Россия. Западная Сибирь. Томск.
Март 201… года
Говорят, что после сорока лет человек начинает новую жизнь. С годами он приобретает мудрость, жизненный опыт, делает выводы из собственных ошибок, а не из чужих, иногда подводит некие итоги прожитого и сделанного. Или не сделанного и непрожитого?..
Последнее, по-моему, вернее. Лично я к своим сорока подошел с изрядной долей скептицизма, прагматизма и убеждением, что жизнь – очень полезная штука, если ею правильно пользоваться. И вот теперь перед вами, господа, довольный собой и самодостаточный человек, имеющий возможность заниматься тем, чем он хочет, а не тем, к чему его вынуждают государство и обстоятельства. Но я отнюдь не сибарит и тунеядец – не в моем характере. Наоборот, мои друзья и знакомые единодушно скажут каждому, что «у нашего Димыча с детства шило в заднице свербит», и, соответственно, он постоянно на нее, родимую, приключения ищет.
Чистая правда! В юности я обожал задавать взрослым вопросы, на которые в качестве ответов получал выговоры и подзатыльники. Став дипломированным врачом, я любимого занятия не прекратил. Будучи настырным, пытался выяснить, в частности, почему, невзирая на семимильные шаги, что совершает наша медицина в своем развитии, больных меньше не становится, а болезни множатся, как грибы после дождя? Поиски ответов привели меня в сопредельные области знания, а затем и вовсе к откровенной паранормальщине. Из медицины меня выперли, и тогда я занялся вторым любимым делом – погоней за необычайным.
Самым интересным вариантом оказалась профессия журналиста. Она давала наибольшую свободу для моих поисков, и, в конечном счете, сделала меня тем, кто я теперь есть – частным детективом. Благо учителя и наставники мне достались даром. Шурин – начальник уголовной полиции города, лучший друг – главный опер «уголовки». Жена – красавица, умница, топ-менеджер крупной фирмы. Чего еще человеку надо?.. Не догадались?.. Приключений!
Вот именно из-за них я и стал частным детективом. Собственно, я им стал, еще пребывая в должности репортера уголовной хроники местного «Вестника». Просто однажды Лена сказала: «Ты бы уже занялся чем-нибудь одним – или статьи писать, или дела распутывать». Подумав, мы решили, что второе у меня получается лучше.
Однако на практике поначалу все пошло не блестяще. Лицензию я, конечно, приобрел, а вот с клиентами как-то не заладилось. Мелочевкой вроде слежки за неверным мужем-женой или ловли нечистого на руку партнера по бизнесу заниматься было неинтересно. И тогда я обратился к своему зятю с предложением, от которого он не смог отказаться.
– Коля, – сказал я ему, подсев с початой фляжкой «Мейкова» на очередной семейной вечеринке, – помоги своему любимому шурину не умереть с тоски!
Николай Матвеевич Берест был человеком суровым, но совестливым. Помня прежние мои заслуги перед уголовной полицией города в распутывании сложнейших дел, где явно пахло мистикой и паранормальщиной, полковник опрокинул предложенный стаканчик забористого французского коньяка, пососал полупрозрачную дольку лайма и кивнул:
– Выкладывай!
– Давай вспомним молодость, Коль! – воспрял я духом. – Как мы с тобой ловили всяких магов, оборотней и прочую шушеру?..
– Куда ты клонишь? – моментально подобрался Берест.
– Частный детектив Котов предлагает свои профессиональные услуги родной полиции.
– Какие, к черту, профессиональные?!
– А ты до сих пор сомневаешься в моих кондициях?
– Н-нет, но… – Берест сердито засопел. – Налей-ка еще!..
Я вновь наполнил стаканчики ароматным «Мейковым». Мы молча чокнулись и выпили.
– А зачем это тебе? – Полковник в упор посмотрел мне в глаза.
– Сотрудничество?.. – Я вздохнул. – Скучно, Коля! Мошенники, неверные мужья, амуры с начальством… Так и плесенью зарасти можно. А у вас – то труп неопознанный, то похищение, то жертвоприношение, то…
– Типун тебе!.. – отмахнулся Берест. – У нас, кстати, чтоб ты знал, уже год ничего такого не случалось. Ну, если считать с того похищения детдомовцев.
– «У вас на стройке жертвы были? – Нет. – Будут!..» – процитировал я знаменитую комедию Гайдая. – Ну, так как? Заключим джентльменское соглашение?
– Ладно. – Берест покосился на фляжку в моей руке. – Знаю, что зря соглашаюсь. Но ты ж мне родня все-таки, не приблудный.
– Благодетель! – Я щедро плеснул ему в стаканчик коньяку. – Завтра же договорчик завезу!..
Но наутро с договором не получилось. Едва я, проводив Лену на службу, приступил к привычной утренней разминке, выполняя малый дыхательный комплекс тайцзи, ожил мобильник. Я взглянул на экран и, чертыхнувшись, прервал занятие. Если подполковник Ракитин звонит в такую рань, значит, случилось нечто из ряда вон.
– Привет, Олежек! – бодро сказал я.
– Привет, лежебока!
Если подполковник Ракитин звонит рано утром да еще при этом шутит, значит, случилось не из ряда вон, а нечто совсем хреновое.
