Когда Лиза распечатала все документы, то получилась солидная папка. Устроившись за письменным столом, она аккуратно разложила все по стопочкам и принялась изучать. Цифр было много, названий тоже, описание оборудования занимало около двадцати страниц. Лиза прилежно все прочитала, на отдельном листе делая пометки. В самую последнюю очередь она приступила к изучению сметы, которую прислал Бойко. Документ был составлен просто, так чтобы потенциальный покупатель не раздражался от множества ненужных цифр и названий. «Молодец! Даже я, которая почти ничего в этом не понимаю, разобралась», – одобрительно подумала Лиза. Затем она посмотрела вторую смету, которая описывала лабораторию более мощную и многофункциональную, но пришла выводу, что господина Калюжного не стоит пугать такими затратами. «Мы можем обойтись и минимумом», – подумала Лиза, вернувшись к первому варианту. Теперь, когда она вошла в курс дела, когда все эти стопки бумаг перестали ее пугать, можно было попробовать составить документ «с человеческим лицом», как она про себя его назвала. Лиза прекрасно понимала, что, заявись она в кабинет Калюжного со всеми этими цифрами, в лучшем случае получит односложный отказ. В худшем – навлечет гнев администрации на все консультативное отделение, и к тому же доброхоты не преминут высказать мысль о материальной заинтересованности активистов. Именно последнего Лиза боялась больше всего. Она отлично понимала, что «отмыться» будет крайне сложно. «Надо написать такую бумагу, в которой присутствовали бы аргументы экономического плана, гуманистического и статусного. Именно последние могут повлиять на решение коммерческого директора. Ему ведь должно быть важно, что в подведомственном ему заведении ведется работа по современному оснащению лечебных структур. А потом в качестве примера представить небольшой расчет. Такой, чтобы не испуть, а показать, что солидная инициатива может стоить совсем недорого!» Лиза с минуту задумчиво посмотрела на монитор, а потом стала печатать.
Работу она закончила, когда за окном зарозовело утро. Лиза распечатала текст, откопала в недрах стола калькулятор, зевая, еще раз пересчитала все столбики цифр и, довольная собой, завела будильник. Ей не нужно было спешить к девяти утра, ее прием начинался в двенадцать, и можно было поспать несколько часов.
– Вы все сделали?! – В голосе Тихона Бойко звучало восхищение.
«Я – выгодный клиент!» – мысленно напомнила себе Лиза и все же довольно заметила:
– Ну, я целый вечер работала и… ночь. Мне кажется, надо поскорее к Калюжному идти.
– К нему на прием сложно попасть?
– Вам? Или мне?
– Вам. – Тихон рассмеялся. – Мне-то просто. Мы же знакомы.
– Ну, думаю, не очень. Главное, чтобы он был на месте.
– Вот и отлично. Я сейчас ему позвоню и договорюсь на три часа дня. А потом вы организовывайте встречу примерно в это же время. Договорились?
– Договорились. – Лиза бросилась звонить заведующей.
– Людмила Ивановна, я готова к разговору с коммерческим. Можно договориться с ним о встрече?
– Для чего?
– Я ему смету отдам. Я тут целую поэму написала. И о традициях нашего лечебного учреждения, и о прогрессе, и о заботе о материнстве и детстве, и о задачах здравоохранения.
– Лиза, вы думаете, это поможет?! – Скепсис так и лился из трубки.
– Я не знаю. – Лиза покачала головой, словно отгоняя негатив.
– Хорошо, я сейчас вам перезвоню.
– Жду. – Лиза бросила трубку и помчалась в душ. Усталость и сонливость куда-то исчезли, появилось предчувствие удачи. «Вот будет хорошо, если это получится. А почему оно не должно получиться? Я сделала все правильно, и этот самый Бойко поможет. Ему это тоже выгодно!» Лиза насухо растерлась жестким полотенцем, наскоро намазала кремом лицо, подкрасила глаза и выскочила из ванной – телефон, который она оставила у компьютера, выходил из себя.
– Да, я слушаю?
– Я вам звонила раз пять! – возмущенно прокричала заведующая.
– Я в ванной была, собиралась.
– Тогда поторапливайтесь. Он будет ждать вас в четырнадцать тридцать. Но до этого вы должны быть на приеме. Это – все-таки важнее!
– Да, конечно! Все, бегу! – прокричала Лиза.
Леонид Степанович Калюжный находился на своем месте. Более подходящей кандидатуры на должность главы коммерческого отдела и придумать было нельзя. Большой, седовласый, занимающий всегда много пространства, он в то же время производил впечатление цепкого, подвижного, не ленивого человека. Он успевал везде и везде сразу же видел экономическую составляющую. Так большой филин издалека чует добычу. Леонид Степанович любил прогресс, оценивая его прежде всего как средство извлечения прибыли. Единственное, что терпеть не мог Калюжный, так это безответственность. А она ему чудилась везде и во всем. И если он и медлил с решением вопроса, то только потому, что до конца не был уверен в том, что предлагаемое дело продумано достаточно тщательно. Именно эта въедливость и бросалась в глаза, и именно она создала ему репутацию неповоротливого ретрограда.
Лиза по-настоящему испугалась своей затеи, когда вошла в кабинет Калюжного. «Я – дура. Мне казалось, что самое страшное – написать и посчитать. Но самое страшное – отвечать за это. Самое страшное – нести ответственность за каждую строчку, каждую цифру. Они, конечно, всё проверят, всё пересчитают, но эти документы принесла я, и с меня спросят за них. Калюжный прав. Надо семь раз отмерить и не резать, а продумать все детали еще раз…» Лиза думала о том, что вчера даже не приходило в голову, а вот теперь, этом кабинете, под взглядом насупленного начальника стало очевидным.
– Что это? – Калюжный указал на папку.
– Это предложение по организации лаборатории при консультативной поликлинике. Небольшая вводная часть. И расчеты.
– Кто их делал?
– Я.
– От чего вы отталкивались?
– Я изучила предложения нескольких зарубежных фирм, представительства которых находятся в Москве. Но выбрала наиболее приемлемое.
– А с вашей точки зрения, приемлемое – это что?
– Невысокая стоимость оборудования. Сжатые сроки поставок и монтажа.
– Вы у нас – кто?
– Педиатр. Понимаете, Леонид Степанович, я каждый день сталкиваюсь с проблемой лабораторных анализов. К нам же приезжают издалека. А очередь в лабораторию при больнице большая.
– Да, знаю я это. Конечно, это надо сделать, но…
– Простите, посмотрите это. Я постаралась все очень кратко описать.
– Оставляйте. Я сегодня же посмотрю.
– А как мы ответ узнаем? И когда?
– Не знаю. Как примем решение. Не торопитесь. Потратить деньги – это не самое сложное.
Лиза вышла из кабинета и тут же увидела Тихона Бойко.
– О, вы уже переговорили. – Бойко оставил в покое секретаршу коммерческого, которой рассказывал какую-то веселую историю.
– Да, только не знаю, на долго ли затянется обдумывание.
– Вы не уходите. Ждите меня здесь. В приемной. Катенька вас чаем напоит.
Бойко сладко улыбнулся секретарше, и она радостно закивала:
– Конечно, садитесь, сейчас все сделаем.
