Меня не ждали. Знали, что я приеду, но встретили с неохотой и всячески выражали неудовольствие.
– Здесь туристов не любят, на нашей улице все свои, – оповестила меня пожилая хозяйка.
И вам тоже добрый вечер.
С пристрастием рассмотрев мои шорты, она кивнула в направлении пристройки, которую я по фотографии окрестила «виноградным домиком». Какая же я наивная! «Виноградный домик» оказался слесарной мастерской с крохотными грязными окнами, просиженным диваном и раковиной вместо ванной.
– Муж уже три года как болеет и не пользуется мастерской, вот мы и поставили туда диван. Здесь вы и будете жить.
Спокойно. Все хорошо, мне не нужна роскошь. Зато будет чем заняться. Приберусь, вымою окна и пол, сложу инструменты в углу. А диван… а зачем мне диван? Все равно я почти не сплю.
– Спасибо, что приютили! Я тихая, не доставлю вам никаких хлопот. – Ложь вырвалась наружу, удивляя и настораживая. Может, добавить, что тихая я днем, а ночью ору так, что пугаю соседей по вагону?
Хозяйка пробежалась по мне оценивающим взглядом, в котором отчетливо читалось сомнение.
– Деньги вперед! – Получив заранее приготовленный конверт, хозяйка ушла.
Вот я и в «отпуске». Сейчас мое жилище выглядит безрадостно, но утром все будет по-другому. Я увижу море, виноградник, гальку и солнце. Маленькой Ларе это понравится. Как только наберусь решимости, пройдусь по улице, чтобы посмотреть на дом чудовища. Начну излечение от прошлого. Буду двигаться вперед шаг за шагом. Посмотрим, как далеко я смогу зайти.
Если вы думаете, что я планирую месть, то ошибаетесь. Моя планка и выше, и ниже – все зависит от точки зрения. Я планирую жизнь. Мою. Свободную от страха. А уж потом… посмотрим, что дальше. Мне бы только научиться дышать.
Плюхнувшись на просиженный диван, я вспугнула древнюю пыль. Ничего так, мягонько, только совесть мучает. Знаю, что неизвестной мне Люсе помогает «Скорая помощь», но я все-таки медсестра. Выйти, что ли, спросить, как она, не нужно ли чего… Кряхтя, я слезла с дивана и побрела вдоль заборов. Если повезет, Игорь меня не заметит, хотя он и так знает, где я остановилась. Если приспичит, то найдет, я не смогу этого предотвратить.
«Скорая помощь» все еще на месте. Дверь машины открыта, фельдшер балансирует на подножке.
– Простите, я хотела узнать, не нужна ли помощь. Я медсестра.
Женщина обернулась с отвлечённой улыбкой.
– Соседка, что ли?
– Да.
Теперь – да.
– Помощь не нужна, спасибо, что вышли!
– А больная в порядке? Люся, кажется?
Женщина показала взглядом на калитку:
– Поговорите с ее друзьями.
– Нет, спасибо.
Я припустила обратно в виноградный домик, причем на такой скорости, что чуть на кота не наступила. Не раздеваясь, плюхнулась на пыльный диван и закрыла глаза. Заснуть бы! Вздохнув, достала книгу и бутылку воды. Только успела устроиться, как в дверь постучал Игорь.
– Вот, еще и въехать не успела, а привела мужика! – пробурчала хозяйка за его спиной. Брезгливо осмотрев виноградный домик, Игорь показал взглядом на дверь:
– Выйдем на минутку, разговор есть!
Мы прошли мимо хозяйки, вдоль заборов, мимо «Скорой» и вошли в открытую калитку. Передо мной небольшой белый дом, обвитый виноградной лозой, а остальное не рассмотреть. Парадная дверь открыта, свет выливается из нее, как забродившее тесто.
Игорь взял меня за руку и потянул за собой в сторону округлой беседки. На удивление большой, человек на десять, я таких никогда не видела.
– Сядь!
– Как Люся?
– Людмила Михайловна. Плохо. У нее очередной инфаркт, но она отказывается ехать в больницу. Говорит: «Одним инфарктом больше, одним меньше, какая разница». У нее со вчерашнего дня симптомы, а она только сейчас «Скорую» вызвала.
– Не слабо!
– Она не слабая женщина. С ней внук живет, и она отказывается его оставлять. Обычно, когда Людмила Михайловна уезжает, за Димкой соседка приглядывает, она их дальняя родственница. Но в прошлый раз она не справилась. Фельдшер сказала, что ты медсестра. Ты наверняка знаешь о заболеваниях легких, и если ты рядом, то всем спокойнее будет.
Игорь устало проводит ладонью по лбу и наклоняется ближе, чтобы разглядеть мое лицо.
– Та пристройка непригодна для жилья, – говорит с намеком.
– Меня все устраивает.
– Я должен уехать в очередную командировку. Срочную. Не могу отложить.
– Поздравляю.
Чувствую, к чему идет дело, и паникую так, что хоть кричи. Отсюда и сарказм, жалкий и хныкающий. Игорь же знает, какая я ненормальная, так с какой стати просит меня о помощи?!
– Димке одиннадцать, он ответственный парень. Ты не смотри, что дом маленький, он очень уютный внутри. Вид на море, все удобства, не то что твоя конура.
– Ты что, приглашаешь меня переехать в чужой дом?
– Да, приглашаю, если ты согласишься помочь соседке с мальчишкой и проследить за ним, пока хозяйка в больнице.
– Ты считаешь, что психованная и совершенно незнакомая тебе соседка по вагону – лучшая кандидатура для ухода за ребенком?
– Ты не психованная. У Димки кроме бабушки и соседки, дальней родственницы, здесь никого нет, остальная родня далеко, и мы все за ним приглядываем, как семья. А ты хороший человек, предложила помощь, вот и поможешь. Я знаю эту семью с детства, душевные люди. Да и жизнь у них нелегкая.
Как будто я могу облегчить чью-то жизнь! Об этом даже думать смешно.
– А Людмила Михайловна согласилась?
– Она хочет с тобой поговорить.
С ума сойти! Мой «отпуск» еще не успел начаться, а уже сходит с рельсов.
– Какой у них номер дома?
– Шестьдесят пять. – Игорь озадаченно присматривается к моему лицу. Чувствует, что эта информация имеет для меня принципиальное значение, но не может даже предположить почему.
Шестьдесят пять.
Дьявол.
Дьявол-дьявол-дьявол!
Вот же судьба! Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы разыскать чудовище и выяснить, что он живет в доме номер шестьдесят три. Еще несколько месяцев ушли на то, чтобы снять комнату на улице, на которую не пускают туристов, и не вызвать подозрений. А теперь я оказалась слишком близко, в соседнем доме, к которому к тому же прилагается ребенок. Они все здесь одна семья… все?! Знать бы, какие у судьбы планы и совпадают ли они с моими.
Завтра утром я выгляну из окна и увижу чудовище.
