Вы, наверное, слышали, и не раз, такое выражение: «Да что это с тобой, почему у тебя все время плачущее выражение лица?» Так вот, у одного моего одноклассника и друга детства, лицо всегда было именно такое – плачущее, – и так он и ходил, вечно хмурый. Мы прозвали его «Улыбчик». Такое прозвище дали ему для нейтрализации печального имиджа, потому что, как говорится, в глубине души он был человеком, соовершенно несоответствующим собственному виду. Вот только улыбаться не умел. Но люди, увидев впервые его плачущее выражение лица и услышав его прозвище, сначала удивлялись такой несовместимости имени и вида, а потом обязательно улыбались, если только кто-то из них и сам не оказывался случайно такой же странной личностью, как наш Улыбчик.
Я хорошо помню, что также, как и в любой школе, в любом классе были и у нас в ходу какие-то словечки и выражения, принятые только в нашем кругу. Во втором семестре девятого класса мы тоже придумали себе осбые выражения и ввели моду употреблять их к месту и не к месту. В нашем случае мишенью для не очнь-то умных острот часто становился Улыбчик. Вот, например, кто-то начинал:
– А ну-ка, кто скажет: почему птицы не улыбаются?
– Потому что у них рот клювом! – отвечал другой.
А тут и третий встревал:
– Ну, а что же приключилось с нашим Улыбчиком, он-то почему не улыбается, у него же не клюв вместо рта!
Разумеется, и самому Улыбчику были уже хорошо знакомы такие выпады, – по-детски глуповатые фразы, – но, представьте себе, он и на них не улыбался.
Короче, время шло, мы взрослели, и я, как ближайший друг Улыбчика, больше всех переживал по поводу этого его врожденного свойства. Не говоря уже ни о чем другом, мы ведь всегда и везде появлялись вместе, и это – то мрачное, то подозрительное, – выражение его лица, отражалось и на мне, и встречныедумали: ну и угрюмая парочка! Я ведь тоже отвыкал улыбаться рядом с ним, иначе про нас, в лучшем случае, сказали бы так: ненормальные какие-то оба! А ну-ка, представьте себе: один вечно мрачный, другой – улыбающийся!
Мы оба, можно сказать, уже возмужали, когда я, наконец, попытался учить Улыбчика уму-разуму. К моему удивлению, он не оказал никакого сопротивления, и, обнадеженный этим, я решил сам исправить эту ошибку природы в отношении моего друга. Я сначала сам выучил перед зеркалом множество разных улыбок, и в какой-то период наши беседы стали похожи больше на тренинги улыбок. В комнате, сидя лицом друг к другу, на улице, идя рядом, за столом, со стаканом в руке, во время телефонных бесед, – я постоянно твердил ему о роли и необходимости улыбки в нашей жизни.
– Улыбка – само это слово улыбается, ты только посмотри, Улыбчик, ведь правда – улыбающееся слово? Улыбка – это не смех, хотя она часто предшествует ему. Улыбка – это и не улыбка вовсе. То-есть, это не просто маска, полученная в результате каких-то сокращений-напряжений определенных мышц лица. Улыбка говорит о многом, она – осмысленное выражение человеческого лица, его внутреннего мира. Улыбка – это не просто уголки рта, приподнятые в направлении ушей. В улыбке принимает участие каждая часть лица. Глаза? Вот именно, глаза – неотъемлемая и обязательная составляющая часть улыбки. А ну-ка, закрой человеку лицо так, чтобы только глаза были видны, и командуй ему, чтобы он то улыбался, то хмурился… Ты же сразу поймешь, когда он улыбается, и когда – нет!
Да, я обратил внимание на такое явление, потому что и сам очень заинтересовался всем этим, и, в присутствии Улыбчика, производил следующие опыты над лицом сынишки моего соседа: закрывал ему пухлый ротик и нос впридачу бабушкиной косынкой и глядел ему в глазки испытующим взглядом гипнотизера. А он то улыбался мне из окутыавющей его ткани, то смотрел сердито… И я ни разу не ошибся, угадывая, глаза каждый раз выдавали его. Отсюда я сделал вывод, что не только рот, но и глаза улыбаются.