– Ну, что у нас плохого?
– Надеюсь, Димыч, ты ничем этаким не занят?
– До пятницы я совершенно свободен. – Я вздохнул. – Куда ехать, Олежек?
– Дуй прямо в аэропорт. К гостинице. – Ракитин вернулся к своей обычной манере разговора. – Встретимся там через сорок минут.
Отбой. В этом весь Олег.
– Мне только собираться минут десять, – сказал я потухшему экрану мобильника. – А еще из города выбраться надо…
Конечно, я опоздал на четверть часа. Когда припарковался напротив крыльца гостиницы, то сразу увидел на нем массивную фигуру, затянутую во всепогодную черную кожаную куртку. Сержант Бульба, как всегда, бдил на посту.
– Здоровэньки булы, Стэпан Мыкытовыч, – произнес я с самой серьезной миной, на какую был способен. – Як життя?
– Погано, – хмуро ответствовал наш неисправимый хохол. – Сало е, горилкы нэма.
– О, шо ж так? Грабижникы видбралы?
– Ни. Москалы клятые усе випилы…
Тут мы оба с ним расхохотались. Могучий сержант все же научился за пять с лишним лет нашего знакомства не обижаться на мои подколки и даже достойно на них отвечать.
– Проходите, Дмитрий Алексеевич, – почти без акцента сказал Степан. – Господин подполковник уже здесь. Поднимайтесь на второй этаж – там сами увидите.
Я прошел в вестибюль гостиницы. Если снаружи здание выглядело весьма почтенно, то внутри оно оказалось просто старым. На мгновение у меня даже возникло ощущение временного переноса – будто шаг через дверь оказался шагом сквозь десятилетия. Лет этак на сорок в прошлое. Выщербленный мраморный пол, зашорканные диваны, рассохшиеся деревянные панели стен. За стойкой администратора – толстая тетка в синей униформе лузгает семечки и косит одним глазом в угол, где бормочет маленький, тоже старый, телевизор «Панасоник».
Я благоразумно не стал искать лифт, справедливо сочтя его неработающим, и направился сразу к лестнице.
– Молодой человек, – визгливо донеслось из-за спины, – вы к кому и по какому делу?
– По служебному! – важно бросил я через плечо, для пущей убедительности взмахнув рукой, словно показывал удостоверение.
Сменилась целая эпоха, а порядки и привычки остались прежними. Войти и уж тем более выйти из режимного учреждения, каковыми всегда являлись гостиницы, например, и сегодня не составляет никакого труда. Вошел, грохнул кого-нибудь и вышел. И даже свидетелей не найти. Как правило, никто ничего не видел и не слышал.
На площадке второго этажа меня встретил еще один сержант, из новеньких.
– Вы куда, гражданин? – пресек он мою попытку просочиться в коридор. – Вы здесь живете?
– Нет, господин полицейский, я здесь работаю.
Не люблю предъявлять документы и всегда стараюсь избежать этой процедуры. Кто-то может счесть меня параноиком, но мне кажется, что это унизительно. В данном же случае пришлось вытащить удостоверение частного сыщика, которое, впрочем, не произвело никакого впечатления на сержанта.
– На этаже работает оперативная группа из областного управления. Вам здесь делать нечего, господин детектив, – холодно сообщил он.
– Что, когда и где мне делать я решаю сам, сержант, – с трудом сдерживаясь, ответил я. Хотя прекрасно понимал, что неправ. – Меня ждет подполковник Ракитин.
– У меня нет никаких указаний на ваш счет, – уперся этот служака. – Немедленно покиньте зону ответственности криминальной полиции!
– Ну, парень, сам напросился, – выдохнул я и привычным усилием воли вошел в «темп».
На самом деле это упоительное состояние, хотя и небезопасное для здоровья. Все реакции скачком ускоряются в несколько раз, органы и системы организма переходят в режим «форсажа», за секунды сжигая энергозапас, рассчитанный на минуты и даже часы. Расплатой за «темп» обычно бывает гипогликемический шок и кислородная интоксикация мышечной и нервной систем. Тело превращается в деревянную чушку, а мозг впадает в состояние «бамбука», неспособный к решению самых простых задач, вплоть до физиологических. Но это всё происходит, если не знать, как и сколько использовать «темп». Я знал, будучи мастером русбоя – «барсом».
Войдя в «темп», я шагнул к сержанту, вынул из его кобуры «макаров» и засунул пистолет в шкаф с пожарным гидрантом. Затем снял с почти неподвижного полицейского фуражку и надел обратно, только козырьком назад, а в довершение пристегнул парня за запястье его же наручниками к ручке коридорной двери. Удовлетворив собственное самолюбие, я шагнул в коридор с гостиничными номерами и вышел из «темпа».
– А-а! – догнал меня испуганный вопль бедного сержанта.
Я не стал оборачиваться и двинулся дальше, сосредоточившись на восстановлении сердцебиения и дыхания после «форсажа». Из дверей номера в конце коридора высунулась знакомая вихрастая голова.
– В чем дело, Акимов? – грозно крикнул капитан Павел Велесов. – Привет, Дмитрий, – добавил он тоном ниже, увидев меня.
