Следующим утром, в пятницу, фальшиво насвистывая «Сан-Луи блюз», Антон Климов, как обычно, отправился врачевать тех, кто желал и не желал лечиться. На плече Антона привычно покачивалась сумка, и погода, опять же, стояла изумительная. У подъезда, на тротуаре, глуби с воробьями азартно потрошили хлебную корку. Четыре вороны, сидя на ветке липы, со скучающим видом наблюдали за происходящим.
– Девушки! – обратился к ним Антон. – Вы не в курсе, куда Клеопатра подевалась?
Вороны, вроде, переглянулись. Одна из них, трепыхнув крылом, издала ехидное «кар-р!». Из-за угла меж тем выскочила немецкая овчарка и, радостно тявкая, принялась наскакивать на Антона.
– Уймись, Степанида! – отбивался Антон. – Контролируй свои порывы… Сядь, а то поссоримся!
Собака покорно села, лишь движением хвоста выражая восторг. С поводком в руке, поступью Командора, к ним приближался Сева. В чёрных брюках и белой рубахе, без наплечной кобуры.
– Привет, Антох! – пробасил он. – Дело такое…
– Клеопатру не видел? – перебил Антон. – Плачу́ за информацию.
Сева с высоты богатырского роста воззрился на него в недоумении.
– Какую Клеопатру?… А-а, эту… ворону твою? Для меня, Антох, они все на одно рыло. Тут знаешь…
– Сам ты рыло. Клеопатра умней многих людишек. Если ты этого не сечёшь, тебе никогда не встроиться в Экосистему. Прощай, Сева, ухожу разочарованный.
– Ладно, я не прав. Антон, осмотрел бы ты дочь Ирины Петровны, а? Уж она не поскупится.
Из улыбки Антона веснушки осыпались, как осенние листья.
– Значит так, – отчеканил он, – условимся на будущее. Если я говорю, что частной практикой не занимаюсь, понимай слова мои буквально – иначе поссоримся.
Сева стушевался, как школьник в кабинете директора.
– Антон, бывают ведь исключения. Ирина Петровна тебя отблагодарила бы…
– Сева, я неприметный участковый терапевт. Твоя Медная Леди, конечно же, имеет возможность залучить легион светочей медицины, в которую, как ты знаешь, я не верю. Более того, скажу по секрету, медицина, в современном её состоянии, вредна, ибо способствует деградации человечества. Но, само собой, всё это лишь придурь районного эскулапа. А Медная Леди за свои деньжищи имеет право на сервис по высшему разряду. Улавливаешь? – Изобразив воздушный поцелуй, Антон зашагал прочь.
Вслед ему не раздалось ни воркотни, ни гласа возмущения. Даже овчарка Альма-Степанида не выразила поскуливанием грусти при расставании. За спиной Антона было тихо, и тишина эта звучала как упрёк. Надо заметить, упрёк этот портил Антону настроение, но что поделаешь…
В поликлинике, в родном 23-м кабинете, медсестра Надежда Фёдоровна, распахнув форточку, смотрела на облака в небе.
– Погода – хоть помидоры сажай, – изрекла она после обмена приветствиями. Притом лицо её, симметрично разделённое прямым пробором, выражало непреклонное благочестие. – На дачу бы сейчас. Навозом конским запастись – и в грядку.
С этим Антон легко согласился. В белом халате, откинувшись на спинку стула, размышлял он о Севиной просьбе. Отказ её выполнить оставлял неприятное послевкусие, но альтернативы Антон не видел: по собственным ощущениям, он был ещё не готов любой трудный случай излечивать наверняка.
Пациентов, ждущих приёма, с утра не было.
– Пятница, – прокомментировала медсестра. – Открывать больничный лучше с понедельника. Народ у нас смекалистый.
Антон согласился с этим.
Далее Надежда Фёдоровна завела речь о своих внучатах. Трудно, мол, воспитать детей умными и здоровыми, когда родители их (сын медсестры и дочь) ни особым умом, ни здоровьем не отличаются.
С этим Антон согласился безоговорочно.
Наконец, явилась пациентка. Лет за сорок – невзрачная, тихая, но с достоинством. Королевским жестом она вручила медсестре свою амбулаторную карту.
– Могу я померить давление?
