Трагический эксперимент. Книга 5 - читать онлайн

Глава 1 Последнее турне

Когда Николай II отрёкся от престола, Россия осталась без царя. А Романовы перестали быть монаршей семьёй. Возможно, это и была мечта Николая Александровича – жить так, словно он не император, а просто отец большого семейства. Многие говорили, что у него мягкий характер. Императрица Александра Фёдоровна была его противоположностью: в ней видели резкую и властную женщину. Он был главой страны, но она – главой семьи. Немка, выросшая в Великобритании, Александра писала в основном по-английски, но по-русски говорила хорошо, хоть и с акцентом. Она любила Россию – так же, как и её муж. Анна Вырубова, фрейлина и близкая подруга Александры, писала, что Николай был готов просить своих врагов об одном: не изгонять его из страны и дать жить с семьёй «самым простым крестьянином». Возможно, императорская семья действительно смогла бы жить своим трудом. Но жить частной жизнью Романовым не дали. Николай из царя превратился в заключённого.

Николай II, подписавший отречение, находился в Ставке в Могилёве, а его семья – в Царском Селе. Дети один за другим слегли, заболев корью. 9 марта Николай приехал в Царское Село, где его впервые встречали не как императора. «Дежурный офицер крикнул: „Открыть ворота бывшему царю“. <…> Когда государь проходил мимо собравшихся в вестибюле офицеров, никто его не приветствовал. Первый сделал это государь. Только тогда все отдали ему привет», – писал камердинер Алексей Волков.

По мемуарам свидетелей и дневникам самого Николая кажется, что он не страдал из-за потери престола. «Несмотря на условия, в которых мы теперь находимся, мысль, что мы все вместе, радует и утешает», – написал он 10 марта. Анна Вырубова (она осталась с царской семьёй, но вскоре её арестовали и увезли) вспоминала, что его не задевало даже отношение солдат охраны, которые часто были грубы и могли сказать бывшему Верховному главнокомандующему: «Туда нельзя ходить, господин полковник, вернитесь, когда вам говорят!»

27 марта глава Временного правительства Александр Керенский запретил Николаю и Александре спать вместе: супругам было позволено видеться только за столом и разговаривать друг с другом исключительно по-русски. Керенский не доверял бывшей императрице. В те дни шло расследование действий ближайшего окружения четы, супругов планировалось допросить, и министр был уверен, что она будет давить на Николая. «Такие, как Александра Фёдоровна, никогда ничего не забывают и никогда ничего не прощают», – писал он впоследствии.

Наставник Алексея Пьер Жильяр (в семье его называли Жилик) вспоминал, что Александра была в ярости. «Поступать так с государем, сделать ему эту гадость после того, что он принёс себя в жертву и отрёкся, чтобы избежать гражданской войны, – как это низко, как это мелочно!» – говорила она. Мера оставалась в силе недолго. 12 апреля она написала: «Чай вечером в моей комнате, и теперь снова спим вместе».

Были и другие ограничения – бытовые. Охрана сократила отопление дворца, после чего одна из придворных дам заболела воспалением лёгких. Заключённым разрешали гулять, но прохожие смотрели на них через забор – как на зверей в клетке. Унижения не оставляли их и дома. Как рассказывал граф Павел Бенкендорф, «когда великие княжны или государыня приближались к окнам, стража позволяла себе на их глазах держать себя неприлично, вызывая этим смех своих товарищей».

Однажды они увидели в руках наследника его маленькую винтовку. Это была модель русской винтовки, сделанная для него одним из русских оружейных заводов, ружьё-игрушка, совершенно безвредная ввиду отсутствия специальных для неё патронов. Солдаты усмотрели опасность и через офицера потребовали обезоружить наследника. Мальчик разрыдался и долго горевал. Семья старалась радоваться тому, что есть. В конце апреля разбили огород в парке – дёрн таскали и императорские дети, и слуги, и даже солдаты караула. Рубили дрова. Много читали. Давали уроки тринадцатилетнему Алексею: за нехваткой педагогов Николай лично учил его истории и географии, а Александра – Закону Божиему. Катались на велосипедах и самокатах, плавали в пруду на байдарке.

Временное правительство ведёт переговоры с Великобританией (британский король Георг V – родственник Николая II, они даже внешне весьма похожи) о возможности отправки царской семьи за границу. Лондон в конце концов отказывается от планов принять Романовых – из-за роста левых настроений в британском обществе, неблагоприятных для свергнутого самодержца.

По воспоминаниям председателя Временного правительства Александра Керенского, записанным в Париже в ноябре 1953 года:

«Что касается эвакуации царской семьи, то мы решили переправить их через Мурманск в Лондон, и министр иностранных дел Терещенко отправил в Лондон телеграмму с просьбой выслать корабль для встречи. Мы получили ясный ответ: британское правительство не может принять царскую семью в качестве гостей во время войны. Тогда мы решили отправить царскую семью в маленький Тобольск. Оттуда мы хотели эвакуировать их в США».

В июле Керенский предупредил Николая, что из-за неспокойной обстановки в столице семью скоро перевезут на юг. Но вместо Крыма их сослали в Сибирь. В августе 1917 года Романовы уехали в Тобольск. Некоторые из приближённых последовали за ними. Там они размещены в бывшем губернаторском доме при весьма вольном режиме содержания.

«Мы поселились далеко от всех: живём тихо, читаем обо всех ужасах, но не будем об этом говорить», – писала Александра Анне Вырубовой из Тобольска. Семью поселили в бывшем губернаторском доме. Притеснения начались сразу же. Первым делом помощник комиссара Александр Никольский потребовал сфотографировать всех арестантов и сделать им удостоверения личности. В этом не было никакого смысла: охрана хорошо знала каждого. Но Никольский заявил: «А нас, бывало, заставляли сниматься и в профиль, и в лицо!» И добавил: «Теперь их черёд». Таких бессмысленных издёвок, не объяснимых ничем, кроме ненависти к бывшим монархам, было множество. Зимой для детей соорудили ледяную гору – это было единственное развлечение. Но позже охрана приказала её разрушить: солдатам не понравилось, что арестанты могли подниматься на неё и смотреть через забор.

В переписке семью не ограничивали, но все послания просматривались. Александра много переписывалась с Анной Вырубовой, которую то отпускали, то снова арестовывали. Они отправляли друг другу посылки: бывшая фрейлина как-то прислала «чудную синюю кофточку и вкусную пастилу», а ещё – свои духи. Александра ответила шалью, которую тоже надушила – вербеной. Она старалась помогать подруге: «Посылаю макароны, колбасы, кофе – хотя пост теперь. Я всегда из супа вытаскиваю зелень, чтобы бульон не есть, и не курю». Она почти не жаловалась – разве что на холод.

В тобольской ссылке у семьи получалось сохранять прежний уклад во многом. Даже Рождество удалось отметить. Были и свечи, и ёлка – Александра писала, что деревья в Сибири другого, непривычного сорта, и «пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течёт всё время смола». А слугам подарили шерстяные жилеты, которые бывшая императрица связала сама. Быт занимал супругов больше, чем политика. Только Брестский мир потряс их обоих по-настоящему. «Унизительный мир. <…> Быть под игом немцев – хуже татарского ига», – писала Александра. В письмах она размышляла о России, но не о политике, а о людях.

«Странность в русском характере – человек скоро делается гадким, плохим, жестоким, безрассудным, но и одинаково быстро он может стать другим; это называется – бесхарактерность. В сущности – большие, тёмные дети» – из письма Александры Анне Вырубовой.

27 февраля по новому стилю власти объявили, что «у народа нет средств содержать царскую семью». Романовым отныне предоставлялись квартира, отопление, освещение и солдатский паёк. Каждый человек мог также получать 600 рублей в месяц из личных средств. Десятерых слуг пришлось уволить. «Надо будет расстаться со слугами, преданность которых приведёт их к нищете», – написал Жильяр, оставшийся при семье. Со столов арестантов исчезли масло, сливки и кофе, не хватало сахара. Семью стали подкармливать местные жители.

«В последние дни мы начали получать масло, кофе, печение к чаю и варения от разных добрых людей, узнавших о сокращении у нас расходов на продовольствие. Так трогательно!» – из дневника Николая.

Эта тобольская жизнь, которую позже Романовы вспоминали как тихую и спокойную – даже несмотря на краснуху, которой переболели дети, – закончилась весной 1918 года: семью решили перевезти в Екатеринбург.

Известно, что конкретных попыток вывезти царскую семью из России не предпринималось. Переговоры, весьма осторожные, велись, в частности, послом в России графом фон Мирбахом. Однако Германия в тот момент была заинтересована в сохранении мирных отношений с Россией, новые конфликтные ситуации или даже поводы для их возникновения не были нужны никому, а потому Мирбаху фактически приходилось действовать в одиночку, – без согласования своих действий с Берлином. Король Великобритании Георг V, будучи двоюродным братом Николая, выступил с предложением принять у себя царскую семью, однако тогдашнее лейбористское правительство, испытывавшее симпатии к большевикам, его не поддержало. Кроме того, в Лондоне опасались революционных настроений, которые захлестнули Европу, и приезд царской семьи мог бы расшатать ситуацию в обществе.

Британский король считал, что отчасти в смерти царской семьи виновна Германия и лично император Вильгельм II. По мнению Георга V, сохранение жизни Романовым должно было стать одним из условий заключения Брестского мира. Кроме того, королю было известно о финансовой поддержке большевиков со стороны Германии – в процессе подготовки революции, во время и после её свершения, а также в процессе укрепления большевиков во власти. Получается, что кайзер не принял никакого участия в судьбе своих аристократических родственников в России.

Со временем судьба последнего русского царя попала в сферу германских интересов.

Руководство рейха было прекрасно осведомлено о неизменной патриотической позиции императора Николая II и его отрицательном отношении к какому-либо соглашению с кайзером, которого он считал опасным и коварным врагом.

15 марта 1918 года датский король Кристиан Х телеграфировал императору Вильгельму II с просьбой вмешаться в разрешение судьбы «низвергнутого русского монарха и его семьи». Кайзер прямо заявлял, что его вмешательство невозможно, так как оно может быть истолковано как стремление восстановить на престоле династию Романовых, что в данный момент нежелательно для Германии.

Бывший статс-секретарь рейха Готлиб фон Ягов в 1935 году писал, что немецкая дипломатия устранилась от вопроса о судьбе царя и все её усилия ограничились лишь несколькими строго официальными представлениями о «принцессах германской крови».

Однако к весне 1918 года политическая ситуация начала меняться не в пользу Германии. Брестский мир не принёс немцам желаемого результата – в германской армии с каждым днём набирали силу пацифистские тенденции, чувствовался разлагающий дух большевистской пропаганды.

Наилучшим выходом для немцев стало бы признание Брестского мира императором Николаем II. Высокопоставленный российский дипломат Георгий Михайловский утверждал, что «велись весьма деликатные переговоры немцев с самим Николаем II насчёт его взглядов на будущую русско-немецкую дружбу и ответ царя их не удовлетворил». По воспоминаниям видных представителей русской эмиграции, германское руководство в 1918 году под видом сотрудников Красного Креста посылало в Тобольск своих представителей, которые предлагали Николаю II подписать договор о сепаратном мире с Германией, обещая за это немедленное освобождение его и его семьи. Однако государь категорически отказался вступать с германцами в какие-либо соглашения.

Большая игра вокруг царской семьи, начавшаяся весной 1918-го, отражала острую борьбу внутри политической верхушки рейха и во многом являлась следствием попытки германского верховного командования взять контроль над страной в свои руки. Именно германские военные пытались оказать русским монархистам помощь в спасении царской семьи. К этому же времени относится ещё одно важное показание лидера кадетской партии Павла Милюкова, который утверждал, что «немцы или желали, или даже пытались реально спасти царя и наследника, причём я лично усматривал тогда в этом и политическое значение – их нежелание, чтобы какие-либо элементы, враждебные им, воспользовались личностью Николая Александровича и его сына».

В апреле 1918 года в Москву прибыл новый германский посол – граф Вильгельм фон Мирбах. Он потребовал от председателя ВЦИК Якова Свердлова и главы Совнаркома Владимира Ульянова (Ленина) вывезти царскую семью из Тобольска либо в Петроград, либо в Москву. Мирбах довёл требование Вильгельма II до Свердлова, Ленина и Чичерина: «Его Величество желает, чтобы продолжались усилия, направленные на освобождение Семьи и вывоз её в рейх. При любых обстоятельствах немецкая принцесса и её дети, в том числе Наследник, как неотделимый от матери, не могут быть оставлены на произвол судьбы». Иными словами, Мирбах дал понять, что германская сторона ещё сможет смириться с убийством царя, но не потерпит насилия над членами его семьи. Этим объясняется то, что в июле 1918 года большевики объявили только об убийстве императора Николая II, чья «семья эвакуирована в надёжное место». Свердлов ответил Мирбаху, что сделает всё, чтобы выполнить его требование и доставить всю царскую семью в Москву, но отвечать за результаты не может, «так как власть на местах не даёт возможность настаивать».