– А-а… Об-боротень, товарищ ка-капитан, – сипло откликнулся пострадавший сержант. – Держите его! – снова взвыл он, тыча в меня свободной рукой.
– Что ты там дергаешься, Акимов? – Велесов вышел в коридор и разглядел наконец незавидное положение коллеги.
– Он мне нагрубил, – сообщил я, пожимая капитану руку.
– Черт, Котов… – Павел с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. – Уйди с глаз моих! Кстати, где ключи от браслетов?
– У него в нагрудном кармане.
Велесов, фыркая, отправился освобождать вконец ошалевшего сержанта, а я вошел в номер. Стандартный двухместный «гестхауз» с крохотным санузлом, телевизором, холодильником и двумя продавленными кроватями. На одной из них сейчас лежал навзничь, разбросав руки, молодой парень восточной наружности. Он был почти голым, в одних плавках и майке, а на лице его застыло выражение смертельного ужаса. На соседней кровати сидел лейтенант из оперативной группы и что-то писал в блокноте на колене. Ракитин стоял у окна и курил в открытую форточку. А эксперт-криминалист Данила Седых колдовал со своим навороченным кейсом-лабораторией в изголовье трупа.
– Доброе утро, – поздоровался я.
– Не смешно, – отреагировал Олег. – Вот полюбуйся, кажется, по твоей части есть кое-что.
Я подошел к кровати с мертвецом. Мужчина, лет двадцать пять – двадцать семь, типичные монголоидные черты лица, смуглая кожа, черные волосы ежиком. Следов физического воздействия не заметно, если не считать маски ужаса, исказившей, в общем-то, приятное лицо.
– Скорее всего казах, – словно прочитав мои мысли, заговорил Данила. – Ран и ушибов не обнаружено, равно как и признаков удушения…
– Сильно смахивает на смерть от разрыва сердца, – добавил я. – Или аорты.
– Что же могло его так напугать?
– Или – кто?..
Я заметил, что из правого кулака покойника, сжатого в предсмертной судороге, свисает петля тонкой цепочки.
– Ты видишь? – кивнул я Даниле.
– Ага. Тебя дожидались. Олег Владимирович приказал не трогать.
– Ну, тогда… – Я наклонился, осторожно разжал пальцы мертвеца и в руке у меня очутился странный медальон в виде диска Солнца, перечеркнутого змеистой молнией. – Похоже, господин подполковник прав. Это уже по моей части…
– Занятная вещица, – хмыкнул Данила.
– А документы у этого бедолаги нашли?
– А как же. – Седых протянул мне небольшую сумку из тех, что носят на поясе или ремешке через плечо и хранят в них паспорт, водительские права и всякую мелочь.
Я вытащил из сумки потрепанную темно-синюю книжицу со знакомым гербом.
– «Государственный герб Республики Казахстан представляет собой изображение шанырака[8] на голубом фоне, от которого во все стороны в виде солнечных лучей расходятся уыки[9] в обрамлении крыльев мифических коней…» – торжественно-заунывным голосом проговорил я, отставив руку с паспортом на отлет.
Данила прыснул, лейтенант глянул на меня отсутствующим взором, а Ракитин выбросил окурок в окно и покачал головой.
– И когда ты повзрослеешь, Димыч?
– А зачем? – пожал я плечами.
– Что это было? – поинтересовался Седых.
– Я просто процитировал официальное описание герба Казахстана…
Олег только крякнул на эти слова.
– И что делал этот казах в провинциальном сибирском аэропорту? – Я пролистал паспорт. Отметки погранслужбы были на месте. А вот в боковом кармашке сумки обнаружился посадочный талон на рейс КС-217 авиакомпании «Эйр Астана» из столицы Казахстана до Новосибирска. – Интересно! А как наш «заграничный брат» попал в Томск?
Я протянул талон Ракитину. Олег повертел его в руке, и в этот момент в номер вернулся Велесов. Он был хмур и раздражен.
– Куда ты дел пистолет? – резко спросил он.
– У меня его нет, – честно признался я. – Посмотри в пожарном шкафу у лифта.
Павел открыл рот, явно не для того, чтобы меня поблагодарить, но Ракитин его опередил:
– Димыч, забирай медальон и вали отсюда! А ты, Велесов, займись-ка выяснением. – И он перебросил рассерженному капитану мою находку.
Павел молча взял под козырек и удалился. А я сказал:
– Данила, когда будут результаты вскрытия, звякни мне по старой дружбе.
– Не вопрос, Дмитрий Алексеевич, – улыбнулся Седых. – А вы мне про медальон чего-нибудь расскажете?
– Сейчас – совсем немного. Вещица странная. Судя по изображению, что-то дохристианское и явно не из Европы. В то же время выглядит достаточно свежо, то есть изготовлена недавно – ни потертостей, ни выщерблин, ни патины… Пойду, покопаюсь в библиотеке, посоветуюсь кое с кем. И, кстати, у меня есть в университете знакомый химик, так что выясню заодно насчет сплава.
Я пожал руки господам полицейским и осторожно выглянул из номера, но, к моему удовольствию, зануды-сержанта на посту уже не было. Приободрившись, я отправился в город. Знакомый охотничий азарт уже захватил сознание: выяснить происхождение медальона, его значение, установить связь с владельцем. Привет мистеру Холмсу!
