«Он – жизнь и душа Вселенной, – объясняет Наягнек. – Его самого увидеть нельзя, можно только услышать его голос. Все знают, что голос у него нежный, как у женщины. Он такой мягкий и ласковый, что не испугает и ребенка. А говорит он вот что: “Не бойся Вселенной” – Шила эрсинарсинивдлуге»[10].
Стоя перед длинным зеркалом в свете электрических ламп, я взглянула на свое отражение. На меня смотрела бледная, растрепанная, невыспавшаяся девушка двадцати с лишним лет с темными кругами под глазами – родная мать не узнает. Совсем не так я хотела выглядеть, отправляясь в приключение, а обстановка туалета в аэропорту прелести этому зрелищу не добавляла. Я постаралась натянуть на лицо храбрую улыбку. Этажом ниже, в зале прилета, меня обещал встретить Юан. И, хотя мой внешний вид говорил об обратном, я была полна энергии и бодрости, а еще страшно нервничала.
«Я не стану стоять там с табличкой, как идиот, – написал он мне, – она не понадобится. Ты меня и так узнаешь. Я высокий, с копной кудрявых рыжих волос. Выделяюсь в толпе». В его словах я уловила горделивые нотки.
Вот он, первый намек на то, каким на самом деле был Юан. Ему были присущи остроумие, застенчивость и толика противоречивости. Как-то раз я ходила на мастер-класс выдающегося артиста и клоуна Билла Ирвина, где он говорил, что характер персонажа строится на контрасте. Юан не хотел обращать на себя внимание, держа в руках табличку, но при этом не имел ничего против того, чтобы выделяться за счет своей внешности.
Я почистила зубы, и это сразу помогло мне немного освежиться. С помощью консилера я постаралась скрыть темные круги под глазами и приступила к своему обычному макияжу: светлые тени для век, чуть более темный оттенок, чтобы изящно подвести глаза, и немножко золотого во внутренний уголок. Всего минута – и я снова почувствовала, что похожа на саму себя.
В туалет вошли еще две женщины и, скользнув мимо меня, направились к кабинкам. В проеме распахнувшейся двери я мельком увидела эскалатор, ведущий в зал прилета, и осознала, что мне неизбежно придется покинуть безопасное убежище уборной. Я сделала шаг назад, чтобы осмотреть себя в полный рост. В джинсах и топе с надписью «Я ♥ Лос-Анджелес», с длинными распущенными волосами и челкой я выглядела как типичная калифорнийка. Может, мне следовало стать более неприметной и не выглядеть так отчаянно по-американски? Я вздохнула. Теперь уже точно некогда переодеваться. Схватив свой небольшой чемодан и сумочку, я собралась с духом и вышла наружу.
Кроме меня, на эскалаторе никого не было. Я ступила на зубчатую ленту, чувствуя, как она неумолимо тянет меня вниз. Обратного пути нет. Стоявшие внизу, в зале ожидания, родственники пассажиров с надеждой посмотрели в мою сторону. Когда я показалась в полный рост и они поняли, что я вовсе не та, кого они ждут, на их лицах отразилось разочарование. Я виновато улыбнулась.
В дальнем конце зала на скамейке сидел мужчина – наверняка это Юан, подумала я. Перед собой он держал раскрытую газету, которая скрывала его почти целиком, так что были видны только руки, коричневая куртка и торчащая поверх газеты копна рыжих волос.
Я надела на себя самую дружелюбную улыбку и, стараясь всем видом показать, что я нормальный человек, зашагала к нему.
– Должно быть, ты Юан? – спросила я со своим сильным американским акцентом. Позднее вспоминая этот момент, Юан подшучивал надо мной за то, что я гундосила, произнося его имя на американский манер: Юэ-эн.
Оторвав взгляд от газеты, он посмотрел на меня, словно немного опешив.
– Джессика! – У него был глубокий, бархатистый голос, как у диктора Би-би-си.
Он встал, и мы посмотрели друг на друга, все еще опасаясь, что обознались. Он был совсем не похож на восьмидесятилетнего старика, каким я его себе представляла. Пару секунд мы улыбались друг другу, испытывая приятное удивление. Быть может, Аня из зеленых мезонинов[11] объяснила бы это молчание восторгом, который мы испытываем, встретив родственную душу. А может, дело было в том, что мы оба испытали облегчение, убедившись, что ни один из нас с виду не похож на полоумного.