На просьбы русских монархистов германский посол обещал потребовать от большевиков обеспечить безопасность царской семьи. Для Мирбаха было полной неожиданностью, что она оказалась в Екатеринбурге.

Сразу же после разговора с Мирбахом Свердлов приступил к разработке плана, целью которого было недопущение перевоза Николая II в одну из столиц. Для этого в апреле 1918 года он вызвал из Уфы комиссара Василия Яковлева (Константина Мячина), которому и поручил выполнение задания. Свердлов решил поместить царскую семью в Екатеринбурге, находившемся под контролем его ставленников.

Внешне Свердлов делал всё, чтобы создать впечатление, что он выполняет требование Мирбаха. 1 апреля 1918 года состоялось заседание президиума ВЦИК, которое постановило «немедленно перевести всех арестованных в Москву». Но уже 6 апреля тот же президиум вынес другое решение – «о переводе всех арестованных» из Тобольска на Урал. При этом постановление о перевозе царя в Москву не подлежало оглашению, а о перевозе его семьи в Екатеринбург были осведомлены все члены Уралсовета.

Как только Свердлов получил известие о том, что его ставленник матрос-большевик Павел Хохряков стал председателем тобольского совета, он послал в Екатеринбург телеграмму с извещением: «Мы поручили перевезти Николая на Урал. Наше мнение: пока поместите его в Екатеринбурге. Решите сами, устроить его в тюрьме или же приспособить какой-нибудь особняк. Без нашего указания из Екатеринбурга никуда его не увозите. Задача Яковлева – доставить Николая в Екат. [бург] живым и сдать его Пред. Белобородову или Голощёкину».

В 1918 году большевистское руководство не представляло собой однородную силу. Некоторые из его членов примкнули к большевизму не потому, что разделяли партийные положения РСДРП (б), а потому, что эта партия была наиболее боеспособной для осуществления радикальной революции в России. Разными были и силы, стоящие за спиной представителей руководства большевиков. Очевидно, что царская семья стала объектом борьбы интересов между ними.

Вопрос о причастности к убийству царской семьи Владимира Ульянова (Ленина) не раз менялся в зависимости от политической конъюнктуры. Между тем, несмотря на значительную роль, которую Ленин играл в большевистском правительстве, нельзя объяснять тяжкое злодеяние, каким является убийство царской семьи, волей одного или даже нескольких человек.

В руководстве большевистской партии сплелись интересы самых разных политических и экономических группировок. В начале 1918-го Ленин более всего зависел от немцев – стратегические интересы кайзеровской Германии и большевистского руководства совпадали. К июлю 1918 года ежемесячные расходы немцев на пропаганду в России достигли 3 млн рейхсмарок. В свою очередь Ленин неизменно выполнял все германские требования. По дополнительному соглашению, подписанному в Берлине, в счёт репараций большевиками было отправлено в Германию 2,5 млрд золотых рублей по курсу 1913 года, вывезено 2 млн пудов сахара, 9132 вагона хлеба, 2 млн пудов льноволокна, 1218 вагонов мяса и 294 вагона пушнины.

Между тем силы, которые делали ставку на Свердлова и Троцкого, не являлись покровителями Ленина. Более того, эти же силы не исключали возможности отстранения Троцкого, если тот вдруг будет вести себя «неправильно». Офицер английской разведки Уильям Вайсман писал 1 мая 1918 года американскому дипломату Эдварду М.Хаузу, известному как «полковник Хаус»: «Если мы решим, что Троцкий не хочет или не может пригласить нас, то мы можем призвать Керенского и других деятелей первоначальной республиканской революции, побудить их образовать правительственный комитет <…> и делать то, чего Троцкий не пожелал или не смог бы сделать».

В этих условиях Ленин не мог быть независимой фигурой, а власть его в стране и партии не была абсолютной. Злейший враг самодержавия и лично императора Николая II, Ленин в конкретной политической обстановке весны – лета 1918-го страшился расправы над царской семьёй. И руководило им не чувство сострадания или человеколюбия, а физиологический страх за свою судьбу. Ленину угрожали представители другого клана, главным представителем которого был председатель ВЦИК Яков Свердлов. Он, как и Троцкий, рассматривал большевистскую партию как действенный инструмент для осуществления поставленной ему определёнными силами задачи. Свердлов сыграл ведущую роль в организации главных преступлений красного террора. Эмигрантский исследователь Павел Пагануци писал: «У нас нет никаких сомнений, что чудовищные преступления большевиков в 1918 году, превзошедшие все меры жестокости, были совершены по приказанию из центра, Москвы, и главная ответственность за них лежала на Свердлове».

Возможности двух направлений – ленинского и свердловского – по влиянию на судьбу царской семьи были примерно равны. Несмотря на то, что Ленин обладал большим авторитетом в партии, Свердлов имел поддержку мощных и влиятельных структур как в России, так и за границей. Екатеринбург задолго до того, как в него была доставлена царская семья, был выбран Свердловым в качестве своей опорной базы.

В первой половине 1918 года Свердлов не мог не учитывать значение германского фактора и авторитета, какой имел в партии Ленин. Поэтому при решении вопроса о царской семье председатель ВЦИК вынужден был проявлять изощрённую хитрость и скрытность. Не вызывает сомнений, что Свердлов разъяснил Яковлеву, что он должен придавать всей операции особую таинственность, но таким образом, чтобы у всех в Тобольске сложилось уверенность, что царскую семью вывозят в Москву, а затем за границу. На самом деле Яковлев должен был доставить семью Николая II в Екатеринбург и сдать местным властям. Яковлев должен был играть роль человека, всеми силами стремившегося выполнить задание Свердлова, но не сумевшего этого сделать из-за противодействия «своевольных» уральцев. Свердлов изначально создавал миф о якобы самостоятельных действиях уральских властей в отношении царской семьи, чтобы объяснить ими оставление её в Екатеринбурге. Этим «своеволием» будет объясняться и злодеяние 17 июля 1918 года.

В Екатеринбург императорская семья в составе Николая II, Александры Фёдоровны и Марии Николаевны прибыла 30 апреля 1918 года. В Тобольске, ввиду болезни Алексея, остались Ольга, Татьяна, Анастасия, а также члены свиты. В Екатеринбург они были доставлены 23 мая.

Во время перевода Николая II, Александры Фёдоровны и Марии Николаевны на Урал между уральскими властями и В.В.Яковлевым возник конфликт. Особоуполномоченный ВЦИК разгадал намерения руководства уральской области совершить в дороге покушение на семью Романовых. По этой причине после прибытия из Тобольска в ТюменьВ.В.Яковлев приказал двигаться далее не в Екатеринбург, а в Омск. Уральский Совет заявил протест В.И.Ленину и Я.М.Свердлову, назвал действия В.В.Яковлева изменническими и призвал к его аресту. В результате переписки Центра с обеими сторонами и заверения Я.М.СвердловымВ.В.Яковлева в том, что власти Урала не будут применять к царской семье насильственных действий, 30 апреля поезд прибыл в Екатеринбург.

Царскую семью разместили в реквизированном доме военного инженера Н.Н.Ипатьева под руководством коменданта А.Д.Авдеева. Дом Ипатьева назывался «домом особого назначения». Режим содержания, по сравнению с Тобольском, был ужесточён. Здесь семья провела последние 78 дней жизни. Вместе с Романовыми в Екатеринбург приехали их приближённые и слуги. Кто-то был расстрелян почти сразу, кого-то арестовали и убили несколько месяцев спустя. Кто-то выжил и впоследствии смог рассказать о том, что происходило в Ипатьевском доме. Жить с царской семьёй остались лишь четверо: доктор Боткин, лакей Трупп, горничная Нюта Демидова и поварёнок Леонид Седнев. Он станет единственным из заключённых, кто избежит расстрела: в день перед убийством его уведут.

Николай любил заниматься физическим трудом: пилить дрова, работать в саду, чистить лёд. После переезда в Екатеринбург всё это оказалось под запретом.

«Дом хороший, чистый, – писал в дневнике Николай. – Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города и, наконец, просторная зала с аркою без дверей». Комендантом был Александр Авдеев – как рассказывали о нём, «большевик самый настоящий» (позже его заменит Яков Юровский). В инструкции по охране семьи говорилось: «Комендант должен иметь в виду, что Николай Романов и его семья являются советскими арестантами, поэтому в месте его содержания устанавливается соответствующий режим».

Инструкция же предписывала коменданту быть вежливым. Но при первом обыске из рук Александры выхватили ридикюль, который она не хотела показывать. «До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми», – заметил Николай. Но получил ответ: «Прошу не забывать, что вы находитесь под следствием и арестом». От окружения царя потребовали называть членов семьи по имени и отчеству вместо «Ваше Величество» или «Ваше Высочество». Александру это по-настоящему покоробило.

Авдеев утверждал, что в день полагалось два часа прогулки. Но Николай в дневнике писал, что в день разрешалось гулять лишь час. На вопрос «почему?» бывшему царю ответили: «Чтобы было похоже на тюремный режим».

Всем арестантам был запрещён любой физический труд. Николай просил позволения чистить сад – отказ. Для семьи, все последние месяцы развлекавшейся лишь колкой дров и возделыванием грядок, это было непросто. Поначалу арестанты даже не могли сами кипятить себе воду. Только в мае Николай записал в дневнике: «Нам купили самовар, по крайней мере не будем зависеть от караула».

Через некоторое время маляр закрасил все окна известью, чтобы обитатели дома не могли смотреть на улицу. С окнами вообще было непросто: их не разрешали открывать, хотя сбежать при такой охране семья вряд ли бы смогла. А летом было жарко.

«Сегодня во время чая вошло 6 человек, вероятно – областного совета, посмотреть, какие окна открыть? Разрешение этого вопроса длится около двух недель! Часто приходили разные субъекты и молча при нас оглядывали окна» – из дневника Николая.

Только к концу июля одно из окон наконец открыли. «Такая радость, наконец-то, восхитительный воздух и одно оконное стекло, более не замазанное побелкой», – написал в дневнике Николай. После этого арестантам запретили сидеть на подоконниках. Не хватало кроватей, сёстры спали на полу. Обедали все вместе, причём не только со слугами, но и с красноармейцами. Они были грубы: могли залезть ложкой в миску с супом и сказать: «Вас всё-таки ещё ничё кормят».

Вермишель, картошка, салат из свёклы и компот, – такая еда была на столе арестантов. С мясом были проблемы. «Привезли мясо на шесть дней, но так мало, что этого хватит только на суп», «Харитонов приготовил макаронный пирог… потому что совсем не принесли мяса», – отмечает Александра в дневнике.

«Я приняла сидячую ванну, так как горячую воду можно было приносить только из нашей кухни», – пишет Александра о мелких бытовых неудобствах. По её записям видно, как постепенно для бывшей императрицы, когда-то властвовавшей над «шестой частью земли», важными становятся бытовые мелочи: «огромное наслаждение, чашечка кофе», «добрые монашки присылают теперь молоко и яйца для Алексея и нас и сливки».

Продукты действительно разрешалось брать из женского Ново-Тихвинского монастыря. С помощью этих посылок большевики устроили провокацию: передали в пробке одной из бутылок письмо от «русского офицера» с предложением помочь бежать. Семья на это ответила: «Мы не хотим и не можем БЕЖАТЬ. Мы только можем быть похищены силой». Несколько ночей Романовы провели одетыми, ожидая возможного спасения.

Скоро в доме сменился комендант. Им стал Яков Юровский. Поначалу он даже понравился семье, но очень скоро притеснений стало всё больше и больше. «Нужно привыкать жить не по-царски, а как приходится жить: по-арестантски», – сказал он, ограничив количество мяса, поступавшее заключённым.

Из монастырских передач он разрешил оставить только молоко. Александра как-то написала, что комендант «завтракал и ел сыр; больше не разрешает нам есть сливки». Юровский также запретил часто принимать ванны, заявив, что на них не хватает воды. Он изъял у членов семьи драгоценности, оставив лишь часы Алексею (по просьбе Николая, который сказал, что мальчику без них будет скучно) и золотой браслет Александре – она носила его 20 лет, и снять его можно было только с инструментами.