Нет. Не могу. Слишком рано, слишком близко. Задерживаю дыхание и обещаю себе, что откажусь. Сейчас же. Вернусь в снятую комнату и спрячусь там, чтобы как следует подготовиться к первой встрече с прошлым.
– Сожалею, Игорь, но я не могу им помочь.
– Почему?! Димке одиннадцать, совсем взрослый парень, покладистый, умный. Соседка за него отвечает, а ты помоги им и проследи за его здоровьем. А в остальное время делай что хочешь. Мы с Димкиным отцом дружили с детства.
– Нет, извини. Я не могу.
– Я ненавижу просить, но в этом случае готов сделать все что угодно. Сам я помочь не могу, у меня срочная командировка. В лучшем случае могу остаться до завтра. Но один я все равно не справлюсь. Ничего не понимаю в болезнях, да и дети – это не мое. Прошу тебя! Ты даже представить себе не можешь, как тяжело им приходится.
Умоляющий взгляд Игоря меня раздражает, поэтому я рассматриваю дом. Меня ломает, физически и душевно. Тот самый случай, когда знаешь, что судьба нагло тасует твои карты и ждет твоей реакции.
С чего я решила, что люблю виноградную лозу? Она душит меня, свивается вокруг горла удавкой. Не могу дышать, рву стебли, царапаю кожу. Чудовище совсем рядом, и мне кажется, что я чувствую его взгляд. Он уже знает, что я здесь, что я приехала, чтобы найти спасение. Он этого не допустит. Слишком близко, слишком быстро.
В мыслях мятеж, в душе пожар. Сижу, не двигаясь, молча, только в ушах завис крик.
Дом номер шестьдесят пять. Судьба – глумливая ведьма.
– Дыши!
– Что?
– Ты задержала дыхание, причем давно.
– Хорошо, я перееду.
Игорь берет меня за руку и охает. Мои пальцы заледенели настолько, что я не чувствую прикосновений. Кажется, Игорь тянет меня за собой и ведет в дом. Смотрю вниз и вижу, как мои ноги послушно отмеряют шаги.
Мы ступаем в дверной проем, густо намазанный маслянистым светом. Дом действительно уютный, это заметно сразу. Чисто, кругом современная мебель, стены выбелены. Это дом, в котором живет любовь, я давно в таких не была.
– Это она? – Самая элегантная из возможных бабушек смотрит на меня с каталки. Седые волосы со стрижкой каре, идеально прямой пробор, расстегнутая шелковая блуза. Впечатления не портит даже прозрачная трубка, змеящаяся по простыне к кислородному баллону.
– Добрый вечер!
Игорь уверенно выступает вперед.
– Людмила Михайловна, познакомьтесь, это моя знакомая, которая собиралась остановиться у Семеновых. Таня… – Неуверенный взгляд в мою сторону. Знает же, что сам придумал это имя!
– Лара, – встреваю я.
– Близкая знакомая, говоришь? – с усмешкой отмечает женщина, пристально меня разглядывая. Во время инфаркта не шутят, но эта женщина не сдастся даже смерти, это очевидно с первого взгляда.
– Я не доверяю незнакомым мужчинам, поэтому не спешу называть свое имя, – поясняю ровным тоном.
– Правильно, что не доверяете. Игорек еще тот хитрец. – Людмила Михайловна пристально смотрит на меня.
– Видели бы вы, какую ей комнату выделили! – вступает в разговор Игорь. – Старую мастерскую! Ужас один, везде пыльно, окна грязные, мыться негде, а на диване раньше спала собака.
Он заискивает перед больной. Почему? Чем он ей обязан?
– Я приехала в Анапу отдохнуть от неприятностей, – почти честно говорю я. – Снятая комната меня вполне устраивает.
– Приехали отдохнуть от неприятностей и тут же на них наткнулись, – снова усмехается хозяйка. – Вы медсестра?
– Да.
– Как давно?
– Закончила обучение два года назад. Работаю в травмпункте.
Умоляю, не спрашивайте, где я живу! Умоляю… не задавайте личных вопросов! Ах, как же я не хочу врать!
Больная пристально смотрит на работников «Скорой».
– Боль почти прошла, и мне намного лучше. Я могу остаться дома и вызвать частного врача и сиделку, – заявляет таким тоном, что фельдшер невольно встает по стойке «смирно». Значит, раньше она была учительницей или, скорее, директором школы. Этот тон мне знаком, до боли.
– Вы не понимаете, какому риску себя подвергаете! Мы должны срочно ехать…
– Я все понимаю! Лара, вы когда-нибудь ухаживали за больными с заболеваниями легких?
– Да, во время практики.
Оглядываюсь по сторонам. У стены стоит мальчик, светловолосый, большеглазый. Полагаю, что это Дима. Людмила Михайловна рассказывает о болезни[2] внука, о лечении. Объясняет, как делать ингаляции, массаж и дыхательную гимнастику.
– Лара, вам следует знать, что Дима непростой ребенок… у него сильный характер.
Меня знакомят с соседкой, дальней родственницей, которая теперь отвечает за Диму. На прощание Людмила Михайловна впивается в меня взглядом:
– Лара, вы позаботитесь о моем мальчике?
В этом вопросе такой заряд чувств, что я нервно сглатываю. Не могу не отозваться на чужую мольбу.
– Да.
– Игорь, разберись со всем! – командует больная. – Ключи в обычном месте, лекарства, инструкции и деньги тоже. Лара, располагайтесь, чувствуйте себя как дома и, прошу вас, навестите меня завтра в больнице, мы продолжим разговор.
Недовольно качая головой, фельдшер склоняется над каталкой:
– Готовы?
– Да.
Людмила Михайловна смотрит на меня, и я улавливаю в ее глазах страх. В этот момент мы – родственные души. Повинуясь порыву, подхожу ближе и сжимаю ее тонкие пальцы. Суставы, искривленные артритом, ощущаются как бусины в моей руке.
– Я провожу вас до машины.
По пути мы разговариваем, и взгляд Людмилы Михайловны становится чистым и безмятежным, как озеро. Я смогла ей помочь, подарить уверенность и относительный покой. Не себе, так хоть кому-то.
Вокруг «Скорой» – никого, только лужа света от фонаря.
– На самом деле мне везет, – сухо улыбается Людмила Михайловна, – все мои инфаркты прошли почти безболезненно. Обычно больным приходится намного хуже. А я в полном порядке!
– Ну да, в полном, – ворчит фельдшер, явно хорошо знакомая с больной.
Я не хочу, чтобы Людмила Михайловна уезжала. Держусь за прохладные пальцы, тянусь за ней, будто в ее доминирующем присутствии скрывается путь к моему спасению.
А потом я остаюсь на пустой улице, изогнутая тень в овале фонарного света.
– Я перенесу твои вещи и поговорю с хозяевами, – предлагает Игорь, и, кивнув, я направляюсь на поиски Димы.
Светловолосый мальчик смотрит на меня исподлобья, и уже тогда становится понятно, что он мне не рад. Наморщив нос, говорит:
– Я взрослый, мне не нужны няньки, – и уходит.
Добро пожаловать в «отпуск»!
