На следующий день около четырех часов мы с Зарецким и Платоновым сидели в беседке на участке Николаевых.
– Баков с радостью передал мне дело, – заметил Андрей. – Обычно местные полицейские недовольны появлением столичных птиц, а этот заявил: «Баба с возу, кобыле легче. Ежели чего надо, только свистните, любую помощь окажем».
– По городку ходят сплетни о романе Кати с Анатолием, зятем начальника полиции, – подсказала я. – Агентство «Одна баба сказала» работает вовсю, никто ничего точно не знает, но все уверены в адюльтере. Вчера я обедала в кафе, потом поехала на съемки, и везде на языке у людей эта тема: Антонина убила Катю из ревности, отец дочурку стопроцентно отмажет. «Сотрудники» агентства ОБС расходятся только в мелких деталях, в частности, не могут договориться, каким образом Екатерину лишили жизни: застрелили, задушили, утопили или отравили. А еще аборигены уверены: Семен Егорович вызвал из Москвы ближайшего другана, отдал ему расследование, и все будет чики-брики: столичная шишка объявит кончину Кати ненасильственной и укатит домой, Антонину ни в чем не заподозрят, к Бакову претензий не возникнет, не он же следствием рулил.
– Местные кумушки выдвигают свои версии, – усмехнулся Платонов.
– Что же случилось с Катей? – спросил Иван Николаевич. – Молодая здоровая женщина внезапно не умрет.
– Ее застрелили? – предположила я. – Нос, рот и подбородок несчастной были в крови. Я сразу обратила на это внимание. Но окно в комнате не открывали, в спальню можно попасть, только поднявшись с первого этажа по лестнице. Могу сказать, когда я видела жертву в последний раз. Екатерина спустилась в столовую вечером в районе десяти, увидела, что Элла собралась нести Елизавете Гавриловне коврижку, и устроила скандал. Она возмущалась, что кекс не подали всем к ужину. Выговорившись, Катя схватила поднос со сладким и решила сама доставить его бабушке. Девушка выглядела совершенно здоровой, во время ужина вела себя как обычно – приматывалась к матери, делала ей замечания. Посторонних в доме не было. Нина Анатольевна, перед тем как подавать семье ужин, маниакально проверяет, не открыты ли парадная и «черная» двери, гремит замками, задвигает здоровенные засовы. Позже, около полуночи, она скребется ко мне в спальню и осведомляется: «Виола, простите за беспокойство, у вас закрыт выход в сад? Разрешите, я посмотрю?» Мне выдали связку ключей, я могу приходить-уходить в любое время, не тревожа хозяев, попадая в особняк через отдельную дверь. Но Нина Анатольевна не ложится спать, пока я не окажусь на месте, и обязательно проверяет, точно ли я заперла створку.
– Безобразие! – рассердился Иван Николаевич. – Почему ты раньше мне не сказала? Нина обещала, что тебя ни при каких условиях не станут беспокоить.
Я улыбнулась:
– Мне никто не мешает, Николаева забегает на пару минут.
– Отвратительно! – еще сильнее разозлился Зарецкий. – Ты оказала услугу, поселившись в ее особняке. Вчера я слышал, как одна актриса сказала другой: «Виола живет в пансионе на Рябиновой улице, хочу узнать, нет ли у них свободной комнаты. Писательница не дура, небось выбрала лучшее место в городе». К Николаевым теперь клиенты потянутся, а они вип-гостье отдыхать не дают, в полночь в дверь ломятся!
Я посмотрела на Андрея.
– Я рассказала о привычках Нины вовсе не для того, чтобы пожаловаться. Хотела объяснить: вчера вечером в доме не было посторонних. Понимаешь?
– Конечно, – кивнул Платонов. – Катя с кем-нибудь в семье конфликтовала?
– Она была ехидной, если не сказать злюкой, – вздохнула я. – О покойниках плохо не говорят, но сейчас нужно быть объективной. Екатерина постоянно грубила матери, сестре, привязывалась к Элле, Виктору, Олегу.
В моем кармане завибрировал сотовый. Номер оказался местным, незнакомым, голос, зазвучавший из трубки, я раньше никогда не слышала.
– Виола Ленинидовна? – спросила женщина.
– Да, – подтвердила я.
– Вас беспокоит Тоня, дочь Семена Егоровича Бакова. Можете со мной встретиться? Речь пойдет о Кате, хочу кое-что пояснить.
– Хорошо, – согласилась я. – Где и когда?