Каждое утро в 10:00 комендант проверял, все ли на местах. Больше всего это не нравилось бывшей императрице. По этому поводу Александра Фёдоровна высказывала неудовольствие, что она не привыкла так рано вставать. «Тогда я сказал, что могу проверять, когда она будет ещё в постели. На это она заявила, что она не привыкла принимать, когда она лежит. А я заявил, что мне безразлично, как ей угодно, но проверять ежедневно должен» – из воспоминаний Якова Юровского.

Александра, кажется, тяжелее всех в семье переживала потерю престола. Юровский вспоминал, что если она выходила на прогулку, то непременно наряжалась и обязательно надевала шляпу. «Нужно сказать, что она не в пример остальным при всех своих выходах старалась сохранить всю свою важность и прежнее», – писал он.

Остальные члены семьи были проще – сёстры одевались довольно небрежно, Николай ходил в заплатанных сапогах (хотя, как утверждает Юровский, у него было достаточно целых). Волосы ему подстригала супруга. Даже рукоделие, которым занималась Александра, было работой аристократки: она вышивала и плела кружева. Дочери же стирали носовые платки, штопали вместе с горничной Нютой Демидовой чулки и постельное бельё.

Слухи об убийстве царя, появившиеся в июне 1918 года, волновали германские круги. 9 июня в Берлине помощник статс-секретаря Рейха встретился с большевистским посланником Иоффе и выразил беспокойство германского правительства слухами об убийстве императора Николая II. Иоффе заверил, что «никому из императорской семьи не будет причинено вреда и что все представители последней будут снабжаться всем необходимым для существования». Однако эти заверения не успокоили Берлин, и 21 июня Мирбах на встрече с наркомом иностранных дел Георгием Чичериным потребовал от большевистского правительства выступить с самыми решительными опровержениями слухов.

Участившиеся слухи об убийстве царя беспокоили не только немцев, но и Ленина. В тот же день 21 июня, когда Мирбах делал свои представления Чичерину, Владимир Бонч-Бруевич, исполняя ленинское распоряжение, направил в Екатеринбург официальный запрос: «В Москве распространяются сведения, что будто бы убит бывший император Николай Второй. Сообщите имеющиеся у вас сведения. Управляющий делами Совдепа народных комиссаров Владимир Бонч-Бруевич».

Никакого ответа на эту телеграмму из Екатеринбурга не последовало, и 21 июня командующий Уральским Северо-Восточным фронтом Рейнгольд Берзин посетил Ипатьевский дом и убедился, что царская семья жива. Ленин приказал Берзину «взять под свою охрану всю Царскую Семью и не допустить каких бы то ни было насилий над ней, отвечая в данном случае своей собственной жизнью».

Свердлову удалось ввести немцев в заблуждение и в этом вопросе. За несколько дней до убийства царской семьи германский представитель на германской Украине граф Альвенслебен уверял русских монархистов, что «император Вильгельм желает во что бы то ни стало спасти Государя Императора Николая II и принимает к этому меры», что «между 16 и 20 июля (по новому стилю) распространится слух или известие об убийстве Государя; что слух этот или известие не должен будет нас беспокоить: как и слух имевший место в июне, он будет ложный, но что он необходим в каких-то целях именно Его спасения».

Этот разговор проходил накануне или даже в самый день убийства в Москве германского посла графа Мирбаха. Оно было крайне опасным для Ленина, так как немцы немедленно потребовали ввести в Москву свой батальон для охраны посольства, что на деле могло означать свержение советской власти. Скорее всего, убийство Мирбаха было непосредственно связано с подготовкой убийства царской семьи, так как требование посла кайзера о переводе государя в Москву становилось всё более категоричным. Кроме того, немцы направляли в район Екатеринбурга своих эмиссаров, шли разговоры о посылке туда же вооружённых отрядов. В ответ для немцев была состряпана ложь о перевозе Николая II в Москву, теперь уже из Екатеринбурга.

Ленин всячески стремился, во всяком случае внешне, следовать германским требованиям в отношении царской семьи. Один из соучастников екатеринбургского злодеяния, Михаил Медведев (Кудрин), в декабре 1963 года вспоминал, что 16 июля 1918-го он присутствовал на заседании областного совета Урала. На нём также присутствовал Шая Голощёкин, который рассказал о своей поездке в Москву к Свердлову. Голощёкин стремился получить санкцию на расстрел царской семьи. В этом он получил поддержку со стороны Свердлова. Однако Ленин категорически выступил против этого, потребовав вывезти царскую семью в Москву. Тем временем Свердлов, наоборот, всеми силами добивался именно противоположного решения. Генерал Михаил Дитерихс отмечал: «Ленин готов был снова продаться перед лицом создавшейся обстановки. Он признавался в неудачности произведённых опытов и в тайных заседаниях со своими клевретами откровенно считал дело проигранным, высказывая мысль, что пора уходить».

Важным свидетельством являются и показания германского консула Вальтера Бартельса, который в действительности был легальным резидентом германской разведки. 10 июня 1921 года в Берлине он сообщил следователю Николаю Соколову: «Между королём Испании и императором Вильгельмом происходили через специальных курьеров совершенно секретные переговоры, имевшие в виду спасение русского Царя и Его Семьи. В результате этих переговоров через графа Мирбаха последовало требование к Ленину об освобождении Государя Императора и Его Семьи. Ему, Бартельсу, положительно известно, что Лениным было собрано специальное заседание „комиссаров“, в котором большинство примкнуло к точке зрения Ленина о возможности освобождения Государя Императора и Его Семьи. Такому решению большинства воспротивилась другая партия во главе со Свердловым», которая «тайно отправила своих людей в Екатеринбург, и там произошло убийство Царя и Его Семьи».

О том, что Ленин не контролировал ситуацию в Екатеринбурге, свидетельствует планомерное истребление на Урале его родственников Ардашевых, проводившееся местным ЧК под руководством Якова Юровского. Таким образом, убийства родственников Ленина проводились теми же людьми, что участвовали в убийстве царской семьи, и они были людьми Свердлова. Если, уничтожая родственников Ленина, они делали это в тайне, они могли точно так же скрывать от него подготовку убийства царской семьи.

Слухи о предстоящем вывозе государя активно распространялись и среди городской верхушки. Так, водитель ЧК А.И.Руденков, который возил в Ипатьевский дом высокопоставленных чекистов, за два дня до убийства царской семьи вместе со своей сестрой Л.Ф.Лоскутовой видел, как из ворот дома вышел бронированный автомобиль. Руденков пояснил сестре, что на этом броневике вывозят «у императора вещи, а потом увезут и самого императора». При этом Руденков выразил предположение, что государя «отправят в Германию, так как большевики за него взяли у немецкого короля много денег, и король взял его себе на поруки». Екатеринбургский парикмахер Ф.И.Иванов сообщил следствию, что за день-два до убийства царской семьи он стриг комиссара станции Екатеринбург Гуляева. В ходе беседы тот сказал: «Сегодня отправляем Николая».

История принятия решения об убийстве царской семьи до сих пор не до конца выяснена. Было ясно, что возвращение к монархии в России вряд ли возможно, особенно в среднесрочной перспективе. Но столь жестокого убийства никто в России не ждал. Ранее большевики планировали провести открытый судебный процесс над Николаем Вторым – чтобы подвести символическую черту под эпохой царизма в России. За проведение такого процесса, в частности, выступал Троцкий. Ленин, в свою очередь, опасался, что Романовы все ещё любимы в народе, а потому суд может принести совсем не те плоды, которых большевикам хотелось бы. Ленин посчитал, что в условиях Гражданской войны будет целесообразнее втайне убить всю семью и хранить молчание об этом как можно дольше. По другой версии, Ленин продвигал идею всенародного суда, который окончится смертным приговором. Вождь планировал сделать процесс максимально публичным в пропагандистских целях. Обвинителем должен был выступить сам Лев Троцкий, на тот момент самый популярный и авторитетный из политбюро.

Однако отцы революции не учли одного: к столице Урала быстро продвигались чехословацкие корпуса белогвардейцев. К началу июля 1918-го стало ясно, что город вот-вот возьмут. Уральский облисполком закидывал центр телеграммами только с одним вопросом: «Что делать с царём?»

На местах не хотели самостоятельно решать судьбу столь значимой фигуры. В Москве тоже никто не брал на себя ответственность, опасаясь народной мести.

Ночью 17 июля 1918 года из Екатеринбурга почему-то через председателя Петроградского совета Григория Зиновьева на имя Ленина и Свердлова была послана телеграмма, в которой сообщалось: «Условленного с Филипповым [Голощёкиным] суда по военным обстоятельствам не терпит отлагательства. Ждать не можем. Если ваши мнения противоположны, сейчас же вне всякой очереди сообщить. Голощёкин, Сафаров. Снеситесь по этому поводу сами с Екатеринбургом. Зиновьев».

Из воспоминаний революционера Павла Быкова: «Товарищ Свердлов решил вопрос без формального народного суда, предложив расстрелять Романова в Екатеринбурге, потому что знал, как говорил Ленин, что не только сотни и тысячи передовых рабочих, но и массы сочтут это решение за окончательное. Так оно и было».

Официального приказа об убийстве, по сути, не поступило. Из представленных СК архивов следует, что центр даже раздумывал, как «отмыться»: мол, это самодеятельность на Урале. Но свидетельства очевидцев сходятся: на самом деле политбюро было в курсе.

Согласно официальной советской историографии, решение было принято исполкомом Уралоблсовета, и центральное советское руководство узнало об этом уже после случившегося. В 90-е годы появилась версия, что решение было принято Центром, а местные власти взяли ответственность на себя, чтобы создать московскому руководству политическое алиби. Первая версия, о самовольном решении Уралоблсовета, представляется более обоснованной, чем вторая. Установлено, что большевистское руководство действительно обсуждало судьбу Николая II и планировало суд над ним в Москве, однако речь об убийстве остальных членов семьи официально не велась. Вместе с этим партийные организации Урала, опасавшиеся возможности освобождения Николая II, выступали за его немедленный расстрел, а также за «уничтожение всего семейства и родственников бывшего царя». На этом же настаивал прибывший 4 июля 1918 года в Москву уральский военный комиссар Ф.И.Голощёкин. Не получив на это санкции, по возвращении на Урал, вечером 14 июля, Голощёкин и остальные члены исполкома Уралсовета приняли решение о невозможности дожидаться суда над бывшим императором, о чём сообщили в Москву. Ответ центрального руководства на эту телеграмму в архивах не обнаружен.

Казнь Романовых засекретили. И придумали повод: царская семья от слуг прознала о наступлении белых и разработала план побега. Последним пристанищем стал дом купца Ипатьева в Екатеринбурге. За пару недель до гибели здесь сменилась охрана: новым комендантом назначили Якова Юровского. Именно он вместе с Петром Ермаковым, Михаилом Медведевым (Кудриным) и Петром Медведевым обсуждали, кого и как казнить. Сначала думали только про Романовых – но один вспомнил, как кто-то из прислуги передавал узникам письма из внешнего мира. В итоге решили убить всех семерых членов семьи и четырёх слуг: врача Евгения Боткина, повара Ивана Харитонова, лакея Алексея Труппа и горничную Анну Демидову. Лишь одиннадцатилетнего поварёнка Лёню Седнева пощадили. Накануне казни тот, по воспоминаниям царицы Александры Фёдоровны, «неожиданно исчез». Как стало известно из новых материалов, надзиратели вывезли его якобы к дяде. А на самом деле отдали в детдом.

И, оказывается, палачи долго выбирали способ убийства Романовых. Например, предлагали закидать бомбами – «так надёжнее». Но начальник охраны возразил: сверху приказали сделать всё по-тихому. По этой же причине отмели и другой вариант – расстрелять, пока все в доме спят. Надзиратели боялись, что соседи услышат выстрелы.

Из воспоминаний Виктора Нетребина, участника казни: «В Дом особого назначения приехали ещё два товарища для помощи внутреннему караулу. Мы все снова собрались для окончательного обсуждения предварительной подготовки ликвидации Романовых. Тут же выяснилось, что казнь нужно проводить этой ночью при помощи расстрела из наганов в нижнем, полуподвальном этаже».

