добро, а от добра добра не ищут. Поэтому однажды Чучо взяла сеть для вылавливания тины, накинула ее на мирно спящего Худошу и сама потащила его к Зеленецкому зубному троллю. Потому что проснулся характер. Что оставалось Худоше? Сидя в собственной сетке, бедолага нащупал в кармане маленькую фляжку тинной бормотухи и тихонько прихлебывал всю дорогу.

Зеленецкий зубной тролль, за неимением клиентуры мирно дремал у своего дупла, когда к нему заявилась такая странная процессия. Вид у врача был устрашающий. Пока Чучо излагала суть своей проблемы, эскулап примерялся то к одному инструменту, то к другому, но, как заметила троллиха, это были инструменты для выдирания гнилых бивней, поэтому она, опасаясь за оставшийся белоснежный Худошин раритет, начала излагать, уже путаясь, свою историю сызнова. Зеленецкий зубной тролль энергично водил своим огромным пятаком, что тоже внушало Чучо трепет и уважение. Но скажу вам по секрету, все эти ухищрения происходили от того, что стоматолог учуял запах тинной бормотухи, которую попивал Худоша.

Наконец, опасаясь уже не только за бивни, но и за саму жизнь приятеля, троллиха бережно передала зубных дел мастеру найденный на топчане выпавший бивень и уселась у входа в медицинское дупло, а эскулап отвел Худошу на экзекуцию. Впрочем, через несколько минут Зеленецкий зубной тролль высунулся из дупла снова и попросил Чучо отойти подальше от входа. «Дальше! Еще дальше!» – говорил он, сурово шевеля пятаком, пока троллиха не оказалась чуть ли не у своего жилого холма. Наконец, расстояние удовлетворило лекаря, и Чучо присела на подстилку из лесной хвои, чтобы переживать.

Прошло около получаса, Худоша все не появлялся, но зато из дупла послышалось… молодецкое пение. Сначала тихонько, затем басистый голос все нарастал, раздражая троллиху, которая, не выдержав, подошла и заглянула внутрь.

Зеленецкий зубной тролль прихлебывал тинную бормотуху и громко распевал. Худоша, оба бивня которого были на месте, но один смотрел вверх, а другой вниз, подтягивал.

Вот что Худоша не любил в троллихах – это длинный язык, то есть женские сплетни и оговоры. Поэтому он внимательно следил за тем, чтобы Чучо не завела себе подруг, окромя Анны. Особенно тролль переживал, что приятельница может подружиться с Томас. После истории с бивнем, Худоша мог доверить Чучо даже жизнь, но только не рецепт тинной бормотухи. Видите ли, у зеленецкого тролля с Томас была в некотором роде конкуренция, хотя старушка варила спиртные напитки с большим градусом, а Худоша с малым, но конкурентка могла выведать через Чучо все его секреты.

В целом, приятельница рецепт тинной бормотухи уже знала. Нужно было каждый день ходить на озеро и расчесывать тину большими граблями с редкими зубьями, выпалывать кувшинки, разгонять мальков и, по мере созревания тины, собирать ее и сушить на солнышке. Потом сушеная тина варится в котле с родниковой водой три часа, затем варево процеживается и настаивается на сушеных бздюлях, а вот под конец процесса Худоша добавлял свой секретный, изобретенный им лично веселящий ингредиент (ведь не зря же столько времени было потрачено на изучение неорганической химии!), тайну которого тролль собирался унести с собой в могилу, поскольку наследников семейного дела не предвиделось.

Опираясь на Худошин рецепт изготовления тинной бормотухи, Чучо, которая увлеклась теперь еще и практической кулинарией, изобрела два собственных способа заготовки лесных орехов и перепелиных яиц. Требовалось только в основу из бормотухи добавить полбашмака соли и немного листьев носиковых деревьев. Возможно, из этого и вышло бы что-нибудь, да только была одна большая проблема: Чучо делала заготовки из орехов и перепелиных яиц в скорлупе, а когда они не пропитывались маринадом, утверждала, что нужна выдержка: для орехов – три года, а для перепелиных яиц – год, тогда, дескать, скорлупа станет мягкой и съедобной. А Худоша, в свою очередь, со смехом утверждал, что столько не проживет, выковыривал из маринада орехи и яйца и съедал их самым наглым образом.

Основу рецепта тинной бормотухи знала и Томас, которая прожила бок о бок с Худошей больше сорока лет, и последние два десятка годков каждое лето наблюдала всю последовательность его действий по изготовлению бормотухи. Она понимала, что свой заветный ингредиент Худоша никому не доверит, поэтому решила пойти другим путем: как тролль и думал, через Чучо.