Поскольку был четверг, можно сказать, самый разгар рабочей недели, я из аэропорта прямиком поехал в Университет. Именно так, с прописной буквы. Потому что в нашем небольшом сибирском городе этих высших учебных заведений со времен распада советской империи целых пять. А каждый шестой житель Томска – студент! Недаром наш старинный город еще до Первой мировой войны прозвали Сибирскими Афинами как раз за то, что в Томске был открыт первый за Уралом Университет Его Императорского Величества Академии Наук. В общем, наш Универ, как ласково его называют томичи, и поныне остается центром научной мысли, имея в своем составе аж девять научно-исследовательских институтов! В один из них, историко-археологический, я и направил свои стопы.
За свое недолгое журналистское прошлое я успел обрасти множеством полезных и не очень знакомств и связей. И вот теперь вовремя вспомнил об одном из интересных людей – Иване Михайловиче Городихине, докторе исторических наук, специализировавшемся на античном периоде азиатских культур. Своеобразным «коньком» Ивана Михайловича была история античных религиозных культов азиатских народов.
Городихина я обнаружил там, где и рассчитывал, – в отделе редких документов университетской библиотеки. Профессор с увлечением читал какой-то древний манускрипт и очнулся только от моего прикосновения. Постукивание по краю стола, покашливание ни к чему не привели, пока я деликатно не тронул ученого за локоть.
– А-а, Дмитрий Алексеевич, – рассеянно ухмыльнулся в роскошные «кошачьи» усы Городихин. – Давненько вас не видел.
– Добрый день, профессор, – лучезарно улыбнулся я. – Не поверите: соскучился по вашим изумительным рассказам о загадках прошлого!
– Неужели?.. Гм-м. И о чем же вы хотели бы услышать на сей раз?
– А я вас не очень отвлеку?
– Молодой человек, вы меня уже отвлекли. Так что давайте оставим церемонии с извинениями и перейдем к делу.
«Вот так, господин Котов, примите плюху и скажите спасибо!» Кажется, я все-таки покраснел. Во всяком случае, ощущение, что к ушам поднесли зажигалку, оказалось достаточно явным.
– Извините, – все же пробормотал я и попробовал придать лицу озабоченное выражение. – Постараюсь покороче. Сегодня утром коллеги из органов пригласили меня на место преступления. Найден труп молодого мужчины без следов насильственной смерти. Из необычного, а меня зовут именно в подобных случаях, я обнаружил только маску ужаса на лице и еще вот это.
Я положил медальон поверх разложенных на столе бумаг. Городихин моментально схватил находку, вынул из нагрудного кармана пиджака неизменную лупу и принялся рассматривать медальон.
Молчал профессор минут пять. Я терпеливо ждал, следя за выражением его лица. Неподдельный интерес, задумчивость, догадка, озарение и, наконец, торжество знания.
– Ну-с, Дмитрий Алексеевич, где, вы говорите, это нашли?
– Медальон был зажат в правом кулаке погибшего…
– Во-первых, это – не медальон! – поучающее перебил Городихин. – Это – соляр, нагрудный знак жреца культа солнцепоклонников. Культ бога Солнца был чрезвычайно распространен в античном мире как на Западе, так и на Востоке. В разных вариациях в разное время и в разных культурах соляры находили при раскопках от Иберии до Сиама.
– Но наш клиент – казах, – вставил я.
– Прекрасно! – улыбнулся Иван Михайлович. – Этот соляр, уважаемый детектив, весьма необычен, прежде всего тем, что он свежий. То есть изготовлен сравнительно недавно, скорее всего в нашем столетии…
– Я догадался…
– Но вы хотите знать, откуда он.
– За тем и пришел… – кивнул я.
Похоже, лекции мне не избежать. Но куда ж деваться?..
Городихин приосанился.
– Итак, что же мы видим? С одной стороны, типичный соляр эпохи Сасанидов. В Эраншахре[10] зороастрийская религия практически была признана государственной. Хотя там были и ариане, и манихеи. Но, как во всякой религии, в зороастризме существовало множество ответвлений и толкований, даже откровенных сект. Одними из наиболее радикальных считались так называемые Дети Солнца. Судя по немногим сохранившимся свидетельствам, эти «детки» не просто провозгласили победу света над силами тьмы, но и активно претворяли идею в жизнь, физически уничтожая все, по их мнению, порочащее светлое начало в мире.
– То есть Дети Солнца были чем-то вроде террористической организации?
– Ну, терроризм – сильно сказано… У них логика была такова. Солнце дало начало всему живому, следовательно, все, что вредит или угрожает живому, особенно человеку, есть проявление тьмы. И значит, с ним надо беспощадно бороться.
– Они и боролись…
– Ну да. – Городихин помолчал. – Так вот. С другой стороны, в седьмом веке Арабский халифат подмял под себя империю Сасанидов и, естественно, сменил религию. Зороастризм, равно как и его ответвления, был запрещен. Храмы в большинстве разрушены. С тех пор про Детей Солнца ничего не было слышно. По крайней мере, они в официальных источниках не упоминаются. А косвенно…
Профессор покачал соляр на цепочке, потом положил на стол перед собой. Я ждал, хотя так и подмывало поторопить его.