Тогда же, вечером 16 июля, определили состав расстрельной команды. Юровский отобрал на дело «латышей» – так называли надзирателей из внешнего периметра охраны. Речь о двух прибалтах, венгре и четырёх русских. Тем самым убийство царской семьи не было исключительно «делом рук евреев» – этот антисемитский миф активно тиражировали на протяжении десятилетий.

Однако большинство «латышей», узнав про то, что им предстоит убить дочерей царя, отказались. «Ну, может быть, девушки… знаете, проявляли такую любезность, улыбки расточали этим постовым, и у них создалось такое впечатление, что им… Короче, струсили, я думаю, просто, чего там говорить», – расскажет спустя годы один из палачей Григорий Никулин.

В итоге всё же набрали 13 человек, преимущественно русских.

Командовать расстрелом членов семьи бывшего императора было поручено коменданту Дома особого назначения Якову Юровскому. Именно из его рукописей впоследствии удалось восстановить страшную картину, развернувшуюся в ту ночь в Ипатьевском доме.

А семья жила, не думая о будущем. Жила так, словно впереди – годы. Дети продолжали учиться. Николай много читал, в последние дни – Салтыкова-Щедрина. Дочери пекли хлеб, который отец называл «недурным». Алексей, если чувствовал себя хорошо, делал из проволоки цепочки для своих игрушек – корабликов. Комендант позволял ему питаться чуть лучше, чем остальным. 16 июля Александра написала, что он «наконец, через неделю, принёс яиц для бэби». Был солнечный день. Вечером супруги поиграли в карты и легли спать.

До расстрела оставалось несколько часов.

В ночь с 16 на 17 июля царская семьи была разбужена, под предлогом тревожной ситуации в городе им велели собираться в дорогу, но при этом «ничего не брать с собой».

Наследник престола цесаревич Алексей страдал гемофилией. К концу жизни он практически не мог ходить. В подвал отцу пришлось нести его на руках.

На улице гудел мотор грузовика – его завели специально, чтобы приглушить звуки выстрелов. Романовы подумали, что туда можно погрузить вещи, поэтому всё же взяли с собой пару мешков, а также постельное бельё и подушки. Захватили и трёх собачек. А драгоценности, коих было немало, припрятали: императрица и дочери вшили их в корсеты.

Согласно документам, приказ о расстреле был доставлен на место казни в половине второго ночи. Уже спустя сорок минут всю семью Романовых и их слуг привели в подвальное помещение. «Комната была очень маленькая. Николай стоял спиной ко мне, – вспоминал Юровский. – Я объявил, что Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Урала постановил их расстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал: „Стрелять!“. Первый выстрелил я и наповал убил Николая».

Более чем через 100 лет газета «Московский комсомолец» так описала ту казнь:

«Ночь. Сводчатая комната особняка, имеющая одно окно с железной решёткой совершенно подвального характера. У дальней стены – группа людей, одетых по-дорожному: мужчины, женщины, молоденькие девушки, мальчик-подросток. Напротив, у входа, – другая группа: военные, вооружённые револьверами и винтовками, некоторые из них, не имея возможности попасть в тесное помещение, толпятся за дверным проёмом. „Николай Александрович, – произносит один из военных, – Уральский совет приговорил вас и вашу семью к смерти… А потому ваша жизнь покончена!“ С этими словами он выхватывает пистолет и стреляет в мужчину, стоящего в центре. Вслед за ним открывают стрельбу остальные.

Так завершились прижизненные страдания семьи отрёкшегося императора Николая II. Об этих нескольких страшных минутах в нижней комнате Дома Ипатьева потом рассказывали сами цареубийцы – отнюдь не содрогаясь от запоздалого осознания собственной беспредельной жестокости.

Руководитель ликвидации Яков Юровский: „Первый выстрелил я и наповал убил Николая… Пальба длилась очень долго… Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда наконец мне удалось остановить, я увидел, что многие ещё живы. Например, доктор Боткин… револьверным выстрелом с ним покончил. Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была ещё и Демидова… Я вынужден был по очереди расстреливать каждого…“

Комиссар Пётр Ермаков: „Я выстрелил в царицу… Попал ей прямо в рот, через две секунды она была мертва. Затем я выстрелил в доктора Боткина… Пуля попала ему в шею. Он упал навзничь. Выстрел Юровского сбросил царевича на пол, где он лежал и стонал. Повар пригнулся к углу. Я попал ему сперва в тело, а потом в голову. Лакей упал, я не знаю, кто его застрелил… Я не думаю, что кто-нибудь из нас попал в горничную. Она опустилась на пол, спрятавшись в подушки. Один из охраны позже проткнул ей горло штыком…“

Воспоминания Александра Стрекотина, красногвардейца из внешней охраны дома Ипатьева: „Товарищ Ермаков, видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передёргивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама (горничная Демидова). Ермаков ей всю грудь исколол. Удары штыком он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол“.

Короткое, но безумно страшное по смыслу своему высказывание об участи цесаревича Алексея прозвучало в записанном на плёнку в середине 1960-х интервью Исая Родзинского – участника уничтожения тел убитых членов царской семьи и их слуг: „Алексей 11 пуль проглотил, пока наконец умер… очень живучий парнишка…“

Читаешь эти „мемуары“ с содроганием. Но сами участники расстрела царской семьи – по крайней мере, некоторые из них, – считали, что проявили себя в данной ситуации настоящими гуманистами.

Юровский: „Белогвардейская и другая печать, в том числе и заграничная, старается изобразить нас как разбойников и палачей. А между тем великодушие пролетариата являет пример, не знающий образцов. Какая красота: восставшие для раскрепощения человечества даже в отношении своих злейших врагов являют беспримерное великодушие, не оскорбляя, не унижая человеческого достоинства, не заставляя страдать напрасно людей, которые должны умереть потому, что того требует историческая обстановка. Люди строго выполняют тяжёлый революционный долг, расстреливаемые узнают о своей судьбе буквально за две минуты до смерти…“

Никулин: „Считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность. Я считал, что если попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив“.

В книге с материалами расследования по „царскому делу“, опубликованной не так давно Следственным комитетом, упомянуты 13 фамилий, но семь из них снабжены пометкой „возможно“. Таким образом, на сегодняшний день доказано участие в расправе над императорской семьёй и их слугами шести человек. Вот они – цареубийцы:

Юровский Яков Михайлович – комендант Дома особого назначения (Дома Ипатьева), член коллегии Уральской областной ЧК, товарищ комиссара юстиции Уральской области, председатель Следственной комиссии Уральского областного ревтрибунала;

Никулин Григорий Петрович – помощник коменданта ДОН, начальник Летучего отряда УОЧК;

Ермаков Пётр Захарович – военный комиссар Верх-Исетского завода;

Медведев-Кудрин Михаил Александрович – член коллегии УОЧК;

Медведев Павел Спиридонович – начальник охраны ДОН;

Кабанов Алексей Григорьевич – член УОЧК, начальник пулемётной команды ДОН.

Старшему, Юровскому, в тот момент было 40 лет, младшему, Никулину, – 23 года, остальным – от 26 до 34 лет. Кажется, впереди ещё долгая жизнь, но не у всех участников беспримерной расправы она сложилась благополучно. Словно чёрная тень той зловещей ночи с 16 на 17 июля 1918 года накрыла этих людей».

Император был убит с первого раза – в отличие от его дочерей. Командовавший расстрелом царской семьи позже писал, что девушки были буквально «забронированы в лифчики из сплошной массы крупных бриллиантов», поэтому пули отскакивали от них, не принося вреда. Даже при помощи штыка не удалось пробить «драгоценный» корсаж девиц.

Нашли бриллианты уже после расстрела, который чётко спланировали: палачи заранее распределили жертв между собой. Многие хотели убить именно государя, но эту «почётную роль» взял на себя Юровский. Он же зачитал приговор, полный текст которого не сохранился. Следователи восстановили последние слова: «А потому ваша жизнь покончена!»

После этой фразы вместо коменданта первым внезапно выстрелил Пётр Ермаков – началась беспорядочная пальба. Когда дым рассеялся, выяснилось, что погибли не все: три великие княжны – Татьяна, Ольга и Анастасия – остались живы благодаря вшитым в корсет бриллиантам.

Из воспоминаний Михаила Медведева (Кудрина): «Шатаясь, подымается уцелевшая горничная – она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. От её предсмертного крика очнулся и часто застонал легко раненный (царевич) Алексей». Дальше началось самое страшное. Палачи хотели заколоть княжон штыками, но тоже помешали бриллианты. В итоге Татьяну и Ольгу, сидевших на корточках, расстреляли в упор в голову. Так же поступили и с наследником.

Анастасия – младшая дочь – притворилась мёртвой. Палачи поняли это не сразу – только когда стали грузить тела на носилки. Она «страшно визжала», пока её добивали штыками и прикладами. Увидев это, матёрый солдат Павел Медведев, один из палачей, выбежал на улицу, и его вырвало.

СК России пришёл к выводу: никто из жертв не уцелел. Тем самым следователи окончательно опровергли расхожий миф про Анастасию, которой якобы удалось бежать в Европу. Всего были убиты 11 человек: сам император Николай II, его жена Александра Фёдоровна, четыре дочери – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, сын – цесаревич Алексей, их камердинер Алоизий Трупп, горничная Анна Демидова, а также семейный врач Романовых Евгений Боткин и повар Иван Харитонов.

«Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда наконец мне удалось остановить, я увидел, что многие ещё живы. <…> Я вынужден был по очереди расстреливать каждого», – писал Юровский.

В ту ночь выжить не удалось даже царским собакам – вместе с Романовыми в Ипатьевском доме были убиты двое из трёх принадлежавших детям императора питомцев. Сохранившийся в холоде труп спаниеля великой княжны Анастасии спустя год нашли на дне шахты в Ганиной Яме – у пса была сломана лапа и пробита голова.

Принадлежавшего великой княжне Татьяне французского бульдога Ортино тоже жестоко убили – предположительно, повесили.

Чудом спасся только спаниель цесаревича Алексея по имени Джой, которого потом отправили оправляться от пережитого в Англию к двоюродному брату Николая II – королю Георгу.

После расстрела все тела погрузили в один грузовик и отправили к заброшенным рудникам Ганиной Ямы в Свердловской области. Там сначала их попытались сжечь, но костёр на всех вышел бы огромным, поэтому было принято решение просто сбросить тела в ствол шахты и забросать ветками.

Однако скрыть случившееся не удалось – уже на следующий день по области поползли слухи о произошедшем ночью. В подвале Ипатьевского дома ещё замывают кровь, а на Дону и Украине уже служат панихиды.

Как признавался позже один из участников расстрельной команды, вынужденной вернуться на место неудавшегося захоронения, ледяная вода смыла всю кровь и заморозила тела убитых так, что они выглядели, словно живые.

К организации второй попытки захоронения большевики попытались подойти с бóльшим вниманием: район предварительно оцепили, тела вновь погрузили на грузовик, который должен был перевезти их в более надёжное место. Однако и тут их ждал провал: уже через несколько метров пути грузовик крепко завяз в болотах Поросёнкова лога.

Планы пришлось менять на ходу. Часть тел закопали прямо под дорогой, остальные залили серной кислотой и захоронили чуть поодаль, прикрыв сверху шпалами. Эти меры по заметанию следов оказались более эффективными.

Когда спустя несколько дней из Екатеринбурга пришло сообщение об убийстве Николая и Свердлов пришёл с этим известием на заседание Совнаркома, в протокол записали лишь «принять к сведению». И стали заседать дальше.

Официально новость об убийстве бывшего императора была объявлена Я.М.Свердловым 18 июля на заседании Президиума ВЦИК 5-го созыва. Было отмечено, что ВЦИК «в лице своего Президиума, признаёт решение Уральского Областного Совета правильным». Широкая общественность узнала об этом 19 июля, когда в газете «Известия» было опубликовано сообщение о расстреле Николая Романова. Причиной расстрела была названа угроза заговора контрреволюционеров, якобы готовивших побег бывшего царя. Речь в сообщении шла только об убийстве Николая II, а про семью было сказано, что она отправлена в надёжное место.

Всё это вовсе не означает невиновности Ленина в Екатеринбургском злодеянии. Первое сообщение об убийстве царской семьи глава Совнаркома получил днём 17 июля от своего неизвестного информатора. Сохранился конверт с надписью: «Секретно. Тов. Ленину из Екатеринбурга. 17.07. 12 часов дня» и расписка Ленина: «Получил». В 21 час того же дня пришла шифрованная телеграмма об убийстве всей семьи, посланная от имени Белобородова из Екатеринбурга: «Москва. Кремль. Секретарю Совнаркома Горбунову обратной проверкой. Передайте Свердлову, что всё семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации». Эти телеграммы являются абсолютным доказательством того, что 17 июля Ленин знал об убийстве всей царской семьи. При этом он не только смирился с фактом убийства, но и одобрил его. Ленин немедленно принял сторону цареубийц и причислил себя к их числу. Он советовал ничего не сообщать о злодеянии большевистскому посланнику в Берлине: «Пусть Иоффе ничего не знает, ему там, в Берлине, легче врать будет».