Около двух лет с предсказуемой периодичностью наблюдал Антон вегетососудистую дистонию, с которой женщина эта, судя по всему, расставаться не желала. Однако не хныкала, бюллетень не требовала – лишь проверяла давление и глотала лекарства, как бы намекая доктору: это всё, что от вас требуется, с остальным – справлюсь сама. Что ж, подобная стратегия была лучше, чем никакой.
– Конечно, Эльвира Борисовна. – Антон подвинул стул. – Присядьте и закатайте рукав.
– Вы помните моё имя. – Голос пациентки прозвучал на грани слышимости. – Я польщена, Антон Алексеевич.
Сочинять гламурный ответ Антон поленился. Он просто измерил пациентке давление и объявил:
– Сто тридцать на девяносто. Корвалдин, как обычно?
– Да, как обычно, – столь же тихо подтвердила дама. И, когда Антон выписывал рецепт, промолвила: – Хорошо выглядите, доктор.
Антон пожал плечами. Что-то она сегодня расчирикалась.
Не менее удивлённая медсестра проявила вдруг куртуазность:
– Вы тоже выглядите неплохо.
– В сравнении с покойницей, – отреагировала пациентка, причём на сей раз её голос окреп.
Возражать Антон не стал принципиально.
– Заходите, Эльвира Борисовна, – протянул он женщине рецепт. – Если что – вызывайте на дом.
Благодарность Эльвиры Борисовны была столь тихой, что расслышать её практически не удалось. Стоило этой пациентке выйти, как в кабинет ворвался усач в плаще и с портфелем.
– Здрасьте вам! – гаркнул он молодцевато.
– Куда в верхней одежде?! – рявкнула в ответ медсестра. – Ну-ка, выметайтесь!
Господин в плаще, усы которого свисали до подбородка хохотнул.
– Я же не больной, я только хочу…
– Больной, здоровый – марш в гардероб! – Медсестра привстала в гневе. – Здесь вам не базар-вокзал, мужчина!
Усач вытянул из-за спины букет алых тюльпанов.
– Я только хочу вас поблагодарить, – шагнул он к медсестре. – Вы маму мою кололи, вчера закончили. Кудрявцева Елена Родионовна, помните? Рука у вас лёгкая, спасибо.
Надежда Фёдоровна зарделась как маков цвет.
– Да ладно, ничего особенного…
– Особенная – вы! – Усач положил букет на стол и приоткрыв портфель, глянул на Антона. – Ничего, что я напрямик? Рад бы обставить поделикатней, но, блин… время!
– Нет проблем, – сказал Антон. – Действуйте.
Усач извлёк из портфеля солидную коробку конфет.
– Вот, мама желает вам сладкой жизни. – Он поцеловал Надежде Фёдоровне руку. – Извините, что не снял плащ.
И он умчался так же стремительно, как вошёл.
Медсестра буквально сомлела. Взирая на цветы и конфеты, она попыталась нахмуриться.
– Ладно, с этим разберёмся как-нибудь.
Антон хмыкнул.
– Надежда Фёдоровна, вы похожи на политика, запустившего лапу в партийную кассу.
– Антон Алексеевич, я этого не просила.
– Не просили, но заслужили. Расслабьтесь, моя золотая: просто я ваньку валяю.
Тут походкой манекенщицы вошла Зоя, медсестра доктора Куницына – сменщика Антона по кабинету. Приталенный халат эффектно облегал её фигуру, и волосы, как обычно, торчали в продуманном беспорядке.
– Вижу, здесь гуляют! – объявила она. – Привет всем, кто меня любит!
Надежда Фёдоровна прикрыла конфеты корпусом. Резкие черты её лица будто подмёрзли.
– Рановато сегодня, – буркнула она. – Прямо горишь на работе.
Зоя одарила её улыбкой.
– На участке закруглилась. Пришла вот… э-э… привести в порядок данные по диспансеризации. Вячеслав Иванович велит. «Учись, – говорит, – у Надежды Фёдоровны: она идеал. Доктор Климов, – говорит, её не достоин.» – «О’кей, – говорю, – может, махнёмся? Надежду Фёдоровну – вам, а меня – доктору Климову. Уж как ста-араться буду!» Согласны, Антон Алексеевич?
