За лесом прогудела электричка, последняя, на двадцать три сорок.
По углям промелькнули красные язычки, и Фаддейка, озабоченно хмуря брови, откатил подальше крупную головню. Потыкал в костер палкой.
– Рано еще, – остановил его отец.
Фаддейка все-таки покрутил носом, прежде чем убрать палку.
Откашлялся дед, недовольный, что перебили.
– Ну вот, стали замечать, что одна сестра желтеет и тощает, а другая будто кровью с молоком наливается. Главное, как полнолуние пройдет, еще краше становится.
– Оборотень, – припечатал Фаддейка.
– Не, ведьма, – протянул Семен с другой стороны костра.
Вейка, поежившись, оглянулся через плечо. Черная степь упиралась в густой частокол леса, и над деревьями висела луна, надутая и крутобокая. Стреноженные лошади бродили в высокой траве, то исчезая в тени, то появляясь. Махнула беззвучно птица в густо-синем небе, и кто-то позвал ее из рощицы: «Уху, уху». Противным таким голосом.
Фаддейка толкнул в бок:
– Дрейфишь?
– Вот еще! – фыркнул Вейка, не желая признавать, что захолодело под ложечкой. Ведь это про здешние места дед Назар рассказывал, как все на самом деле было.
– Младшая, даром что тощая, зато характером золотая. Ну и запал на нее Арсений, на старшую-раскрасавицу даже не глянул. Повел невесту по знахаркам. Те воск лили, в темечко дули, да все без толку. Родители Арсения, ясно, отговаривали: детей не родит и работница плохая – по жаре задыхается, по морозу простужается. Неизвестно, сладилось бы у них или нет, но кто-то надоумил: старшую извести надо. Она, ведьма, из сестры жизнь тянет.
– Правильно, – солидно подтвердил Семка. – Вон в позапрошлом годе, помните…
Дед кхекнул, пошевелил седыми бровями, и парень заткнулся.
– Арсений грех на душу взять побоялся: ведьма или нет, клейма на ней не стоит, да и невеста как бы потом на него смотрела? На убийцу родной сестры-то? Вот и задумал он отыскать Псов.
– Зачем? – удивился Семка. – Если в силу вошла, все уже, поздно.
– Так Псов же, бестолочь, не л-рея. Чтобы они подтвердили. Тогда ведьму деревенский сход порешит, как положено.
Вейка снова оглянулся. Каурый жеребец вышел из тени и тряхнул головой. Почудилось на миг – сидит у него на спине кто-то в черном. Даже морозом продрало.
– Во дурак! – шепнул Фаддейка. – С Псами говорить, а?
– Уехал Арсений. А в поселке все хуже: то скотина падет, то птица со дворов пропадать начнет, то собаки взбесятся. По весне же здесь, у реки, – дед Назар ткнул корявым пальцем на другой берег, – как оттаяло, нашли мертвяков. Двое парней, из пришлых. У одного горло порвато, а другой вовсе без головы. Отгрызена.
– Ну уж, сразу отгрызена! – усомнился Семка. – Разбойники постарались. Лихие тут места были.
Дед Назар усмехнулся.
– А ты сплавай на ту сторону, как раз ночка подходящая, лунная. Постой на бережку возле ивняка. Только штаны не замарай. Подойдет к тебе навь, холодом повеет, тленом запахнет. Подойдет и начнет твою голову щупать, проверять, его аль чужая.
Вейка поглубже втянулся в штормовку – прикосновение ветра к затылку показалось ледяным, точно потрогал кто мертвыми пальцами.
– Вон у бабки Егорьи сводная сестра была. С женатым закрутила, а по сеновалам прятаться боялась, выследят. Ну, и придумала на том бережку встретиться, мол, никто не помешает. – Дед запыхал в усы, так он смеялся. – К следующему вечеру нашли ее. В лесу под кустом сидела. На всю жизнь дурочкой осталась. Ну как, поплывешь?
Семен шмыгнул носом.
– Делать мне нечего.