Убийство императора Николая II и его семьи было не просто большевистской расправой по политическим соображениям и тем более не сговором кучки исполнителей из Уралоблсовета. Убийство в Ипатьевском доме явилось результатом осуществления планов глобалистского сообщества по установлению в мире нового мирового порядка. Как отмечал историк Александр Боханов, Николай II «оставался национальным символом, знаком русской государственной традиции, живым образом Великой Православной Империи. Поэтому и уничтожали в Екатеринбурге не бывшего полковника Романова, не бывшего императора, а именно Царя, последнего не только в отечественной, но и в мировой истории».

Тогда Россия в целом равнодушно, а то и со злорадством отреагировала на гибель последнего царя. (Об участи его семьи, прежде всего детей, долгое время ходили самые разные слухи, и ещё в начале 20-х Ленин и Зиновьев уверяли западных журналистов, что им ничего не известно о том, куда делись цесаревич Алексей и его сёстры).

Существует версия, что поэт Владимир Маяковский одним из первых узнал о месте, где, по его словам, «народ поставил точку на монархии». Известно, что в 1928 году он посетил Свердловск, ранее встретившись с Петром Войковым – одним из организаторов расстрела царской семьи, который мог сообщить ему секретную информацию.

После этой поездки Маяковский написал стихотворение «Император», в котором есть строчки с довольно точным описанием «могилы Романовых»: «Здесь кедр топором перетроган, зарубки под корень коры, у корня под кедром дорога, а в ней император зарыт».

Первое время новая российская власть всеми силами старалась уверить Запад в своей гуманности по отношению к царской семье: мол, все они живы и находятся в секретном месте, чтобы не допустить осуществления белогвардейского заговора. Многие высокопоставленные политические деятели молодого государства старались уклониться от ответа или же отвечали очень туманно.

Так, нарком иностранных дел Георгий Чичерин на Генуэзской конференции 1922 года заявил корреспондентам: «Судьба дочерей царя мне не известна. Я читал в газетах, будто они находятся в Америке».

Пётр Войков, отвечавший на этот вопрос в более неформальной обстановке, обрубил все дальнейшие расспросы фразой: «Мир никогда не узнает, что мы сделали с царской семьёй».

Только после публикации материалов расследования Николая Соколова, давших отдалённое представление о расправе над императорской семьёй, большевикам пришлось признать хотя бы сам факт расстрела. Однако подробности и информация о захоронении по-прежнему оставались тайной, покрытой мраком подвального помещения Ипатьевского дома.

Неудивительно, что появилась масса фальсификаций и мифов в отношении казни Романовых. Самым популярным из них стал слух о ритуальном убийстве и об отрезанной голове Николая II, которую якобы забрали на хранение в НКВД. Об этом, в частности, свидетельствуют показания генерала Мориса Жанена, курировавшего расследование расстрела от Антанты.

У сторонников ритуального характера убийства императорской семьи существует несколько доводов. Прежде всего, внимание привлекает символичное название дома, в котором всё случилось: в марте 1613 года Михаил Романов, положивший начало династии, взошёл на царство в Ипатьевском монастыре под Костромой. А через 305 лет, в 1918 году, последнего русского царя Николая Романова расстреляли именно в Ипатьевском доме на Урале, реквизированном большевиками специально для этого.

Позже инженер Ипатьев объяснял, что приобрёл дом за полгода до развернувшихся в нём событий. Существует мнение, что эта покупка была сделана специально, чтобы придать символизма мрачному убийству, так как Ипатьев довольно близко общался с одним из организаторов казни – Петром Войковым.

Расследовавший убийство царской семьи по поручению Колчака генерал-лейтенант Михаил Дитерихс в своём заключении сделал вывод: «Это было планомерное, заранее обдуманное и подготовленное истребление Членов Дома Романовых и исключительно близких им по духу и верованию лиц».

Конспирологи также обратили внимание на связь между убийством Николая II и халдейского правителя Вавилона царя Валтасара. Так, через некоторое время после расстрела в Ипатьевском доме были обнаружены строчки из баллады Гейне, посвящённой Валтасару: «Белзацар был убит той же ночью его слугами». Сейчас кусок обоев с этой надписью хранится в Государственном архиве РФ.

Согласно Библии, Валтасар, как и Николай Романов, был последним царём в своём роду. Во время одного из торжеств в его замке на стене появились таинственные слова, предсказывавшие его скорую гибель. Той же ночью библейского царя убили.

Через восемь дней после расстрела Екатеринбург взяла Белая армия. Началось расследование убийства, свидетели были допрошены. Подробности расстрела мы знаем из доклада следователя Соколова. Следователь «омского правительства» Николай Соколов по поручению Колчака приехал в занятый белыми Екатеринбург и смог на месте задокументировать факты происшедшей драмы. Он опросил оставшихся в живых свидетелей событий, сделал фотосъёмку вероятного места захоронения царской семьи и их приближённых. Николаю Соколову, прибывшему на Поросёнков лог, удалось найти только фрагменты сожжённой одежды и отрезанный женский палец. «Вот всё, что осталось от Августейшей Семьи», – написал Соколов в своём отчёте.

Согласно материалам комиссии следователя Соколова, Анастасия выжила после пулевых ранений и была добита штыками и прикладами.

Оригинал той самой зашифрованной телеграммы без знаков препинания от 4 июля 1918 года из архива следователя Соколова, расследовавшего обстоятельства гибели царской семьи в Екатеринбурге: «Передайте Свердлову все семейство постигла та же участь что и главу официально семья погибла при эвакуации. Белобородов».

В эмиграции Соколов в дополнение собрал ещё семь томов документов. Измученный и переживший многие потрясения, следователь Соколов неожиданно умирает в 1924 году во Франции. В 1925 году выходит его книга с предисловием князя Орлова «Убийство царской семьи». Часть архива по завещанию самого Николая Алексеевича его вдова отдала князю Орлову.

Генерал Михаил Константинович Дитерихс сыграл важную роль в раскрытии преступления, совершённого в Екатеринбурге 17 июля 1918 года, – убийства царской семьи. Его книга об этом злодеянии ещё при жизни автора стала библиографической редкостью. И неудивительно: книга содержит богатый фактический материал и даёт возможность иначе взглянуть на одно из самых трагических событий в истории России.

Специальным предписанием Верховного правителя от 17 января 1919 года на Дитерихса возлагалось «общее руководство по расследованию и следствию по делу об убийстве на Урале Членов Августейшей Семьи и других Членов Дома Романовых». В течение 1920–1921 годов он написал свой труд «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале» (издан в 1922 г. во Владивостоке). Интересно ознакомиться с выдержками из этой книги:

«Вот в этой идее подготовки положения для будущей победы в связи со всей сложившейся обстановкой, мне думается, заключались главным образом причины тех массовых, невероятных по зверству, с явными отпечатками изуверства убийств, которые были совершены советскими деятелями в лето 1918 года и составили в истории России и всего мира эпоху сплошного кровавого кошмара. Нельзя забывать, нельзя закрывать глаза на то, что особенному гонению и жестокости в этот именно период подвергся православный, духовный мир России: церковь национализировалась; храмы обращались в помещения для митингов; иконы были обложены налогами, преподавание Закона Божьего в школах запрещено, а на дому родителей преследовали за обучение детей молитвам; над святынями кощунственно надругивались, обряды высмеивались и основы христианского духовного мировоззрения отвергались печатно в брошюрах и на многочисленных митингах…

И в ряду злодейств, совершённых в этот период большевиками для достижения указанной цели, особо исключительными по зверству и изуверству, полными великого значения, характера и смысла для будущей истории русского народа являются убийства в это кошмарное лето:

1) В Екатеринбурге: бывшего Государя Императора НИКОЛАЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА, Государыни Императрицы АЛЕКСАНДРЫ ФЕОДОРОВНЫ, бывшего наследника Цесаревича АЛЕКСЕЯ НИКОЛАЕВИЧА, Великой княжны ОЛЬГИ НИКОЛАЕВНЫ, Великой княжны ТАТЬЯНЫ НИКОЛАЕВНЫ, Великой княжны МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ, Великой княжны АНАСТАСИИ НИКОЛАЕВНЫ;

2) В Алапаевске: Великой княгини ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕОДОРОВНЫ, Великого князя СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВИЧА, князя ИОАННА КОНСТАНТИНОВИЧА, князя КОНСТАНТИНА КОНСТАНТИНОВИЧА, князя ИГОРЯ КОНСТАНТИНОВИЧА, графа ВЛАДИМИРА ПАЛЕЯ (сын Великого князя Павла Александровича);

3) В Перми: Великого князя МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА и других, о которых до нас не дошли ещё сведения.

Вместе с упомянутыми членами Дома Романовых были убиты избранные большевиками ближайшие им лица Свиты, оставшиеся до конца верными своему долгу. Так, погибли: фрейлина графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, гофлектриса Екатерина Адольфовна Шнейдер, генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев, гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков, секретарь Джонсон, комнатная девушка Анна Степановна Демидова, сестра Варвара, управляющий Пётр Фёдорович Ремез, дядька Клементий Григорьевич Нагорный, камердинер Иван Дмитриевич Седнев, камердинер Алексей Егорович Трупп, повар Иван Михайлович Харитонов, камердинер Василий Фёдорович Челышев и, вероятно, много других, о которых тоже до нас не дошли ещё сведения».

В отношении убитых в Алапаевске великой княгини, великого князя, князей и остальных лиц, содержавшихся в Напольной школе, советские власти объявили, что они все похищены какой-то белогвардейской бандой, напавшей на охрану. Дабы заставить окружавшее население поверить этому вымыслу, большевики уже после совершения убийства разыграли провокационное сражение с мнимым противником, а для большей убедительности пристрелили содержавшегося в арестном доме за пьянство мужичка и, перетащив его тело к школе, выдали труп за одного из убитых ими белогвардейцев.

Такой же провокационный слух о похищении белогвардейцами был распущен большевиками и в отношении великого князя Михаила Александровича; в действительности же он был уведён и убит тремя членами Мотовилихинской чрезвычайки.

«Всё это указывает, что убийству августейшей семьи и членов Дома Романовых советские власти придавали чрезвычайно важное значение в деле подготовки для себя будущей победы, но, с другой стороны, уже тогда боялись народа и усиленно распускали в нём сведения, что царская семья вывезена в Германию. Народ и сейчас во многих местах не верит в расстрел бывшего государя, и по России ходит легенда о том, как он скрывается, переодетый простым мужиком, в деревнях Сибири и появится снова на своём троне, когда народ очистит Россию от генералов и буржуев, свергнувших его с престола. „Тогда, – говорит мужик, – будут Царь и народ и между ними никого не будет“. И вот этого второго устоя русского народа, устоя, созданного самим народом в своей бытовой идеологии, Бронштейн и Ленин боятся не меньше, чем устоя религиозного. Народ до правды доходит больше инстинктом; умственные рассуждения массе ещё не доступны. И после свержения Царя народ чувствует, что правое дело не на стороне тех, кто свергал Царя и кто после него стал править землёй.

Вот почему главари советской власти так старательно скрывают, что убийство Царя и Царской Семьи было сделано по их приказанию.

В начале февраля 1919 года покойный Верховный правитель адмирал Колчак имел определённое намерение опубликовать официально о всех убийствах членов Дома Романовых, совершённых большевиками на Урале летом 1918 года. Это сообщение, нося совершенно объективный характер и констатируя только факт происшедших злодеяний, должно было быть выпущенным как акт правительства, для ознакомления которого с делом судебным следователем Соколовым по приказанию Министра юстиции Старынкевича была составлена краткая сводка документальных данных с упоминанием в ней только для членов правительства таких материалов, которые по нашим законам до окончания следствия ни в коем случае опубликованию не подлежали. Такого рода справки для генерал-прокуроров (каковым является Министр юстиции) в течение самого следственного производства законом установлены.