Пока Юан выносил мои вещи и платил за парковку, я воспользовалась минуткой, чтобы разглядеть его повнимательней. Высокий и стройный, тридцати с небольшим лет, на круглом, привлекательном лице – очки в проволочной оправе; большие руки. Опустив взгляд, я с восхищением обнаружила на нем коричневые замшевые ботинки. Все в его внешности говорило об аккуратности и опрятности – за исключением волос, которые лежали на голове спутанным гнездом.
Хотя я сразу же почувствовала себя комфортно в его компании, меня не покидало ощущение некой отчужденности, а все происходящее казалось мне каким-то ненастоящим. Возможно, дело было в том, что, нарисовав в своих мечтах этот мир, я теперь не могла поверить в его реальность.
Мы вышли на улицу. В Глазго стоял солнечный и на удивление теплый день. Юан повел меня через людную парковку к тому месту, где стоял его яркий фургон. Пятилетний ребенок внутри меня запрыгал от радости. На фургоне не было ничего лишнего – большой, вишнево-красного цвета, он выглядел гораздо веселее обычного автомобиля. Добрый знак, сулящий много хорошего.
Но потом, когда мы подошли поближе, на лобовом стекле я увидела наклейку с надписью «Я ♥ язык». Любопытно, подумала я, и неожиданно скабрезно. Юан поставил мои вещи назад, в багажник.
– Это все, что ты с собой взяла? – У него был глубокий, почти грудной голос, интригующе контрастирующий с его легкой, непринужденной манерой себя вести.
– Я не очень люблю паковать чемоданы.
– Я тоже, – улыбнулся он и направился к водительскому сиденью.
Я уже собралась было последовать за ним, как тут же спохватилась, вспомнив, что пассажиру в Великобритании положено сидеть слева. «С другой стороны, – мысленно сказала я себе, покачав головой, – Дороти, мы больше не в Канзасе».
– Очень мило с твоей стороны, что ты согласился меня приютить, – выдохнула я, забираясь в фургон и устраиваясь поудобнее. – Даже не верится, что я здесь.
– Почему?
– Ну… – В воздухе повисло некоторое напряжение. Я не могла понять, чувствует ли его Юан, или все дело в моем собственном волнении, причиной которому захлестнувшее меня осознание того, что моя мечта внезапно стала реальностью. – Ведь я для тебя совершенно незнакомый человек. По правде говоря, я поверить не могу, что ты согласился.
– Что ж, здорово, что ты захотела приехать, – ответил Юан, выезжая с парковки. – Когда я получил твое письмо, я подумал: эта девушка, наверное, очень смелая, раз вот так ни с того ни с сего решилась написать неизвестно кому, чтобы в одиночку отправиться в незнакомый город по другую сторону океана. Это очень крутой поступок. И тогда я решил сделать все, что в моих силах, чтобы тебе помочь.
Я была тронута тем, что он принял мой, казалось бы, ничем не объяснимый порыв поработать в книжном магазине около моря за смелость.
Он улыбнулся:
– Как бы то ни было, не каждый день встретишь человека, который столь решительно настроен приехать в Уигтаун.
Наш фургон выехал на трассу. Хотя мы все еще находились в черте города, относительно пустое четырехполосное шоссе казалось мне небольшим и очаровательно-провинциальным по сравнению с тем сумасшествием, которое каждое утро творилось на восьмиполосных, перегруженных транспортом дорогах Лос-Анджелеса.
Все, что я видела за окном, казалось живым и зеленым, до коричневых оттенков зимы было еще далеко. Тут и там посреди равнинного пейзажа попадались заправки, знакомые и потому не вызывавшие во мне особого восторга ресторанчики быстрого питания и отделанные каменной штукатуркой домики. Впоследствии я с удивлением узнала от Юана, что эти домики предназначались под социальное жилье для малоимущих семей. Мне, мало что понимавшей в местном укладе, поначалу они показались дорогими деревенскими коттеджами для летнего отдыха. Вскоре я осознала, что очутилась в совершенно ином мире, где существовали не только свои собственные социальные сигналы, но и визуальные ориентиры, причем мои попытки считывать как первые, так и вторые были обречены на провал.
Юан усмехнулся, взглянув на мое светящееся радостью лицо, расплывшееся в улыбке Чеширского Кота.
– Здесь так красиво, – с восхищением произнесла я, борясь с полубредовым состоянием, виной которому были смена часовых поясов и до сих пор не до конца покинувшие меня подозрения о том, что все это лишь очень яркое осознанное сновидение.
– То ли еще будет. Мы только-только выезжаем из Глазго.