Я сажусь на порог и смотрю в темноту, дожидаясь возвращения Игоря. Он протискивается в дом, не задевая меня, и грохает чемодан на пол.
– Давай сначала разберемся с твоей комнатой, а потом и со всем остальным. Будем надеяться, что я помню, где что хранится, давно уже здесь не хозяйничал. В детстве мы с Василием отдыхали здесь каждое лето.
– С Василием? – Как будто кто-то приложил ледяной кубик к моему горлу, холодный спазм перекрыл дыхание.
– Да. Димкин отец, Василий.
Дыши, Лара! Василий тебе не знаком. В этом городе живет много мужчин, не все они связаны с чудовищем.
– А где он сейчас?
Дернувшись, Игорь смотрит на дверь, за которой исчез Дима.
– Они погибли с женой во время экспедиции. Альпинисты.
Вместо сочувствия меня накрывает облегчение. Мне стыдно, очень, но теперь я могу дышать. Василий альпинист, и он погиб. Он не друг чудовища, а всего лишь погибший сосед.
Не желая развивать болезненную тему, Игорь ведет меня по дому. Отменная кухня, высший класс. Чисто, уютно, современно. Игорь достает связку ключей, лекарства и инструкции и поворачивается ко мне с ожидаемым «Эврика!».
– После первого инфаркта Людмила Михайловна приготовила инструкции, чтобы за Димкой хорошо следили. К сожалению, в прошлый раз соседка была не особо внимательна.
Пробежав глазами инструкции, я встречаю испытующий взгляд Игоря.
– Я справлюсь, в этом нет ничего сложного. Отправляйся в командировку.
– Спасибо, Лара. Я вернусь через четыре дня, но сегодня же свяжусь с остальными родственниками. Если Людмила Михайловна задержится в больнице, то найдем тебе замену. Но если хочешь, я могу остаться на ночь, уеду рано утром.
Это предложение до завязки загружено скрытым смыслом, и каждое слово сжимает горло тисками.
– Нет, не стоит, мы справимся.
В доме четыре спальни – хозяйская, Димина и две пустые. На Диминой двери красуется кривая надпись: «Не входить». Я выбрала единственную спальню на первом этаже, чтобы быть подальше от детской и не беспокоить Диму, если ночью буду кричать от кошмаров. Хотя, боюсь, мальчик все равно услышит. Ничего не поделаешь, я такая, какая есть.
– Ты выбрала лучшую комнату! – улыбнулся Игорь. – Отсюда отличный вид на море. Лара, знаешь… некоторые случайности не случайны.
Понятия не имею, на что именно он намекает, но выяснять не собираюсь. Более того, упорно стараюсь не думать о вмешательстве судьбы в мои планы. Я всего лишь помогаю женщине, которой сейчас труднее, чем мне.
– Спасибо, Лара.
– Не за что.
– Осталось найти деньги. Или давай сделаем проще: я сам оставлю вам денег на несколько дней.
Игорь полез за бумажником, но я протестующе замахала руками. Я не беру чужих денег, это одно из моих многочисленных утомительных правил.
– Потом рассчитаемся.
– Уверена?
Я обвела взглядом выбранную мною спальню и насмешливо вздернула бровь. Разительное отличие от пристройки, которую я сняла с таким трудом! Большая кровать с клетчатым покрывалом, телевизор на стене, удобный шкаф-купе, ванная. Более того, в комнате – огромное окно, за которым ощущается море. Не видишь, но знаешь, что оно там, за пологом тьмы, и от этого становится легче дышать.
– Можно, я скажу кое-что очень неуместное? – Игорь неловко топчется у двери, трется плечом о косяк.
– Раз уж заинтриговал, то говори!
– В тебя можно влюбиться с первого взгляда.
– Может, с первого крика? – Я иронизирую, потому что чувствую в Игоре азарт игрока. Все дело в моей недоступности, в отвержении мужчин. Это разжигает любопытство.
– Может, и так. – Игорь не смеется. – У меня есть хоть какой-то шанс?
Игорь принадлежит к типу мужчин, которые преувеличивают, драматизируют, быстро загораются и так же быстро угасают. Если не получают желаемое, то взрываются и делают глупости. Хотя не стоит рубить с плеча, может, он и не такой. Сейчас он добрый, совестливый и заботливый. Он помогает знакомым, да и мне тоже. Надо поставить галочку в блокноте, чтобы запомнить, что однажды я встретила хорошего парня. Смотрю на него во все глаза, как на достопримечательность, и улыбаюсь. Запоминаю навсегда, чтобы знать, что чудеса случаются, что я наконец не ошиблась, доверившись мужчине. Он действительно хороший парень.
– Нет, никаких шансов нет.
– Спасибо, что ответила честно. И за помощь тоже спасибо. – Игорь либо не обиделся, либо отлично маскирует эмоции. – Дай мне номер своего телефона!
Достаю телефон из сумочки, пытаюсь разблокировать. Я купила его два дня назад, поэтому не помню ни пароль, ни номер.
– Скажи свой, и я позвоню, – прошу, не глядя на Игоря.
– Ты не знаешь свой номер?
– Нет, а что? Я же себе не звоню.
Игорь ждал звонка, а я мысленно ругалась. Почему он анализирует каждый мой поступок? Надо было отказаться от его помощи и расстаться на вокзале. А если бы он настаивал, я бы позвала на помощь.
Хотя это бессмысленно. Однажды я пыталась, кричала, молила о помощи, пока не поняла, что надеяться бесполезно. Тебе все равно не помогут. Никто.
Игорь уходил медленно и с неохотой. Снова предлагал остаться на ночь, давал ненужные советы. Всячески тянул время, разговаривая о пустяках. Стоял слишком близко, все еще на что-то надеясь. А когда ушел, тишина показалась мертвой. Черной. Нестерпимой.
Я надеялась, что соседка будет жить с нами в доме Людмилы Михайловны, но, дождавшись ухода Игоря, она улизнула к себе, в дом номер шестьдесят семь. Дескать, ей там удобнее спится, а до ее дома рукой подать. Родственница, опекающая Диму, оставила его наедине с посторонним человеком, со мной. Дима прав, считая меня няней.
Заперев входную дверь, я прошлась по дому, включила свет и телевизор. Не выдержав, поднялась наверх и постучалась в детскую.
– Ты что, читать не умеешь? – пробурчал Дима из-за двери. – Написано: «Не входить».
– Я собираюсь перекусить. Сделать тебе что-нибудь?
– Я взро-слый, – с нажимом говорит мальчик.
– Если говоришь по слогам, то делай это правильно. Взрос-лый! – отвечаю в тон ему.
– Самая умная, что ли?
– Ага, умница-красавица!
Дверь приоткрылась. Дима высунулся наружу, с сомнением глядя на меня. Представляю, что он сейчас скажет о моей якобы красоте!
Не давая ему возможности ответить, я прошу:
– Расскажи мне про своё лечение, а то инструкции слишком сложные.
Поразмыслив, Дима направился к лестнице, по пути толкнув меня плечом.