К сожалению, некоторые из лиц тогдашних высших сфер Омска, ослеплённые узкой партийной борьбой между собой, решили использовать намерение адмирала Колчака для своих целей. Управлявший в то время делами Совета Министров Тельберг без ведома Министра юстиции взял из ящика его письменного стола приготовленную Соколовым секретную справку и передал её в редакцию газеты „Заря“, которая на следующее же утро поместила её полностью на страницах газеты. Верховный правитель приказал немедленно конфисковать ещё не успевшие разойтись в розничной продаже номера; но дело было сорвано, шум поднялся невероятный, и адмирал Колчак был вынужден отказаться от идеи „официального правительственного сообщения“.

Убийства членов царской семьи и других членов Дома Романовых представляются убийствами совершенно исключительными.

Это не были зверские убийства возмущённой толпы, разъярённой черни, ибо русский народ участия в них не принимал.

Это не казнь коронованных особ, которую знает история революций, ибо всё совершилось без всякого суда и без участия народа.

Это даже не изуверское истребление, как в былые времена, язычником Нероном первых мучеников христианства, ибо Нерон из своих зверств устраивал зрелища для народа, а не скрывал от него и не боялся его.

Это было уничтожение советской властью намеченных жертв в определённый, по особым обстоятельствам, период времени: июнь – июль 1918 года.

Это были преступления идейные, фанатичные, изуверские, но совершавшиеся скрытно, в тайне, во лжи и обмане от христианского русского народа.

Это было планомерное, заранее обдуманное и подготовленное истребление членов Дома Романовых и исключительно близких им по духу и верованию лиц.

Прямая линия династии Романовых кончилась: она началась в Ипатьевском монастыре Костромской губернии и кончилась – в Ипатьевском доме города Екатеринбурга. Новое восшествие на российский престол кого-либо из оставшихся в живых членов боковых линий Дома Романовых, конечно, может случиться, но не как выдвижение кандидата какой-либо политической партией, группой или отдельными лицами, а только постановлением будущего Всероссийского земского собора. Во всяком случае, убийство бывшего Императора Николая II и его Августейшей Семьи в связи с убийством и других членов Дома Романовых составляет историческую эру. Из этого одного уже вытекает, что убийства эти не могут быть отнесены к характеру обыденных, зверских, очередных убийств, совершённых теми или другими „случайными“ большевистскими деятелями, а имеют свою великую, глубокую, национальную и духовную историю в прошлой жизни русского народа и будут иметь и великое воспитательное, созидательное и государственное будущее для всей России, а возможно, и для всего мира.

Мы знаем, что активным выступлением русской интеллигенции, при пассивном отношении народной массы, Дом Романовых был свергнут с российского престола в феврале 1917 года, но на жизнь его членов рука наша не поднялась.

Мы знаем, что Германия не смогла одолеть своих противников в честном, открытом бою; тогда, не брезгая средствами борьбы, она бросила на наш фронт и тыл подлейшее из орудий борьбы, ужаснейший из ядов – яд политический, яд большевизма, заразу анархии. Но сама стала жертвой нанятых ею для этой борьбы рабов.

Мы знаем, что народ советской России и до сих пор не знает, что совершили его властелины; какие кровавые, зверские преступления навязаны ему ныне историей и волей его теперешних вождей. Но мы знаем и то, что над Романовыми не было народного суда, и вожди не посмели прибегнуть к нему для своих целей.

Кто же были эти большевики, которых называют убийцами членов Дома Романовых? Кто были эти холопы и наймиты, которые не только ослушались своих хозяев – немецкого Генерального штаба, но оказались и хитрее его, и подлее его, и сильнее немецкого народа, и уж конечно беспринципнее и безнравственнее его?

Дать исчерпывающие ответы на поставленные вопросы составляло задачу следствия. Н.А.Соколов имел в своём распоряжении всего пять месяцев работы, то есть с 7 февраля, дня его назначения, до 10 июля, когда следствие пришлось прервать ввиду приближения к Екатеринбургу большевиков и оставления нами этого района. Тем не менее собранный им материал даёт основание неоспоримо установить факт совершённых убийств в Екатеринбурге, Алапаевске и Перми всех упомянутых выше членов Дома Романовых и осветить в достаточной мере те предположения, на которые наткнулось следствие в отношении того, что предприняли руководители преступления, чтобы скрыть тела убитых в Екатеринбурге бывшего Государя Императора и его Августейшей Семьи, и какой способ сокрытия тел был ими применён. Далее следствию с достаточной доказательностью удалось установить данные для суждения о том, кто были руководителями и прямыми исполнителями всех этих преступлений, и собрать некоторый материал для выводов о косвенных виновниках трагической гибели членов Дома Романовых. <…>

Некоторые из комиссаров начали покидать город ещё с 19-го числа, но тем не менее все они проявляли какое-то особое волнение, нервность и растерянность, доводившие их до панического состояния. Янкель Юровский, житель города Екатеринбурга, секретный председатель Чрезвычайной следственной комиссии и комиссар Дома особого назначения (так назывался у большевиков дом Ипатьева, где содержалась Царская Семья), был в таком состоянии, что, уезжая из этого дома поздно вечером 19-го числа и увозя семь чемоданов, наполненных царскими вещами, забыл на столе в его комнате в этом доме свой бумажник с 2000 рублями в нём.

Город встретил вступление наших войск, как Светлый праздник: флаги, музыка, цветы, толпы ликующего народа, приветствия, церковный звон, и смех, и радостные слёзы – всё создавало картину ликующего начала весны в новой жизни и настроение великого праздника Воскресения Христова».

Российская Федеративная

Республика Советов

Уральский Областной Совет

Рабочих, Крестьянских

и Армейских Депутатов.

ПРЕЗИДИУМ

Ввиду приближения контрреволюционных банд к красной столице Урала Екатеринбургу и ввиду возможности того, что коронованному палачу удастся избежать народного суда (раскрыт заговор белогвардейцев с целью похищения бывшего царя и его семьи) Президиум Ур. Обласовета, исполняя волю революции, постановил расстрелять бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых насилиях над русским народом.

В ночь с 16 на 17 июля приговор этот приведён в исполнение.

Семья Романова, содержавшаяся вместе с ним, эвакуирована из Екатеринбурга в интересах обеспечения общественного спокойствия.

Президиум Обласовета

После расстрела палачи сразу же принялись грабить своих жертв, однако их действия пресёк комиссар Юровский, отобрав награбленное (золотые часы, портсигар с бриллиантами и пр.). Потом, при сожжении и уничтожении тел погибших, выяснилось, что Александра Фёдоровна с дочерьми зашили часть драгоценностей в лифчики. «Когда стали раздевать одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный пулями, – в отверстиях были видны бриллианты. <…> На Александре Фёдоровне оказался целый жемчужный пояс, зашитый в полотно. <…> Бриллианты тут же стали выпарывать. Их набралось около 1/2 пуда», – свидетельствовал Юровский. Ввиду наступления белых войск на Екатеринбург содранные с трупов сокровища большевики зарыли в Алапаевске и лишь в 1919 году доставили в Москву.

Весть о гибели царя распространилась мгновенно. Через неделю на местном рынке только ленивый не торговал царскими вещами. Настоящими ли? Никто не знает. Но слушок ходил. Например, о том, что главный цареубийца Ермаков ходит в царёвой шапке и не скрывает того. Мысль о том, что не только шапку подтянул Ермаков, будоражила многих. В 30-е годы местные домушники вломились к нему в квартиру по адресу ул. 8 марта 1, кв. 4, да так ничего и не нашли.

Драгоценности, найденные после расстрела царской семьи в Ипатьевском доме, комиссар Юровский немедленно отвёз в Москву, где сдал коменданту Кремля Малькову. Их набралось три тяжёлых огромных ящика. Часть малоценных вещей, ранее принадлежавших Романовым, по распоряжению Уральской коллегии финансов в августе 1918 года была переплавлена в слитки: серебра – 1 пуд 6 фунтов и золота – 1 фунт 21 золотник.

Поиск царских драгоценностей продолжался ещё долго. В 1931–1934 годах во время «Тобольской операции» было изъято 154 единицы уникальных украшений с бриллиантами и другими драгоценными камнями – диадемы, броши, колье, кулоны, перстни. И особенно брошь с огромным бриллиантом весом более 100 карат, принадлежащая императрице Александре Фёдоровне. Судьба бриллианта не известна. В опись драгоценностей Московского Кремля он не попал…

После занятия Екатеринбурга колчаковцами 25 июля 1918 года началось расследование обстоятельств гибели царской семьи, во время которого небольшая часть ценностей была найдена у бывших охранников Ипатьевского дома (золотые медальоны, кольца, образки, крестики и запонки).

Большевики приравнивали свою революцию к Великой французской революции. Новый мир, ими управляемый, должен был стать социалистическим раем на Земле. Казнь российского царя, как и казнь французского короля в 1793 году, была важным символическим шагом для новой власти – и частью идеологического объяснения «красного террора».

Большевики целенаправленно истребили всех Романовых, находившихся на территории страны, чтобы не было ни малейшего напоминания об их присутствии и ни малейшего шанса на их возвращение во власть. Эти действия схожи с тем, что происходило во время Великой французской революции. Советская революция вообще была такой же лживой, как и французская: те, кто пришёл в итоге к власти, предали свои идеалы, и произошло это очень быстро.

Не все знают, как жили после исторической трагедии исполнители казни.

Вскоре после казни Екатеринбург заняли белые. Юровскому пришлось спешно уехать в Москву, где его тут же пристроили в центральный аппарат Чрезвычайной комиссии. Но затем Яков вернулся в Екатеринбург: город снова отвоевали красные, там нужен был надёжный человек, чтобы руководить уже Уральской ЧК. Любопытно, что Юровскому с семьёй выделили служебное жильё в особняке, который стоял практически напротив Ипатьевского дома. Терзали ли главного чекиста Урала угрызения совести, когда из своего окна он смотрел на бывший «режимный объект»? Это неизвестно.

В любом случае если Юровский и переживал, то недолго. В 1921 году его опять вызвали в Москву и предложили работу в Гохране, куда к тому моменту были сданы все конфискованные у «классовых врагов» драгоценности. Их Юровскому поручили привести в «ликвидное состояние». Почему именно ему? Во-первых, он прекрасно разбирался в драгоценностях, так как до революции владел собственной ювелирной мастерской. Во-вторых, как отмечалось, был «до щепетильности честен с государственным имуществом». Например, после расстрела царской семьи обнаружилось, что в лифы царёвен зашиты бриллианты и другие ценные камни общим весом в полпуда, а на императрице Александре Фёдоровне под платьем был намотан огромный кусок золотой проволоки. Все найденные на трупах сокровища Юровский сдал в госказну. А мог бы присвоить.

В общем, дальше его так и продвигали именно по экономической линии. После Гохрана цареубийца стал председателем торгового отдела в валютном управлении Наркомата. В 1923–1928 годах он занимал должность замдиректора завода «Красный богатырь» (предприятие выпускало резиновую и текстильную обувь – формовые сапожки, галоши, боты). А на закате карьеры Юровский сидел в уютном кресле директора Политехнического музея. На пенсию он ушёл в 1933 году. И в целом жизнь его была сытой и спокойной. Но благодать закончилась в 1935-м, когда за симпатии к троцкистам арестовали его дочь Римму – кстати, одну из основательниц комсомола. Это подкосило Юровского. На нервной почве он стал сильно болеть. Таким чувствительным оказался! И в 1938 году умер в кремлёвской больнице от прободной язвы желудка.

Римму освободили только в 1946-м. А в 1952-м посадили её родного брата Александра, который был военно-морским инженером, участником обороны Ленинграда, героем Великой Отечественной и контр-адмиралом. Правда, через год в связи со смертью Иосифа Сталина он вышел на свободу. Но всё-таки… Не попал под жернова только третий отпрыск Юровского – Евгений. Он тоже служил во флоте, тоже прошёл войну (был политруком 205-го гвардейского миномётного полка моряков), дослужился до подполковника. Умер в 1977 году. Больше ничего о нём неизвестно. Зато известно, что ни от одного из троих детей у Юровского не осталось внуков! Они все погибли. Девочки умирали в младенчестве. Мальчики успевали подрасти, но потом тоже погибали. Один внук сгорел в пожаре, другой отравился, третий разбился, упав с крыши сарая, ещё один совершил самоубийство. Любимец Юровского – сын Риммы Анатолий – был найден мёртвым в своём автомобиле… Многие считают, что это проклятие такое – за то, что Юровский убил царскую семью, его собственная семья вымерла под корень. Наказание за преступление Якова понесли его потомки.