– Тогда замолкни. Ну вот, а в ту же весну, как начала старостиха огород копать, нашла в нем череп. Чистенький, вываренный, и внутри змея дохлая. Увидела, да как замычит! Через неделю ребеночка скинула. Староста и примолк. А ведь хотел уже сход собирать.
– Точно ведьма, – припечатал Семка.
– На следующее лето вернулся Арсений. Немножко опоздал: невесту его как раз схоронили. Пока гроб в церкви стоял, мертвой лицо платочком прикрывали. Родители говорили, мол, сомлела девка на покосе, упала неудачно и распласталась об лезвие. Конечно, нашлись любопытные, сунулись, а у той глаз нету.
У костра помолчали. Вейка хотел снова посмотреть за спину, но не решился.
– Псов-то парень нашел?
– Про то рассказать не успел, сгинул. А ведьма, как Арсений пропал, только пуще силу взяла, никто ей перечить не смел.
Фаддейкин отец выкатил из углей картофелину, стукнул пальцем по черной шкурке.
– Дошла? – спросил дед Назар.
– Чуток еще.
– Ну, доскажу. Полгода минуло, вряд ли больше, и приехали в поселок Псы. Жеребцы высокие, откормленные. А всадники бледные с глазами ледяными. Вроде и на людей похожи, а все одно – нежить. И не навь они, и не призраки, и не души неупокоенные, и не умертвия, а то, чему названия нету. Первым ехал статный, весь в черном, только пояс серебром проклепан, а на поясе меч, какими наши прапрапрадеды воевали. Перед таким захочешь не захочешь, а шапку снимешь. По правую его руку держался парень неприметный, одетый простенько. По лицу вроде молод, но седина в волосах. Захлопали ставни, попрятался народ, и только одна женщина стала у Псов на дороге. Мать Арсения. А как подъехали Псы, глянула она и упала в беспамятстве.
Дед замолчал, и Фаддейка недовольно завозился.
– Говорили потом: мало ли что с горя почудится. Да только никогда она больше в церкви за сына своего свечку не ставила. Ни за здравие, ни за упокой.
– Ну а ведьма?
– А что ведьма? Видели люди, как шла она меж Псов к полю, да не своей волей шла, а точно на канате ее тащили – за горло хваталась и хрипела. Что уж там было, никто не знает. Остался круг в траве вытоптан, а в кругу том тело. Видно, сильно корежило ведьму перед смертью: зубы оскалены, пальцы в кровь ободраны. Там на опушке ее и прикопали. – Дед повел рукой в сторону далекого леса.
– Нет там никакой могилы, – решился возразить Семка.
– Конечно, нет, ее сразу с землей сровняли. На следующий год травой заросла, не найдешь. Вроде и кончилось все, а зарок с тех пор в поселке: мальчиков Арсениями не называть.
Фаддейкин отец потянулся к костру и начал выкатывать клубни.
– Дед, – спросил Семка, – а ты сам-то Псов видел?
– Много будешь знать… Пацаны, кто за водой?
Фаддейка противно засмеялся, показывая пальцем:
– Он не пойдет, он сдрейфил.
– Я? – рассердился Вейка, вставая.
– На косу ступай, – махнул дед Назар. – Там почище.
Стоило отойти от костра, и накрыло темнотой, только метелки ковыля серебром отливали. Вейка посмотрел на тот берег: ивняк качался под ветром, полоскал ветки. Двигались тени, а может, и правда стоял кто безголовый.
– Ерунда. Бабкины сказки, – прошептал Вейка.
Пошел к воде, нарочно громко звякая ведром.
Густая трава поредела и сменилась песком, остывшим к ночи. Мурашки побежали по ногам.
На косе было светлее – в воде отражались лунные блики. Вейка задрал голову: нависало над головой небо, тяжелое от звезд. Вот одна сорвалась и покатилась, быстро-быстро. Обмирая от страха и собственной дерзости, Вейка шевельнул губами:
– Хочу увидеть Псов!
Канула за горизонт звезда, ударилась о землю, и рябь пошла по реке, сминая лунное отражение.
Его провели в кабинет на первом этаже. Окна выходили на внутренний двор, но все равно были зашторены и для надежности скреплены булавками. Горели лампы – очень ярко, не оставляя места теням. Пахло валерианой.