Антон качнул головой.
– Даже не думай.
– Вот так всегда, – надула губки Зоя. – Снова я отвергнута.
Надежда Фёдоровна состроила гримасу неописуемую.
– Ой, щас разрыдаюсь! Пришла документировать диспансеризацию – документируй, не верти хвостом.
Зоя захлопала ресницами.
– А вы? Неужели всё уже оформили?
– До отпуска ещё. Не в моих правилах тянуть резину.
– Списать дадите?
Антон рассмеялся. Надежда Фёдоровна весёлости этой не разделяла и на медсестру доктора Куницына взирала осуждающе.
– Тебе уже тридцатник, балагурщица. Когда уймешься?
Зоя вздохнула.
– О’кей, хоть чай с конфетами попьём?
Надежда Фёдоровна чисто рефлекторно, видимо, отодвинула коробку подальше.
– Рановато, вроде, для чая.
– Ничего, я потерплю. – Взглядом Зоя указала Антону на дверь, шагнув притом к столу Надежды Фёдоровны. – Какой марки у вас конфеты – «Коркуновъ» или «Красный Октябрь»?
Надежда Фёдоровна, склонясь над коробкой, надела очки.
Антон проговорил в пространство:
– Больных в коридоре много?
– Ни души, – заверила Зоя.
Надежда Фёдоровна пристально изучала конфетную коробку.
– По-иностранному написано. По-немецки, вроде.
Антон встал со стула.
– Поскольку сладкого я не ем, отлучусь ненадолго.
– Валяйте, – отозвалась Зоя. – Нам больше достанется.
Выходя, Антон слышал бормотанье своей медсестры:
– Австрия, кажись. Глянь, Зой, что здесь накарябано…
В коридоре, действительно, было пустынно. Причём не только у двери кабинета, но и в обозримом пространстве. Лишь на мгновение мелькнула коллега-терапевт и, кивнув Антону, скрылась в дамском туалете. Держа руки в карманах халата, Антон прогулялся к лестничному пролёту, огляделся и свернул в тупичок, где, как по заказу, горела только одна из четырёх ламп. Дверь в подсобку была приоткрытой. Помещение завалено было хламом, предметно описать который не смог бы, вероятно, сам чёрт. Отодвинув ведро со шваброй, Антон шагнул к столу, обшарпанному, но крепкому, смахнул с него окурки и посмотрел на часы.
Зоя вошла на цыпочках, закрыла дверь на ключ и яростно впилась губами в губы Антона. Они принялись лихорадочно расстёгивать друг на друге одежду. В захламлённом тёмном чулане будто воцарилась южная ночь, не хватало только звёзд на потолке. Зоя приспустила на Антоне брюки с трусами, а он в свою очередь, ловко стянул колготки и трусики с неё. Вслед за тем она опрокинула его на стол спиной, проворно заняла позицию сверху и, вобрав в себя набрякший мужской член, вскрикнула. Антон запечатал ей рот ладонью. Зоя неистово задвигалась вверх-вниз, вертясь притом, как юла и кусая ладонь Антона, прижатую к её губам. Женщина, казалось, обезумела. И, когда Антон, выгнув спину, весь подался ей навстречу, безумство это достигло апогея. Зоя забилась, точно пойманная рыба, задёргалась, словно в припадке, и рухнула на грудь Антону, царапая ногтями его рубаху. Минуту-другую она приходила в себя, затем, переведя дух, прошептала:
– Умоляю, ещё!
И всё началось с начала, но помедленней и понежнее. И, когда Зоя, умиротворённая и обессиленная, вновь упала Антону на грудь, на сей раз он потребовал:
– Ещё!
Зоя беззвучно засмеялась:
– Доктор, мы рискуем…
Не дав ей договорить, Антон уложил её на стол, ноги её закинул себе на плечи и вошёл в неё стоя. Толчки Антона походили на сейсмическую катастрофу, и штаны его сперва опустились до колен, затем сползли на туфли. Чтобы не заорать на всю поликлинику, Зоя кусала губы. Пика они достигли одновременно, причём Антон – лишь теперь. После мгновений блаженной неподвижности оба принялись деловито приводить себя в порядок. Натягивая колготки, Зоя посетовала:
– Муж так не умеет. Обидно до соплей.