Впрочем, у Юровского было девять братьев и сестёр. Вот от них род продолжился. Но уже под другой фамилией. Дело в том, что родственники цареубийцы – по крайней мере, бóльшая часть из них – ещё в советское время решили изменить окончание своей фамилии, чтобы не ассоциироваться с Яковом. Были Юровские, а стали – Юровских! Они осуждали родственника и не желали с ним иметь ничего общего.

Сотрудник областного ЧК и непосредственный помощник Юровского Григорий Никулин, как считается, до последнего не знал о готовящемся расстреле. Накануне казни он вырезал из дерева дудочку для царевича Алексея и научил его играть на ней «Во саду ли, в огороде». Он вроде как вообще был добрым человеком. Например, как-то Никулину поручили ликвидировать князя Долгорукова, который в то время тоже был выслан на Урал. Чекист выпустил князя из тюрьмы. Распахнул ворота и сказал: «Можно пройти напрямик через поле. Я помогу вам донести вещи». Князь шагнул вперёд, а Никулин спокойно выстрелил ему в спину.

Своё участие в убийстве царской семьи он всегда тщательно скрывал. Сразу после трагических событий Никулин вслед за своим начальником Юровским уехал из Екатеринбурга в Москву. В 1919-м работал в административном отделе Московского Совета: сначала отвечал за арестные дома Москвы, а затем стал начальником знаменитого сегодня МУРа. И на этой должности проявил себя как нельзя лучше: при нём втрое сократилось количество разбоев, в девять раз снизилось число грабежей, а число убийств уменьшилось на треть.

В 1935 году Никулина поставили руководить строительством московской Восточной водопроводной станции. Там он и трудился до 1956 года – до самой пенсии. Надо сказать, что жил Никулин припеваючи. По свидетельствам современников, его жена хвасталась большим домом, в котором отдельная комната была даже у собаки.

Умер Григорий Никулин в 1965-м. И незадолго до кончины вдруг изменил собственному правилу – не афишировать своё участие в расстреле царской семьи. Он дал интервью на Всесоюзном радио, раскрыв все подробности казни. Видимо, пытался и покаяться, и оправдаться. Заявил, что убийство Романовых было исторической необходимостью. А действия расстрельной команды назвал гуманными. Ведь приговорённые к смерти узнали о своей участи только в последние минуты. Поэтому не страдали долго от страха и отчаяния.

А после смерти в сентябре 1965 года Григория Никулина, заслуженного коммуниста, похоронили на самом престижном кладбище – Новодевичьем.

Много лет спустя рядом с могилой Никулина появилась ещё одна, в которой погребён первый президент России Борис Ельцин, – кстати сказать, имеющий косвенное отношение к событиям зловещей июльской ночи в Екатеринбурге: именно Борис Николаевич, будучи руководителем Свердловской области в 1970-е, дал «добро» на снос «нежелательного памятника истории» – Дома Ипатьева.

В отличие от Никулина, военком Пётр Ермаков не только не скрывал своего участия в убийстве Николая II и его близких, но даже выступал с лекциями на эту тему. Он подробно рассказывал, как выстрелил в царицу – «попал ей прямо в рот, через две секунды она была мертва», как убил доктора Боткина, потом царского повара… Он был вообще опытным убийцей. В 1906-м вступил в РСДРП и уже через год не моргнув глазом зарезал своего товарища по партии, который был заподозрен в сотрудничестве с жандармами. После чего стал предводителем боевиков, которые разбоями и грабежами добывали деньги для партии, зачастую оставляя после себя трупы.

Поэтому убийство царской семьи не было для Ермакова чем-то из ряда вон.

После расстрела Романовых Ермакову пытались найти место и должность, которые бы соответствовали его роли в историческом событии. Но продвинуть лихого Петра по карьерной лестнице оказалось очень сложно по причине его абсолютной безграмотности и хронического алкоголизма. Сначала Ермаков работал простым сотрудником органов в Омске, затем – в Челябинске и Екатеринбурге. В 1927 году стал инспектором уральских тюрем. И так рьяно инспектировал вверенные ему учреждения, что получил звание ударника труда, грамоту и наградной браунинг.

В 1935 году он стал членом научного общества при Свердловском областном музее революции. Поэтому, как уже упоминалось, разъезжал с лекциями о расстреле царской семьи. Но постепенно спился. Ермакову стало не до лекций. Покушать он заходил в столовую-распределитель для ветеранов революции. А выпивать наведывался в пивные. Приходил и приказывал буфетчику: «Наливай!» Когда с него требовали плату, он возмущался: «Я один всю царскую семью убил! А ты мне пива налить не хочешь?»

Также Ермакова не раз видели на паперти единственной в Свердловске действующей церкви: цареубийца жалостливым голосом просил милостыню. Умер он в 1952 году от рака в больнице, которая располагалась по соседству с Ипатьевским домом.

Павел Медведев был начальником конвоя, охранявшего Романовых. Во время расстрела он, по свидетельству коллег, повёл себя «странно», хотя был «опытным большевиком» – «Упал, потом стал на четвереньках выползать из комнаты. Когда товарищи спросили, что с ним (не ранен ли), он грязно выругался, и его стало тошнить…»

После казни Медведев несколько замешкался: оставался в Екатеринбурге, когда белые уже хозяйничали на окраинах города. Бежал, но был пойман одним из отрядов Колчака. Его допросили с пристрастием. От убийства царя Павел яростно открещивался. Тем не менее колчаковцы отправили его за решётку – дожидаться следствия. Но его Медведев так и не дождался: заболел свирепствовавшим в то время сыпным тифом и умер прямо в камере.

Ещё один участник расстрела, сотрудник областной ЧК Михаил Медведев (Кудрин), прожил очень долгую и успешную жизнь. Именно он начал стрелять конкретно в Николая II, не дожидаясь, пока Юровский повторит приговор (с первого раза обречённые на смерть не поняли, что именно с ними собираются сделать). Из револьвера Медведева в самодержца было выпущено сразу пять пуль. Примеру нетерпеливого чекиста последовали и все остальные, буквально изрешетив тело уже мёртвого царя.

После «спецоперации» Медведев стал членом коллегии УралоблЧК. А в 1938 году был назначен помощником начальника 1-го отделения отдела Особоуполномоченного в НКВД СССР и на этой должности дослужился до звания полковника. При Хрущёве ему была назначена большая персональная пенсия. Медведев-Кудрин был вхож в высшие круги власти, поэтому жил безбедно. И похоронен был на престижном Новодевичьем кладбище с воинскими почестями. Самое ценное, что у него было, он завещал передать своему благодетелю – Никите Хрущёву. Сын Медведева-Кудрина написал руководителю страны письмо:

«Умирая, папа просил поздравить Вас 17 апреля 1964 г., в день Вашего 70-летия, пожелать доброго здоровья и лично передать Вам от его имени в подарок историческую реликвию нашей семьи – пистолет системы „Браунинг“ № 389965, из которого отец в ночь на 17 июля 1918 года расстреливал в Екатеринбурге последнего русского царя Николая Второго (гражданина РомановаН.А.) и его семью».

Кроме браунинга Медведев-Кудрин поручил сыну вручить главе государства рукопись мемуаров о расстреле царской семьи – «Сквозь вихри враждебные». Но воспоминания убийцы не были опубликованы.

К слову, сын Медведева-Кудрина Михаил Михайлович стал учёным-историком. В 1960-х работал в исторической редакции издательства «Наука». Уже после смерти отца он нашёл одного из цареубийц – Григория Никулина и человека, который сжигал трупы, – Исая Родзинского. Медведев-младший под запись задавал им очень тяжёлые вопросы. Например, зачем убивали детей, слуг и даже расправились потом с комнатными собаками – домашними питомцами Романовых? Для чего понадобилось уничтожать останки убитых? Эти записи были сразу же направлены в секретный партийный архив…

Останки царской семьи были официально найдены лишь в 1991 году – тогда было обнаружено девять тел, зарытых на Поросёнковом логу. 5 июля 1991 года начался новый отсчёт времени в установлении истины о гибели царской семьи и их приближённых. После согласования с Ельциным Свердловский облисполкомом выделил деньги на необходимые работы по изъятию останков и созданию соответствующей группы для проведения раскопок.

С 11 по 13 июля 1991 года захоронение в Поросёнковом логу на старой Коптяковской дороге было вскрыто, царские останки изъяты и доставлены в Республиканский центр судебно-медицинской экспертизы для описания и идентификации.

Событие тут же превратилось в мировую сенсацию.

В 1993 году Борис Ельцин назначает правительственную комиссию по идентификации останков царской семьи, в которую вошли наряду с учёными и историками представители российской интеллигенции и Русской православной церкви. Возглавил комиссию Борис Немцов.

Официально правительственная комиссия завершила свою работу в январе 1998 года. После многочисленных генетических экспертиз в России и за рубежом комиссия пришла к выводу, что останки, найденные Гелием Рябовым и Александром Авдониным под Екатеринбургом, принадлежат последним Романовым. Тогда же было принято решение об их захоронении в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. В январе 1998 года президент позвонил патриарху Алексию II и попросил принять членов правительственной комиссии. Эта встреча состоялась 28 января в резиденции патриарха в Чистом переулке. К патриарху прибыли четверо: председатель комиссии вице-премьер правительства Борис Немцов, его советник Виктор Аксючиц, историк Александр Шубин и старший советник юстиции, прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры Владимир Соловьёв. Он был единственным из гостей патриарха, кто не входил в состав правительственной комиссии, желая сохранить полную независимость в выводах. Основная тяжесть расспросов легла на плечи Соловьёва – он оказался наиболее подготовленным по всем вопросам. Разговор длился около двух часов. Наконец патриарх прервал вопросы и сказал, положив руку на записку Генеральной прокуратуры: «Достаточно. Вы меня убедили. Это на самом деле императорская семья. С этим вопросом все ясно. Остаётся решить, когда и где необходимо произвести захоронение». Патриарх согласился с тем, чтобы церемония состоялась в 80-ю годовщину расстрела царской семьи, то есть 17 июля 1998 года.

Накануне, 16 июля, Борис Ельцин обратился по телевидению к россиянам:

«Долго раздумывая, разговаривая с гражданами России, историками и работниками культуры, я пришёл к выводу, что мне надо поехать в Санкт-Петербург на захоронение останков Николая II и его семьи. Я считаю это покаянием нашего поколения перед ними. 80 лет эту правду скрывали. И надо завтра эту правду сказать, принять участие. Это будет по-человечески справедливо!»

17 июля 1998 года состоялось захоронение императорской семьи в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге.

Спустя ещё девять лет были обнаружены недостающие два тела – сильно обгоревшие и изуродованные останки, предположительно принадлежавшие цесаревичу Алексею и великой княжне Марии.

Генпрокуратура РФ совместно с профильными центрами Великобритании и США провела множество экспертиз, включая молекулярно-генетическую. С её помощью были расшифрованы и сопоставлены ДНК, выделенные из найденных останков, и образцы брата Николая II Георгия Александровича, а также племянника – сына сестры Ольги Тихона Николаевича Куликовского-Романова.

Экспертиза также сопоставила результаты с кровью на рубашке царя, хранящейся в Эрмитаже. Все исследователи сошлись во мнении, что найденные останки действительно принадлежат семье Романовых, а также их слугам.

После 2015 года исследование останков (которые ради этого пришлось эксгумировать) продолжается уже с участием комиссии, сформированной патриархией. Согласно последним выводам экспертов, обнародованным 16 июля 2018 года, комплексные молекулярно-генетические экспертизы «подтвердили принадлежность обнаруженных останков бывшему императору Николаю II, членам его семьи и лицам из их окружения».

Адвокат императорского дома Герман Лукьянов заявил РИА «Новости», что церковная комиссия примет к сведению итоги экспертизы Следственного комитета, но окончательное решение будет оглашено на Архиерейском соборе.

В 2018 году вновь были подтверждены результаты генетических экспертиз. Историки доказали подлинность останков великой княжны Марии и цесаревича Алексея, найденных позже остальных.

Приятели сделали очередной перерыв в поисках.

– А ведь, оказывается, у великой княжны Ольги Николаевны был шанс ещё за несколько лет до роковой ночи с 16 на 17 июля 1918 года покинуть отца и мать, обзаведясь собственной семьёй. В таком случае все тяжёлые испытания, выпавшие на долю императора и его близких после отречения от престола и закончившиеся их трагической гибелью, обошли бы молодую женщину стороной, – заметил Семён. – Об этом недавно писали.