– А вдруг меня искать будут? В поликлинике.
– Ничего. Лучше подождите, поскольку я хочу наш вопрос решить сегодня же.
– Ох, боюсь это вам не удастся.
– Посмотрим. – Бойко открыл дверь в кабинет Калюжного.
Лиза присела на удобный высокий стул и стала смотреть в окно. Ей подумалось, что вся эта затея и, главное, ее активное участие абсолютно не вяжутся с ее обычной манерой себя вести. Лиза никогда не была энергичным человеком, никогда не брала на себя функции лидера. «Что это со мной? Нет, лаборатория, конечно, очень нужна… Легче работать станет. Людей жалко», – в сотый раз думала она и все равно удивлялась себе.
– Вы потом опять к Леониду Степановичу пойдете? – спросила секретарь.
– Даже не знаю, – растерялась Лиза. – Мне надо бы дождаться Тихона Михайловича…
– А-а… – Секретарша улыбнулась. – Ну, тогда придется ждать. Он всегда надолго…
– Так он здесь уже бывал?
– Как же? Его фирма поставляет нам оборудование. И в хирургический, и кардиологию…
– Понятно. Могла бы догадаться.
– Вы о чем? – не поняла секретарь.
– Это я так, про себя…
Пока Лиза пила чай, пока говорила по телефону с Ксюшей, которая долго рассказывала о приключениях с дедушкой, пока дозванивалась заведующей, прошло немало времени. Из-за двойных дверей кабинета Калюжного не было слышно ни звука.
– Я, наверное, пойду. Это действительно надолго. Мне еще карты заполнить надо. Спасибо за чай. – Лиза улыбнулась секретарше и уже было встала, как раздался телефонный зуммер.
Секретарша схватила трубку:
– Да, здесь. Сейчас. Вас просят зайти, – обратилась она к Лизе.
– О господи! – Лиза пригладила волосы и, замирая, вошла в кабинет.
Там царила дружеская атмосфера.
– Присаживайтесь, – кивнул ей Калюжный. – Елизавета Петровна, скажите, у вас какое образование. Медицинское?
– Да.
– Понятно.
– Что именно?
– Вы расчеты сами делали?
– Да.
– Понимаете, Тихон Михайлович, вот вы меня заставили прочесть это все. – Калюжный приподнял над столом папку, которую отдала ему Лиза. – Я прочел. Тут все коротко, ясно. Я бы сказал, убедительно. Но потом я заглянул в расчеты.
– А что с ними? – улыбнулся Бойко.
– А ничего. Нолик лишний приклеился.
– Как?! – Лиза с трудом подавила желание подскочить к Калюжному и заглянуть в собственные расчеты.
– Так, голубчик, Елизавета Петровна, – покачал головой Калюжный. – Я еще когда читал, думал, что-то здесь не так. Изложено все так четко, емко, лаконично. Абсолютно по-мужски, никакой лирики, хотя и присутствует некий пафос. Ну, думаю, это же надо! А вот до последней странички дошел, стало все на свои места – лишний нолик. Чисто по-женски.
– Не может быть! Я же проверяла! – Лиза залилась краской. Ей было стыдно и перед Калюжным, и еще больше перед Бойко. Он ей так помог, а она плохо посчитала. Тупо ошиблась.
– Может, может, – вздохнул коммерческий директор.
– А ну-ка, дайте посмотреть. – Тихон Михайлович потянулся за папкой.
– Да, пожалуйста. – Калюжный щедрым жестом развернул страницу расчетов.
Бойко внимательно ее проглядел, потом, взяв со стола директора калькулятор, все пересчитал.
– Да, действительно, нолик лишний. Но и без него тут неплохая картина.
– Неплохая, но это предложение надо очень внимательно пересмотреть. Вдруг там еще что-нибудь не так?
– Послушай, Леонид Степанович, дай-ка мне эту папку. Я просмотрю и приеду к тебе со своими цифрами. Может, сговоримся. Вы решите проблему, я заработаю. Тем более что наверняка смогу дать хорошую скидку.
Калюжный демонстративно отвернулся к окну с узкими белыми шторами.
– Я пойду. – Лиза тихо встала и направилась к двери.
– Подождите меня, пожалуйста, – проговорил вслед Бойко.
– Не могу, меня ждут в поликлинике. У меня вечерняя консультация.
– Ах да. – Бойко развел руками.
Лиза вышла из кабинета. А Тихон, выдержав паузу, улыбнулся Калюжному.
– Слушай. – Наедине он обратился к коммерческому как обычно, на «ты». – Ну и что, что здесь ноль лишний. Это техническая ошибка, опечатка. Это же очевидно! Она очень грамотно все сделала. Даже удивительно. Если бы у меня в конторе сидел такой менеджер, я был бы только счастлив.
– Ну, не знаю… Ей надо детей лечить, на участке за порядком следить, чтобы карточки не терялись! И потом, ты видел, какая ошибка?! Типично бабья! Нолик приписала. Будто у мужа на новые туфли денег просит. – Калюжный фыркнул. – Берутся не за свое дело…
– А если больше никто не хочет?! – улыбнулся Бойко.
– Так уж и не хочет, – заворчал Калюжный и придвинул к себе расчеты.
Последний пациент вышел от Лизы в девятом часу. Она уже отпустила медсестру, сама сложила карты, посмотрела запись на завтрашний день и приготовилась выйти из кабинета, как в дверь постучали. Устало опустив сумку на стол, она сказала: «Войдите!» В кабинет вошел Тихон Михайлович.
– Вы как здесь очутились?! Или вам требуется осмотр педиатра? – устало пошутила Лиза. Чувство неловкости из-за сделанной в расчетах ошибки не прошло.
– Нет, вернее, да. Мне требуется педиатр. А именно вы.
– И зачем же? – включилась в игру Лиза.
– Обсудить меню.
– Какое?
– Вечернее. Так, чтобы питание получить сбалансированное. Углеводы там, белки и прочее.
– Я так устала, а вы говорите загадками.
– Какая уж тут загадка – я вас поужинать зову.
Лиза растерялась, после работы у нее было одно лишь желание – в душ и в халате на диван.
– Спасибо, но боюсь, откажу вам. Я очень устала, да и не одета, к тому же младенец на меня сегодня вывалил съеденный завтрак, пришлось футболку стирать и сушить здесь же, в кабинете. Я не в форме. Во всех смыслах.
– Вывалить завтрак – это круто! У вас опасная профессия.
– Да уж. Это еще не самый плохой вариант. Бывает хуже.
– Послушайте, Лиза, мы, конечно можем поговорить здесь, в вашем кабинете, или в моей машине – я могу вас довезти домой. Но я ужасно хочу есть. Ваш коммерческий директор упоил меня чаем с печеньем, и у меня все слиплось в животе. Мне бы бульон и чего-нибудь посущественнее…
– Да, это было бы неплохо…
– Ну, о чем и речь! Пойдемте куда-нибудь.
– А куда?
– Да вот хоть бы тут, на площади Восстания, ресторанчик, нет, это даже кафе, в «высотке» есть.
– Там не очень пафосно?
– Понятия не имею, я там не был, а только проезжал.
– Ладно, я сейчас приведу себя в порядок. Слегка.