– Припоминаю кое-что. – Иван Михайлович постучал ногтем по соляру. – В путевых записках Ибн-Баттута, арабского путешественника и дипломата четырнадцатого века, впервые полностью опубликованных в Каире в 1871 году, есть один интересный эпизод. Когда Ибн-Баттута возвращался из своего второго путешествия на Восток через Афганистан и Персию в родной Танжер, в долине Кабула ему повстречались необычные странники. Их было несколько десятков, все одеты в белые хитоны на манер ромейских, а на груди и спине на них были вышиты изображения пылающего солнечного диска, пересеченного красной ветвистой молнией…
– Похоже на нашу находку, – не выдержал я.
– Да, – снисходительно кивнул Городихин. – И вот на вопрос Ибн-Баттута, кто такие, его проводник ответил буквально, мол, это Дети Солнца, борцы с тьмой!
– Ага. Но все же – четырнадцатый век…
– Вот и я о том же. Получается, что и в двадцать первом веке эта… община существует. Во всяком случае, другого объяснения я не вижу.
Некоторое время мы оба молчали, каждый по-своему переваривая невероятный вывод. Я справился первым.
– Хорошо. Допустим, Дети Солнца существуют, их дело живет. Но ведь где Персия и где Томск?..
– Правильный вопрос, – усмехнулся профессор. – Но здесь я вам не советчик. Думаю, вы, как детектив, сумеете найти связь между этими, казалось бы, несоединимыми фактами.
– Да, конечно, – мне стало неловко. В самом деле, чего я пристал к уважаемому человеку? Он ведь и так мне помог сверх всякого ожидания. – Извините, Иван Михайлович. Огромное вам спасибо! – Я сунул соляр в карман. – До свидания.
– Всего хорошего, – кивнул Городихин, снова погружаясь в свои бумаги.
Я вышел из библиотеки весьма окрыленный. Надо же! Дети Солнца, древняя секта снова в действии!.. Но как ее связать с убитым?
Мучаясь над загадкой, я направил свои стопы к зданию главного корпуса Университета, ибо именно там работал мой давний приятель Сергей Калганов. Сергей Васильевич был химиком от бога и абсолютно безбашенным экстремалом.
Еще будучи старшеклассником, Серега влюбился в химию вообще и в неорганическую, в частности. Успехи его по предмету оказались настолько впечатляющи, что химичка пригласила талантливого ученика работать по вечерам лаборантом в школьной лаборатории, помогать ей готовить препараты для практических занятий. Зря она это сделала. Серега, попав в этакое царство изобилия, обалдел и решил самостоятельно провести, как потом выразился, сложнейшую реакцию по очистке благородных металлов от примесей. Уж не знаю, что именно он сотворил, но взрыв в лаборатории получился знатный. Хорошо ещё, что здание школы было старинной постройки, поэтому стены устояли. Но окно вместе с рамой и дверь вместе с косяком вынесло полностью. Самое интересное, что Сергей, во-первых, совершенно не пострадал (где-то успел спрятаться), а во-вторых, сумел убедить всех, что опыт у него удался! И в доказательство предъявил странные вкрапления желтого цвета, залепившие стены и потолок лаборатории.
Потом были отличный аттестат, красный диплом Университета, кандидатская в двадцать три и докторская в двадцать девять. Ныне доктор химических наук Калганов возглавлял отдельную лабораторию химии редкоземельных металлов и являлся экспертом сразу нескольких международных и отечественных комиссий по цветной металлургии.
Вот к этому уникуму я и заявился со своим соляром, потому как было ясно, что в моем паззле с трупом казаха и воскресшими Детьми Солнца не хватает детальки: где и когда изготовлен этот пресловутый кругляш.
Калганова я нашел, конечно же, за лабораторным столом. Маститый эксперт до сих пор не упускал возможности «похимичить» собственными руками.
– Здорово, алхимик! – бодро рявкнул я, входя в лабораторию.
– Привет фантасту, – не растерялся Сергей. – Давненько не виделись?
– Ну, почитай, с Нового года!..
– Нынешнего или прошлого?
– Э-э… – Я «завис». Вот так всегда. Серега обладал уникальной способностью ставить собеседника в тупик самыми простыми вопросами. – Наверное, все-таки нынешнего. А?..
– Принимается, – довольно улыбнулся мой друг. – С чем пожаловал?
– Вещицу одну надо бы протестировать, – я выложил перед ним соляр. – У тебя, говорят, аппаратура – супер. Мне нужно знать, когда и где могли изготовить эту вещь?
– Экий ты быстрый! – Калганов с интересом повертел соляр в руках. – Выглядит новоделом…
– Но?..
– Но явно имеет отношение к какому-то древнему культу.
– В точку! Это нагрудный знак жрецов-солнцепоклонников, предположительно – Детей Солнца. Была такая секта в зороастризме.
– Ух ты!.. Так получается, они и сегодня живут и здравствуют?
– Вот это ты мне и скажи.
Серега снова внимательно оглядел соляр. Поднес его под сильную настольную лупу с подсветкой, закрепил, вытащил из нагрудного кармана рабочего халата острый стальной щуп. Минуты две Калганов возился с моей находкой, наконец изрек:
– Похоже на медно-цинковую лигатуру. Видишь, цвет желтовато-зеленоватый?..
