Почему Гаррису не нужен будильник. – Тяга к общению у молодежи. – Что думает ребенок об утре. – Неусыпный страж.—Его таинственность.—Его сверхзаботливость.—Ночные мысли.—Что можно успеть до завтрака.—Хорошая овечка и паршивая овца.—Минусы добродетельности.—Новая плита Гарриса.—Дядюшка Поджер спешит на поезд.—Джентльменские скачки.—Мы приезжаем в Лондон.—Что произойдет, если говорить на языке туристов.
Во вторник вечером Джордж приехал к Гаррису и остался у него ночевать. Такой вариант устраивал нас гораздо больше, чем план Джорджа, в соответствии с которым мы должны были заехать за ним сами и его «захватить». «Захватить» Джорджа – процедура весьма сложная: первым делом его необходимо вытащить из постели и хорошенько потрясти (занятие, прямо скажем, не из простых), затем следует помочь ему найти вещи и упаковать их и, наконец, дождаться, пока он позавтракает (зрелище, удручающее бесконечным повторением однообразных действий).
Я по собственному опыту знал, что если остаться ночевать у Гарриса, то встанешь вовремя. Глубокой, как может показаться, ночью, а на самом деле уже под утро, вы внезапно просыпаетесь от грохота, который способен произвести лишь кавалерийский полк, когда рысью проносится по коридору мимо вашей двери. Еще не совсем проснувшись, вы начинаете думать об ограблении, судном дне, взрыве газового баллона, вскакиваете, садитесь на кровати и прислушиваетесь. Ждать приходится недолго: через мгновение оглушительно хлопает дверь, и кто-то или что-то съезжает на подносе по ступенькам.
– А я что тебе говорил? – раздается голос в коридоре, и тут же что-то тяжелое отскакивает от вашей двери и с грохотом падает на пол.
Тут вы начинаете метаться по комнате, тщетно пытаясь отыскать одежду. Ничего нет на месте; главный предмет гардероба бесследно исчез, а в это время за дверью происходит убийство, восстание рабов, революция или что-то в этом роде. Распластавшись перед шкафом, под которым, по вашим расчетам, могут оказаться шлепанцы, вы с ужасом прислушиваетесь к мощным методичным ударам в чью-то дверь. Безусловно, жертва пыталась укрыться в комнате, но сейчас ее выволокут наружу и безжалостно прикончат. Успеете ли вы? Но тут стук прекращается, и нежный голосок спрашивает:
– Папа, можно вставать?
Что говорит второй голос, не слышно, но первый отвечает:
– Нет, в ванной, нет, не ударилась, только облилась. Да, мам, я все передам. Мы же не нарочно. Да, спокойной ночи, папочка.
Затем тот же голос что есть мочи кричит:
– Идите обратно наверх! Папа сказал, что вставать еще рано.
Вы опять ложитесь и слышите, как кого-то, явно против его воли, тащат наверх. Гостей Гаррис специально селит под детской. Тот, кого тащат, упорно не желает снова ложиться спать и противится изо всех сил. Кровопролитный бой предстает перед вашим мысленным взором во всех подробностях: как только поверженного противника удается закинуть на пружинный матрац, кровать – прямо над вами – подпрыгивает; глухой стук падающего тела свидетельствует о том, что сопротивление еще до конца не сломлено. Через некоторое время схватка подходит к концу, а может, просто ломается кровать, и вы погружаетесь в сон, но через секунду – или через тот промежуток времени, который кажется вам секундой, – вы вновь открываете глаза, чувствуя, что на вас смотрят. Дверь приоткрыта, и четыре серьезных детских личика разглядывают вас с таким любопытством, будто вы редчайший музейный экспонат. Заметив, что вы проснулись, самый старший, растолкав остальных, вваливается в комнату и непринужденно садится к вам на кровать.
– Ой! – говорит он. – А мы и не знали, что вы проснулись. Я-то сегодня уже просыпался.