***

Худоша хрюкотал во сне. Об этом не знал только сам тролль, потому что как он мог себя слышать, если спал? Но зато с этим фактом его биографии или физиологии (или географии) были ознакомлены все соседи. Так, соседке справа по часовой стрелке, Томас, пришлось устроить себе несгораемый шкаф высокой степени надежности, чтобы спать по соседству с Худошей. В несгораемом шкафу было немного тесно, но тихо и уютно. Хотя дверь сейфа слегка подрагивала от звуковой волны, но Томас привыкла. Пережить звуковое давление вообще оказалось по силам только соседке слева по часовой стрелке, то есть Чучо.

Каждое утро, когда Чучо просыпалась под Худошино хрюкотание, троллиха размышляла о том, что такие божественные звуки, наверное, издавал в свое время сам легендарный Илиас Гвадалахарский (ну, вы его знаете), великий тролль, который пролежал на печи тридцать три года, и которого на ноги поставила лишь родниковая вода. При этой мысли гордость от того, что Худоша – ее лучший друг, переполняла Чучо так, что ее лохматая густая шерстка становилась дыбом. Впрочем, однажды троллиха глубоко задумалась: «А почему, собственно, родниковая вода? Наверняка он встал, чтобы попить тинной бормотухи!». Эта мысль понравилась Чучо, и она решила когда-нибудь убедить Перес в необходимости переписать историю их древнего рода.

Однажды ночью Худоша всхрюкнул особенно сладко и с такой силой, что сам проснулся, но не понял от чего, немного покрутил головой, перевернулся на другой бок, да и снова заснул. Но Чучо и Томас дальше уже спать не могли. Одна троллиха вспомнила о восходящей сегодня почти полной и необыкновенно красивой луне и решила пойти на нее посмотреть, а вторая вынашивала план устранения конкурента и решила сегодня же начать его реализацию.

Чучо, зябко ежась, вылезла из норы, вскарабкалась на свой валун и подняла пятачок кверху. Луна действительно была великолепна, особенно под аккомпанемент Худоши. Троллиха прихватила с собой старую, сохранившуюся еще со времен проживания у Человека тетрадку и ручку, вырвала прежние записи и на обратной стороне решила написать свои первые ночные стихи. Чучо почесала ручкой за правым ухом один раз, второй, испытала муки творчества и родила пару строк:

Худоша, дивный богатырь,

Твой хрюк пугает всех бздюлей.

Ингредиент твой – тырь не тырь –

Не будет жизни веселей.

Немного подумав, Чучо зачеркнула четверостишие и решила начать процесс стихосложения заново:

Бормотуха – основа жизни,

Бормотуха – идея века,

От рождения и до тризны

Спутник тролля и Человека.

Второе стихотворение удовлетворило высокие Чучины запросы намного больше, и она, сложив аккуратно листочек, подумала: «Надо отправить стихотворение в свежий номер главной Зеленецкой газеты. Хотя, с другой стороны, может быть, в нем не хватает креатива? Может, добавить немного квантовой физики? Или перевести на японский?»

Чучины размышления прервало появление Томас, которая давным-давно стояла у нее за спиной, разглядывая городскую троллиху своими умными глазками как некую диковинку.

– Не спится? – небрежно бросила Томас. – И мне тоже. Интересно, отчего?

– Наверное, от того, что ночь такая лунная, – задумчиво промолвила Чучо.

Томас слегка оторопела от такого заявления, но быстро опомнилась.

– А вот я видела недавно твою красивую шапочку, – решительно начала наступление старая хитрая троллиха, – но думаю, не придется тебе ее поносить этой зимой в Зеленецке. Худоша же при смерти…

– Как при смерти? – тут уже оторопь взяла Чучо. – Еще вчера был жив и здоров!

– Разве ты не знаешь, что твой приятель уже двадцать лет употребляет тинную бормотуху? Считай, что печени у него больше нет! – тут Томас вытащила специально приготовленную медицинскую газету, на одной из страниц которой были размещены фотографии пораженной циррозом печени.

«Пожалуй, это будет пострашнее оторванных рук и ног Человеков, которые печатают в северной желтой прессе», – подумала Чучо и жалобно спросила:

– Что же теперь делать?

– Диета, поможет только диета! Никакой бормотухи не пить и не варить! – притворно вздохнула довольная ходом дела Томас. – И еще – Тибетский чай из помола костей диких животных.