Попытки научить друга улыбке многое мне открыли и многому научили меня самого, но все равно мне не удалось заставить Улыбчика улыбнуться. В конце концов, я пришел к заключению, что улыбка – очень сложное и глубокое явление, и ей не научить ни «прозвищем» – насмешкой, ни силой убеждения. Сделав это открытие, я приумножил свои наблюдения над улыбками, со временем это перешло у меня в постоянную и какую-то беспокойную привычку. Я обнаружил множество самых разных видов улыбок, начиная с улыбок работников сферы обслуживания, вымученных и усталых в конце рабочего дня (когда они в силах только чуть-чуть показать зубы, да и то не всегда), и кончая ободряющей «фальшивой» улыбкой уверенного в своем здоровье близкого человека, пришедшего навестить больного, умирающего от неизлечимого недуга. Эта улыбка словно бы говорит больному: если бы тебе было действительно плохо, разве стал бы я так улыбаться? Да я просто забежал навестить тебя, конечно же, ничего серьезного и тревожного с тобой не происходит, все, как обычно… Часто видел я и стертую улыбку. Да, именно стертую, это когда человек вдруг совершенно ни к месту улыбнется, но тут же поймет неуместность улыбки, и с виноватым видом как бы сотрет ее с лица. А еще есть и такая улыбка, – улыбка ушедшего в мечты человека, взглядом устремившегося куда-то в е пространство, которая освещает лицо неземным светом; он улыбается мечтам, неведомым окружающим, и достаточно в этот момент какого-то чуть заметного толчка со стороны, тихого оклика, чтобы вернуть его к реальности, – и бесследно исчезнет с его лица эта улыбка… Я обнаружил также, что улыбка начинается в сердце. Человек сначала улыбнется в своем сердце, и только через миг улыбка отразится на лице. Потом я задумался: а может быть, существует и такая улыбка, что остается в сердце, не проявившись на лице, которую задержали в сердце с самого начала, и по этой причине она не успела осветить лицо? Да, и так бывает, я знаю это из собственного опыта. Это улыбка, которую мы не видим, но все-таки она существует! Существует и улыбка – подруга человека, это когда сам человек и его внутренняя улыбка как бы ободряют друг друга, поддерживая… И так без конца, и чтобы не зайти очень далеко, я сейчас замолчу и снова напомню вам о моем трагически настроенном друге.
Совсем недавно Улыбчик стал жаловаться на головные боли. Я подумал, что это все из-за его вечной угрюмости, и опять начал читать ему проповеди о пользе улыбки, хотя узнав, что головная боль не прекращается у него уже несколько дней, я уговорил его обратиться к врачу.
И вот, жуя горячие пирожки (с детства мы оба очень любили это занятие), мы с Улыбчиклом подошли ко входу в лечебное учереждение. За всю дорогу ни один из нас и голоса не подал. Улыбчик всучил мне целлофановый пакет, полный промасленных салфеток, и мрачно вошел в поликлинику, а я решил подождать друга в ближнем скверике.
На длинной скамье напротив меня расположилась целая семья. Молодые супруги, пухлый карапуз полутора лет и аккуратная старенькая бабуля вышли посидеть на свежем воздухе. Отец рукой подстраховывал переступавшего вдоль скамьи мальчугана, а мать присела рядом со старушкой, лаская ее худые, морщинистые руки. С первого же взгляда было заметно, что молодые заботятся об обоих – и о малыше и о старушке. Все четверо улыбались. На влажных губках малыша расплылась радостная улыбка. В улыбке отца читались забота и счастье. Молодая женщина с чуть грустной улыбкой смотрела на бабушку. А я наблюдал за улыбкой старушки, улыбкой, которая была весьма интересной и необычной. Вот представьте, когда на просветленном старческом лице на губах улыбка, а глаза – печальны. Такая улыбка встречается на лицах простодушных и добрых стариков, которые отличаются от малых детей лишь этой просветленностью, в которой все-таки больше сожаления, чем счастливого умиротворения. Да, это улыбка, в которой ощущается предчувствие того, что жизненный путь близится к завершению, это улыбка беспомощности, но все же – это улыбка. Наверное, минут десять я не мог отвести взгляда от этой улыбки… Потом решил пройтись и встал со скамейки. Пакет с бумажками я швырнул в мусорный ящик, что стоял неподалеку. И тут легкий ветерок внезапным порывом в ту же секунду рванул этот пакет и вернул его мне, намотав на руку, которую я и опустить не успел. Я сначала попытался его перехватить