– Все, понял, жду в машине.
Бойко вышел из кабинета, а Лиза лихорадочно принялась искать в столе лак для волос, дезодорант и мятную жевательную резинку.
Ресторан был маленьким и уютным. Столик они выбрали у окна, и теперь Лиза с удовольствием наблюдала за машинами, которые, дребезжа по брусчатке, выезжали из узкого проулка на Садовое кольцо.
– Ну, как вам здесь? – Бойко мельком посмотрел на Лизу и тут же углубился в меню. Видать, действительно был голодным.
– Хорошо. Уютно. Людей мало.
– Вы не любите людей? – все так же, не отрываясь от аппетитных строчек, поинтересовался Бойко.
– Люблю. Но когда ты целый день среди них, мечтаешь о тихом вечере, – ответила Лиза и добавила: – Вот ваша котлета, а вот бульон.
– А, да, я уже это видел. Но, может, есть еще что-нибудь…
Лиза рассмеялась:
– Вы гурман?
– Нет, я просто люблю плотно поесть. Не обязательно деликатесы, а так вкусненькое… А вы-то себе что выбрали?
– Я буду салат и отбивную. А потом чай с пирожным. Я его уже приглядела.
– Да? – Бойко оторвался от меню и с интересом поглядел на Лизу. – Как вы быстро сориентировались.
– А что тут долго думать. Глянулось – и выбрала.
– Может, и мне это же взять?
– Закажите. Хороший ужин. И полезный, и не тяжелый. Соотношения белков и клетчатки идеально для вечера.
– Это вы о чем? – Бойко с подозрением глянул на Лизу.
– О том самом. О чем вы говорили в кабинете.
– А-а! Понятно, – рассмеялся Тихон Михайлович и сделал знак официанту.
Еду принесли быстро. Так быстро, что подозрительный Бойко стал выводить официанта на чистую воду:
– Разогрели в микроволновке? То есть вы не готовите каждому посетителю, а как в ресторанах быстрого питания – только греете?
Официант замялся и густо покраснел. Спасла его Лиза:
– Все очень вкусно. Спасибо. Господин просто вредничает.
Когда парень ушел, она напустилась на Бойко:
– Вкусно? Вот и ешьте, что вы ужин в допрос превращаете?
– Не люблю, когда обманывают.
– Значит, больше сюда не ходите. А сейчас, раз уж здесь и сделали заказ, давайте есть. В конце концов, вкусно ведь. Или я ничего не понимаю.
– Вкусно, – нехотя согласился Бойко.
– А потом, вы обещали рассказать о Калюжном. Я, кстати, хотела извиниться, что подвела вас. С этой идиотской ошибкой. Но это действительно опечатка. Вы же поняли.
– Перестаньте, вы сделали гениальную ошибку. Все несогласие оппонента сосредоточилось на этом пустяке. На существенные возражения у него не хватило запала. Потом вы тактично убедили его в его же собственном превосходстве, дали проявить власть и были так великодушны, что позволили быть ему мудрым и снисходительным.
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Идеально правильные работы опасны тем, что их могут отвергнуть по идейным, суетным или принципиальным соображениям. Причем эти принципы будут известны только тому, кто отвергает. А когда есть недочет, ошибочка, все внимание падает на нее. На ней отыгрываются, показывают власть, потом снисхождение, и в итоге работа принимается. Всегда оставляйте зазор для критики. Если вам важен результат.
– Это же надо! – рассмеялась Лиза.
– Этот принцип я уяснил еще в школе. На уроках физики. Я тогда заметил: если я отвечаю урок, не ошибаясь нигде, – преподаватель начинает задавать мне вопросы сверх положенного. Например, сложную задачу, чтобы проверить, как я понимаю теорию. В результате я могу наделать столько ошибок, что вместо заслуженной четверки-пятерки получу «пару». Но если я расскажу параграф, забыв один маленький абзац, то учитель только задает вопрос, и именно по нему. Я, естественно, четко отвечу и получу пятерку.
– С ума сойти. Каким мудрым вы были уже в школе.
Бойко расцвел от похвалы:
– Не мудрый. Практичный.
– И все же, что сегодня сказал Калюжный после моего позора? – Лиза улыбнулась.
– Сказал, что берет два дня для доклада главному. А потом начинаем работать. Так что спасибо вам.
– Неужели! Господи, завтра Людмила Ивановна мне не поверит. И это вам спасибо! Без вашей поддержки ничего бы не получилось!
– Полноте. Это же мой бизнес.
– Нет, тут удачное сочетание устремлений и интересов. И ваше благорасположение ко мне сыграло огромную роль, – важно произнесла Лиза.
– Ну, тогда и Ирку надо вспомнить!
– Да, конечно! Я завтра же ей позвоню!
– Кстати, откуда вы ее знаете?
– Мы учились вместе, а потом она была свидетельницей на моей свадьбе.
– Да?! Как легко теперь задать следующий вопрос. Вы – замужем?
– Да, – машинально кивнула Лиза и в замешательстве перестала есть.
– Что это с вами? Вы забыли – замужем или нет? – рассмеялся Бойко.
– Представьте себе, да. – Лиза отложила вилку. – А что удивительного, если в течение семи лет ты вполне заслуженно считаешь себя замужней женщиной, и в один прекрасный день этот статус меняется фактически. Причем без скандалов, воплей, битья посуды и хлопанья дверей, почти, подчеркиваю, почти незаметно, и мысль, что ты уже не замужем, кажется весьма неожиданной.
– Не очень понял. – Тихон Михайлович даже умерил пыл в поглощении отбивной.
– Ну, как вам сказать. Я в состоянии развода. Официально замужем. – Лиза потеряла терпение. – Муж от меня ушел. Но мы не поругались.
– Это вы с ним не поругались, – задумчиво произнес Бойко. – А ему-то с вами чего ругаться?!
– Как это? – сначала опешила Лиза, а потом добавила: – Впрочем, мама выразилась примерно в таком же духе.
– Она правильно выразилась. Ему с вами ругаться не резон – он виноват. А вы вот имеете все права на скандал. И это миротворчество не приписывайте ему как заслугу. Поди плохо – свалить и еще на блины к бывшей жене приезжать! Извините…
– Да уж. Вы мало что знаете о ситуации.
– Это верно. Может, он ушел от вас, потому что вы ему неверны были. Или не кормили, то есть не готовили. Или… Ну мало ли в чем может быть виновата женщина.
– Господи, все не так.
– А если не так, значит, вы просто святая!
– Вы думаете? Мне все время кажется, что святой – он.
– Вы пирожное это выбрали?
– Я? Ах да, это. – Лиза растерянно посмотрела в меню.
– Вот и отлично, сейчас мы поторопим молодого человека и будем пить с вами чай.
– Будем. – Лиза совершенно потерялась. Стержня, который состоял из гордости за «благополучный» развод и сохраненные «высокие» отношения, как не бывало. Спина ее сгорбилась, плечи опустились, уголки рта скривились.
– Слушайте, плюньте вы на все эти размышления. Случилось – и случилось. Ну, конечно, хорошо, что вы не измотали себе нервы идиотским и безнадежным противостоянием. Бесконечно думать об этом нельзя.