Отчаявшись сразу, Чучо опустила уши с хвостом и внимала каждому слову хитрой старой троллихи. И эти слова штабелями укладывались у нее в голове, прямо возле ушей. При этом ей, как всякому наивному созданию, даже не приходило в голову, что пожилые тролли могут обманывать, ведь Перес никогда не врала. Причем мысль о том, что производитель бормотухи не будет пить свое варево, казалась ей в данный момент очень-очень логичной.

***

На следующий день, Чучо вместо стихов дала объявление в главную Зеленецкую газету: «Куплю Тибетский чай из помола костей диких животных за мурзики или за бормотуху. Из помола костей домашних животных не подойдет. Чучо. Адрес: тупик главной дороги, высокий холм под тройной сосной, валун справа по часовой стрелке». Фразу «Из помола костей домашних животных не подойдет» троллиха добавила специально, чтобы ее никто не обманул.

Жители Зеленецкого леса с большим изумлением прочитали это объявление в утренней газете и пожали плечами: «Эти городские – вообще очень странные тролли». А Томас, сидя с другими лесными троллихами под последним осенним солнышком, говорила: «У них не все дома, у обоих. Я вас предупреждаю: не пейте их тинную бормотуху!»

Худоша об объявлении узнал от Андрея, который пришел и с самым серьезным видом спросил:

– Собачьи кости перемолотые подойдут? Зеленецкие, не Тибетские?

Тут-то тролль и понял, что дело нечисто, но не мог пропустить момент и не отпустить хорошую шутку. Худоша зачерпнул старым медным чайником изрядное количество тинной бормотухи и крикнул в левую по часовой стрелке стену:

– Чучо, заходи пить вкусный Тибетский чай из помола костей диких животных!

Но троллиха пить чай не захотела, всей душой радея за то, чтобы все лекарство досталось Худоше. Она искренне радовалась, что теперь ее приятель не умрет.

– Томас, заходи пить вкусный Тибетский чай! – стукнул тролль в правую по часовой стрелке стену своего убежища.

Но где там! Томас уже бежала на Зеленецкую площадь рассказывать всем, что Худоша пьет Тибетский чай из помола костей диких животных.

Абсолютно всех троллей Зеленецкого леса распирало любопытство попробовать диковинный чай, и в тупик главной дороги потянулась целая вереница гостей.

Каждому новому гостю, стоило ему только просунуть пятачок в убежище Худоши, на редкость гостеприимный хозяин театрально, на весь холм провозглашал:

– Не хотите ли отведать Тибетского чаю? – и наливал из чайника по несколько глотков тинной бормотухи.

Гости сразу соображали, чем их угощают, и вскоре на холме образовалось целое гулянье – пели ромалы, испив по паре глоточков, загогулистые коленца выписывал Андрей со своей ездовой собакой, накушавшись «чаю» больше всех. Старый Михей забрался на сосну и размахивал там своей шапкой-ушанкой, приветствуя вновь прибывших. А заветный чай все не заканчивался.

Когда Чучо и Томас одновременно пришла в головы мысль посмотреть, что творится на улице, то одна с радостью поняла, что Худоше еще жить и жить, а вторая с превеликой досадой сообразила, что теперь у конкурента отбоя не будет от бормотушников.

В Зеленецком лесу наступала зима. Это обстоятельство пришло в жизнь двух троллей совершенно неожиданно.

Невзирая на то, что Чучо могла разглядеть и знала наперечет все кратеры на Лунной поверхности, трехмесячное осеннее умирание окружающей природы даже не наводило ее на мысль заниматься тем, что являлось обязанностью порядочных зеленецких троллих при подготовке к зиме. Как я и рассказывала ранее, Чучо была родом из северных земель с холодным дождливым летом и снежной, слякотной и, в основном, теплой зимой. Поэтому считалось нормальным три месяца с трогательной слезой на глазах наблюдать, как листья на носиковых деревьях сначала желтеют, потом краснеют, затем опадают и уже на земле буреют. Здравый смысл при этом глубоко спал, и жизнь мирно протекала в созерцании уже совершенно бесстыдно раздетого леса.

Худоша, родившийся в Зеленецком лесу, также имел нрав, отличный от своих собратьев-земляков. Иногда на него нападали приступы деловитейшей хозяйственности, когда он рыл пятачком чебатошку, собирал орехи и запасал их на зиму. Но вскоре он мог просто-напросто забыться и подъесть запасы в один присест или даже еще интереснее: скормить всё Чучо. При этом, видимо, предполагалось, что новые клубни чебатошки и орехи выпадут вместе со снегом.