– Тоже мне, медсестра! Навязалась на мою голову, туристка неумелая.
– Слушай, а у тебя мороженое есть?
– Нет, бабушка не дает мне мороженое. – Осуждающе глянув на меня, Дима заходит на кухню. – На фиг ты свет везде зажгла, еще вечеринку устрой!
– Неплохая идея.
Дима бросает на меня дикий взгляд и достает инструкции Людмилы Максимовны.
– Что тут непонятного? – Ткнув тонким пальцем в ламинированный лист, Дима кривит рот. – Бабушка все написала русским языком. Неужели не видишь, что я в порядке?
Смотрит на меня прищурившись, оценивая. Вызывающе смотрит. Ищет сочувствие в моих глазах, чтобы прихлопнуть его в зародыше. Дима не любит говорить о болезни и жалости не терпит.
– В какую школу ты ходишь?
– В дурацкую. Мне пора спать.
– А ингаляции…
– Все сделал.
– А гимнастика…
– Я не маленький, да и вообще – я здоров. – Красные пятна гнева ползут по его совсем еще детским щекам. – Тебя пустили в этот дом, потому что тебе негде жить. И все. Поняла? Мне нянька не нужна. Если не хочешь вернуться в сарай, то оставь меня в покое!
– Дима!! – зову слишком громко, и он неохотно замирает на лестнице. Узкие плечи дергаются, готовясь к противостоянию.
– Что еще?!
– Я знаю, что ты в порядке.
– Оставь меня в покое! Я собираюсь притвориться, что ты здесь не живешь.
Сколько ему лет? Одиннадцать? Если судить по нраву, то все семнадцать.
Я осталась одна посреди чужого, ярко освещенного дома в городе, который должен был вернуть мне покой. А вместо этого растрепал меня еще сильнее.
Так бывает. Вокруг тебя драма, планы, страхи, ты купаешься в них, порой утопая, порой выбиваясь к поверхности. А потом раз – и тебя выбрасывает на совершенно незнакомый берег. Ты сидишь на песке, ошарашенно глядя по сторонам, и пытаешься угадать следующий ход судьбы.
Спала я на удивление хорошо, вообще без снов. Проснулась в десять утра, вышла на кухню и обнаружила там Диму с большой коробкой хлопьев. Соседка сразу оставила нас и не собиралась вмешиваться в Димины планы. У него в округе несколько друзей, но большинство разъехалось на каникулы. Я тоже не была обязана его развлекать, однако Людмила Михайловна просила позаботиться о внуке, и я дала обещание.
– Это твой завтрак?
– Ужин.
– Может, тебе что-нибудь приготовить?
– Нет.
Вот и поговорили.
Открываю холодильник, сканирую содержимое. Людмила Михайловна не разочаровала: на полках фрукты, овощи, мясо, полный ассортимент здоровой пищи. Делаю себе бутерброд, поглядывая, как Дима сражается с хлопьями. Растерзанная коробка валяется на полу, а он пытается разорвать плотный пакет. Я оРаткрываю ящик, в котором вчера заметила ножницы, протягиваю их, но Дима отворачивается. Настойчиво пытается разорвать пакет руками, пыхтит, тянет и смотрит на меня с вызовом. У него получается открыть пакет, хотя и не сразу, зато красиво, как новогодний салют. Большая часть хлопьев падает на черный кафель пола, остальное – на стол. В миску – совсем чуть-чуть.
– Не голоден? – хмыкаю я, и Дима снова смотрит на меня с вызовом. Думает, что я стану ругаться, заставлю убирать, побегу за пылесосом. Но он не знает, что меня прибило к незнакомому берегу, что я потеряла привычный ритм и теперь стою рядом с ним, прислушиваясь и присматриваясь. Я не приспособлена к нормальной жизни, в которой есть дом, дети и завтрак вдвоем. Дима – мой единственный ориентир. Мне нечему его научить. Наоборот, это я учусь у него жизни и надеюсь пробиться через его колючее недоверие.
Дима так и стоит среди разбросанных хлопьев. Рядом на столе открытая бутылка молока. Я подхожу ближе, босая, наступаю на хлопья, стараясь не морщиться от боли в подошвах. Беру бутылку молока, отпиваю прямо из горлышка и оставляю на столе открытой.
Дима наблюдает за мной с интересом.
В груди зудит неимоверное желание убрать, подмести, доказать, что я способна со всем справиться. Я взрослый человек и могу заставить Диму позавтракать. Но мною движут инстинкты, настроенные на стоящего рядом ребенка. Я больше не ищу спасения в порядке и ритме. Меня захватило нечто большее, вернее, некто, стоящий рядом со мной, – еще один инопланетянин с огромными глазами. Мы похожи, потому что не вписываемся в обычную среднестатистическую жизнь. Чтобы понять друг друга, мы должны сломать стереотипы и найти точку доверия.
– Я туристка. – Сделав это очевидное заявление, я ступаю по хлопьям к окну и, опираясь на раковину, выглядываю наружу. Дом номер шестьдесят три. Раза в два больше этого, современный, стильный. Из-за деревьев видна только часть фасада, но и этого хватает, чтобы страх пробился сквозь ледяной панцирь. Сглатываю, отворачиваюсь и продолжаю: – Мне нужен гид. Экскурсовод.
– Ты что, читать не умеешь? Распечатай брошюру и иди по городу. – Дима так и стоит посреди беспорядка, хлопья желтой пылью запятнали белую футболку.
– Я хорошо заплачу.
– Я не знаю никаких гидов.
Отвернувшись, Дима направляется к лестнице, оставляя на ковре след желтых крошек. Вслед ему громко называю сумму, которую предлагаю в качестве платы за экскурсию. Дима останавливается как вкопанный и качает головой.
– Ты совсем безбашенная! – Но при этом стоит на месте. Размышляет.
– Меня в детстве дразнили инопланетянкой, потому что у меня странные глаза.
Я ломаю первый стереотип, чтобы Дима знал, что и я тоже не такая, как другие. Он оборачивается и удивленно моргает, глядя на мое лицо.
– И правильно дразнили! Позвони в туристическое бюро, пусть они порекомендуют тебе гида, – говорит раздраженно и шагает на первую ступеньку. Все еще сомневается.
– Я предлагаю эту работу тебе.
Дима изумленно округляет глаза:
– Ты точно безбашенная! Я не могу быть гидом, ты и сама это знаешь. Ну… могу, если ты на машине или если недолго, но не часами бегать по городу.
Он вопросительно смотрит на меня, и я улавливаю в его взгляде надежду. Крохотную. Всего лишь мимолетную мягкость сурового детского взгляда.
– Я не умею водить.
– Ты совсем глупая, да? – ворчит он, стряхивая желтые крошки на ковер.
– Да, – подтверждаю искренне. История моей жизни это подтвердит.
– Мне не нужны деньги, так что поищи другого гида.
– Повезло же тебе, такому богатому! Мне нужно попасть в центр города, в магазин. Съезди со мной на такси, а то, боюсь, сама не найду!