– Уместное замечание, – буркнул Антон, застёгивая на брюках «молнию».
Зоя обвила руками его шею.
– Ты меня не бросишь?
– При первой возможности. Так что брось меня сама.
Она обняла его шею крепче.
– Разве нам с тобой не сладко?
Антон кивнул.
– С медицинской точки зрения – ничего, кроме пользы. Только послевкусие скверное.
Зоя погладила его кудри.
– Знаю, милый. Нам бы с тобой широкую кровать хоть на сутки.
– Столько, боюсь, ты не выдержишь.
– Ты редко меня тренируешь. И никогда не зовёшь к себе домой. Почему, интересно?
Антон чмокнул её в нос.
– Чтобы романтики не утратить. Ну что, разбежались?
Зоя взяла его за руку.
– Скажи честно, мы с тобой друзья?
– До гроба. – Антон сжал её руку. – С чего тебя вдруг на лирику повело?
Зоя помедлила с ответом.
– Сама не знаю… О’кей, выходишь первым. А я почищу тут пёрышки.
Шагнув за дверь, Антон огляделся. Тупичок по-прежнему был безлюден. Антон пробормотал, не оборачиваясь:
– С меня как с гуся вода. Мог бы вернуться на приём со спущенными штанами.
– Вот бы посмотреть! – хихикнула Зоя, запираясь изнутри.
Антон неторопливо направился к своему кабинету. Больных в поликлинике, на глазок, не прибавилось. В коридоре, однако, Антона остановила старушка Земнова, вчера побывавшая у него на приёме:
– Где ж летали, соколик наш?
– Здравствуйте, Анисья Игнатьевна, – невозмутимо ответил Антон. – Неужто прихворнули со вчерашнего дня?
Сухонькая седовласая пациентка в том же строгом платье, с тем же цветастым платком на плечах и в шнурованных ботинках небрежно отмахнулась.
– От старости могила лечит, хворать некогда. Только вот к зубному записалась, коронку подправить.
– Что ж, удачи вам, – попытался ускользнуть Антон.
Однако Анисья Игнатьевна заступила ему дорогу.
– Погоди, и к тебе дело имею. – Старушка поправила на плечах платок. – Как говорится, сделал добро – не жди худа.
– Слушаю вас, Анисья Игнатьевна.
– Полечил бы ты Вальку, внучку моей подруги. Кашляет она, а к врачу не идёт…
– Пусть на дом вызовет: приду – разберемся. Всего доброго, Анись…
– Постой, торопыга! – начала сердиться старушка. – Тебя она вызвать не может. Она с участка доктора Блумберг.
– Извините, – в свою очередь рассердился Антон, – но пациентов с чужого участка я не лечу. Роза Марковна врач с большим опытом, и уж поверьте, кашель она одолеет.
– Ну да, и комар лошадь свалит, если волк пособит.
– При чём здесь комар? Роза Марковна – отличный специалист…
– Уймись ты со своей Розой Марковной! – сверкнула глазами старуха. – Можешь ты просто зайти, осмотреть и лекарство назначить? Мало ли кто к кому ходит. О чём не сказывают, о том и не допытываются. Болтать ведь не обязательно.
Мимо них процокала каблучками Зоя. Щёки её алели румянцем. Глянув на Антона из-под ресниц, она, покачивая бёдрами, направилась в регистратуру. Анисья Игнатьевна, неодобрительно прокомментировала:
– Была бы постель, а милый найдётся. Не туда глядишь, соколик. Как насчёт моей просьбы? – Из потёртого кошелька она выудила не менее потёртую пятисотрублёвку. Само собой, доктор, не бесплатно.
Веснушки Антона покраснели.
– А вот сейчас, Анисья Игнатьевна, мы с вами поссоримся.
Старуха казалась довольной.
– Ладно, Антон Алексеевич, не в обиду. – Спрятав деньги, она извлекла из кошелька клочок бумаги. – Вот Валькин адрес. Заглянешь сегодня?
Антон едва не застонал.
– Ничего не обещаю, договорились?
Анисья Игнатьевна сунула бумажку в карман его халата.
