– Так вы были у жены Кирилла Панина?
Хомутов, развалившись в кресле, пил кофе маленькими глотками.
– Да.
– Представляю, что наговорила вам эта истеричная особа, – он пристально посмотрел на собеседницу, ожидая признания.
Катя выдержала взгляд:
– Ничего особенного.
– Неужели? – он недобро усмехнулся. – Извините, не верю. Дама уже давно существует на свете со сдвинутой крышей. Такую супругу мог вытерпеть только Кирилл, – Игнат Вадимович засунул в рот кусочек овсяного печенья. – Да и тот иногда позволял себе расслабиться. Только не говорите, что она смолчала о Викторовой. Не вы первая удостоились откровенности этой женщины. В свое время она пыталась нажиться на гибели мужа.
– Каким же образом?
– Да очень простым, – Хомутов откашлялся и продолжил: – Это в наше время никого не удивишь криминалом. Однако если мы перенесемся на сорок лет назад, в спокойное совдеповское прошлое, то поймем: случай с моими аспирантами – из ряда вон выходящий. Впрочем, при возможности поднимите подшивку газет за шестьдесят шестой год. Понимаете, куда я веду? Скромная женщина, несостоявшийся врач вдруг привлекла всеобщее внимание, сделавшись героиней массы репортажей и статей. Согласитесь, хоть какая, но все же слава. Я с удивлением заметил, что дама, которую все считали недалекой, великолепно себя, как сейчас выражаются, пиарит. Но не буду многословным. Вы поймете, что я прав, прочитав статьи. От себя лишь добавлю: я давно заметил такую закономерность: дураки умеют заставить работать на себя тех, кто считает себя намного умней их. В течение нескольких лет Тамарочка подкидывала вашей братии различные версии случившегося, одной из которых стала фантазия на тему: «Эта гулящая Викторова». Я думаю, Панина в конце концов сама поверила в свои бредни. Во всяком случае, до сих пор при встрече с журналистами она рассказывает о нашем романе с Викторовой.
Катя взглянула на академика:
– А это неправда?
Игнат Вадимович поморщился:
– Я до сих пор люблю одну и ту же женщину – свою покойную жену. У постели умирающей я дал слово хранить ей верность. Я понимаю, в это трудно поверить. Мужчин всегда рассматривают как существ полигамных. Однако мне многолетнее воздержание не стоило труда. Возможно, это и есть настоящая любовь, как вы считаете? Не об этом ли писал Куприн в «Гранатовом браслете»?
Зорина пожала плечами:
– Мне хочется сказать «да», но как журналист, я обязана верить не словам, а фактам.
– И факты у вас будут! – Хомутов встал с кресла и, подойдя к письменному столу, что-то написал на листке бумаги.
– Моя симпатия к вам столь велика, – заметил он, бросив написанное ей на колени, – что я постоянно думаю, как помочь вам собрать побольше сведений. Мне уже понятно, как вы напишете обо мне. Вы правы. Без эротики и криминала мы вряд ли сможем рассчитывать на обширную аудиторию. А вот событие с Викторовой и Паниным действительно сделает бестселлер из сухого биографического очерка.
Катя поднесла листок к глазам:
– Здесь адрес и телефон. Чьи?
Он усмехнулся.
– После вашего ухода я стал обзванивать коллег. Представьте, они сообщили мне интересную информацию: тетушка Марины жива и здорова. Остается надеяться, что старческий маразм поразил не все клетки головного мозга. Улавливаете, куда я клоню?
Катя почувствовала, как вспотели ладони.
– Вы хотите, чтобы я поговорила с ней?
– Конечно. И как можно скорее.
Девушка с удивлением посмотрела на академика:
– К чему такая спешка?
Хомутов на мгновение смутился, но взял себя в руки.
– Самому не терпится увидеть наше с вами произведение, – расхохотался он. Его смех показался Зориной несколько натянутым. – Если желаете – отправляйтесь прямо сейчас, а диктофончик оставьте. Соображаете зачем?
Журналистка развела руками.
– Сегодня мы с вами не продвинулись ни на шаг, – пояснил ей Игнат Вадимович. – Поскольку главный герой вашей книжки все-таки я, позвольте наговорить на диктофон без вас.
Его горячее желание помочь вызвало улыбку.
– Хорошо, – согласилась Катя.
– Жду вас завтра к четырем. Приедете?
– Обязательно.