– А мне до бесконечности еще далеко. Все случилось совсем недавно.
– Ну и что! У вас что, дел мало? Дети, как я понимаю, с вами остались?
– Дочь. Она – со мной.
– А где сейчас?
– У мамы. На два дня отдала.
– Вот. Значит, у вас есть большая дружная семья, в которой вы не пропадете, а со временем решите все личные проблемы.
– А вы? У вас тоже крепкая семья?
– Я разведен. Давно. Три года. Есть дочь, как и у вас. Но, к сожалению, вижу ее не очень часто.
– Почему?
– Не дают.
– Простите, – в Лизе заговорила злость. – Я не очень верю в эту формулировку. Как педиатр я часто встречаюсь с разведенными мамами. И пришла к выводу, что в подобной ситуации чаще всего виноват отец. Я не конкретно о вас. Я – о своем профессиональном опыте.
– Я и спорить не буду. Моя вина есть. Но я устал ее искупать. Бесконечно приносить извинения за ошибки, когда-то сделанные, – это не один ангел не выдержит.
– А вы причисляете себя к ангелам? – съязвила Лиза.
– Нет, я хотел сказать, что даже ангелы с праведной дорожки сходят очень быстро. – Бойко отставил пустую чашку и пояснил: – Лиза, как показал мой опыт – рассудить разведенных людей невозможно. Хотя бы потому, что они даже сами себе врут, не то что другим. Я переболел развод. Мне было тяжело. Сейчас я чувствую себя лучше, а потому предпочитаю не залезать в дебри психологии семейной жизни.
– Извините, это я вас спровоцировала своим признанием.
– Ну, отчасти. – Бойко улыбнулся. – Лиза, нам теперь предстоит часто встречаться.
– Почему это?
– Потому что Калюжный назначит вас ответственной за реализацию той самой идеи, которую он сегодня, по сути, утвердил. И я бы не хотел ни с кем работать, кроме вас.
– Что так? – Лиза была удивлена. И тем, что ее сделают главной, и тем, что Бойко отдает предпочтение ей.
– На вас можно положиться. Вы умны, совестливы…
– Но Людмила Ивановна…
– Людмила Ивановна – прекрасный человек, но у нее не тот возраст. А тут надо будет бегать, утрясать вопросы, ругаться, нанимать людей и еще много чего. Все, что делается при запуске нового проекта.
– Как солидно звучит!
– Так и дело солидное. Хорошая лаборатория – это нужная и полезная вещь. Мы вам все смонтируем, а вот работу вы наладите сами. Там есть нюансы.
– Подозреваю. А откуда вы знаете, что Калюжный назначит меня?
– Я с ним говорил.
– А как же мой участок, пациенты?
– Думаю, в конце концов надо будет пациентов передать другим врачам.
Лиза вздохнула.
– Наверное. Но сейчас я очень устала.
– Доедайте пирожное, и я вас отвезу домой.
– Как хорошо. Я так устала, что даже кокетничать не буду и сразу соглашусь.
Любое хорошее дело сразу обрастает нехорошими нюансами. Утром следующего дня Лиза успела выслушать и шутливое поздравление, и саркастический смех – мол, делать больше нечего, и открыто завистливую реплику: «Ну, предусмотрительные люди плацдарм для отхода заранее готовят!» Последнее было не что иное, как намек на возможное сокращение, которым пугала администрация. В конце концов Лиза пошла к заведующей. Людмилу Ивановну она застала за приятным занятием – та застыла перед коробкой «Ассорти» и выбирала шоколадную конфету.
– Угощайтесь, – Людмила Ивановна протянула Лизе огромную коробку, – подарили. Благодарные пациенты. Крепилась неделю, сегодня не выдержала.
– Спасибо. – Лиза выбрала конус в золотой фольге. – Красивые. Я таких не видела.
– Это – из Франции. Там внизу еще второй слой. – Людмила Ивановна положила в рот кусочек. По ее виду было заметно, какое это удовольствие – так просто, без причины открыть шикарную коробку конфет. Лиза знала, что Людмила Ивановна одинока, зарплата у нее невелика, а частной практикой она не подрабатывает, знакомых консультирует бесплатно. Лиза понимала, что это следствие и возраста – настоящие врачи старой закалки были всегда более щепетильны, не так быстро подстраивались под новые правила.
– Очень вкусно! Вам надо сегодня целый день пить чай с этими конфетами. И настроение будет отличное. Как-никак шоколад – источник счастья.
– Елизавета Петровна, вы же врач, не повторяйте эти глупости! – Людмила Ивановна со вздохом вытянула еще одну конфетку.
– Не буду, – улыбнулась Лиза. – Вы в курсе вчерашних событий?!
– Еще бы! Уже в курсе вся поликлиника.
– Я заметила.
– Не обращайте внимания. Дальше будет хуже.
– Почему?
– Потому что я предложила вашу кандидатуру на место заведующей лаборатории. Правда, Калюжный в своем репертуаре. Новое подразделение будет называться не лабораторией, а Центром диагностики. Между нами, название громкое и дурацкое. Но его не переспоришь. У вас сейчас завистников появится – видимо-невидимо. Готовьтесь.
– Господи, а можно мне не соглашаться?!
– Можно, но не стоит. Во-первых, будет сокращение. Это точно. Во-вторых, лучше вашей кандидатуры не найдешь.
– Почему вы так думаете?
– Вы очень ответственный человек. Очень спокойный. Неконфликтный. Вы умеете обращаться с людьми. Бережно. Ну и потом вы молоды, вам надо делать карьеру.
– А если я не хочу?
Людмила Ивановна оторвалась от шоколада.
– А что же вы хотите?
Лиза задумалась. Сказать, что она хочет, чтобы вернулся муж и они зажили бы как раньше, было нельзя. Не поймут.
– Я не знаю. Я, правда, не знаю, но я так не люблю перемены.
– Послушайте, Лиза, вы можете отказаться. На это место прытких найдется куча. В нашем же коллективе. Еще больше сможет привести сам Калюжный. Но лучше вам пойти туда. Для вас же лучше.
– Почему?
– Работа лечит.
Лиза подняла глаза на заведующую, но та замахала руками:
– И ничего не спрашивайте, у нас в коллективе даже государственную тайну разболтают!
Лиза вдруг почувствовала, как появляются слезы. Людмила Ивановна оторвалась от конфет, глянула на подчиненную и спросила:
– Слушайте, а как вы свой «Наполеон» печете? Это же вы приносили на праздники торт?
– Я, – кивнула Лиза, понимая, что ее отвлекают.
– Ну так пишу. – Людмила Ивановна достала ручку.
Лизе пришлось сосредоточиться и, вспоминая пропорции, произнести:
– Там главное тесто…
Она вышла из кабинета через полчаса с улыбкой. Судя по всему, у нее начиналась новая жизнь.
Элалия Павловна была недовольна. Жизнь в квартире на Соколе вдруг приобрела черты таинственные и загадочные. Более того, дочь вдруг все чаще оставалась дома с внучкой и даже иногда не отводила ее в детский садик.
– Ты можешь мне сказать, что все это значит?
– Что именно?
– Почему Ксения не была в саду.
– Я была дома, зачем же в садик отводить?