– Хоть ты и крутой чувак, – усмехнулась она, – а с бабой-ягой не сладишь. Сделай так, чтоб девушка не кашляла. – И старуха направила свои стопы к дантисту.
Антон беззлобно про себя выругался.
В своём кабинете он застал небритого пациента, жалующегося медсестре на расстройство мочевого пузыря. Надежда Фёдоровна вела с ним утешительную беседу, завершение которой Антон застал.
– …а после сорока многие мужчины вообще писают затруднённо. Гиподинамия и нерегулярная половая жизнь. – Медсестра бросила инквизиторский взор на вошедшего Антона. – Доктор вам подтвердит: с простатой шутки плохи.
Пациент потёр небритую щёку.
– Что же мне к проституткам ходить? При моей-то малахольной бабе…
– К проституткам направления не выдаём, – отрезала Надежда Фёдоровна без намёка на юмор. Лицо её под седеющим пробором горело миссионерским пылом. – Мы только рекомендуем, а выполнять наши рекомендации или нет – решайте сами. Антон Алексеевич, тут у мужчины проблемы…
– Уже понял. – Антон присел за свой стол, где лежала раскрытая амбулаторная карта. – Сейчас во всём разберёмся.
Антон осмотрел небритого страдальца, выслушал его заунывные жалобы и с чистой совестью направил больного к урологу, для облегчения выписав цистон в качестве мочегонного. Глядя вслед ушедшему пациенту, Надежда Фёдоровна солидно уточнила:
– Простата?
– Как в воду смотрели, – кивнул Антон.
И наступило короткое затишье. Короткое настолько, что Антон не успел даже очистить банан и вскрыть пакет с кефиром.
Очередной пациент, пришедший померить давление, прервал скромный обед врача. Это был хорошо знакомый гипотоник, директор детсада, у которого с утра, по его словам обнаружилась «фатальная слабость и головокружение отнюдь не от успехов». Давление и вправду оказалось пониженным, но в больничном пациент не нуждался: он лишь отлучился с работы в поликлинику и намеревался на работу вернуться. В ответ на предложение врача меньше есть и повысить хоть как-то физическую нагрузку директор детсада только рукой махнул, в смысле «где уж нам». Привычно усмирив благие свои порывы, Антон выписал ему апилак, и они расстались до следующего приступа «фатальной слабости».
– Ну что за люди! – нахмурилась медсестра, осуждая всех, кто к собственному здоровью относится наплевательски. – Для себя же пальцем не шевельнут! Думают, напичкался лекарством – и гуляй!
Антон распечатал наконец пакет с кефиром.
– А сами-то?
Надежда Фёдоровна ждала формулировки обвинения и, не дождавшись, что называется, полезла в берлогу к медведю:
– Что сама?
Вместо ответа Антон не спеша очистил банан и приложился к кефиру. Однако в дверях кабинета возникла старшая медсестра.
– Доктор Климов – к Брагину! – скомандовала она, шелестя накрахмаленным халатом. – Что-то вы, Антон Алексеевич, зачастили.
Надежда Фёдоровна осторожно полюбопытствовала:
– Зачем, Татьяна Олеговна? Не в курсе?
Старшая медсестра колыхнула сдобными телесами.
– В их интимные отношения меня не посвящают: я лишь курьер. Доктор Климов, прервите свой йоговский пир, торопитесь к шефу.
Антон откусил от банана и запил кефиром.
– Нравится мне ваш халат, Татьяна Олеговна, – сказал он. – Можно его потрогать?
Старшая медсестра глянула из-под ресниц.
– В каком месте?
– Вам решать. Давно хочу проверить, хрустит ли он под пальцами.
Татьяна Олеговна отступила в коридор.
– Смотря под чьими пальцами, доктор Климов. Не поперхнитесь молочно-кислым продуктом. – Дверь за ней закрылась.
Антон хмыкнул.
– Как тут не влюбиться!
Надежда Фёдоровна хмуро покачала головой.
– Антон Алексеевич, во что вы опять вляпались?
– Почему вляпался? Может, мне премию дадут. – Антон смял кефирный пакет и бросил в корзину для бумаг. – Сейчас выясним.
– Умерьте там свой гонор, – напутствовала медсестра.
– Буду ниже плинтуса, – пообещал Антон, выходя.
