Эл Юэйс оказался не таким молчаливым сфинксом, за какого я его принял. От отеля «Пикетт» до международного аэропорта Тампы было не больше десяти минут езды, но по дороге Эл вышел за рамки протокола (по моей наводке) и посвятил меня в дело Конрада.
Завербованный американской разведкой агент – Эл не мог или не хотел сказать большего – сообщил в INSCOM о шпионе, засевшем глубоко в рядах 250-тысячного американского гарнизона, развернутого в Германии. Этот неизвестный солдат воровал документы, которые впоследствии уплывали через Венгрию в Советский Союз. По словам Эла, Военная разведка и Региональное отделение ФБР в Вашингтоне вели это расследование много лет. Это было все равно что искать иголку в стоге сена, но в конце концов они вышли на Клайда Ли Конрада. На это было две причины: его долгая служба в Германии (большинство солдат через несколько лет получают приказ о переводе) и, что важнее, тот факт, что большую часть службы он отвечал за хранение именно тех планов, которые утекали к Советам.
История на этом не заканчивалась. Присмотревшись к Конраду и используя действующего под прикрытием армейского агента по имени Дэнни Уильямс, следователи установили личность Золтана Сабо, венгерского эмигранта в США, который получил Серебряную звезду за героизм, проявленный во Вьетнаме. Затем он отправился служить в Германию, где был разоблачен как предатель. Именно Сабо изначально осуществлял связь с Венгрией. Через своих бывших соотечественников он переправлял документы Советам, а выйдя в отставку, завербовал Конрада, чтобы тот сменил его на посту хранителя документов Восьмой пехотной дивизии.
Агент под прикрытием также помог следователям выйти на двух врачей венгерского происхождения, братьев Имре и Сандора Керцик. Они использовали свои неприкосновенные санитарные сумки для перевозки украденных документов из Германии, где служил Конрад, в Венгрию. Братьев задержали в Швеции, где они жили. На допросах у шведов, которых консультировали немцы, братья быстро сознались в своей роли в шпионской сети Конрада. Эл сказал, что теперь их держат под арестом в Стокгольме. Все это, конечно, было прекрасно, но я никак не мог понять, какую роль в этом расследовании сыграли американские следователи – INSCOM и ФБР.
– А что с Родом Рамси? – спросил я, когда мы свернули в терминал. – Где его место?
– Скорее всего, нигде, – ответил Эл. – За это время через Восьмую ПД прошли десятки тысяч людей, из них около тысячи работали или пересекались с Клайдом Конрадом. Мы допрашиваем их, потому что так положено, но в целом дело закрыто.
– Закрыто? – переспросил я. Эл уже вышел из машины и вытаскивал из багажника сумку.
– Ага, – бросил он через плечо, торопясь на самолет неизвестно куда. – Сабо живет в Австрии. Братьев Керцик арестовали в Швеции. Поскольку обе страны расценивают шпионаж как государственное преступление, мы не можем просить об экстрадиции. Самого Конрада одиннадцать часов назад арестовали немецкие власти – это и есть 0400 UTC из твоего телетайпа. Его подняли прямо с постели. Теперь дело за немцами. Мы вне игры.
К краткой сводке Эла было не придраться, но что-то меня все-таки встревожило – хоть я и не понял, что именно.
Мы договорились связаться, если всплывет что-то новое, и Эл побежал к своему выходу. Мне же нужно было возвращаться в офис. Мне и думать не хотелось, сколько там накопилось бумажной работы. Но вместо этого я трижды объехал терминал аэропорта, пытаясь осмыслить новые сведения.
Первое. В этой шпионской сети было по меньшей мере два поколения. Почему все так уверены, что Конрад не завербовал третьего (или четвертого, или пятого) человека, готового продолжить дело после него?
Второе. Если INSCOM и Вашингтонское региональное отделение уже лет пять распутывали это дело, почему бы не потратить на расспросы еще пару месяцев, пока Клайд Конрад привыкает к жизни за решеткой?