– Детям нужно общение. Нужны сверстники, нужна социализация…
– Мама, три месяца назад ты говорила, что я сдала ребенка на руки государству и тебе. А теперь выясняется, что и дома плохо.
– Не цепляйся к словам, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
– Нет, не понимаю. Мам, я работаю, сейчас Ксюша проснется, и мы пойдем гулять. Я тебе тогда и позвоню.
– А почему ты дома работаешь? Что за новости?
– Это старые новости, я тебе как-то пыталась рассказать.
– А, это про то, что кал и мочу можно будет сдавать прямо у вас.
– Да, именно про это. – Лиза вздохнула. Она помнила тот разговор – маме не понравилось, что дочь вдруг задумалась о карьере. «Для тебя главное – ребенок! А не анализы какие-то там. Руководить – это значит тратить свое время на чужие интересы и чужую выгоду! Сейчас ты это себе позволить не можешь. И потом, что это за должность такая – баночки с калом и мочой сторожить!» Говоря это, Элалия Павловна повернулась за поддержкой к мужу. Но тот никак не отреагировал. Лиза не очень удивилась подобной реакции, но надеялась, что мама все-таки оценит ее карьерные успехи.
– Знаешь, у тебя растет дочь. Надо думать о будущем в прямой связи с этим обстоятельством.
– Мам, это как-то обтекаемо. Ты конкретно можешь сказать, что ты имеешь в виду?
– Могу. Ты должна остаться педиатром. Уж коль выбрала эту профессию.
– Эта профессия остается при мне.
– Но заниматься ты будешь другим. А там выше этих баночек уже не прыгнешь.
– А педиатром?
– Ты можешь заниматься частной практикой, ты можешь устроиться в коммерческую поликлинику. Ты, наконец, можешь стать семейным врачом. Кроме того, есть масса организаций, которые занимаются проблемами педиатрии на самом высоком государственном или международном уровне. Из своей лаборатории ты туда не попадешь. Ты останешься там навечно. Там рост невозможен. Там невозможно зарабатывать деньги. А Ксения должна учиться, ей надо дать хорошее образование, она девочка. А следовательно, это танцы, рисование, музыка. Ну, музыка, ладно. Это я устрою, но все остальное?! Потом, надо ее выдать замуж…
– Мама, ей шесть лет! Она в школу еще не ходит!
– Ты не представляешь, как быстро летит время, как быстро исчезают силы и как сильна конкуренция. Ты, Лиза, живешь в вате. Причем очень плохого качества.
Лиза аккуратно отключила телефон. Этот разговор был как две капли воды похож на предыдущие – о Лизиной учебе, замужестве, хозяйственном устройстве. Мать всегда считала, что планка Лизы недостаточно высока и дочь довольствуется малым. Даже ничтожно малым, а самое главное, не думает о будущем. «Странно, почему она об этом не сказала раньше. Или к таким выводам мать пришла только сейчас? Так или иначе, а отступать мне некуда. Договор между больницей и фирмой Бойко подписан. Ремонт правого крыла, где это все будет размещаться, уже идет. Завтра я должна быть в фирме и уточнить список оборудования. Я дала согласие и не могу никого подвести. Наверное, мама права, а я, как всегда, сглупила. Жаль, что с этими сомнениями мне предстоит работать». Лиза попыталась вникнуть в переводную статью, но на душе было тяжело от разочарования и раздражения против себя самой. «Ладно, статью осилю завтра. Да и с Бойко имеет смысл поговорить. Он на редкость разумный и практичный человек». Лиза отложила журнал и пошла готовить дочери какао.
Гуляя с Ксенией, Лиза маме не перезвонила, но мысленную полемику с Элалией Павловной вела: «В конце концов, так было всегда – мама недовольна любым моим начинанием. Понимаю, это от излишнего беспокойства за меня, хотя сейчас, будучи матерью, я начинаю понимать, что в этом беспокойстве есть доля эгоизма. Можно «вздрючить» нервы себе, другим и думать, что что-то поменялось. Но на самом деле проблему просто загнали вглубь. Вот с Борькой, например, ситуация. Мой братец умен и талантлив, но терпеть не может математику, почему она не разрешила ему выбрать дело по душе?! Он так хотел заниматься биологией – тут, конечно, и Андрей на него оказал влияние. Против напора и увлеченности Андрея устоять трудно. Вот Борька и заразился.
Но ему и нравилось! Что сказала мама? Она заявила, что, судя по тому, какую карьеру делает мой муж, будущего в этой профессии не очень много. А Боря – математик от рождения, туда и надо идти! Вот Борька и мучается. Зато его ждет «светлое будущее»!»
Прогулка, чтение книжки, мультфильмы, глажка белья, новости по телевизору – все это Лиза делала машинально, погруженная в свои мысли. К вечеру, когда дочь уже спала, Лиза осознала, что просто вымотана. Не домашними хлопотами, не капризами Ксении, которая не хотела ужинать и спать, не возней на кухне, Лиза устала от бесконечных сомнений, которые вселил в нее разговор с Элалией Павловной. Она дождалась, пока дочка заснет, и позвонила отцу.
– Пап, ты не спишь еще?
– Нет, что ты. Вот жду маму, она на концерте.
– А почему ты не пошел?
– Я уже был, вчера. Маме надо было с кое-кем увидеться.
– Понятно. – Лиза замолчала в нерешительности.
– Дочка, что у тебя случилось?
– Пап, да ничего особенного. Просто я с мамой разговаривала утром и теперь не знаю, что делать.
– Ты о чем?
– Она против того, чтобы я шла работать в лабораторию.
– Почему?
– Она утверждает, что там нет будущего. Я там не смогу сделать карьеру. И не смогу зарабатывать деньги.
– Но она права, если я правильно понял, чем ты будешь заниматься.
– И что же мне делать?
– Сложный вопрос. Ну, участие в этой инициативе не предполагает автоматического согласия на пост заведующей. Но если ты ответила «да», отступать некрасиво. Ты же не можешь подвести людей?!
– Нет, конечно, не могу. А еще я не могу так жить, когда мне в тридцать лет стараются внушить, что я ничего в этой жизни не понимаю, когда мной пытаются руководить даже в мелочах, когда мне не доверяют ребенка…
– Это ты уже глупости говоришь, ты просто расстроена.
– Нет, папа, это не глупости. Мне надоело слышать каждое утро фразу: «Ксения, конечно, голодная пошла в сад!»
– Это фигура речи! Это внешняя форма беспокойства человека, к которому с детства были строги и который сам вырос строгим. Ты должна понимать это!
– Я не хочу понимать, я хочу от семьи слов поддержки и одобрения. Хотя бы иногда. В мелочах. Я не такая уж бездарная и не такая бестолковая. Мне хватило упрямства и напора отстоять то, что действительно интересно. Я всегда хотела быть врачом. Я с отличием окончила институт, получила прекрасное распределение, меня уважают в поликлинике! Чем это плохо?! Да, не так амбициозно, как хотела бы мама! Ты заметил, как она представляет меня незнакомым людям?! – Лиза перевела дух и продолжила: – Она обязательно скажет: «Моя дочь, пока еще педиатр, готовится с силами к научной работе». Папа, я не готовлюсь к научной работе и никогда не буду ею заниматься, зачем врать?! Зачем? Почему нельзя просто гордиться тем, что есть. И ведь это не так плохо?!