Пациенты в коридоре не толпились, то есть не было ни одного. Словно лимит на хворобы до понедельника был исчерпан. Антон прошагал к лестнице, взбежал на третий этаж и рванул на себя дверь завотделением.
Брагин, сидя на рабочем месте, покусывал зубочистку. Облик его, казалось, детально отшлифован был кинорежиссёром. Великоватый халат нелепо топорщился, галстук где-то сбоку, и проницательные глаза в красных прожилках – крупным планом – взирали на плакатного мужчину, демонстрирующего своё тело в разрезе. И – опять же крупным планом – морщины мыслителя на лбу, возросшем в результате облысения.
– Стучаться надо. – Завотделением фокусировал взор на зубочистке, торчавшей во рту.
Антон вернулся к двери, постучал и молча уселся на стул.
Брагин сломал зубочистку и отбросил. Судя по всему, он уже принял на грудь – голос его звучал хрипло, но язык пока не заплетался.
– Зачем вызвал, догадываешься?
Антон качнул головой.
– Ни сном ни духом.
Завотделением выдержал паузу, распрямил спину и вдруг улыбнулся.
– Плечо не болит. Спасибо.
– Скоро заболит опять, – заверил Антон. – И не только плечо.
– Все там будем, – парировал Брагин. – Разве что за исключением вас, просветлённых.
– Семён Петрович, вы мыслите, как дебил.
После короткой паузы завотделением устало произнёс:
– Дебил, не дебил – время рассудит. – Он придвинул к себе лист бумаги с рукописным текстом. – Валуева Нина Николаевна – диспетчер ДЭЗа. Знаешь такую?
– Продолжайте! – потребовал Антон.
– Что тут на хрен продолжать?! Она такой хай тут подняла…
– Пусть катится в жопу! Я заходил к ней дважды – дверь не открыли! Я позвонил в регистратуру, отметился! Можете проверить!
Завотделением неуклюже изобразил гнев.
– Ах, ты позвонил?! Медаль тебе за это повешу! А вот она, представь, утверждает, что от плохого самочувствия заснула и звонка в дверь не слышала. А ты, плачется она, не только лишил её своевременной медицинской помощи, но не выдал ей к тому же и документ, подтверждающий её нетрудоспособность.
– Я ж её, подлюгу, на улице встретил…
– Ой, Антон, заткнись! За кого ты меня держишь? Думаешь, я поверил хоть слову этой суки? В Минздрав она пожалуется, лоханка дырявая! Но ты, Антон Алексеевич… Ты меня просто изумляешь. Жалко тебе выдать ей траханный больничный лист? Да пусть она трижды с ним усрётся, не то комиссии задолбают нас до посинения. Короче, так… Сегодня же пойди к ней, извинись и оформи больничный вчерашним числом, под мою ответственность. Сделаешь?
Антон встал со стула.
– Извиняться не буду.
Брагин с облегчением перевёл дух.
– Шут с тобой, не извиняйся. Но бюллетень оформи.
– Если дверь откроет. Ночевать там не собираюсь.
– Никто и не требует. Вот погоди, уйду на пенсию, оценишь тогда…
– Все там будем, – передразнил Антон. – Время рассудит.
Завотделением извлёк из ящика стола фляжку со стаканчиком.
– С понедельника. И ты оценишь, как я прикрывал твою одарённую задницу. – Сжав стаканчик в кулаке, он глотнул из фляжки. – Тебе не предлагаю, дабы не спровоцировать шквал нотаций.
Антон топтался у двери.
– Как это, с понедельника? Семён Петрович, вы пугаете или всерьёз?
– Или. Нынче утром в кабинете Шаповалова я встретился со своей преемницей официально. С характером дамочка. Погоди, она построит вас в шеренги и под бой барабанов погонит выполнять инструкции. Ладно, ступай: мне тут ещё прибраться надо.
Антон продолжал топтаться.
– Э-э… Семён Петрович… ничего изменить нельзя?
Брагин поправил съехавший галстук.
– Не нужно рыданий, Антон Алексеевич. Никто не окочурился, не потерял штаны в публичной библиотеке… – Он вытряхнул в рот последние капли из фляжки. – Ступай, говорю. Не то отправлю за бутылкой. – И бросил выходящему Антону вдогонку: – Про Валуеву не забудь! Выдай больничный этой прошмандовке!