– Ладно! – вздыхает Дима и поднимается наверх, шепча себе под нос что-то похожее на «вот же дура». Я прячу улыбку. Замечаю, что он останавливается на верхней ступеньке и следит за тем, как я направляюсь в свою комнату, оставляя на ковре желтые следы.
Я подарила ему преимущество, и теперь посмотрим, как он им воспользуется.
Я закрываюсь в комнате и судорожно обзваниваю спортивные магазины. Мне нужна не самая обычная вещь – самокат с мотором, но мне везет. Разгар лета, город полон туристов, поэтому спрос хороший. Особенно на те, которые подходят для детей. Нахожу парочку электросамокатов на складе в крупном магазине. То, что нужно, чтобы посмотреть город на свежем воздухе, да и Диму это развлечет.
Внезапно я осознаю, что так и не посмотрела на море. Какое оно? Темно-синее? Светлое? С барашками волн или гладкое, как лист бумаги?
Я не стала подходить к окну, оставила это на потом, когда на меня нападет слабость. Когда заболит душа, тогда и посмотрю на море, а сейчас есть дела поважнее. Мне не до чудовища, не до страхов и сожалений. Плевать на прошлое, потому что я учусь жить. Учусь у Димы.
Он ждал меня, развалившись на нижних ступеньках лестницы и яростно тыкая в телефон.
– Ты такси вызвала?
– Нет, а ты?
– Я ребенок!
– С каких это пор?
Обойдя беспорядок на полу, Дима берет с холодильника карточку одной из компаний и протягивает ее мне.
– Убрала бы! – пинает кучку хлопьев и вызывающе щурится.
– Не-а. Завтра съешь на завтрак, – отвечаю и, набрав номер, вызываю такси. Открытое молоко так и остается на кухонном столе. Озадаченно оглядываясь, Дима следует за мной.
В моей новой жизни нет правил. Никаких.
Дима уселся на заднее сиденье и приник к двери, так, чтобы не приближаться ко мне. Вроде едет со мной, а вроде сам по себе. Сидит, насупившись, глядя в окно на морской пейзаж, а я смотрю на берег, облизанный соленым бризом и зависающий над пляжем. Очень скоро море подарит мне покой, я искренне в это верю. Такая красота не может не исцелить.
Достаю из сумочки упаковку разноцветных конфет. Дима протягивает руку, намекая, чтобы я поделилась.
– Извини, тебе нельзя. Разве что только одну, – говорю на полном серьезе, неуверенно протягивая ему зеленую. – Нет, подожди, не зеленую. – Закидываю конфету в рот и задумчиво качаю головой. – С непривычки зеленую нельзя.
– Это еще почему? Я сто раз их ел! Мне можно любые конфеты! – возмущается взрослый ребенок рядом со мной.
– Обычные – да. А это особые конфеты, с ними надо быть осторожным.
Дима морщит нос, разглядывает знакомую упаковку, читает название.
– Почему?
– Это смешинки.
– Что?
– Смешинки. От них начинаются приступы смеха, причем бесконтрольного. С непривычки может лопнуть живот.
Из последних сил удерживаю серьезное выражение лица. Фыркнув, Дима отворачивается к окну.
– А сама полпачки съела.
– Я к ним привыкла. – Протягиваю ему красную конфету: – Вот, начни с красной, она не такая сильная. Сразу разжуй, чтобы не подавиться.
Забросив конфету в рот, Дима качает головой и закатывает глаза.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты странная?
– Не хочешь – не верь, только потом не жалуйся, что я накормила тебя опасными конфетами.
Мимо мелькают гостиницы, важные, как океанские лайнеры. Слепяще-белые, со скобками балконов. Справа от меня раздается сдавленное хрюканье. Исподтишка подглядываю за Димой: плечи трясутся, кончики ушей малиновые. Наконец он сдается, склоняется к коленям и хохочет до слез, до кашля.
Даже водитель смеется и подмигивает мне в зеркале.
– Блииин! – в шутку ругаюсь я. – Надо было начать с желтой. Кто бы подумал, что тебя с красной так развезет!
Развалившись на сиденье, Дима держится руками за живот и визжит от смеха. В таком состоянии я выгружаю его на улицу, плачу за такси и прошу водителя вернуться за нами через час.
– Час! – возмущается Дима. – Тоже мне, туристка! Что ты увидишь за час?
Я не успеваю зайти в магазин, как Дима останавливается в дверях и смотрит на меня с опаской. Спортивные товары. Догадываюсь, что это место не вызывает у него восторга, ведь кругом – сплошные несбыточные мечты.
– Мы на минутку, – обещаю я, и он обиженно утыкается взглядом в кеды. – Ты сколько весишь?
– Чего? Зачем тебе мой вес? – не понимает он, и я машу рукой, приглашая следовать за мной. Через пару минут нас уже ведут вглубь магазина, туда, где глянцем сверкают самокаты. Те, которые с мотором. Нам нужен тот, который по весу выдержит нас обоих.
– Мы заказали пробную партию, – объясняет продавец, – но они уже привлекли огромный интерес. В Европе ими пользуются повсеместно.
Дима подходит к самокатам. Нет, не подходит, подкрадывается, как пантера к жертве. Гладит, оставляет потные следы на идеальном глянце и тут же отдергивает руку.
– Этот молодой человек – мой гид, – объясняю продавцу, показывая на Диму.
– Я не соглашался быть твоим гидом, – поправляет Дима, но его голос мечтательный, тихий. В мыслях он уже несется по городу на самокате.
– Мы поставили демонстрационную модель на зарядку, так что можете проехаться, – предлагает продавец, выкатывая самокат в проход. Дима отворачивается и скучающе смотрит по сторонам. Гордый. Ни за что не признается, что в восторге от самоката и влюбился с первого взгляда. Я встаю на платформу, вожусь с рычагами и подмигиваю продавцу, чтобы он мне подыграл.
– Не понимаю, где лево, а где право, все очень сложно!
– Вот же, блин! – бурчит Дима и встает на платформу передо мной. – Лара, ты реально безбашенная! Написано же «L» и «R». Это значит влево и вправо.
– Всезнайка!
Продавец понимающе улыбается, отступает, и мы движемся вперед.
– Ты серьезно насчет гида? – спрашивает Дима, не оборачиваясь.
– Да. Мне лень ходить, ездить легче.
– Тогда возьми синий самокат, он красивее. – Дима принимает мою ложь, делает ее нашей общей правдой.
Мы купили синий самокат с мотором. Потом еще шлем, наколенники и прочее.
– Тебе тоже нужен шлем, – нахмурился Дима.
– Зачем? Я же безбашенная.
Он покраснел и отвернулся, копаясь в карманах.
Не скрою, эта покупка стоит недешево, но я могу себе это позволить. Я трачу деньги со страстью, которая мне не знакома. Все эти годы я копила деньги, надеясь именно на такую покупку, на такой восторженный взгляд. На ощущение настоящей жизни.