– Не кричи так, Ксению разбудишь! Да, мама, хотела большего для тебя…
– Но я этого не хотела! Мне нравится то, что я делаю, и делаю я это отлично!
– Прекрасно, но почему ты сердишься так на нее?! Только из-за этого?
– Да. Я была горда, что добилась открытия лаборатории, я даже расчеты сама делала, я нашла человека, который оборудование нам поставит, меня рекомендовали, а не я сама напросилась. Это тоже чего-то стоит. А теперь…
– Что же теперь?
– Теперь я думаю, что я опять сделала что-то не так. Что ошиблась, как ошиблась, по мнению мамы, с профессией. Что я не думаю о Ксении.
– Если ты так уверена в правильности своих поступков, зачем даешь волю сомнениям?! Делай, как решила. Не слушай никого.
– Папа, мама – это не «никто». Сложно не слушать собственную мать.
– Лиза, успокойся. Мама человек с амбициями и очень практична. Это нельзя считать недостатками, она любит подчинять себе. Но до сегодняшнего дня ты, прислушиваясь к ней, удачно противопоставляла ей свою логику. И у тебя ведь все получалось.
Лиза вдруг поняла, что отец улыбается. И действительно, как ни давила на нее Элалия Павловна, Лиза все делала по-своему. Просто это «по-своему», из-за вечного противостояния матери, давалось тяжело. Она рассмеялась:
– Ну да, так и есть. Просто мне еще захотелось официального признания.
– Этого ты никогда не дождешься, – хмыкнул отец.
– Целую тебя, пап. Спокойной ночи.
Лиза еще немножко посидела в кресле, прислушиваясь к сопению дочери: «Она простудилась. Так я и знала. Господи, надо опять больничный брать!» Лиза поморщилась, а потом вдруг подумала: «Нет, я не буду брать больничный. Пока я могу быть на работе неполный день. Съезжу к Бойко, там сделаю все дела, загляну к строителям в поликлинику, посмотрю, как продвигается работа, и вернусь домой. Буду Ксению лечить. Я теперь почти начальник и самостоятельно принимаю решения». Она потянулась, подхватила с кресла халат и пошла в душ.
Тихон Михайлович Бойко сидел с огромным списком и тихо злился. Вот уже второй час Елизавета Петровна мучила его вопросами. В этой внешне нерешительной молодой женщине была цепкость клеща.
– Понимаете, можно и такую конфигурацию сделать, – Бойко подкладывал все новые и новые листы с чертежами, – а можно и такую. По цене – одно и то же.
– Но почему они разные тогда? – недоумевала Лиза.
– Потому что тут две установки другого производителя.
– А если что-то выйдет из строя и придется искать замену, мы рискуем. Этот поставщик может и прекратить выпуск, и что-нибудь еще…
– Что что-нибудь еще? – не выдержал Бойко.
– Послушайте, не сердитесь. Мне за это всё отвечать, и мне с этим всем придется разбираться, я не хочу головной боли. Тем более я не совсем все понимаю. Надо же сделать так, чтобы все работало максимально долго и без проблем.
– Конечно, конечно, – вынужденно согласился Тихон Михайлович и вкрадчиво заметил: – Вы ж будете у нас на гарантийном обслуживании. Все приборы, все установки, все колбочки, стеклышки, пипеточки и иголочки…
Лиза посмотрела на Бойко и рассмеялась:
– Будет вам, хорошо, только все-таки давайте возьмем всё одной фирмы.
– Договорились. Ну, всё?
– Вы спешите? – Лиза подняла глаза на Тихона Михайловича.
– Нет, то есть да. Спешу. Мне поручили, в кои-то веки, между нами, дочь отвезти. У нее какое-то прослушивание сегодня, а жена не может.
– Господи, так что же вы раньше не сказали, а я тут резину тяну?! Могли бы с вами и в другой день встретиться.
– Нет, откладывать уже нельзя, ремонт у вас почти закончен, Калюжный мне звонил, просил поторопиться, начальство с него спрашивает.
– Ну, тогда до свидания, буду ждать от вас звонка. Людей на работу я уже взяла. И лаборантов, и регистратора.
– Я вам позвоню обязательно. – Бойко подскочил и стал натягивать пиджак.
Тихон Михайлович позвонил в тот момент, когда Лиза наносила зубной щеткой краску «арктический блондин» на кончики челки.
– Вы что делаете? Я не поздно?
Лизе хотелось сказать, что не вовремя, что у нее в самом разгаре внезапные химические опыты. Но мужчине совершенно не объяснить, что решение перекрасить волосы может прийти в половине одиннадцатого вечера, во время просмотра мелодрамы, где главная героиня соблазняла героя ослепительно-белыми прядями. Мужчине не объяснишь, что решение было настолько твердым, а желание преобразиться таким сильным, что ждать утра и визита к парикмахеру не представлялось возможным. Мужчина также не понял бы нюансов – специально предназначенная для этих процедур щеточка была утеряна дочерью после долгих упражнений с акварельными красками, а ее роль теперь выполняла зубная щетка.
– О нет, нет, я – нормально, – по-дурацки ответила Лиза, стирая с носа голубоватую пену. С челки капало не только на нос, но и на футболку, раковину, пол.
– Как хорошо. А я так спешил, думал, вы уже спите. Я ведь только-только освободился, дочку домой отвез, сдал на руки жене.
– И как все прошло? – Лиза посмотрела на себя в зеркало одним глазом, второй вдруг защипало от аммиачных испарений.
– Она очень талантлива, очень! Думаю, поступать ей надо будет в театральный.
– Ну, ей же еще учиться лет пять, вы говорили. – Лиза оглянулась в поисках старого полотенца, чтобы стереть с себя это все капающее безобразие.
– Да, конечно, но это я так, с прицелом на будущее. Сейчас она поступала в театральную детскую студию.
– Я вас поздравляю.
– Лиза, а вы не хотите что-нибудь выпить, перекусить, я вот как выскочил из офиса, так ничего и не ел.
«А бывшая не могла покормить?!» Лиза вспомнила большие обеды, которые устраивала для Андрея, когда он навещал Ксению. Трапезы были веселые, обильные, дочка их обожала. Как и Андрей, судя по всему.
– Уже поздно… – произнесла она вслух.
– Еще одиннадцати нет!
– У меня дочь спит. Я не могу уехать.
– Жаль, очень жаль. Мне так поговорить хотелось. Вы знаете, мы только притворяемся, что нам никто не нужен. Знаете, как нужен?! Позарез. Даже если мы развелись, разругались и морду друг другу били. Я вот думал…
– Я вас поняла, – перебила его Лиза, поскольку голубая едкая пена теперь разъедала ее любимую футболку. – В моем доме есть «Шоколадница», на первом этаже, давайте там. Они круглосуточно работают. И я буду спокойна.
– Еду, – выпалил Бойко, и Лизу оглушили короткие гудки.
«Боже, что же делать! Он по вечерней Москве домчится за пять минут!» – Лиза посмотрела на посиневшие волосы.