другой рукой, еще пару секунд беспорядочно размахивая руками, как оглушенный боксер на ринге, но «лучше подготовленный технически противник» – целлофановый пакет – не поддавался, и еще через пару секунд борьба закончилась тем, что я своей же рукой прорвал целлофан, который лопнул, как воздушный шарик и сверток бумажек превратился в разлетевшийся по всему скверу мусор. Я только успел подумать: вот это и есть настоящее загрязнение окружающей среды! Прохожие смотрели на меня, улыбаясь, и, наверное, многие из них, до того озабоченные своими проблемами, искрене развеселились, наблюдая за моими безуспешными стараниями. «Надо же, и что это с тобой приключилось…» – читалось в их сочуственных улыбках. Глядя на них, и я улыбнулся, только моя улыбка была несколько вымученной… А тут еще подошел сотрудник инспекции по защите окружающей среды сеще незаполненной квитацией на штраф в руках, и мне снова пришлось улыбаться: я, мол, не виноват, это все ветер… Но в ответ получил улыбку строгую и холодную – вместе с штрафной квитанцией: закон есть закон, и ты меня подкупишь своей улыбкой. И пока страж порядка заполнял бланк, прохожие пытались ободрить меня робкими, едва заметными сочуственными улыбками. «Спасибо, да минует вас такая напасть» – отвечала им моя неуверенная улыбка. Так меня и оштрафовали, в сопровождении самых разных улыбок…
Тут и Улыбчик показался. Странное было у него лицо, как бы испуганное. Не знаю, я бы не смог описать его выражения. Губы у него так странно сложились, что в какой-то момент мне показалось: неужели улыбается, и от удивления я едва не раскрыл рот, но, заглянув ему в глаза, я тут же отказался от этого своего предположения. Странно выглядел наш Улыбчик, настолько странно, что по лицу моему невольно скользнула насмешливая улыбка… И только я хотел вымолвить: что это с тобой, что за вид… Но, опережая мой вопрос, он сам сказал: ты должен проводить меня в онкологическую больницу…
Через несколько дней я бродил возле приемной Онкологической Больницы в ожидании ответов на анализы и курил сигарету за сигаретой. Улыбчик сидел тут же неподалеку, борясь с неоставляющими его болями. Вскоре подошел к нам врач, улыбнулся Улыбчику, а меня взял под руку и увел в свой кабинет. Я обернулся, чтобы взглянуть на Улыбчика, но лучше бы я не делал этого, его лицо выглядело как вопросительный знак, большой, испуганный вопросительный знак… Мне никогда не забыть этого выражения на его измученном лице.
Выйдя из кабинета врача я сразу наткнулся взглядом на глаза Улыбчика, расширившиеся от напряженного ожидания. Я смотрел на его лицо, и у меня было такое впечатление, что у этого человека улыбка замерзла где-то в сердце раньше, чем он успел о ней подумать. А кто лучше меня знал о том, как не хотел умирать Улыбчик! Я вспоминал его планы на будущее, и… Сердце мое рыдало, но слезы проливались лишь где-то внутри, я не выпускал их наружу. Я не мог сказать своему другу об ожидающей его вскоре смерти, у меня не было для этого ни внутренней силы, ни смелости. Меня хватило лишь на то, чтобы подойти и молча обнять его… «Эх, недолго тебе осталось пожить, братишка,» – только мысленно смог я произнести эти слова, а на самом деле постарался улыбнуться пошире, как и полагалось доброму вестнику. А Улыбчик изучал меня взглядом, сначала в глаза посмотрел, а потом так долго и внимательно рассматривал мое лицо, что я понял: он изучает мою улыбку, я точно знал, что он пытается, следуя усвоенной от меня же методике, распознать правду, и в ней, в моей улыбке прочесть слова, сказанные мне врачом. Я-то знал, что это была лживая, легко стираемая улыбка, и боялся, чтобы она вдруг не исчезла с моего лица. Раньше я никогда и представить себе не мог, как трудно сохранять на лице улыбку, сколько силы воли потребуется, чтобы удержать ее хоть на несколько секунд…
Через две недели мой друг умер. Разумеется, в течение всего этого времени он ни разу не улыбнулся, а я старался ни на миг не отпускать со своего лица улыбки, которая плакала где-то далеко в глубине сердца. В последние минуты жизни лицо его выражало только мучения. Лишь при последнем вздохе, мне показалось, что он улыбнулся… И это был для меня первый наглядный пример улыбки, навечно замерзшей на лице. Я смотрел на улыбающегося покойника и плакал, и лишь сейчас слезы неудержимо струились по моему лицу, а Улыбчик все улыбался…