– И что?
– Ну, в старину золото часто сплавляли, помимо серебра, с медью и цинком для придания изделию мягкости и пластичности. А цинк как раз и давал зеленоватый оттенок.
– То есть мы имеем дело со старинным изделием?
– Не обязательно. Такие лигатуры применяют и ныне, как раз для придания новоделам солидного «возраста».
Я почесал кончик носа.
– Ты меня не путай, Серый. Щас в рожу вцеплюсь! Я же – кот. Помнишь?
– Ладно, не кипятись. – Калганов взял соляр и направился в дальний угол лаборатории. Там располагался внушительный агрегат, напоминающий древний вычислитель и пульт космической связи одновременно. Сергей чем-то щелкнул на панели, и аппарат ожил. На большом центральном дисплее заплясали непонятные символы и значки, потом вспыхнула надпись «ready» – «готов».
– Наша гордость! – важно произнес мой друг, открывая неприметный лючок и засовывая туда мою вещицу. – Атомно-абсорбционный спектрометр.
– И как он действует? – подозрительно поинтересовался я.
– Проба нагревается до нескольких тысяч градусов за секунду, образуется атомный пар, через который пропускается световой поток…
– Погоди-ка! Что значит «несколько тысяч»? Ты что, испарить его хочешь?!
– Успокойся, – Калганов хихикнул и сразу напомнил мне прежнего Серегу-химика из далекого школьного прошлого. – Пробоотборник сделает соскоб в пару десятков микрон. Будет совсем незаметно.
Он быстро набрал на клавиатуре несколько команд и ткнул в кнопку «старт».
– Ну вот, теперь подождем и попьем кофейку. Не возражаешь?
– А долго ждать?
– Минут десять.
– Тогда пошли пить кофе…
Результаты мудреного анализа оказались обескураживающими. Выходило, что соляр все-таки старинный, потому что соотношение в сплаве благородных металлов было совершенно иное, чем общепринятые ныне во всем мире. Хотя не факт, если взять гипотезу о кустарном изготовлении соляра.
– Видишь ли, – терпеливо, как двоечнику, втолковывал мне Серега, – отлить такой кругляш вполне можно и дома. Например, имея стандартную муфельную печь с температурой до 1100 градусов. А уж сделать форму нетрудно даже по рисунку из книги. Было бы желание.
– То есть в моем случае попался казах-ювелир, любитель древностей? Он изготовил себе оберег, но тот его все равно не спас от сил тьмы.
– А почему ты не рассматриваешь противоположную версию?
– Это какую же?
– Твой казах как раз может быть жертвой неизвестного неофита-солнцепоклонника. А медальон, что убийца вложил ему в руку, сыграл роль визитной карточки.
Я ехидно прищурился.
– Голливудских маньяков насмотрелся, Сергей Васильевич?
– Я вообще кино не смотрю, – немедленно надулся Калганов. – Но чем тебе не версия?
– А смысл?
– Привлечь внимание! Это же очевидно.
– Ладно, – я примирительно хлопнул друга по плечу. – Ты и так мне здорово помог, Серега. Спасибо!
Мы тепло попрощались, и я снова очутился в объятиях промозглого мартовского дня. Глянул на часы – уже далеко за полдень. Пора бы и подкрепиться. Калгановский кофе лишь раззадорил желудок, и теперь он тихо, но требовательно урчал. От Универа до Новособорной площади, где располагалось мое любимое «Сибирское бистро», ехать – пару минут, но тогда непременно возникли бы проблемы с парковкой как в центре любого более-менее крупного российского города. А если идти пешком – минут десять. Зато по лужам и скользкому талому снегу. Пришлось выбрать второе «зло», большее, но реально преодолимое. Чертыхаясь, но в предвкушении стаканчика горячей «Таежной пади» (клюквенный морс на лесных травах, с медом и капелькой коньяка) и порции обожаемых румяных «чебурят», я доскакал до кафе за пять минут.
Говорят, что предвкушение лучше, чем вкушение. Едва я расслабленно устроился на мягком диванчике в углу зала для некурящих и принялся смаковать душистую «Таежную падь», ожил мой мобильник.
– Котов, где тебя носит? Почему недоступен?
Ракитин был сильно озабочен и зол, поэтому ерничать и шутить я не решился. Чревато, знаете ли.
– Олег Владимирович, я работал, между прочим. И сейчас у меня обеденный перерыв. А недоступен был, потому что в нашем старинном Университете слишком толстые стены и очень мало сотовых ретрансляторов.
– Обедать на пенсии будем. Результаты есть?
– Конечно…
– Тогда дуй немедленно ко мне в управление!
Отбой. Вот тебе, бабушка, и юркни в дверь. Мелкую мстительную мыслишку о том, чтобы все-таки пообедать и лишь потом ехать к Ракитину, я решительно отмел. И прежде всего потому, что мне самому было невтерпеж узнать, что же успели накопать господа полицейские. Я попросил официантку упаковать «чебурят» на вынос, с сожалением быстро допил «Падь» и запрыгал по лужам обратно к стоянке возле Университета.