Вдоль стены стояли семеро. Матвей глянул мельком, не желая всматриваться в лица.
За спиной шуршали голоса. Резко щелкнул затвор фотоаппарата.
– Я не понял, – повернулся Матвей к сопровождающим, – что за толпа? Господин офицер, достаточно вас и пары охранников. Остальных вон. Журналистов – в первую очередь.
– Я представляю муниципалитет, – веско сказал мужчина в дорогом костюме. – В мои обязанности…
– Не входит контролировать работу л-рея.
– Вы находитесь в городе…
– Который и так далее, и так далее, – скучно закончил Матвей. – Будьте любезны, закройте дверь с той стороны. Или уйду я.
У представителя муниципалитета дернулось лицо.
– Вы не можете уйти. Ваш долг и ваша обязанность – приступить к работе.
– Что ж вы такие одинаковые. – Матвей отвернулся от чиновника. – Юджин, у тебя никакого журнальчика нет? Я почитаю, пока господин офицер выполняет инструкцию. И заодно объясняет, что является обеспечением исполнения предписаний.
Юджин посмотрел укоризненно.
Народу в комнате поубавилось.
Матвей еще подождал, засунув большие пальцы в карманы джинсов и покачиваясь с носков на пятки. Жарко. Хорошо бы вечером искупаться. Речку они проезжали – на песчаном берегу возились с лодкой пацаны, выше по течению виднелась заводь с мостками.
Офицер спросил подчеркнуто вежливо:
– Господин л-рей, что-нибудь еще?
– Бочку мороженого, – пробормотал Матвей. – Нет, спасибо, ничего.
Он взял ближайшего меченого за руку. Кожа холодная и влажная, как у лягушки. Всего-то погодник, слабенький, а трясется, точно завтра же ликвидация. Матвей брезгливо вытер пальцы о джинсы.
Следующий. Только считал печать, и покатился колючий шарик вдоль позвоночника. «Как же они меня достали!» – с тоской подумал Матвей. Ну, конечно, скоро завершится инициация. Слюна во рту стала кисловатой, с металлическим привкусом крови.
– Матвей, – вдруг прошептал парень. – Ты меня помнишь?
Старая уловка: спаси меня, я твой брат – сын племянницы троюродного дяди. Матвей скользнул небрежным взглядом по лицу и шагнул дальше.
– Вейка!
Удивленный, Матвей остановился. Снова повернулся к про́клятому. Его сверстник, крепкий, широкоплечий. Жесткие волосы торчат ежиком. Приплюснутый нос. На переносице белый шрам со следами скобок – знакомый.
Бывший одноклассник. Приятель. Лучший вратарь в округе Фаддей Раймиров.
– Откуда ты здесь?
– Мы переехали недавно, – зачастил Фаддей. – Отца на завод позвали, он же мастер. А так все в поселке. Тетка твоя нормально, как тебя забрали, ей дом помогли отремонтировать, и вообще.
Было странно видеть его таким. Обычно Фаддей не суетился.
– Потом поговорим, – сказал Матвей и шагнул к следующему меченому.
Итак, погодник, оборотень, пара вампиров, слухач, ведьмак и зеркало. Хреново, но могло быть и хуже.
«Хочу на речку», – снова подумал Матвей. Душно. Раскалился воздух от ярких ламп.
Когда уходил, запнулся на пороге: взгляд Фаддея сверлил спину.
Сдержать обещание получилось только к ночи.
Солнце наполовину провалилось за горизонт, но в управлении по-прежнему невозможно было дышать. Лопасти вентиляторов без толку гоняли горячие потоки. Здесь же, в тупике, воздух и вовсе казался густым, хоть жуй его. Охранник то и дело вытирал платком лысину.
– Отоприте, – приказал Матвей, останавливаясь перед дверью под шестым номером.
Подумал: лучше бы он поехал на реку, в самом деле. Зря в это ввязывается.
Щелкнул в замке ключ.
– Можете идти, – сказал Матвей раньше, чем охранник потянулся к ручке.
– Но…
– Идите, я сказал! – повысил голос.