Собственно, от Чучо Худошу отличало некоторое осознание того, что зима когда-нибудь придет (неизвестно когда), но при этом тролль собирался применить свои самые надежные и безотказные средства – зимнюю спячку, которая обеспечивала невообразимый уровень экономии несъеденных припасов, и тинную бормотуху, которая веселила в редкие случаи просыпания. За свои высокоэкономичные зимовки Худоша и получил свое прозвище.

***

И вот однажды тролль проснулся с утра пораньше и обнаружил, что писклявые заморыши, обычно сидящие на потолке, исчезли, что однозначно указывало на то, что не за горами сильные заморозки. Эту примету знают в Зеленецком лесу даже маленькие троллята, у которых еще не выросли бивни.

По утрам Худоша всегда был смурной – до того, как натирал до блеска свои бивни и первого глотка тинной бормотухи. То есть на душе не было никакого желания шевелить копытцами и чем-то сосредоточенно заниматься. Чучо всегда нутром чувствовала настроение приятеля и не беспокоила его до заката солнца.

В этот день тролль выглянул наружу и увидел, что все носиковые деревья покрылись инеем – это был второй тревожный звоночек, предупреждающий о наступлении зимы. Затем Худоша почувствовал холод, от которого не защищала мягкая шелковистая шерстка.

За несколько часов до вышеописанных событий, Чучо, которая вставала намного раньше приятеля, пошла умыть свой пятачок и пару часов наблюдала за льдинками в тазике для умывания.

Итак, ситуация наисерьезнейшая: наступала зима, прямо на хвост, прямо на Чучин пятачок, прямо на Худошины блестяще-белые бивни.

К вечеру троллиха уже деловито рылась в своем необъятном сундуке, временно снятом с сосны, и Худошином шкафу, перетряхивая все вещи и пытаясь найти там что-то пригодное для ношения зимой.

У тролля с одеждой наблюдался полный порядок: практически сразу были обнаружены три лежащие пары традиционных зеленецких шерстяных клетчатых штанов с начесом, практически не ношеных, только чуть-чуть траченных мотылями. На первой паре штанов был аккуратно пришит ярлычок: «Носить с 2010 по 2014 годы в зиму» (т.к. на дворе был 2012 год, то они как раз были немного поношены); вторые штаны имели аналогичную метку только с другими годами: «Носить с 2015 по 2019 годы в зиму»; третьи, соответственно, должны были носиться с 2020 по 2024 годы. Чучо не была уверена, что Худоша сможет столько прожить, но мысль о таких обширных запасах грела ей душу.

В Чучином необъятном сундуке царил полный беспорядок. Там висела длинная шуба то ли из иглозубой черепахи, то ли из чешуи северной рыбы, полностью лысая от деятельности проклятых мотылей, но выбросить ее было жалко из-за красивого нежно-розового хвоста неизвестного животного, из которого был сшит воротник. Помимо этого, как память о проживании в городской квартире, в углу Чучиного сундука обитали заплесневевшие ворованные наволочки, а также парадный галстук давно забытого Человека и пара его белых рубашек. Собственно своих зимних вещей у Чучо было совсем немного. Кроме лысой шубы, имелись еще связанные из Худошиной шерсти варежки и шапочка со скандинавским узором. Все это также было трачено проклятыми мотылями, от которых в Зеленецком лесу просто спасу не было. Зато была еще одна причина, по которой Чучо любила свою лысую шубу: длиной эта вещь намного превосходила Чучин рост и полностью закрывала голые копытца.

Худоша тоже готовился к зиме. Понимая, что запасы чебатошки и орехов отсутствуют, он варил в большом котле из выловленной в речке последней, уже пожухшей тины, свою любимую тинную бормотуху, разливал ее по фляжкам и зарывал в лесу, обязательно в разных местах. Так, помимо зимней спячки, достигался режим необыкновенной экономии пищевых продуктов.

В общем, когда наступила зима, можно было предположить, что тролли в некотором роде к ней подготовились. Чучо расхаживала по лесу в шубейке, в шапке, под которой не помещались ее огромные уши, и в варежках, вывязанных из Худошиной шерсти. Худоша достал дежурную пару клетчатых штанов с начесом, оторвал ярлычок, указывающий, как, когда и при каких обстоятельствах их надо носить, и бережно его спрятал, чтобы пришить на место в следующем году.

***

Но эта зима неожиданно пообещала быть очень непростой для Худоши. Проблема в том, что Худоша (кто тянул его за язык?!) внезапно публично поклялся не пить больше ни грамма тинной бормотухи.