Управление криминальной полиции занимало старинный, конца XIX века, трехэтажный особняк. Широкое каменное крыльцо с псевдоколоннами, стилизованное под портик, массивные высоченные двери с бронзовыми, изрядно потертыми ручками. Внутри тоже мало что изменилось за сто с лишним лет. В смысле большинство помещений остались в своих изначальных габаритах – и по площади, и по высоте. А на потолке кое-где до сих пор сохранилась лепнина. Добавились только темные дубовые панели в коридорах да современное бестеневое освещение.
Зато кабинет главного опера города не отличался изысканностью. С легкой руки хозяина здесь сделали ремонт во вполне европейском стиле и наполнили помещение легкой и светлой, очень функциональной мебелью. При входе в кабинет возникало – думаю, не у одного меня – забавное ощущение перехода из «темного» прошлого в «светлое» будущее. Шаг – и ты в другой эпохе. Лично я делал этот шаг каждый раз с удовольствием, и не только потому, что входил в кабинет своего лучшего друга.
– Господин Котов, как всегда, не торопится, – противным скрежещущим голосом сказал Олег, увидев меня. Помимо Ракитина вокруг Т-образного стола для совещаний уже сидели капитан Велесов, эксперт Седых и незнакомый мне молодой человек в штатском, но с военной выправкой.
Я счел за благо не огрызаться при посторонних, молча кивнул всем сразу и скромно присел на крайний стул. Данила ободряюще подмигнул мне, а Павел только осуждающе нахмурился, поддерживая начальство.
– Специально для тех, кто не в курсе, – желчно продолжил Олег, – господин Котов у нас частный сыщик, а также специалист по чертовщине. – Молодой человек слегка наклонил голову в мою сторону. – А это наш коллега из местного отделения ФСКН[11], старший лейтенант Гулицкий. – Молодой человек снова кивнул.
– Оперативная группа в сборе, можно начинать, господин подполковник, – все-таки не сдержался я.
Седых скорчил мне страшную рожу, Велесов закашлялся, а старлей удивленно приподнял бровь.
– Благодарю, господин сыщик. – Ракитин был сама невозмутимость. – Вот с вас и начнем. Докладывайте.
– Слушаюсь! Итак, найденный в правой руке трупа странный медальон вовсе таковым не является. Это – соляр, нагрудный знак жрецов культа Солнца, распространенного у многих народов Древнего мира. Данный соляр, вероятнее всего, по оценке профессора Городихина из нашего Университета, принадлежал адепту культа так называемых Детей Солнца…
– То есть вы хотите сказать, что покойный принадлежал к этому… к этой секте? – недоверчиво скривив тонкие губы, перебил Гулицкий.
– Когда я хочу что-либо сказать, я так и говорю, – отбрил я этого выскочку. – Дети Солнца – одна из многих ветвей зороастризма…
– Религия такая, – тихо сказал Данила, глядя в стол.
Старлей несколько секунд недобро смотрел на эксперта, потом снова уставился на меня.
– Эти ребята, – как ни в чем не бывало, продолжил я, – отличались изрядным радикализмом. Логика их действий была предельно проста и столь же предельно жестока. Поскольку, говорили они, Солнце даровало жизнь всему на планете, и особенно человеку, то все, что угрожает жизни, должно быть безжалостно истреблено. Собственно, этим истреблением и занимались наши «детки». Пока их самих не истребили более гуманные мусульмане, действовавшие, как известно, по воле и во имя Аллаха.
– Так что же, по-твоему, секта не исчезла и существует по сей день? – недоверчиво нахмурился Ракитин.
– Выходит, так, – пожал я плечами. – Кстати, сам соляр отнюдь не новодел, несмотря на блестящий вид. Один мой знакомый аналитик из Универа сделал атомно-адсорбционный анализ находки и утверждает, что соотношение металлов в сплаве очень похоже на античное, каковое использовали полторы тысячи лет назад. Данила, – повернулся я к эксперту, – а ваши орлы могут установить происхождение компонентов сплава?
– Легко, – горделиво ответил тот.
– Тогда держи. – Я протянул ему соляр. – Но моя версия такова…
– Погоди о версиях! – оборвал меня Ракитин. – Сначала все факты. Данила, выкладывай.
– О, это поэма! – воспрял Седых. – Покойный – гражданин Республики Казахстан Сунайбеков Дастар Назарбаевич, двадцать восемь лет. Смерть наступила в результате внутреннего кровотечения при разрыве аорты. Предположительно, разрыв явился следствием психоэмоционального шока, возможно, вызванного сильным испугом. В пользу этого предположения говорит выражение лица покойного, на котором застыла посмертная маска ужаса. Но не это главное… – Данила выдержал эффектную паузу. – При вскрытии в желудке покойного обнаружено пятьдесят восемь пластиковых капсул с белым порошкообразным веществом общим весом почти сто двадцать граммов!..
– И что же это? – уточнил я, уже догадываясь.
– «Герыч», Дмитрий Алексеевич! – Седых буквально светился от счастья. – Сто двадцать граммов чистейшего героина.
– Погибший был «глотателем», – пояснил Гулицкий. – Это люди-контейнеры. Перевозят внутри себя в основном наркотики. Изредка – драгоценные камни.
– Но это же рискованно?
– Конечно. «Глотатели» довольно часто гибнут от острого наркотического отравления. И вообще долго не живут.