Спускаясь по лестнице, Антон осмысливал ситуацию. Жаль расставаться с Брагиным, но куда деваться? Как тонко подметил Ибн Рошда: «Когда нет решения, нет и проблемы.» Часы показывали без десяти двенадцать, притом пациентов у кабинета и в кабинете не было.
Медсестра встретила Антона встревоженно, и Антон вкратце изложил ей суть конфликта.
– Пойду сейчас умасливать эту царевну-лебедь, – подытожил он в досаде.
– Кирпичом бы её по чайнику! – посочувствовала Надежда Фёдоровна. – Не берите в голову, Антон Алексеевич, чёрт с ней! Просто сделайте, как сказал Брагин.
Тут Антон сообщил ей, что с понедельника Брагина отправляют на покой. Известие это, однако, впечатления на медсестру не произвело.
– Ну и ладно, – отреагировала она, пряча дарёные тюльпаны в просторный пакет. – Отдохнёт на грядках, а мы отдохнём от него.
– Чем же он вас так утомил? – язвительно осведомился Антон.
Ответить медсестра не успела, ибо в кабинет впорхнула взбудораженная Зоя.
– А конфеты где? – полюбопытствовала она. – Без меня оприходовали?
Надежда Фёдоровна глянула исподлобья.
– Внуков решила побаловать. Возражения есть?
– Со внуками не конкурирую, – легко согласилась Зоя. – Куницын мой не пробегал?
Дверь распахнулась.
– Куницын твой, – передразнил сменщик Антона ехидным тенорком, – за тобой только и гоняется. Привет всем, кого не видел.
Зоя захлопала ресницами, изображая туповатую секретаршу.
– Ой, Вячеслав Иванович! С этой диспансеризацией у нас такая неразбериха…
Куницын перебил:
– Неразбериху эту зовут Зоя Гринько! – Тенорок его повысился на терцию, притом гладко зачёсанные волосы подчёркивали дряблость кожи. – Где данные по тестам на туберкулёз?! Во вторник я их видел, теперь не могу отыскать!
Зоя продолжала хлопать ресницами, но было заметно, что гнев начальства ей по барабану.
– Вячеслав Иванович, найду я ваших туберкулёзников. Но если будете так орать, я впаду в кому.
Сдержав смешок, Антон обратился к своей медсестре:
– Пойдёмте. Пора освободить коллегам помещение.
Надежда Фёдоровна проворно подхватила свои вещи.
– Ну да, мы ведь ещё вызовы не взяли…
Доктор Куницын указал на корзину для бумаг.
– Опять банановая кожура, кудесник биополя!
Антон похлопал его по плечу.
– Не ворчи, Славик. Скажи лучше, как там вчерашний твой пациент, которого в пот гонит? Иннокентий, кажется?
Куницын испустил вздох.
– Педик этот… Как он меня достал! Зря ты брякнул ему, что он не болен. Во-первых, из-за этого он плешь мне проел. Во-вторых, он болен реально. Дождусь результатов анализов, но и без них мне очевидно…
– Всё, молчу! – Антон поднял вверх руки. – Впредь не полезу! – Он повлёк Надежда Фёдоровну к выходу. – Пока, ребята. До понедельника.
Вслед ему Куницын бросил:
– Слыхал про Брагина? О том, что его на пенсию.
– Проинформирован, – отозвался Антон, и дверь за ним закрылась.
Доктор Куницын, мужчина средней упитанности, воззрился на свою медсестру.
– Ещё и не орать на тебя?
– Желательно, – подбоченилась Зоя. – Я и так работаю, как трактор.
– Трактор здесь неуместен. Не сменить ли тебе профессию?
– Только после вас.
– Может, прекратишь наконец ёрничать?
– Может, начнёте наконец приём? Там вас люди ждут.
Вячеслав Иванович грузно присел за стол.
– Чтоб тебя… Приглашай.
Зоя выглянула в коридор.
– Туберкулёзники есть? – И, перекрывая встревоженный гул, распорядилась: – Если нет, заходите по очереди!
Доктор Куницын тихо застонал. В глазах его, однако, мелькнуло нечто, похожее на улыбку.