Обстоятельства этого дела были покрыты тайным мраком, но молва донесла до огромных ушей Чучо отголоски событий. Соседка Худоши справа по часовой стрелке, старая сварливая троллиха по имени Томас, имела обыкновение варить бормотуху прямо из пожухших листьев носиковых деревьев. Но всем известно, что такое сырье для бормотухи не пригодно, так как пятачки троллей от этого питья багровеют, маленькие глазки наливаются кровью и желание стучать себя кончиком хвоста промеж ушей становится неудержимым, что и приводит «к травмам различной степени тяжести», о которых пишется потом в Зеленецкой лесной прессе. От тинной же бормотухи Худошиного производства (а он брал пожухшую тину только в крайних случаях) пятачки и кончики ушей троллей розовеют, глазки блестят, а рты смеются. Таким образом, продажа носиковой бормотухи у Томас заглохла на корню, ведь Худоша своим питьем угощал еще и бесплатно всех желающих.

Тогда коварная Томас однажды ночью выбралась из своего убежища, направилась прямо к урочищу Черного ила, набрала там грязи и, прокравшись ночью к спящему троллю, приклеила черным илом кончик его хвоста аккурат между ушей, а потом побежала разносить по Зеленецкому лесу новость, что от тинной бормотухи хвост навсегда останется в таком положении.

Спросонья (а читатель уже знает, что Худоша с утра соображает неважнецки, пока не начистит бивни и не глотнет тинной бормотухи) тролль выскочил в таком виде на улицу узнать, что за шум, и дискредитировал свою тинную бормотуху, казалось бы, навечно. Одна только Чучо не верила в то, что волшебное питье испортилось.

Итак, Худоша поклялся больше не пить тинную бормотуху. Уже через месяц клятва его тяготила, и он делал титанические усилия над собой и зельем. «Я не бормотушник», – говорил себе Худоша, но краски жизни ощутимо поблекли. Как и все мелкие бормотушники, Худоша стал раздражительным от невозможности выпить хоть капельку зелья и частенько срывался на Чучо. А что об этом думала троллиха? Чучо была абсолютно уверена, что долго Худоша не протянет. Другое дело, если бы он тянул помаленьку из фляжки, и у него появлялась в мозгах приятная гибкость – тогда все было бы, по Чучиному мнению, нормально. Но ведь при таком развитии событий, когда спиртное оказалось вообще недоступно, Худоша мог сорваться в распитие Томасова пойла.

Но так не случилось. Тролль долго-долго терпел, потом не выдержал, вышел на заснеженную центральную поляну Зеленецкого леса, собрал всех, кто был свидетелем его непростой клятвы, публично выкопал одну из запасенных фляжек с тинной бормотухой, выпил ее полностью, помахал хвостом в воздухе и похлопал себя кончиком хвоста (нет, не промеж ушей, как внимательный читатель мог бы подумать!), а прямо чуть ниже его основания (для тех, кто не понял: там как раз проходит шов на традиционных зеленецких клетчатых штанах с начесом), то есть выполнил все ритуалы, доказывающие, как неинтересно ему общественное мнение.

Толпа загудела от возмущения. Вперед важно вышел толстый мэр Зеленецкого леса и, явно преследуя корыстные цели, приказал разыскать металлоискателем и сдать лично ему под расписку все зарытые Худошей фляги.

Как ни странно, металлоискатель сразу же куда-то бесследно пропал.

Что же Чучо? Чучо смеялась.

***

Ночью Чучо приснилась Перес. Старая седая троллиха протягивала ей яблочный пирог и укоризненно качала головой:

– Детка моя, ты связалась не с теми троллями. Такое с тобой случалось и раньше. Сначала ты не могла выбрать себе Человека… Потом сбежала к диким троллям… Теперь связалась с пьяницами, – Перес загибала пальцы на правой лапе, перечисляя Чучины преступления. – Завтра еще начнешь работать… Потом рабство… Опозоришь нас всех! – родовитая троллиха печально прижала фамильные уши к голове.

– Мама, мне здесь нравится, – Чучо хотела сказать это твердо, но голос предательски дрогнул во сне.

– Вот твои брат и сестра прекрасно устроились…, – начала было Перес, но от возмущения, что ее опять сравнивают с братом и сестрой, Чучо проснулась в холодном поту. Потом, вспомнив события предыдущего дня и возмутительное поведение Худоши, задрала хвост и постучала кончиком как раз в то место, где у нее не было клетчатых штанов.

– Я сама по себе! Я путешествую на поезде, как Зезе! И вяжу себе модные шапочки, как Криста! – крикнула Чучо в пустоту.