– Знаю, – не вдаваясь в подробности, отвечаете вы.
– Папа не любит, когда мы рано встаем, – продолжает он. – Он говорит, что если мы встанем, то никому в доме не будет покоя. Вот мы и не встаем.
В его словах сквозит полная покорность судьбе. Он гордится своей добродетелью и готовностью жертвовать самыми заветными своими желаниями.
– Так, по-твоему, вы еще не встали? – спрашиваю я.
– Нет, еще не совсем. Видите, мы не одеты. – C этим не поспоришь. – Папа по утрам очень устает, – продолжает непрошеный гость, – это, конечно, потому, что он целый день работает. А вы устаете по утрам?
Малыш оборачивается и тут только замечает, что и остальные трое ребятишек вошли в комнату и расселись на полу. Совершенно очевидно, что комнату они принимают за ярмарочный балаган, а вас – за фокусника или клоуна, и терпеливо ждут, когда вы вылезете из постели и покажете им какой-нибудь номер. Пребывание посторонних в комнате гостя шокирует ребенка. Тоном, не допускающим возражений, он велит остальным детям убираться. Они и не думают возражать: в гробовой тишине все, как один, бросаются на него. C кровати вам виден лишь клубок тел, напоминающий сильно нетрезвого осьминога, пытающегося нащупать дно. Все сопят – так, должно быть, принято. Если вы спите в пижаме, то спрыгиваете с постели и своими действиями только усугубляете возню; если же ваш ночной туалет менее приличен, то остаетесь под одеялом, откуда призываете противоборствующие стороны к смирению, однако ваши призывы остаются без всякого внимания. Проще всего довериться старшему. Через некоторое время он, несмотря на яростное сопротивление, выкинет их в коридор и захлопнет дверь. Через секунду дверь снова распахнется, и кто-нибудь, обычно Мюриэль, вбежит, а точнее, влетит в комнату, словно выпущенная из катапульты. Силы неравные – у нее длинные волосы, за которые очень удобно ухватиться. Зная, по всей видимости, об этом своем природном недостатке, она одной рукой крепко держит волосы, а второй что есть силы дубасит старшего братца. Он опять распахивает дверь, и Мюриэль как таран прошибает строй расположившихся за дверью. Вы слышите глухой стук – это ее голова пришла в соприкосновение с сомкнутыми рядами. Одержав победу, старший возвращается на прежнее место, то есть к вам на кровать. Он не мстителен, поверженный враг прощен.
– Я люблю, когда утро, – говорит он. – А вы?
– Я тоже, – отвечаете вы. – Но иногда по утрам бывает довольно шумно.
Он не обращает внимания на ваше замечание и смотрит куда-то вдаль, лицо его просветляется.
– Я хотел бы умереть утром, ведь по утрам все так красиво.
– Что ж, если твой папа оставит ночевать у себя какого-нибудь сердитого дядю, то такая возможность тебе представится.
Тут юный философ вновь становится самим собой.
– В саду так здорово, – говорит он. – Вставайте, пошли сыграем в крикет.
Накануне, перед сном, вы строили совсем другие планы на утро, однако сейчас эта мысль не кажется вам столь уж абсурдной – заснуть ведь все равно не удастся, – и вы соглашаетесь.
В дальнейшем вы узнаете, как обстояло дело в действительности: томясь бессонницей, вы поднялись ни свет ни заря и захотели сыграть в крикет. Дети, которых всегда учили быть вежливыми с гостями, сочли своим долгом развлечь вас. За завтраком миссис Гаррис заметит, что в этом случае недурно было бы проследить, чтобы дети оделись, прежде чем вести их в сад, а Гаррис даст понять, что своим необдуманным поведением вы свели на нет всю его многомесячную воспитательную деятельность.