Потом мы зашли в продовольственный, и я купила упаковку ванильного мороженого. Дима нахмурился, но ничего не сказал. По дороге домой он смотрел в окно, царапая ногтем коленку. Зайдя в дом, последовал за мной на кухню, где я растопила мороженое в микроволновке и сделала нам тёплый коктейль с ягодами и фруктами.
– Тебе что, тоже холодное не разрешают? – осторожно поинтересовался он.
– Ага. Зубы ноют.
Впервые за это время между нами появилось молчаливое взаимопонимание.
Потом я приняла душ и, когда вернулась на кухню, обнаружила, что Дима убрал все следы утренней разрухи.
Сидя на полу в прихожей, он собирал самокат. Я присела рядом, и мы сосредоточенно работали, ругаясь на непонятные инструкции и собственную глупость. Наивная, я праздновала победу. Еще немного, и мы найдем общий язык, Дима станет меня слушаться, и тогда я смогу заняться своими делами без отвлечений и ненужных волнений.
А потом я посмотрела на часы и одной фразой разрушила наше хрупкое взаимопонимание:
– Мне пора навестить твою бабушку.
– Пойдем! – Дима тут же поднимается, откладывая отвертку.
– Нет, извини, в больницу я тебя не возьму. Соседка за тобой проследит, она за тебя отвечает.
– Раз тебе туда можно, то и мне тоже! Я взрослый и ничем от тебя не отличаюсь! – говорит Дима ледяным тоном, слышать который от ребенка страшно. Он бросает мне вызов и застает меня врасплох.
Пнув полусобранный самокат, нарочито громко хлопает дверью и взбегает вверх по лестнице. Я слышу его частое дыхание.
– Тебе плохо? – кричу, открывая дверь прихожей.
– Да, – отвечает он, – мне плохо. Когда ты уберешься отсюда, мне станет намного лучше.
К Людмиле Михайловне меня не пустили. Стоило сначала позвонить, и тогда мне бы сказали, что ей стало хуже и она в реанимации. Сердобольная медсестра позволила мне написать записку, вернее, отчет о сегодняшнем дне, и обещала прочесть его, как только больная проснется.
Когда я вернулась домой, то обнаружила, что Дима пропал. Отвечающая за него соседка мирно спала у себя дома. Доверия к ней нет никакого.
– Пропал? Да что вы! Ведь только что тут был… Наверное, с друзьями играет.
Приходится усомниться в проницательности Людмилы Михайловны, раз она доверяет ребенка такой родне.
Не раздумывая, я набрала номер Игоря, хотя толком не знала, что именно собираюсь ему сказать. Пропал ли Дима? Ведь ему одиннадцать лет. Что позволяют детям его возраста? Может, и правда пошел к друзьям, как делает каждый день. Ведь я ничего не знаю о его жизни, да и о детях вообще. Мне сказали, что его друзья разъехались на каникулы. Как назло Игорь не ответил, и я оставила сообщение, в который раз подтвердившее мое несоответствие признанным психическим нормам.
– Игорь, привет. Все в порядке, не волнуйся, но позвони мне, как только получишь это сообщение. Срочно.
Да уж.
Самокат валяется в траве около беседки. Сквозь виноградные ветви виднеется фасад дома номер шестьдесят три. А что, если Дима там? Смогу ли я зайти к чудовищу? Вот так, сразу, без подготовки.
Раздвинув ветви, я присмотрелась к ярко-красной входной двери соседнего дома. Чувствуется женская рука: мелкие детали продуманы с таким вниманием, что завидно. Ухоженный сад, по сторонам лестницы горшки с цветами. Трудно представить чудовище посреди этого цветочного великолепия.
– Нравится?
Отшатнувшись, я наткнулась на опору беседки и вцепилась в нее, готовясь к побегу. Прямо на вокзал, на поезд, потом на самолет. Мой так называемый «отпуск» оказался очень плохой затеей.
– Простите, я вас напугала, – рассмеялась молодая женщина, снимая садовые перчатки. – Вы, наверное, Лара.
– Я ищу Диму. – Задерживаю дыхание, надеясь, что сердце перестанет бешено кувыркаться в груди. – Я вернулась домой, а его нет.
– Если он и прячется, то не у нас. – Женщина оглянулась на дом, и лицо ее отразило глубокую печаль. – У нас с мужем нет детей, так что Диме незачем к нам приходить.
Она плотно сжала губы и наклонилась вперед, вырывая из земли стебли крапивы.
«У нас с мужем нет детей».
Неужели это и есть справедливость? Судьба наказала чудовище за то, что он меня не спас. Я умирала от страха, умоляла о спасении, а он не помог. Мне должно стать легче от мысли, что у него нет детей. Он хоть как-то наказан. Судьба его покарала, только мне почему-то не становится от этого легче.
– Зайдите к Тальковым в пятидесятый, у них сыну двенадцать лет, они с Димой часто играют. У него здесь несколько друзей, но большинство уехало на каникулы.
– Спасибо.
Разворачиваюсь и бросаю последний взгляд на дом. В нем живет мужчина, который мог спасти меня от кошмара, но ему было наплевать. Голос его плоти был громче, чем крик моих страданий. Сегодня я узнала, что у него нет детей, и мне не стало от этого легче. Ничуть.
Может, это потому, что я пытаюсь свалить на него свою вину? Я обвиняю его в том, что не смогла спастись сама.
А еще у него очень милая жена, но я не стану об этом думать.
В доме номер пятьдесят Димы не оказалось, как и в следующем, как и в следующем. Остановившись посреди пыльной улицы, я стерла пот со лба и заплакала. Я не готова к тому, чтобы моя жизнь сошла с рельсов. Какие-никакие, а это мои рельсы, мой продуманный путь. Хоть больной и кривой, но мой единственный. Не хочу знакомиться с соседями и стучаться в двери. Не хочу привязываться к хрупкому ребенку. Хочу ненавидеть жену чудовища просто потому, что она – часть его жизни. Хочу посмотреть ему в глаза, излечиться от страха и начать сначала.
Не хочу, не могу сходить с моего пути, потому что я не знаю другого.
Я побрела в свой временный дом, по пути стучась в каждую дверь в поисках Димы.
В шестьдесят первом мне навстречу вышла пожилая женщина, которую я видела около «Скорой».
– Как это пропал? Погодите-ка… – Она скрылась в доме и через несколько секунд вернулась и потянула меня за собой к кухонному окну. Дима сидел на краю обрыва, над берегом и бросал вниз комочки земли.
В этот момент позвонил Игорь.
– Лар, ты чего, что случилось?
– Эээ… извини, все в порядке, просто я не могла найти ключи и разволновалась, – неловко соврала я, выбегая из дома.
– Ключи?
– У нас все хорошо, не волнуйся.
– Ты позвонила мне из-за ключей?
– Да. Все, пока.
Опустилась рядом с Димой на теплую землю и, молча подобрав камешек, бросила его вниз.
– Как бабушка? – вяло поинтересовался он, не глядя на меня.
– В больнице есть особое отделение, называется реанимация…
– Знаю! – Перебив меня, он отряхнул шорты и пошел к дому. Я достала из кармана конфеты и протянула ему, но он только покачал головой.