Собственно, что из себя представляют зеленецкие медные мурзики? Да ничего особо редкого в Бело-Рослии, кроме удивительной способности лесных троллей не называть вещи своими именами. Как я и писала ранее, в Зеленецком лесу процветал натуральный обмен, в основном, продуктами питания, так как из одежды лесные тролли практически ничего не носили. Таким образом, само наличие или отсутствие денег, в общем-то, принципиальных вопросов местной жизни не решало.

Мурзики – это десятирублевые медные монеты чеканки северного (откуда была родом Чучо) или столичного монетных дворов. Почему они имели хождение в Зеленецком лесу? Ну, во-первых, местные тролли вели торговлю с белоросслийскими, а не всякий продукт можно довести до Бело-Рослии, не испортив, если использовать натуральный обмен. Во-вторых, зеленецкие тролли испытывали глубокое недоверие к бумажным деньгам. «Чистое безумие – использовать дерево для производства денег в XXI веке!» – рассуждали местные жители. – «Обычное дерево гниет и превращается в труху, и из него снова вырастает дерево. А деньги – это мертвое дерево, которое не дает семян по осени и всходов по весне». Ну, Чучо-то приехала из большого города и прекрасно знала, что даже мертвые деревянные деньги у многих дают семена и всходы – и по осени, и по весне, и даже по зиме. Но переубеждать никого не хотела. Опять же, зеленецкие тролли невзлюбили бумажные деньги, выдумав, что от них бывает порча. В их представлении, чем выше достоинством купюра, тем неприятность будет больше. Самая большая порча наступала, разумеется, от оранжевой «пятитысячной». Поскольку никто ее в своей жизни не видел, об этом даже ходили легенды. А Томас как-то раз рассказывала свой сон, в котором этот бумажный раритет таял у нее в руках, начиная с памятника Муравьеву-Амурскому и заканчивая красивыми овальными ноликами. Ну, чем не проклятье? И, в-третьих, «Вести торговлю десятирублевыми монетами исключительно выгодно!» – считали зеленецкие тролли. Цена любого товара исчислялась десятками мурзиков, что придавало значимость самому процессу торговли. О сотнях и тысячах мурзиков я не упоминаю специально, потому что тролли сами по себе маленькие существа, и таскать монеты мешками им не под силу, да и потребности их измеряются, в основном, размером крошечного желудка.

Вот, практически, и все о зеленецких деньгах.

Да нет, не все…

***

События, описанные в предыдущей главе, привели к неожиданным результатам. Мэрия Зеленецкого поселения, в лице собственно лесного начальника Подрывайло Хитроватого, была глубоко оскорблена возмутительными действиями Худоши, а именно – процессом демонстрации глубокого презрения к общественному мнению путем постукивания кончиком хвоста у его (хвоста) основания. Но еще более смущала мэра высокая поддержка тролля-бормотушника у электората, потому что, как ни требовал глубокоуважаемый Подрывайло найти металлоискателем и обезвредить, то есть сдать в личное пользование (читайте – «распитие») все закопанные Худошей в лесу фляги с бормотухой, его указание выполнено не было. Мало того, сам металлоискатель бесследно пропал, потому что владелец оного предмета, с таким трудом добытого в ближайшем подразделении Зеленецкого военного округа, старый бормотушник Потап начал проводить свои изыскания по добыче «ценных металлов» исключительно по ночам, когда Подрывайло изволил почивать в своей норе.

Но почивалось мэру не очень хорошо, так как он вдруг начал прикидывать, сколько же неучтенных драгоценных литров скрывают бормотушники Худоша и Томас от народного избранника, прикрываясь своей мнимой бедностью. Внезапно мучимый своими мыслями Подрывайло вскочил с перинки и заходил посреди ночи из угла в угол, если можно так выразиться, ведь в круглых норах нет углов. «Наживаются на народном горе!» – возмущенно взмахнул правой лапой мэр и тут же, представив себя на старом трухлявом пне, верой и правдой служившем ему трибуной, схватил тетрадный листок и простой карандаш и начал готовить речь. Тут у него возникло новое видение ситуации: «А какое у народа горе, на котором наживаются бормотушники? Нет, народу нельзя говорить, что у него горе, особенно под Новый Год. Не поймут». Поэтому, походив еще немного взад-вперед, он опять воспламенился душой, схватил карандаш и записал новую речь: «Наживаются на чужом горбе! Дорогие троллихи, сколько мурзиков относят ваши мужья этим угнетателям троллиного рода под Новый год? Сколько можно терпеть монополию производителей бормотухи? Они задрали цены на питие, затянув, тем самым, петлю на нашем горле! Скажем дружное «Нет!» спиртному по цене один мурзик за литр!»