Но вот что я никак не мог уяснить: (а) почему арест Конрада вообще производили немцы и (б) почему, если верить Элу, немцы теперь правили бал? Когда жертвой преступления становятся Соединенные Штаты, когда именно Штаты выступают пострадавшей, оскорбленной стороной, сотрудники Бюро считают своим долгом добиться, чтобы обвинение нарушителю предъявляли тоже США. Пусть даже для этого приходится повозиться с возвращением преступника на американскую землю. Обычно этот трюк удается провернуть даже с прожженными нарушителями закона.
Я вспомнил операцию, в которой участвовал четыре года назад. Мексиканцы обратились к нам за помощью для ареста бывшего начальника полиции Мехико Артуро Дуразо, которого разыскивали по обвинению в коррупции. К тому времени Дуразо переезжал из одной страны Латинской Америки в другую, надеясь найти тихую гавань. Мы безуспешно преследовали его, пока по каналам Бюро не установили личность его подружки и не убедили ее сагитировать любовника переселиться на один из островов Карибского моря. Там для преступников царил настоящий рай, ведь местное правительство не заключило соглашений об экстрадиции ни с Мексикой, ни с США.
Казалось бы, достать его было невозможно. Но его подружка оказалась так настойчива, что Дуразо добровольно поднялся на борт принадлежащего ФБР двухмоторного самолета, взяв с собой лишь девушку, телохранителя и миллион долларов наличными. К несчастью для него, мы улетели на другой остров, находящийся под американской юрисдикцией, – Пуэрто-Рико. Там мы сразу взяли Дуразо под стражу, арестовали украденные деньги по международному ордеру, после чего переправили преступника домой, где он предстал перед судом. Если мы смогли провернуть такое для другой страны, то Вашингтонское региональное отделение должно было горы свернуть, чтобы вернуть Конрада в США.
Почему его отдали немцам? Было здесь дело в недосмотре или в недостатке желания? А может, кому-то просто было слабó? Сказать наверняка я не мог, но фактор слабó сбрасывать со счетов не собирался.
В очередной раз обогнув терминал, я съехал на шоссе в сторону центра Тампы. Мои мысли все еще крутились вокруг недавнего разговора. Эл сказал, что Конрад был иголкой в стоге сена, состоящем из четверти миллиона военных, которые прошли через главное управление Восьмой ПД в Бад-Кройцнахе, Западная Германия, в конце семидесятых и начале восьмидесятых годов. Но если отбросить всю шелуху, Клайд Конрад был блестящей иголкой под тонким слоем соломы. Время совпадало. У него был доступ к указанным документам. Возможность манила, чуть не умоляла его.
Найти сообщника среди десяти с лишним тысяч человек, с которыми беседовали я, Эл и многие другие агенты, – вот что было бы настоящей удачей. Подъезжая к отделению ФБР на Зак-стрит в центре Тампы, я начал подозревать, что живущий у меня под боком тщедушный прыщавый торчок с непомерным умом был вполне подходящим кандидатом на эту роль.
Меня пригласили в ФБР, потому что я служил полицейским в студенческом городке, но сам я остался в Бюро из-за контрразведки. На моем первом месте службы, в Финиксе, она была лишь одной из огромного множества задач. Там были наркотики, пограничные проблемы, отмывание денег, почти вся преступность на границах штатов – настоящий винегрет федеральных преступлений. Но мое следующее отделение, в Нью-Йорке, занималось контрразведкой с утра до вечера: там руководили операциями двойных агентов, разрабатывали источники развединформации и нейтрализовали в штаб-квартире ООН шпионов, из которых состояла почти вся советская делегация.
Отчасти именно поэтому мне нравилось в Нью-Йорке – шпионских дел было хоть отбавляй. Кроме того, меня устраивала работа под началом специального агента Дона Мак-Горти. Он руководил самой крупной контрразведывательной программой в стране и не позволял штаб-квартире указывать ему, что делать. Ни одно отделение не знало и не делало в этой сфере больше, чем его собственное. Вскоре я перенял его двойственный подход к отношениям со штаб-квартирой ФБР: «Лучше извиняться, чем спрашивать разрешения»