У Юана зазвонил телефон. Он посмотрел на экран, и его лицо помрачнело. Внезапно я задумалась, не причиняю ли дискомфорта своим визитом.
– Все хорошо? – До этого момента такие мысли не приходили мне в голову, но ведь Юан два часа потратил на то, чтобы в разгар рабочего дня приехать за мной в аэропорт.
Он помотал головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее ту мысль, которая только что пришла ему на ум.
– Все нормально. Ничего особенного. – Он сунул телефон в карман и поправил очки.
Ситуация, в которой я оказалась, может показаться не слишком безопасной: девушка, одна, без каких-либо (как выразился бы мой отец)«средств связи», в чужой стране, не имея ни малейшего представления о том, куда ее везут, сидит в фургоне наедине с незнакомым мужчиной. И все же я чувствовала себя в полной безопасности. Я вовсе не отличаюсь наивностью или склонностью бездумно полагаться на волю случая. Вообще-то совсем наоборот.
В возрасте восьми лет я была буквально одержима историей о пропавшей без вести девочке-ровеснице по имени Молли, которую посадили в машину какие-то неизвестные люди на проселочной дороге по пути в Нью-Гэмпшир. Весь город был увешан объявлениями о пропавшем ребенке, а ее имя не раз всплывало в моих воспоминаниях детства. После случившегося ежедневные походы в начальную школу стали для меня личным подвигом. Мой разум кишел всевозможными сценариями похищений, и всю дорогу до школы я бежала на всех парах, стараясь обезопасить себя от возможных попыток незнакомцев увезти меня куда-то, а тяжелый ранец раскачивался у меня за спиной и бился о мои худенькие плечи. Позднее, уже будучи подростком, но все еще до конца не поборов этот страх, я ходила в школу в ботинках Doctor Martens с железными носами. Впервые с того момента, как у меня начался переходный возраст, я чувствовала уверенность в том, что могу за себя постоять.
И вдруг – вот она я, на первый взгляд в весьма щекотливой ситуации, но между тем я совершенно расслаблена. Если бы в тот момент я задумалась о происходящем, я бы сочла это либо чудом, либо доказательством того, что нами повелевает судьба. Верно одно – своим душевным покоем я была обязана Юану. Разглядеть в нем благодушного, щедрого человека было не сложнее, чем рассмотреть его ярко-голубые глаза за отполированными стеклами очков.
Словно читая мои мысли, Юан задал вопрос:
– Так, значит, мой магазин стал первым, на который пал твой выбор?
– Первым… и единственным, – ответила я. – Я больше никому не писала.
– Правда? Ты даже не подозреваешь, как тебе повезло.
Я вопросительно приподняла бровь.
– Не то чтобы я весь из себя такой классный, – продолжал Юан, – но… в общем, увидишь.
– Что увижу?
– Тебя мог взять на работу кто-то другой.
Он подтрунивал надо мной, но я услышала правдивые нотки во фразе «ты даже не подозреваешь, как тебе повезло», и это меня заинтриговало. Я знала, что Юан вырос в этой местности, он был молод и успел заработать репутацию ключевой фигуры в литературной жизни Уигтауна. И хотя мне не удалось раздобыть в интернете много информации ни о самом городке, ни о местных книжных магазинах, я догадывалась, что имеет в виду Юан. Учитывая выбранное мною для поездки время, мой возраст и сферу интересов, я, по-видимому, попала в яблочко.
– Что ж, должна признать, я была готова с тобой согласиться, пока мне на ум не пришла мысль о том, что я, возможно, попала в лапы маньяка. – Я указала на наклейку с надписью «Я ♥ язык» на лобовом стекле.
Юан рассмеялся и залился румянцем.
– Здесь имеется в виду не основное значение слова tongue, а название городка в Северо-Шотландском нагорье, куда я однажды ездил. Одна старушка продавала там эти наклейки. Она даже не подозревала об этой пикантной игре слов, от чего ситуация казалась еще забавнее.
– Но ведь ты пользуешься этим автомобилем для работы. Разве клиенты не обращают на нее внимания, когда ты обсуждаешь с ними контракты?
– Обращают, – с гордостью подтвердил он. В этом заключалось еще одно интересное противоречие его личности: искренность с налетом панк-рока.
Он снова достал из кармана телефон, набрал номер и передал его мне. На том конце уже шли гудки.
– Передай сотрудникам магазина, что мы немного задержимся. Я хочу тебе кое-что показать по пути домой. Ну, если ты не устала, конечно.
Я не устала. Я уже несколько лет не чувствовала себя такой бодрой и живой.