Итак, в среду Джордж был поднят с кровати в четверть шестого утра и после недолгих уговоров согласился поучить детишек кататься вокруг парников на новом велосипеде Гарриса. Однако даже миссис Гаррис не стала винить Джорджа, интуитивно почувствовав, что по своей воле Джордж на такое вряд ли бы решился.
И дело тут вовсе не в том, что дети Гарриса – лживые и коварные бестии, готовые свалить вину на ближнего. Все вместе и каждый в отдельности – это честные ребятишки, всегда готовые взять вину на себя. Если вы потрудитесь объяснить им, что в ваши планы не входит вставать в пять утра и играть в крикет или же разыгрывать историю церкви, расстреливая из лука нечестивых, накрепко привязанных к дереву кукол; если вы признаетесь им, что предполагали мирно спать до восьми, а проснувшись, выпить в постели чашку крепкого чая, они сначала удивятся, затем извинятся, а под конец искренне раскаются. В данном же случае вопрос о том, почему Джордж проснулся около пяти – то ли по собственной инициативе, то ли его разбудил самодельный бумеранг, по чистой случайности залетевший в окно, – носит чисто прикладной характер: дети чистосердечно признались, что кругом виноваты они. Старший мальчик сказал:
– Мы должны были помнить, что дяде Джорджу предстоит тяжелый день, и надо было отговорить его так рано вставать. Это я во всем виноват.
Впрочем, ничего страшного не произошло; больше того: мы с Гаррисом решили, что этот случай пойдет Джорджу на пользу, ведь мы договорились, что в Шварцвальде будем вставать в пять утра. Сам-то Джордж предлагал подниматься еще раньше, в половине пятого, но мы с Гаррисом решили, что раньше вставать не обязательно: поднявшись в пять, в шесть мы уже будем крутить педали и до наступления жары успеем проделать изрядный путь. Иногда, конечно, можно выезжать и пораньше, но не каждый же день.
Сам я в то утро проснулся в пять – раньше, чем собирался: перед сном сказал себе: «В шесть ноль-ноль».
Я знаю, есть люди, которые могут просыпаться с точностью до минуты. Они говорят себе, опуская голову на подушку: «Четыре тридцать»; «Четыре сорок пять»; «Пять пятнадцать», – в зависимости от того, когда им надо встать, и с боем часов, как это ни удивительно, открывают глаза. Такое впечатление, что внутри нас есть некто отсчитывающий время, пока мы спим. У него нет часов, он не видит солнца, и все же в кромешной тьме точно определяет время. В нужный момент он шепчет: «Пора!» – и мы просыпаемся. Один мой знакомый рыбак рассказывал мне как-то, что этот некто будит его ровно за полчаса до начала прилива, когда бы прилив ни начинался. Усталый рыбак ложится спать, тут же погружаясь в глубокий сон, и каждое утро его неусыпный ночной страж, точный, как и сам прилив, шепотом будит его. Блуждал ли дух этого человека во тьме по илистому берегу моря, знаком ли он был с законами природы? Бог его знает.
Моему же неусыпному стражу, по-видимому, просто не хватает практики. Он старается изо всех сил, но волнуется, суетится и сбивается со счета. Скажешь ему, например: «Завтра, пожалуйста, в пять тридцать», – а он разбудит тебя в половине третьего. Я смотрю на часы. Он полагает, что я забыл их завести. Я прикладываю их к уху – идут. Тогда он высказывает предположение, что они отстают: сейчас, должно быть, половина шестого, а то и больше. Чтобы успокоить его, я надеваю шлепанцы и спускаюсь в столовую взглянуть на настенные часы. Что происходит с человеком, когда он в халате и шлепанцах среди ночи бродит по дому, описывать нет необходимости, каждый испытал это на себе. Все вещи, в особенности же с острыми углами, норовят исподтишка ударить его, и побольней. Когда вы расхаживаете по дому в тяжелых башмаках, вещи разбегаются кто куда; когда же у вас войлочные шлепанцы на босу ногу, вещи выползают из углов и лупят вас почем зря. В спальню я вернулся в неважном настроении и, проигнорировав абсурдное предположение моего стража, будто бы все часы в доме сговорились против меня, полчаса ворочался в постели, пытаясь уснуть. С четырех до пяти страж будил меня каждые десять минут, и я уже пожалел, что вообще прибегнул к его услугам, а в пять утра, утомившись, он завалился спать, препоручив дело служанке, которая и разбудила меня на полчаса позже назначенного срока.