В 1914 году, до начала Первой мировой войны, наметился было междинастический проект. Родители приглядели для Ольги, которой недавно исполнилось восемнадцать, подходящего по рангу жениха – Кароля (Карла), старшего сына румынского кронпринца (и будущего короля) Фердинанда из рода Гогенцоллернов-Зигмарингенов и кронпринцессы Марии Эдинбургской.

Российский министр иностранных дел Сергей Сазонов писал: «По многим причинам этот брак мог быть признан Русским Двором весьма подходящим и по политическим соображениям желательным, чего я не скрывал от Государя и Императрицы. Их Величества, не возражая ничего против моих доводов, настаивали только на том, чтобы брак великой княжны… состоялся только по более близком знакомстве молодых людей между собою и при непременном условии свободного согласия на него Их дочери».

В Румынии к подобному брачному варианту отнеслись, конечно, тоже с большой заинтересованностью: ведь по своему статусу дочери российского императора были едва ли не самыми завидными невестами в Европе.

Впрочем, для румынской стороны существовало очень серьёзное «но». Позднее в своих мемуарах Мария Эдинбургская призналась, что, когда зашла речь о вероятности брака её старшего сына и великой княжны Ольги Николаевны, это её не только обрадовало, но и испугало. Причиной тому – страшная наследственная болезнь.

«Когда впервые появились разговоры о возможном браке Кароля и Ольги, я была больше против, чем за, так как я очень боялась этой ужасной болезни – гемофилии, которая передаётся от матери к сыновьям. Я знала, что бедная Аликс (так называли близкие императрицу Александру Фёдоровну) передала её своему наследнику, и мне было страшно ставить свою семью перед подобной угрозой. Если бы не это, я была бы рада принять любую из дочерей Николая II в нашей семье, потому что это было очень лестное предложение от Российской стороны. Когда нас с сыном пригласили в Царское Село, мы посчитали неприличным отказаться от приглашения, к тому же я давно хотела поехать в Россию».

Невзирая на такую скрытую угрозу, родители потенциальных жениха и невесты всё-таки предприняли первые шаги к осуществлению свадебных планов. Состоялось несколько визитов на высшем уровне, в ходе которых молодые могли бы получше узнать друг друга.

Весной 1914 года по приглашению Николая II Фердинанд с семейством прибыл в Петербург. Здесь их встретили вполне по-родственному. Ничего удивительного: ведь Мария Эдинбургская была внучкой российского императора Александра II (её мать – дочь этого государя, великая княжна Мария Александровна).

Румынскому кронпринцу с супругой понравились царевны. Но вот сами представители молодого поколения не слишком активно налаживали контакты между собой. Кароль явно чурался общества великих княжон, а те в свою очередь не проявляли к этому гостю особой заинтересованности.

Румынская кронпринцесса вспоминала: «Ни Кароль, ни Ольга не проявляли никакого желания познакомиться ближе. Общественность жаждала видеть одну из княжон невестой Кароля, однако во дворце никто об этом не говорил. Я чувствовала, что надо обсудить этот вопрос с Аликс. Обсудив с мужем план брака, мы решили, что будет грубо, если мы уедем, не подняв этой темы, ведь предложение должно было исходить от молодого человека. Однажды после обеда я спросила, могу ли я поговорить с Аликс наедине. Мы ушли в её будуар и там я откровенно рассказала о том, что нахожусь в затруднительном положении и не понимаю, что делать. Мы договорились о том, что не можем решать от имени наших детей, что они должны все решить сами. Единственное, что мы могли сделать, – дать им возможность почаще видеться».

А С.Д.Сазонов в своих воспоминаниях приводит такие слова императрицы Александры Фёдоровны, сказанные ему в приватной беседе: «Вы понимаете, как трудны браки в Царствующих Домах… Дело Государя решить, считает ли он тот или иной брак подходящим для своих дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти».

В результате был запланирован следующий этап «операции»: на предстоящее лето наметили новую встречу семьями – кронпринц пригласил российского государя и его близких посетить Румынию.

Этот вояж Николай и Александра со всеми детьми предприняли в июне 1914-го, выкроив для него время в период своего летнего крымского отдыха. Из Ялты плыли на императорской яхте «Штандарт» в сопровождении двух крейсеров и ещё нескольких кораблей Черноморской эскадры.

Загранпоездка получилась очень короткой. 1 июня на румынском берегу, в Констанце, царская семья провела лишь немногим более полусуток. Это время было плотно занято протокольными и развлекательными мероприятиями.

Фрейлина императрицы Софья Буксгевден вспоминала: «После чая все члены королевских семей отправились на смотр румынских войск, причём великая княжна Ольга ехала вместе с кронпринцессой. Молодая великая княжна была в центре внимания, поскольку были большие надежды на её свадьбу с принцем Каролем».

Город тщательно подготовили и украсили к визиту столь важных гостей, а всю программу пребывания семьи русского монарха тщательно продумали, однако это ни на йоту не продвинуло вперёд «матримониальный проект». Судя по всему, он изначально был обречён на неудачу. Подобный вывод можно сделать, прочитав воспоминания одного из придворных, наставника цесаревича Алексея Пьера Жильяра:

«В конце мая месяца при дворе разнёсся слух о предстоящем обручении Великой Княжны Ольги Николаевны с принцем Карлом Румынским. Ей было тогда восемнадцать с половиною лет. Родители с обеих сторон, казалось, доброжелательно относились к этому предположению, которое политическая обстановка делала желательным. Я знал также, что министр иностранных дел Сазонов прилагал все старания, чтобы оно осуществилось, и что окончательное решение должно было быть принято во время предстоявшей вскоре поездки русской императорской семьи в Румынию.

В начале июня (Жильяр вёл отсчёт времени по новому стилю), когда мы были однажды наедине с Ольгой Николаевной, она вдруг сказала мне со свойственной ей прямотой, проникнутой той откровенностью и доверчивостью, которые дозволяли наши отношения, начавшиеся ещё в то время, когда она была маленькой девочкой:

– Скажите мне правду, вы знаете, почему мы едем в Румынию?

Я ответил ей с некоторым смущением:

– Думаю, что это акт вежливости, которую Государь оказывает румынскому королю…

– Да, это, быть может, официальный повод, но настоящая причина… Ах, я понимаю, вы не должны её знать, но я уверена, что все вокруг меня об этом говорят и что вы её знаете.

Когда я наклонил голову в знак согласия, она прибавила:

– Ну так вот! Если я этого не захочу, этого не будет. Папа мне обещал не принуждать меня, а я не хочу покидать Россию.

– Но вы будете иметь возможность возвращаться сюда всегда, когда вам это будет угодно.

– Несмотря на всё, я буду чужой в моей стране, а я русская и хочу остаться русской!»

Остальные три великие княжны явно разделяли подобные настроения сестры. Похоже, во время заморского визита барышни решили нарочито явить себя местному высшему обществу не самым выигрышным образом. Как отмечали очевидцы с румынской стороны, царские дочери показались одетыми «слишком просто», а кроме того, они выглядели чересчур загорелыми для представительниц дворцовой элиты.

Как бы то ни было, петербургская ситуация повторилась и в Констанце: принц Кароль не предпринимал активных попыток общения с Ольгой, предпочитая вместо этого оставаться в обществе старших, а девушка демонстративно «не замечала» его.

В итоге тогда, летом 1914-го, затея с междинастическим сватовством кончилась полным фиаско.

Около полуночи с 1 на 2 июня «Штандарт» отчалил от румынского берега и взял курс на Одессу.

Из воспоминаний П.Жильяра: «На следующий день утром я узнал, что предположение о сватовстве было оставлено или по крайней мере отложено на неопределённое время. Ольга Николаевна настояла на своём».

Другой участник тех событий сформулировал ситуацию ещё более категорично: «Было досадно слышать истории о браке нашей великой княжны с сыном наследного принца, хотя вопрос был определённо решён. И ответ был отрицательным».

Впрочем, на официальном уровне вроде бы точку в данном брачном проекте ещё не поставили. Румынские Гогенцоллерны и российские Романовы договорились о новых семейных встречах, следующую из которых они наметили на осень 1914 года.

Однако таким планам не суждено оказалось сбыться. Это июньское плавание на «Штандарте» в Румынию стало последней зарубежной поездкой российской императорской семьи. Всего несколько недель спустя раздался роковой выстрел в Сараево, и Европа покатилась в бездну разрушительной мировой войны, которая, спровоцировав революцию, похоронила в итоге российское самодержавие, а семью последнего нашего императора подвела под пули комиссаров.

Конечно, в условиях разгоревшейся военной страды о планах выдачи дочерей замуж Николаю II задумываться вряд ли уже приходилось. На варианте свадьбы старшей из великих княжон и румынского принца был поставлен крест.

Ольга с Каролем после этого виделись всего лишь однажды. Это произошло в феврале 1917-го, буквально за несколько дней до отречения русского царя от престола. Старший сын Фердинанда, ставшего к тому времени румынским королём, был послан отцом в Россию, чтобы ознакомиться с положением дел на Восточном фронте.

А по прошествии ещё полутора лет румынский кронпринц узнал об убийстве на Урале большевиками всей императорской семьи, в том числе и своей предполагавшейся когда-то невесты.

– Да. – вздохнул Аркадий. – Она не захотела покидать Россию и разделила участь миллионов её соотечественников.

– А я ведь видел Ипатьевский дом, – вспомнил Аркадий. – В 1971 году мы с друзьями приезжали в Свердловск. Когда проезжали по центральной улице, друг мне говорит:

– Обрати внимание на тот дом справа. Это Ипатьевский дом, в котором расстреляли царскую семью.

Я его тогда не успел рассмотреть как следует. Когда через несколько лет я снова приехал в Свердловск, то хотел осмотреть его основательно. Но, сколько я ни колесил по той улице, дома никак не мог найти. Оказывается, место, где убили последнего русского императора, для советской власти было как бельмо на глазу. Поэтому в 1977 году дом Ипатьева снесли.

Часовня на месте Ипатьевского дома, фото Ю. Худякова

Дом, безмолвный свидетель гибели царской семьи, имеет свою знатную историю. Приобрёл его москвич, инженер-строитель Николай Николаевич Ипатьев в 1908 году. В нижнем этаже дома инженер разместил контору. Сам дом сдал под квартиры, не имея возможности постоянно находиться в Екатеринбурге. В 1914 году Ипатьев был избран гласным городской Думы на четырёхлетний срок. Февральскую Революцию воспринял положительно. В начале 1918 года уехал для поправки здоровья в Курьи, местный курорт. 27 апреля был вызван срочной телеграммой в Екатеринбург. В городе ему сообщили о немедленной экспроприации дома и предписали освободить помещение в течение 48 часов. Ипатьев проживёт ещё двадцать лет, но в свой дом уже не вернётся. Крепкий, основательный особняк видел золотопромышленников и думских гласных, белых офицеров и красных комиссаров. По ступеням, что вели в подвал, стучали дамские каблучки и солдатские сапоги. Он был белогвардейским штабом, музеем революции, общежитием, архивом, охраняемым архитектурным памятником и просто конторским домом. Пережил годы величия и развенчания, официального умалчивания и неофициального опасливого интереса, потому что судьба ему определила стать последним пристанищем последнего самодержца российской императорской династии Романовых и его семьи.

А в период хрущёвской оттепели Ипатьевский дом все чаще становится объектом внимания жителей Свердловска и туристов как место расстрела царской семьи. У дома появляются живые цветы. Разносится слух, что Ипатьевский дом ЮНЕСКО собирается включить в реестр памятников варварству. В июле 1975 года за подписью председателя КГБ Ю.В.Андропова появляется документ, в котором предлагается снести дом в порядке плановой реконструкции города. Говорят, тогда в Политбюро и было принято решение о сносе, но выполнение его откладывалось по разным причинам. В правительственных кругах были противники столь радикальных действий: не спешить предлагали Председатель Совета министров РСФСР М.С.Соломенцев, секретарь ЦК КПСС, земляк свердловчан Я.П.Рябов. Сторонником немедленного сноса выступал главный идеолог партии, «серый кардинал» ЦК КПСС М.А.Суслов.

В конце концов победили сторонники жёсткого решения. В сентябре 1977 года по указанию в то время Первого секретаря Свердловского обкома КПСС Б.Н.Ельцина началось разрушение здания.

И теперь, пожалуй, самым почитаемым местом столицы Урала, куда постоянно приезжают паломники со всех уголков России и зарубежья, конечно же, является Храм-на-Крови в Екатеринбурге. Он возведён на месте дома Ипатьева, в котором произошло бессудное убийство царской семьи.