В «Шоколадницу» она спустилась через полчаса, натянув на голову тонкую вязаную шапочку. Шапочка была шелковистая, из ниток «ирис», синего цвета. К ней Лиза прибегала, когда надо было выйти на улицу, а голова была не мыта. Единственный недостаток этого головного убора был в том, что он слегка подчеркивал чуть выпирающие уши. Ушки были тонкие, изящные, но чуть торчащие. Зато тонкий овал лица, тонкую, прозрачную кожу с точечками веснушек на переносице, темно-пепельные брови, темные ресницы и большие глаза эта шапочка подчеркивала идеально. А еще у Лизы был красивый подбородок – чуть острый, прекрасного рисунка, просто точеный. И с волосами, убранными под эту шапочку, подбородок и весь рисунок лица казался точеным. Лиза редко когда красилась – она была и так хороша – лицо, словно раскрашенное акварелью, было нежным.
– Послушайте, как вам идет вот это… – примчавшийся Бойко уставился на нее восхищенным взглядом. – Нет, с волосами, и с этим… самым, ну, что вы там себе закалываете на макушке…
– С пучком, – подсказала Лиза.
– Да, с ним тоже хорошо, но так… Да вы просто красавица. Вам вполне можно постричься налысо. Вы будете просто сногсшибательно эффектны.
– И моя мама сразу меня убьет.
– Почему?
– Она терпеть не может отступления от правил и норм.
– Ну, женская голова, лишенная волос, – это сейчас уже не что-то из ряда вон выходящее.
– Как сказать, – вздохнула Лиза. – Ну, о чем вы хотели поговорить?
Бойко на минуту смолк, а потом вдруг сказал:
– Лиза, я так рад, что встретился с дочерью! И что с бывшей своей спокойно поговорил, и что в дом она меня впустила… Все то время, до сегодняшнего дня, у меня было ощущение, что я прокаженный. Не просто человек с недостатками, человек, совершивший ошибку, человек, который заслуживает неприязни, а прокаженный, которому не место среди людей.
– Так уж среди людей…
– Среди тех, кто когда-то был близок…
– Вот это уже точнее, – улыбнулась Лиза.
– Послушайте, я сейчас могу и глупость сказать, но я под таким впечатлением и от того, в какого подростка превратилась моя дочь, и от того, какая она талантливая, способная. И в этом заслуга ее матери, я честно это признаю, я тут вообще ни при чем. Я ведь даже с ней не встречался, иногда по телефону разговаривал, деньги переводил. А так – никаких контактов…
– Это ведь не ваша была инициатива…
– Вы же, Лиза, сами сказали, что если бы очень надо было – добился бы…
– Да, верно. Но вы не думайте ни о чем таком больше. Все уже закончилось. Теперь вы и общаться будете, и сможете ее многому научить. На меня папа до сих пор сильнейшее влияние имеет.
– Так часто бывает с дочерьми. Мне мои друзья-мужики говорили.
– Ну вот и прекрасно.
– Да, да, конечно. Вы правы!
Бойко залпом выпил чай и в каком-то порыве оглядел зал кафе.
– Как же хорошо, когда можно вот так поделиться настроением, поговорить и среди ночи выпить чай с человеком, который все понимает… Лиза, спасибо, что согласились встретиться со мной!
– Да, что вы! Не благодарите, Я рада, что у вас так все хорошо складывается. Ведь я это отлично понимаю. Хотя дочь и мужа никогда бы не лишила возможности видеться.
– Вы – другая. Вы совсем другая. Я об этом подумал еще тогда, когда увидел вас впервые.
– Мне казалось, что вы рассматриваете меня как заказчика, выгодного клиента.
– И это было. У меня же все-таки бизнес. Но потом, когда вы уже встали, когда со смехом указали на испорченную дочерью сумку… У вас это получилось так просто и естественно… Я тогда подумал, что вы настоящий врач. Человек, который хорошо знает цену по-настоящему важным вещам. И эта ваша решимость с устройством лаборатории. Сами же понимаете, место не хлебное, рутинное, про него все скоро забудут…
– Главное, пациентам удобно будет…
– Смешная вы. Главное – что вы это поняли.
– Еще бы не понять… Я такого наслушалась и нагляделась… Вы тоже считаете, что лаборатория – это не очень интересное место для работы.
– Нет, это не научная структура. Чисто функциональная вещь.
– Значит, мама права…
– Это вы о чем?
– Моя мама считает, что я совершила ошибку, согласившись на эту работу. Надо было оставаться в поликлинике педиатром.
– И почему же?
– Нет роста. Нет денег. Но главное для нее – рост.
– Ну что же, это надо уважать. Родители имеют право на амбиции. Вы ведь для дочери тоже не самый простой путь выберете. Вы захотите ей дать больше и устроить получше. Что ж вы на маму обижаетесь.
– Я не обижаюсь. Просто я уже не ребенок. И все хочу делать так, как считаю нужным.
– Не сердитесь. Я постарался быть объективным, хотя в таких вопросах это очень сложно.
– Не сержусь. У вас такой день, что на вас сердиться нельзя.
– Да, день сегодня очень хороший. На душе как-то легче стало.
– Я вам завидую. Мне всегда немного грустно.
– Странно, вы производите впечатление человека уравновешенного, спокойного, человека, у которого чистая совесть и хороший аппетит. А следовательно, и хорошее настроение.
– Это так кажется. Я – про настроение. Я – грустная зануда. Особенно в последнее время.
– Да? Так сразу и не скажешь. Ну ничего, скоро мы вам всякой всячины привезем, устанавливать будем, скучать будет некогда.
– Хорошо бы. – Лиза помолчала. – Ну что, теперь по домам?
– Да? Уже? Думаете, дочка проснется?
– Да нет, она спит крепко, спокойно. Просто завтра рано вставать.
– Жалко уходить. В этом кафе хорошо. Музыка хорошая, тихая, уютно.
– Да, я его люблю тоже. – Лиза хотела прибавить, что с Андреем они сюда часто ходили, но промолчала.
Впрочем, Бойко и так все понял.
– Воспоминания?
– Они, – кивнула Лиза.
– Страшная штука. Почти как угрызения совести.
– Знакомо.
– Как всем нам. Слушайте, Лиза, а что вы завтра делаете?
– С утра в поликлинике. Потом домой. В обед буду свободна.
– А не хотите со мной завтра на выставку медоборудования съездить? И развеетесь, и для работы полезно.
– Думаете, полезно?
– Уверен. Соглашайтесь. Я за вами заеду в поликлинику.
– Даже не знаю.
– И знать нечего. Осваивайте технику большого здравоохранения.
– Ладно. – Лиза рассмеялась. – Буду вас ждать.
Профессиональные выставки – это такой своеобразный бизнес-ланч среди серых трудовых будней. Для тех, кто эти выставки устраивает, это, конечно, труд – хлопотный, нервный, полный надежд и амбиций. В конце концов, товар лицом показать нужно. А для тех, кто их посещает, – это и повод отдохнуть от работы в офисе, и повод встретиться с друзьями-коллегами, а также под предлогом переговоров решить кучу собственных дел. Выставки хороши еще и тем, что можно как-то особенно одеться, с бейджиком и важным видом походить по стендам, задавая ничего не значащие вопросы и изображая крайнюю важность. Впрочем, этим грешит младший офисный состав. Люди солидные здесь занимаются делом.