Тут ночные мысли Подрывайло приняли совершенно сумбурный оттенок, и в голову лесного начальника вдруг совершенно неожиданно пришла блестящая идея: «Бормотуховарение в общелесных масштабах, на официальном уровне!». Он зачеркнул последнюю фразу своей речи и добавил две новых: «Даешь общественный контроль бормотуховарения и оборота! Требую выдать рецепты тинной и носиковой бормотух троллям, представляющим власть!». После чего Подрывайло покивал головой, как бы приветствуя сам себя, и, совершенно удовлетворенный своим трудом, закинул толстенькие ножки и пузико обратно на перину и задул свечу.

Наутро результаты ночного бдения мэра поступили в пользование его бессменного помощника, почтенной Писанины Ивановны. В Зеленецком поселении эта троллиха пользовалась репутацией страшного существа – видимо, из-за того, что из-под ее пера выходили такие законы и указы, которые сам мэр потом читал с глубоким удивлением, но неизменно поддерживал, потому что положение обязывает.

Как бы там ни было, утром пятнадцатого декабря Худоша и Чучо обнаружили на своей сосне указ следующего содержания:

«Указ № 236 от 14 декабря 2012 года.

Настоящим указом указываю троллю по имени Худоша и троллихе по имени Томас утром завтрашнего дня явиться в бухгалтерию мэрии и письменно сдать собственноручно написанные и заверенные оттиском правой лапы, левого копытца и заднего хвоста рецепты приготовления бормотухи. С момента сдачи рецептов, оные объявляются интеллектуальной собственностью мэрии Зеленецкого поселения и ее товарным знаком. Тем же из вас, кто не явится, бормотуховарение и участие в обороте спиртного запрещается. Мэр Подрывайло Хитроватый»

***

Худоша приуныл. Несмотря на то, что в Зеленецком лесу не было полиции, ввиду полного отсутствия преступлений, тролль боялся ссориться с властью, ибо помнил, как еще в его детстве одного провинившегося тролля официально изгнали из поселения. Отдавать волшебный рецепт пития, выстраданный и улучшаемый годами, он не хотел, и оставаться вне закона тоже не собирался. Другого же образа жизни, не связанного с бормотуховарением, Худоша себе не представлял, потому что его призвание заключалось только в одном: веселить троллей.

Чучо отнеслась к этому более чем спокойно. «В конце концов, если в Зеленецке не будет жизни, уедем на север к Человеку», – тут ее немного покоробило, – «или, в крайнем случае, устроимся где-нибудь в Бело-Рослии», – рассуждала она. После предпринятого ею летом путешествия в Зеленецк, троллихе вообще было море по колено. Но пока Чучо решила немного обождать и посмотреть, как развиваются события, а точнее, развивать их сама. Поскольку троллиха все-таки много лет прожила в городе, где на слуху был термин «отмывать деньги», принцип которого она знала, опять же, в теории, то Чучо решила подумать о применении этого термина в данной конкретной ситуации. Своими мыслями она поделилась с Худошей, что привело к крайне неожиданным результатам.

Худоша рассудил так: есть, конечно, области, в которых он ничего не понимает, но если приятельница сказала, что отмывание денег поможет (правда, он не знал, как), то так тому и быть. В конце концов, он тоже образованный тролль.

Итак, утром пятнадцатого декабря Худоша не только не сдал свой рецепт в мэрию, а, встав поутру и приведя себя в порядок, поскреб лапами за очагом и вытащил маленький затянутый веревочкой холщовый мешочек, где спокойно лежало три изрядно потемневших мурзика. Тролль вытащил их на свет свечи, дыхнул на гербовую сторону одного и потер ее лапой. «Да, Чучо права», – подумал он, – «надо отмывать!»

Еще немного подумав, Худоша направился к реке – не на то место, где находилась плантация тины («А вдруг тина испортится?»), а аккурат туда, куда летом ходят купаться и ловить пескарей маленькие Человеки. Река в этом месте быстрая, и не замерзает даже под Новый год.

Сначала тролль пробовал полоскать деньги в холодной воде. Но они не только не отмывались, но, еще и прилично остыв, покрывались тонкой корочкой льда. Худоша усиленно дышал на мокрые лапы и начинал отмывать их снова. Через полчаса безуспешных стараний деньги и не подумали стать чище, оставаясь такими же потемневшими.

Но тролль твердо решил, что деньги отмоет. Он считал, что знает надежный способ отмывания денег, который еще в детстве показывала ему мама.

И пока Чучо страдала, разрабатывая стратегию, Худоша нашел свою старую чешскую стиральную резинку и принялся чистить ею монеты. Дело пошло влет. Через несколько минут стараний мурзики блестели как новенькие. Даже можно было подумать, что их только что выпустили с монетного двора.