– Если вам удобно, то в семь вечера в магазине сувениров на Фабричной. Над ним вывеска в виде медведя, сразу увидите.
Я положила трубку на стол, произнесла задумчиво:
– Странный звонок… Антонина Фирина просит поговорить с ней, хочет сообщить какую-то информацию о Екатерине.
– Конечно, иди, – обрадовался Андрей, вынул из сумки ноутбук и поставил его перед собой. – Теперь о причине смерти девушки. Катя погибла от перфорации желудка. Грубо говоря, в нем образовалась дыра. Обычно это является следствием пептической язвы, но у покойной ее не было – к врачу с жалобами на боли в эпигастрии она не обращалась. И вот странность: желудок Кати похож на дуршлаг, он весь в перфорациях. Что их вызвало, выяснить пока не удалось. Женя, наш эксперт, сказал: «Впервые с таким случаем сталкиваюсь. Выглядит так, словно девушка ежа проглотила и тот у нее внутри ворочался». При вскрытии желудка нашли остатки пищи. Екатерина перед смертью ела коврижку, о которой ты, Вилка, рассказывала, потом закусила пирожными: взбитые сливки, джем и песочное тесто. До кучи она слопала несколько конфет, их состав обычен: какао-масса и соевый эмульгатор, это шоколад не самого высокого качества. В спальне покойной на подоконнике за занавеской обнаружили пакет из кондитерской «Веселый эклерчик», в нем пустая упаковка из-под корзиночек с кремом и чек. Умершая приобрела десерт вечером и слопала его после ужина.
– Нина Анатольевна – фанатка здорового образа жизни, дома у Николаевых ни конфет, ни сдобного печенья, ни чего-либо подобного не сыскать, – прокомментировала я. – Во время ужина Катя капризничала, оладьи из рыбы даже пробовать отказалась. Похоже, она была сахарной наркоманкой – прямо затряслась от гнева, когда узнала, что коврижку не поставили на стол. Думаю, внучка принесла бабушке «черносливку», попросила для себя кусочек, Елизавета Гавриловна милостиво отрезала ей ломтик. Девица слопала коврижку, а потом отправилась в свою спальню лакомиться собственными запасами.
– Судя по объему съеденного, одним кусочком коврижки не обошлось, похоже, покойная ее почти всю схомячила. Прямо Плохиш какой-то – Катя постоянно ела сладкое в одиночестве, – усмехнулся Платонов. – У нее был тайник: подоконник в спальне поднимается, внутри полость. Там мы обнаружили небольшой электрочайник, несколько упаковок лапши быстрого приготовления, пачку рафинада, фруктовый чай в пакетиках, коробку соленых крекеров, пластиковую банку с печеньем типа курабье, более килограмма конфет.
– Все это, по мнению Нины Анатольевны, страшный яд! – воскликнула я. – Но кто оборудовал для Кати тайник?
Платонов повернул ноутбук экраном ко мне.
– При жизни Геннадия Петровича первый этаж дома выглядел вот так.
– Столовая и кухня на втором этаже? – удивилась я. – Странно. Как правило, владельцы загородной недвижимости размещают эти помещения внизу, выше располагаются спальни.
Андрей встал и стал ходить по беседке.
– Я показал Нине Анатольевне тайник дочери. Мать пришла в ужас, воскликнула: «Она себя убивала, вся в отца пошла!» Потом слегка успокоилась и прояснила ситуацию. По словам вдовы, профессор Николаев был гениальным, прекрасным и еще сто подобных эпитетов… человеком. Но! Интеллигентный, верный, щедрый супруг и добрый отец не любил общаться с родными. Утром он отбывал на работу, вечером приезжал и садился писать научные труды. Однако в большой дом семья переехала не сразу, сначала все жили в маленьком коттедже, где сейчас устроена гостиница. Геннадий Петрович постоянно жаловался на галдящих детей, на то, что Нина Анатольевна гремит кастрюлями-сковородками, а теща очень громко разговаривает. Шум мешал профессору. Затеяв строительство просторного особняка, он решил избавиться от нервотрепки, сделал себе отдельные апартаменты. А общие помещения, включая кухню, поместил на втором этаже.
– Не проще ли было Николаеву самому перебраться выше? – удивилась я.
– Нет, не проще, – возразил Андрей. – Он сильно уставал на службе, поэтому часто дистанцировался от семьи, не желал никого видеть по вечерам, устроил отдельный вход в дом. Кроме того, он дымил как паровоз. Жена умоляла бросить вредное для здоровья занятие, а он не желал слушать ни супругу, ни лечащего врача. Единственное, на что он соглашался, это иногда выходить с сигаретой во двор. Беседка, где мы сидим, построена для отца семейства, который в хорошую погоду тут курил. Интересная подробность: детям и женщинам заходить сюда запрещалось.