Брючный костюм с лацканами-ушами все-таки дождался своего часа. Почти в три ночи Лиза, закрывшись на кухне, отпаривала плотную серую ткань, чистила ее жесткой щеточкой, утюжила стрелки на брюках. Потом она залезла на антресоли и достала несколько обувных коробок. Пересмотрев их содержимое, она вынула из одной почти новые туфли-лодочки, которые были куплены в приступе неконтролируемой жадности – туфли были на размер меньше положенного. Но тогда, пару лет назад, Лиза, зажмурившись, схватила их мертвой хваткой – туфли были элегантными до умопомрачения. Одного взгляда было достаточно, чтобы стало понятно – это не просто обувь. Это Обувь с большой буквы. «Ну и что, что малы! – убедила себя Лиза. – Я же не каждый день в них буду ходить. А так, по торжественным случаям. А их не очень много. Так что час-другой в туфлях-маломерках – несмертельно». С момента покупки Лиза их надевала два раза – в Большой театр и на свадьбу к подруге. И в том и другом случае Лиза возвращалась домой на полусогнутых ногах – туфли жали безумно. Сейчас, готовясь в ночи к визиту на выставку медоборудования, Лиза вдруг вспомнила о них и решила, что они как раз и дополнят ее скромный вид необходимым элегантным блеском. Туфли действительно были хороши – есть что-то магическое в отлично сшитой паре обуви, что-то лаконичное и вместе с тем очень убедительное. «Вот. И пусть кто-нибудь что-нибудь скажет…» – невпопад подумала Лиза, бережно вложила туфли в пыльник и положила их на кресло. Легла спать она под утро.
Выставочный комплекс напоминал фойе театра перед началом спектакля – людей было много, все окликали друг друга, шумно здоровались. Было понятно, что они иногда встречаются и каждая встреча для них как подведение промежуточных итогов. Вопросы: «Ну как ты?!», «Ты еще там?» и подобные им – выдавали соревновательный интерес присутствующих. На этой выставке мужчин было больше, а присутствовавшие дамы выглядели чрезвычайно важно. Лиза сразу же оробела. Она на всякий случай еще раз окинула себя взглядом – в фойе была зеркальная стена, убедилась, что выглядит хорошо, переложила сумочку из руки в руку и стала ждать Бойко, который пошел искать коллегу.
Тихон Михайлович, как и обещал, заехал за ней в поликлинику и терпеливо ждал во дворе. Лиза видела, как Бойко вышел из машины, задрал голову наверх, как будто выглядывал кого-то. Лиза в это время давала последние указания рабочим, затем она вернулась в кабинет, сняла халат и переобулась. В те самые лодочки, которые были малы. «Господи, у людей в моем возрасте ноги ведь уже не растут?!» Лиза еле-еле втиснула ноги в мягкую кожу. Сделав несколько шагов, она охнула – в туфлях можно было только стоять. «Кожа тонкая, податливая, думаю, что в процессе ходьбы чуть растянется». Лиза быстро причесалась, подкрасила губы и спустилась к машине.
– Какая вы сегодня деловая! – воскликнул Бойко и кинулся открывать дверь машины.
– Я старалась, – честно ответила Лиза. – Понимаете, я так давно хожу в белом халате, что перестала придавать значение одежде. Что ни надень, все равно никто не увидит.
– Жаль, вам очень идут брюки, – ответил Бойко.
Лиза сразу отметила оценивающий взгляд спутника, а также от нее не укрылся его вздох облегчения. Можно было подумать, что он сомневался в спутнице, в том, как она оденется. И сейчас, увидев ее, обрадовался тому, что соответствует… «Вот только чему? – подумала Лиза. – Или кому? Ситуации или ему, Бойко. Сам он выглядит очень важно. И костюм, и рубашка… Нет, я понимаю, каждому мужчине хочется, чтобы на его спутницу оглядывались». Лиза против воли пыталась оправдать Тихона Михайловича, но в глубине души ее что-то покоробило. Что именно – излишнее ли внимание к внешнему виду вообще или его беспокойство относительно ее вкуса и манеры одеваться. «Не стоит морочить себе голову, есть вопросы и сложней. Например, мои туфли», – наконец пришла она к выводу и еле удержалась от искушения сбросить тесную обувь.
Сейчас, стоя у большого зеркала и наблюдая за оживленной, словно пришедшей на праздник толпой, Лиза пыталась стоять ровно, не опираясь на стену. «И еще мне нельзя садиться, иначе я больше не встану! Господи, зачем я их надела? Почему я не пошла в сапогах?!» Вопрос был риторическим. Лиза отлично знала, что пойти в сапогах означало пойти в платье. Или юбке. Но платье она уже надевала, а юбки были все старые.
«Я совершенно себя запустила. – Мысли Лизы все равно вертелись вокруг ее внешнего вида. – Когда с Андреем жили, вроде ничего и не надо было. Во всем я ему нравилась. А сейчас так с деньгами туго, что о покупках и думать нечего! Стоп! Может, я Андрею как раз и не нравилась, потому что была одета кое-как. И мама всегда меня ругала».
– Вы почему такая хмурая?! Такая элегантная женщина, а лицо словно ругаться с кем-то собрались! – Рядом стоял Бойко и пытался взять ее под локоть.
– Я не хмурая, я задумчивая.
– Перестаньте, пошли, мы сначала подойдем к французам, я у них много чего купил в свое время.
– То есть вы не представителем были, а просто закупали оборудование?
– Да, я начинал с того, что ездил по выставкам и договаривался о покупке подержанного оборудования. У нас тогда вообще ничего не было в поликлиниках и больницах…
– И удачно бизнес шел?
– Весьма. В те года любой бизнес был удачным. Если только голову не теряешь.
– Это верно. – Лиза шла рядом с Бойко и улыбалась людям, которые с ними здоровались.
– Вас многие знают, – заметила она.
– Ну, не удивительно, моя фирма в последнее время одна из самых крупных поставщиков. Плюс к этому мы еще и официальные представители «Алфамеда». Имена наших сотрудников многие знают наизусть. Мы – хорошие клиенты.
– Вы мне как-нибудь объясните эту систему?
– Обязательно. Вы должны это понимать, мало ли как пойдет работа…
Бойко не успел ответить, как к ним, восхищенно разводя руками, направилась высокая седовласая дама с короткой стрижкой.
– Мсье Бойко! Как мы рады вас видеть! Как ваши дела?
– Добрый день! Бонжур!
Тихон Михайлович от неожиданности поперхнулся, Лизе показалось, что он собирается с мыслями, а потом она поняла, что Бойко совершенно не знает французского языка.
– Вы говорите по-русски, я переведу ей, – не стирая с лица улыбки, шепнула Лиза.
– А вы умеете?
– Нет, просто притворяюсь. Говорите.
Бойко замялся, а затем стал говорить чуть громче обычного, делая паузы между словами – так люди иногда, для пущей доходчивости, беседуют с теми, кто не знает их родной язык. Лиза чуть выждала, затем, пользуясь паузами в речи спутника, стала переводить. Судя по реакции французской дамы, язык Лиза знала хорошо. Бойко это понял, расслабился и перешел на нормальный тон.