Понимание, найденное в свете дня, было утеряно.
Дима забрал ужин к себе в комнату, потом вернулся на кухню и обнаружил меня стоящей у окна.
– Я решила, что ты сбежал. Как полная дура бегала по соседям и паниковала. Стала посмешищем всей улицы. – Дима довольно хихикнул, радуясь моему признанию. – А еще я познакомилась с соседкой из дома шестьдесят три. Расскажи мне о них!
– На фиг это тебе? Обычные скучные люди. Он предприниматель, вечно в командировках. Она жалуется, тратит его деньги и целый день копается в саду.
– И все?
– И все.
– Как часто он возвращается домой?
– Тебе-то зачем это знать?
– Просто так. Любопытно.
– Не знаю, я за ними не слежу.
Потянувшись, Дима оперся локтями о кухонный стол и закашлялся. Сложив ладонь лодочкой, я осторожно похлопала его по спине. Он слабо улыбнулся и кивнул, поблагодарил. Мы сделали дыхательную гимнастику, потом, разобравшись с лекарствами, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам. Я заснула, как только приняла горизонтальное положение. Не знаю, что со мной. Дело не в усталости, ведь я и дома не сижу без дела. Что-то странное витает в воздухе Анапы, привкус прошлого. Он усыпляет меня, чтобы поймать и затянуть в знакомые кошмары. В те, с которыми я еще не готова столкнуться наяву.
…Я пытаюсь отползти от чудовища. В доме что-то взрывается. Не знаю, кричу я или нет, возможно, я оглохла.
– Заткнись! – шипит чудовище. Жаль, что я не оглохла. Зря умоляла о помощи, в ответ получила только крики и пощечину.
Он пытается поднять меня, но я сопротивляюсь изо всех сил. Он ругается, потом подхватывает меня на руки и бежит. Я давлюсь страхом и мыслью, что хищники так бегут с добычей. Он мне не поможет, только сделает хуже. Больнее.
Коридор, комната, еще одна.
– Помогите! – ору я. Кому? К кому я взываю?
Ударяюсь головой о косяк, перед глазами звезды, но все равно кричу.
– Ты что, малохольная? Прекрати дергаться! – ругается чудовище, потом ставит меня на ноги и щупает затылок. – Шишка будет!
Я смотрю на него, хлопая глазами. Шишка? Какая, к черту, шишка?
– Помогите мне, умоляю!
– Молчи! – Он затыкает мне рот и сверкает глазами. В доме снова что-то взрывается, хотя, может быть, это происходит только в моем воображении. Я глохну, трясусь в его руках, вижу, как он что-то говорит, но не знаю что. От оскала на его лице становится жутко.
– Олави! – сдавленно кричу через мужские пальцы.
Я взываю к мужчине, которого ненавижу. К моему похитителю.
Чудовище трясет меня за плечи, потом хватает на руки, выталкивает в окно и лезет следом…
– Лара, блин! Ты чего орешь как резаная?
Дима стоит около моей кровати. На его пижаме картинка собаки из мультика, и кажется, что она танцует, потому что Дима дрожит. От страха.
– Ты чего, Лар? Лара! Проснись, а? – в его голосе слезы.
Он спешит на кухню и возвращается со стаканом воды. Опасливо застывает в дверях, гадая, стоит ли ко мне приближаться.
– Извини, мне приснился кошмар. Тебе никогда не снятся плохие сны? – Я пытаюсь его успокоить, но мои мысли все еще далеко. Они остались в видении, в котором чудовище с убийственным взглядом выкинул меня в окно. Оконная рама содрала кожу с локтей и бедер, земля оказалась твердой, как бетон. Ребра хрустнули и жалобно заныли…
– Бывает, снится всякая фигня, но я так не ору. Никто так не орет! – восклицает Дима и, набравшись смелости, подает мне стакан.
Сходив за полотенцем, я просушиваю насквозь промокшие волосы. Всего лишь кошмар, выходящий по́том из каждой поры.
– Мы с Игорем познакомились в поезде. Он услышал, как я ору, и решил познакомиться. Сказал, что я реву как белуга, хотя на самом деле она не ревет, это такое выражение.
– Ничего себе крик! Это ж ультразвук. – Дима усмехнулся. – А что тебе снилось?
– Не помню.
– Это хорошо. А ты к врачу ходила?
– Ходила.
– И что он сказал?
– Что это ночные кошмары. – Если бы я действительно обратилась за помощью, мне сказали бы очень многое… но зачем пугать ребенка правдой? – А еще знаешь, что говорят? Что во мне живет маленькая Лара и я должна ее полюбить и беречь.
– Даааа, – протянул Дима, почесывая курносый нос.
– Что?
– Надеюсь, ты ему не заплатила.
– Врачу?
– Да. Фиговый совет!
Пока Дима о чем-то сосредоточенно думал, я допила принесенную им воду.
– Слушай, а маленькая Лара не хочет теплого мороженого? – с усмешкой спросил он.
Вот же, рассказала ему на свою голову.
Два часа ночи – а я топлю мороженое в микроволновке и делаю коктейль для маленькой Лары и взрослого Димы. Моя жизнь и вправду сошла с рельсов. Я вернулась в Анапу с определенной целью – излечиться, заново пережить прошлое и научиться с ним сосуществовать. Вместо этого меня прибило к незнакомому берегу, к не по возрасту мудрому ребенку с одинокой судьбой. И я не знаю, что делать дальше.
– И тогда ты решила стать медсестрой, – вдруг сказал Дима.
– Что?
– Ты не смогла помочь себе и решила, что проще помогать другим.
– Может быть. Вот, пей, умник!
Он смотрел на меня совсем не по-детски, проницательно и понимающе. Казался слишком мудрым, даже когда облизывал молочные усы.
– Спасибо, маленькая Лара! Знаешь, ты действительно похожа на инопланетянку.
– Ты тоже.
Дима разбудил меня в шесть утра. В шесть, блин, утра, чтоб его! Как на дежурство.
– С ума сошел? Мы посреди ночи мороженое пили! Я спать хочу!
– Я твой гид, Лара, и сегодня мы поедем на песчаный пляж. Если будешь рассусоливать, то придется ехать по телам загорающих. А шесть утра – самое то. Солнце давно встало, и надо спешить, пока на пляже нет народа.
В прихожей стоял готовый самокат.
– Когда ты успел с ним разобраться? Я собиралась просить соседей о помощи.
– Быстрее, Лара, не трать время на болтовню!
– Но мы же не могли вчера понять… как ты умудрился?
– Тебе сказать, какой у меня коэффициент интеллекта? – засмеялся Дима. – Нет, лучше не скажу, а то умрешь от зависти. В школе я опережаю ровесников на целый год. Такое иногда бывает с теми, кто болеет…
Он замялся, осознав, что внезапно заговорил о своей болезни, и я слегка дернула его за светлую прядь.
– Раз ты такой умный, то скажи, где ключи от дома!