– Прямо домострой, – поежилась я. – Суровые нравы.
– Геннадий Петрович содержал семью и требовал от домочадцев исполнения своих желаний, – подчеркнул Платонов. – Сколько я на своей работе разных теток наслушался, не передать, и многие из них одинаковые слова говорят: «Я супругу всю жизнь отдала, дом вела, он только деньги на хозяйство давал, ни о чем другом не заботился, орал на меня, а потом ушел к некрасивой дуре, которая целый день на работе торчит, ему теперь приходится самому белье стирать. Почему муж меня, хозяйственную-заботливую, на ленивую прошмандовку променял?»
Я молча слушала Платонова. Дамы, запомните: никогда нельзя превращаться в своем доме в прислугу, в «тыбы». Что такое «тыбы»? «Ты бы сбегала в магазин, мне некогда, я работаю»; «Ты бы следила за детьми как следует, они двойки из школы приносят, мне некогда, я работаю»; «Ты бы не спорила с моей матерью, мне некогда в скандалах разбираться, я работаю»… Короче, сплошные «ты бы то…», «ты бы это…» так и сыплются изо рта главы семьи в адрес супруги-домохозяйки.
И не стоит становиться няней собственных отпрысков – исполнится ребенку три года, отведите его в садик и идите работать. Успешную, самодостаточную, получающую зарплату женщину муж уважает, а о ту, что ничего собой не представляет, будет ноги вытирать.
Полюбуйтесь на Нину Анатольевну. Сначала ею Геннадий Петрович помыкал, теперь дети мать ни в грош не ставят. Всеми делами в семье рулит Елизавета Гавриловна, именно ей принадлежат оба строения и участок, и неизвестно, кому она недвижимость в наследство оставит. Думаю, прибыль от гостиницы тоже оседает в цепких лапках старухи. Она одета лучше дочери, посещает салон красоты, каждый день выезжает из дома по делам, ведет, можно сказать, бурную светскую жизнь. Да, да! Пенсионерку зовут выступать в школах, она рассказывает детям иронические истории из своей жизни. Старшая Николаева частый гость на «Кинофабрике», консультирует съемочные группы, объясняет, как люди одевались во времена ее юности, как тогда был устроен быт. Я пока ни разу не видела пожилую даму в халате, с всклокоченными волосами, без пудры на лице. Нина Анатольевна же мечется по маршруту пансион – большой дом – рынок – магазин, в ее руках то поварешка, то тряпка, то метла, то сумка с картошкой. О своей внешности она не печется, кое-как пригладит торчащие после сна волосы, и ладно. И что бедняга получает в награду за беззаветное служение родным? Ее постоянно критикуют, ругают и даже в лицо называют дурой.
– После смерти зятя Николаева-старшая отремонтировала особняк, столовая переехала вниз, – продолжал тем временем Андрей. – Из бывшей кухни на втором этаже сделали спальню, там поселили Катю. А холодный шкаф под окном не заложили – о нем, похоже, элементарно забыли. Во всяком случае Нина Анатольевна удивилась, когда увидела, куда дочка прятала снедь, воскликнула: «Давным-давно я там держала банки с вареньем! У нас тогда кладовки не было, Гена позже чулан соорудил».
– Так чем Катя повредила желудок? – остановила я Андрея.
– Не имею понятия, – ответил тот. – И Женя, эксперт, тоже. Это точно травма, следов яда в организме нет. И какого-нибудь инородного предмета не найдено. Она съела что-то, продырявившее внутренности. Но что? И куда оно потом подевалось? Ответа нет. Зато я знаю, по какой причине девицу переклинило на сладком – она была беременна на малом сроке, девять недель. Женщин в таком положении глючит на еде, одни соленое-маринованное трескают, другие на торты налегают.
– Вот так новость! А кто отец? – поразилась я и услышала от Платонова.
– Хороший вопрос, но на него ответа тоже нет.
– Можно сделать анализ ДНК плода, – подсказала я.
Платонов вскинул брови и усмехнулся:
– Правда? Нам бы самим никогда не пришла в голову такая гениальная идея… Вилка, подумай: ну получит Женя результат. И с чем его сравнить? Где нам взять ДНК папаши? Понятия не имеем, кто он.