В ту среду страж так надоел мне, что я встал в пять, лишь бы от него отвязаться. Делать было абсолютно нечего: поезд наш отходил в восемь, все вещи были упакованы и вместе с велосипедом сданы в багаж еще накануне. Тогда я поплелся в кабинет, решив поработать часок-другой, хотя столь ранний час – едва ли самое подходящее время для занятий изящной словесностью. Я исписал полстраницы и перечитал написанное. О моих опусах написано немало нелестных слов, но эти полстраницы были ниже всякой критики. Я швырнул бумагу в корзину и стал вспоминать, нет ли какого-нибудь благотворительного общества, которое выплачивало бы пособия исписавшимся авторам.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я положил в карман ключ и, выбрав путь подлиннее, поплелся на поле для гольфа. Две овцы, щипавшие травку, увязались за мной, проявляя неподдельный интерес к моим действиям. Одна из них показалась мне добродушным и симпатичным созданием. Едва ли она разбиралась в гольфе: скорее всего ей просто импонировало столь невинное развлечение в столь ранний час, – но после каждого удара блеяла: «Бра-а-а-во, са-мм-ый р-а-аз!»
Можно было подумать, что играет она сама.
Вторая же овца оказалась вздорной и сварливой. Если первая подбадривала меня, то эта всячески унижала оскорбительными репликами.
«Пло-о-о-хо, про-о-сто ужа-а-сно!» – расстраивалась она после каждого моего удара. Без ложной скромности должен сказать, что некоторые удары удались на славу, и паршивая овца издевалась над ними из чистого упрямства, лишь бы мне досадить.
Когда же, по чистой случайности, мяч угодил хорошей овечке прямо в нос, паршивая овца залилась злобным смехом, и пока ее подруга ошарашенно пялилась в землю, не понимая, что же произошло, она впервые за всю игру сделала мне комплимент: «Бра-а-а-во, отли-и-и-ично! Лу-у-у-учше-е-го у-у-д-а-а-р-а и-и-и не-е при-и-д-у-у-м-а-а-ешь!»
Много бы я дал, чтобы мяч попал в нее, а не в ее симпатичную подругу. Но так уж устроен мир: страдают всегда невиновные.
На поле я пробыл дольше, чем предполагал, и когда за мной пришла Этельберта сказать, что уже половина восьмого и завтрак готов, я вспомнил, что еще не брился. Этельберта терпеть не может, когда я бреюсь наспех. Она опасается, что мой вид может навести соседей на мысль о покушении на самоубийство и по округе разнесется слух, что у нас несчастная семейная жизнь. Кроме того, она не раз намекала, что у меня не та внешность, за которой можно не следить. В принципе я был рад, что прощание с Этельбертой не затянется, ведь иногда при расставании женщины плачут. Но детям на прощание я собирался дать кое-какие наставления: в частности, чтобы они не играли моими удочками в крикет, – к тому же я терпеть не могу опаздывать на поезд. В четверти мили от станции я нагнал Джорджа и Гарриса – они тоже бежали. Пока мы с Гаррисом шли голова в голову, он успел сообщить мне, что во всем виновата новая плита. Сегодня утром решили ее наконец испытать, и, по неустановленной причине, она разметала жареные почки по всей кухне и ошпарила кухарку. Гаррис выразил надежду, что к его возвращению с плитой удастся все же найти общий язык.