Приятельница просто схватилась за голову, когда ей были предъявлены результаты всех этих усилий. Но ее собственный план по отмыванию денег был готов, и Чучо постаралась разъяснить его троллю.

***

План был не очень простой, но зато казался троллихе надежным. Чучо решила, что варить тинную бормотуху необходимо под прикрытием какого-либо серьезного предприятия, например, продуктовой лавки. В конце концов, выменянные на спиртное продукты можно спокойно продавать в Бело-Рослии и даже получать доход. Теоретически идея должна была работать, ведь Человекам же удается все это и совершенно безнаказанно.

Итак, под лавку был выбран старый заброшенный валун на окраине зеленецкой базарной площади. Худоша собственными лапами выкопал торговую витрину, безвозвратно испортив жилую нору, потом перетащил часть продуктов из своего жилища в лавку, и Чучо сочла, что этого достаточно для ее открытия. На следующий день троллиха, которая, в отличие от мэра, умела пользоваться средствами массовой информации, не стала развешивать везде бумаги на соснах, а дала объявление в главную зеленецкую газету: «На базарной площади Зеленецкого леса открылась продуктовая лавка Худоши и Чучо. В продаже: мука, сахар, соль, макароны и прочая бакалея, а также маринованные орехи в скорлупе». Продавать свои маринованные перепелиные яйца троллиха не могла ввиду того, что Худоша их все слопал.

Утром двадцатого декабря Чучо, встав с рассветом и решив, что никогда-никогда не расскажет об этом Перес, стояла в окне лавки и ждала первых покупателей. Первым покупателем оказалась Анна. Проблема в том, что мурзиков у нее не было и в помине. Откуда возьмутся деньги в многодетной белоросслийской семье? Но Анне позарез нужны были макароны, и Чучо не могла ей не отвесить пару килограммов в долг, взяв с нее при этом обещание, что Андрей покатает ее на собаке в ближайшие выходные. Потом пришла Томас и сокрушенно созналась, что она сдала-таки свой рецепт в мэрию и теперь очень переживает о судьбе бормотуховарения в Зеленецке. Слово за слово, соседки разговорились, и Чучо угостила поверженную конкурентку своими маринованными орешками, и даже отдала ей весь запас муки, находившийся в лавке. Затем пришла незнакомая троллиха, но Худоша, уже проснувшийся и изъявивший желание узнать, как идет торговля, представил ее своей крестной Топотухой и отвесил ей полбашмака соли по случаю приятной неожиданной встречи – разумеется, бесплатно. Пришли и Осип с Потапом с записками от своих старушек, одной из которых требовалась греча, а второй – горох. Даже сами Писанина Ивановна заглянула и поводила своим маленьким, испачканным чернилами пятачком, чтобы впоследствии написать Подрывайло подробный отчет о развитии торговли в Зеленецке. Зашел даже Проныра, главный редактор зеленецкой газеты «Час вздремнуть», чтобы сделать репортаж об открытии первой частной лавки в Зеленецке.

Но через несколько часов Чучо выяснила, что мурзиков в Зеленецком лесу нет практически ни у кого, и при этом все жители приходятся ее приятелю либо родственниками, либо хорошими знакомыми.

Под конец торгового дня в лавку вбежал младший тролленок Анны и Андрея (тот самый, что ездил на собачьем хвосте), только-только покрывшийся пухом пшеничного цвета, и, топнув копытцем, крикнул: «Дай алехов в шахиле!». Тут уж никто устоять не мог, и маленький злодей получил все орехи в сахаре, которые только нашлись.

Чучо было расстроилась, что «отмыв мурзиков» получается таким затратным, но Худоша сиял как его оттертые стиральной резинкой деньги и громко объявил: «Лавка – это очень-очень хорошая…», – тролль хотел сказать «новая игрушка», но, как матерый лавочник, принял солидный вид и продолжил: – «… мысль! Даже не представляю, как это она мне самому в голову не пришла?»

Теперь Чучо была одним из самых почитаемых жителей Зеленецкого леса. В испорченном валуне на главной площади каждый день толпился маленький мохнатый народец, потому что лавка теперь стала не только популярным у хозяек, но и центром духовного и культурного обмена, как выражался Худоша. А под этими высокими словами он подразумевал не что иное, как тайный (от Подрывайло), обмен бормотухи на продукты. При этом тролль внимательно следил, чтобы у Чучо не было от лавки никакого дохода, кроме разве что одной-другой воркуши в неделю. Таково было его видение социальной ситуации в Зеленецком лесу и принципы социальной справедливости.