Охранник уто́пал. Наверное, будет звонить с поста и жаловаться.
Матвей открыл дверь и остановился на пороге.
– Привет.
Бывший одноклассник быстрым, гибким движением сел на кровати и моргнул – свет из коридора бил ему в лицо.
– Раньше не получилось, – объяснил Матвей. – Меня задержали… интересными разговорами.
Он прикрыл за собой дверь. Стало темно, но возникло ощущение, что его видят. Хлопнул ладонью по выключателю.
Фаддей уже стоял у окна и действительно смотрел пристально.
В комнате был только один стул, на него Матвей и уселся, развернув спинкой вперед и поставив кулаки на деревянную планку. Сказал утвердительно:
– Ты знаешь, кто ты.
Фаддей кивнул.
– А знаешь, чего хочет ваш муниципалитет?
– Мести.
Матвей качнул головой.
– Романтично, но неверно. Месть – это личное. А тут политика и деньги. Им нужна показательная расправа, демонстрация, что город зачистили от оборотней. Но поймали же не всех, так? Ты знаешь стаю, в одиночку инициация идет медленнее. Сдай их, и я помогу тебе.
– Поможешь?
– Сниму проклятие. Если боишься репрессий, то зря. Я не обязан ни перед кем отчитываться. Никто не узнает, что с тобой было.
Фаддей вспрыгнул на узкий подоконник и подобрал ногу. Матвей бы в такой позе навернулся, а этот ничего, сидит.
– Мой учитель ни в чем не виноват, почему я должен сдавать его?
– У вас семнадцать убитых.
– Это сделали другие, те, кого уже поймали! А он никого не трогал! В лесах и без того хорошая охота. Лучше, чем в городе.
– Оборотень себя не контролирует.
– Неправда! Нужно просто уйти подальше, и все.
– Ну да, если там не будет грибников или туристов.
– Есть леса, в которые не заходят люди. Ты не понимаешь… Там пахнет по-другому, там все другое. Другой мир, честный: твои зубы против его зубов. Если ты сильнее, победишь. Только так, а не у кого денег больше или дружки в полиции. Там свобода! Там нечего делать людям! Пусть не приходят!
– Фаддей…
– Человек – венец творения? Слабое тело, плохая реакция, отвратительный нюх. Сидит какой-нибудь жирный в кабинете и смотрит на тебя, как на вошь. А чем он лучше? Моя стая сильнее, честнее. Вы нас убиваете, а нам нельзя защищаться?
– Фаддей!
Тот осекся. Скорчился на подоконнике, подтянув и вторую ногу.
– Интересные рассуждения. – Матвей потер запястье сквозь кожаный напульсник. От привкуса крови во рту подташнивало. – Я не понял, ты хочешь или нет, чтобы я снял проклятие?
Раймиров глянул из-под ресниц.
– Я боюсь в резервацию. В клетку. Мне тут уже… трудно, а там совсем сдохну.
– И что ты предлагаешь? Конкретно.
– Ты можешь только сделать вид? Ну, что снял, и меня отпустят!
Матвей усмехнулся. Его полтора часа прессовали члены муниципалитета, добиваясь, чтобы он выдал оборотней. Его уговаривала мать одного из погибших мальчишек – иссохшая женщина в черном платке. Ему чуть не набил морду сержант, у которого задрали дочь.
Он готов был рискнуть – взять всех, хотя при мысли об этом уже сейчас тянуло блевать. Рискнуть ради Фаддея.
Какой же он дурак!
Матвей кулаками оттолкнулся от стула.
– Вейка!
Дверь распахнулась, ударившись об стену.
– Да пошел ты! – обернулся из коридора Матвей. – Знаешь что? Ты не поедешь в резервацию. Хрен тебе, а не плановая охота на зайчишек. Я сниму проклятие. Даже если потом на неделю раньше сдохну, все равно сниму. Поживи человеком, ты, блин, венец творения! Посмотрим, как у тебя это получится.
У Фаддея подергивалась верхняя губа.
– Мстишь? За что?! Ты же сам не человек!
Матвей яростно вдавил кнопку, вызывая охранника.