– Наверное, хорошо зарабатывают?..
– Смотря на чью мерку брать. – Старлей усмехнулся. – Как по-вашему, велика ли сумма в пять-шесть тысяч рублей?
– Да это же копейки! – удивился я.
– Но именно столько в среднем получает «глотатель» за один рейс.
– С ума сойти!..
– Да. Только, например, в Таджикистане или Киргизии среднемесячная зарплата составляет десять-пятнадцать долларов. Пересчет можете сделать сами.
– Но у нас-то казах…
– И что? В Казахстане заработки тоже невелики. К тому же уровень безработицы среди молодежи значительно выше официального по республике.
– Так, – прихлопнул ладонью по столу Ракитин. – Обсуждение потом. Велесов, что у тебя?
– Сунайбеков, как и его попутчики, попал к нам случайно, – обстоятельно начал Павел. – Вчера аэропорт Толмачево был закрыт из-за сильного тумана и борт отправили в Томск. Пассажирам утром предоставили три междугородних автобуса для переезда в Новосибирск. Бесплатно. За счет авиакомпании. Ночь пассажиры провели в двух гостиницах – «Богашево» и «Турист»…
– Поскольку «глотатели», – вновь встрял Гулицкий, – никогда не отправляются в рейс по одиночке, следует как можно быстрее вычислить попутчиков этого Сунайбекова. Должен быть как минимум еще один «глотатель» или два, а также «мамка».
– Это кто такая? – не понял Олег.
– Скорее «такой», – снисходительно улыбнулся старлей. – «Мамкой» называют сопровождающего «глотателей». В его обязанности входит наблюдение за подопечными, организация для них ночевок, билетов в случае пересадки, а также охрана. По мере возможностей, конечно.
– А питье, еда? – заинтересовался я.
– «Глотатель» никогда не пьет и не ест, пока не доставит товар по назначению. Любое раздражение желудка может вызвать отторжение груза и, соответственно, его сброс.
– То есть, если выпьет стаканчик воды, попросту сблюет? – спросил Данила.
– Необязательно, – ответил я. – Но риск есть. Вода стимулирует перистальтику, так же, как и пища. Капсулы скорее всего пройдут в кишечник и… дальше по тексту.
– Совершенно верно, – поджал губы Гулицкий.
«А не выпендривайся! – злорадно подумал я. – Не один ты такой умный!»
– Так что там с попутчиками? – невозмутимо уточнил Ракитин.
– Мы их вычислили, товарищ подполковник, – кивнул Велесов. – Двое. Оба – граждане Казахстана. Уехали в Новосибирск на предоставленном авиакомпанией транспорте.
– Странно, что «мамка» не дождался своего второго подопечного, – покачал головой Седых.
– А кто тебе сказал, что не дождался? – откликнулся я. – Наверняка этот «мамка» видел труп. И просто списал парня в убыток.
– Ты связался с новосибирцами? – спросил Велесова Олег, явно игнорируя мои реплики.
– Конечно. Все передал. Обещали помочь с поисками.
– Ну вот, – Ракитин удовлетворенно откинулся на спинку кресла. – А теперь прошу версии, господа.
– Версия первая, – важно заговорил Гулицкий. – Думаю, она же и основная. Поскольку героин производят в среднеазиатских странах, эту группу можно расценивать как типичную разведку нового трафика сюда, в Западную Сибирь. А смерть одного члена группы может быть итогом какой-то внутренней разборки. Господин Котов прав. Конечно, «мамка» видел труп и списал его. Это у них в порядке вещей…
– А кто же все-таки напугал до смерти нашего казаха? – прищурился Олег.
– Скорее всего его напарник. Либо даже «мамка», что маловероятно…
– Либо кто-то третий, – вставил я.
– Уточни, – немедленно среагировал Ракитин.
– Вы забыли о соляре. Моя версия: убийца – адепт общины Детей Солнца. Или даже жрец. Все сходится. Адепт узнает о подготовке группы «глотателей» с героином. Всякий знает, что наркотики – это «белая смерть», то есть налицо угроза жизни очень многим людям, которых Дети Солнца поклялись защищать всеми средствами. Адепт идет по следу группы, улучает удобный момент – ночевка в гостинице – и убивает одного из них…
– …и казах в борьбе сорвал соляр с шеи убийцы. А способ убийства? Не думаешь же ты, что этот адепт сделал парню «козу» и тот испугался до смерти?
– Ну, что-то типа того… Смогу сказать точнее, если мне дадут осмотреть труп, – уверенно заявил я, хотя на самом деле так не думал. Просто мне нужен был повод пробраться в морг, потому что искать я собирался совсем другое. – А что касается соляра, то его ниоткуда не срывали, потому что цепочка цела. Убийца сам вложил соляр в руку жертве. А вот с какой целью, надо разбираться.
– Хорошо, Димыч, – сказал Олег своим обычным «ракитинским» голосом, и я понял, что прощен. – Дорабатывай версию. Данила свозит тебя в «холодильник». А мы пока займемся первым вариантом.
– Идемте, господин Пинкертон, – хмыкнул Седых. – Прокачу!
– Меня зовут Холмс. Шерлок Холмс, – строго произнес я и первым пошел к двери. Сзади раздался запоздалый сдавленный смешок.