– У меня в кармане, где же еще? – вздохнул Дима, изображая недовольство. – В отличие от тебя я уже готов. Поехали! Я позавтракал. Тебе сделал бутерброд, возьмем его с собой.
– А гимнастику?
– Сделаем на пляже.
Мы выехали на песчаный пляж. Дима прав, в десять утра здесь будет не протолкнуться. Мотор приятно урчал, его вибрация щекотала пальцы.
– Ты лихо управляешь, – крикнул Дима, забыв о том, что в магазине я путала право и лево. – У тебя что, дома такой есть?
– Не-а, у нас по больнице на похожих разъезжают… – сказала я и тут же прикусила язык.
– Правда, что ли? Где ты живешь?
Логичный вопрос. Далеко не в каждой больнице пользуются самокатами.
Любой нормальный человек смог бы дать ответ, даже если и лживый. Смог бы выкрутиться. Но я не являюсь среднестатистическим нормальным человеком, я бросаюсь от лжи к правде, и Игорю не стоило доверять мне ребенка. По крайней мере Диму, потому что именно ему лгать не хочется.
– Нашел время задавать вопросы! – Я сопроводила эти слова неестественным смехом. – Давай-ка, твоя очередь управлять!
Я не могу рассказать ему о себе. Эмбарго. Запрет. Закрытая тема. Но и врать тоже не хочу, даже больше, чем не хочу. Не могу. Кому угодно, но не ему.
Мы доехали до небольшой бухты, поделили бутерброд и скормили корку чайкам. Отдохнули на солнышке, скинув обувь и смеясь над туристами. Те спешили занять лучшие пляжные места, располагая вокруг себя детей, разноцветные полотенца и огромные сумки с едой.
– Я могу и не дожить до старости, – сказал Дима, ковыряясь в песке.
– Однажды я тоже так думала.
– И что случилось? – Он повернулся ко мне, прищурив любопытный глаз. Не ожидал, что я отвечу так быстро и так прямо.
– В один прекрасный день я очнулась и поняла, что все еще жива, несмотря ни на что. Вот только не могу вспомнить, что я делала все эти годы.
– И что ты делала?
– Понятия не имею. Я же сказала, что не могу вспомнить.
– А ты не пыталась спросить маленькую Лару?
– Ну, ты зараза! – Придавив его колени к земле, я закопала стопы в песок. – Вот тебе за это!
Смеясь, Дима вырвался, отполз в сторону и погладил самокат.
– Мне понравилось кататься.
– Рано радуешься, нам еще обратно ехать. По телам распластанных туристов.
Обратно мы добрались без особых проблем, благо туристы уже перекочевали на пляж, и улицы пустовали. Пока Дима жадно пил лимонад, я облокотилась о раковину, вытянувшись в уже привычной позе, чтобы увидеть соседний дом. Рядом лежал телефон с десятком пропущенных звонков от Игоря.
– Почему ты все время пялишься на этот дом? – спросил Дима между глотками.
– Прямо так и все время!
– Часто.
– Наверное, ваши соседи богатые люди, раз могут позволить себе такую роскошь.
Стараюсь, чтобы мой голос звучал скучающе, притворно зеваю.
– Это не их дом, они просто снимают.
– Снимают?! – Я взвизгнула так громко, будто меня ужалили. Сердце ухнуло и больно ударилось о ребра.
– Да, снимают, ты чего, Лар? Что в этом такого? Ты же тоже собиралась снимать.
У меня был план. Странный, опасный, но нужный до боли в груди. Мой путь к спасению должен начаться именно здесь, в Анапе, хотя я не знаю почему. Потребовались месяцы, чтобы решиться найти адрес чудовища, чтобы нанять детектива, пересмотреть десятки фотографий. Чтобы не трястись по ночам, думая, что ему доложат о моем поиске, что он найдет меня и убьет.
Я приехала в Анапу в поисках катарсиса. Полного очищения, забвения, глубокого выдоха. Новой жизни, которая начнется в тот момент, когда я смогу посмотреть чудовищу в глаза.
Я нашла его дом, поселилась рядом. Подошла к катарсису так близко, что, казалось, держу мой страх в голых руках.
И вот оказалось, что в этом доме живут чужие люди.
Внутри меня что-то сдулось. Шарик надежды, который нес меня к новому началу, лопнул с жалким хлопком. Опустив голову, я провела пальцем по белому глянцу раковины, потерянно наблюдая за водными узорами.
– Ты чего? – Дима дернул меня за футболку. – Тебе плохо, что ли?
Как объяснить ребенку, что последние восемь лет я была безвольной, дрожащей жертвой, и вот наконец нашла силы сделать шаг. Странный, необъяснимый шаг, но почему-то он мне очень нужен.
А оказалось, что я шагнула в пустоту.
– Все в порядке, я немного перегрелась на солнце.
Дима сунул мне под нос стакан с лимонадом, и я послушно сделала глоток.
– У кого они снимают этот дом? – Мой голос прозвучал глухо и потерянно. Детектив подтвердил адрес чудовища, прислал подтверждение прописки и клялся, что видел его в доме.
Дима потянулся и выглянул в окно, пытаясь разглядеть, что именно так впечатлило меня в соседнем доме.
– Дим, скажи, у кого они снимают этот дом?
Но он не успел ответить.
– У меня, – раздалось за моей спиной.
Дима подпрыгнул, толкнув меня под локоть, и стакан упал в раковину. Разбился на десяток изогнутых осколков, в каждом – маленькое лимонадное озеро, в котором отражаются мои расширившиеся глаза.
Поворачиваться не нужно, я и так знаю, кто стоит за моей спиной. Чудовище. Голос, навсегда врезавшийся в память, ползет по спине, пересчитывая позвонки.
– Максик! – завопил Дима, повисая на шее мужчины. По крайней мере так я представила их встречу, прислушиваясь к шуму за спиной. Сама я по-прежнему смотрелась в лимонадные озера.
– Насколько я понимаю, вы Лара.
Мне придется обернуться. Сейчас. Быстро. Нельзя себя выдать. Нужно что-то ответить, хотя бы поздороваться.
– Лара перегрелась на пляже, ей нехорошо. Она туристка.
Спасибо, Дима, помог.
Опускаю дрожащую руку в раковину и собираю осколки. Кровь рисует цветок на белой эмали, но я не чувствую боли, не вижу пореза.
Я должна обернуться и посмотреть чудовищу в глаза, ведь именно для этого я и приехала. Это был запланированный катарсис.
Но легче сказать, чем сделать.
Сильные пальцы смыкаются на моем запястье, усугубляя шок. Я не планировала прикасаться к чудовищу. Телесный контакт – это слишком.
– Вы всегда убираете битое стекло голыми руками?
Он поднимает мою руку и осматривает окровавленные пальцы.
Плечо, бедро и рука. Три горящих участка кожи, где наши тела соприкасаются. Мысль о том, что мы с чудовищем так близко, невыносима. Моя кожа зудит, отторгает его близость. Я перестала дышать в тот момент, когда он взял меня за руку, и перед глазами уже плывут черные точки.
– Дыши, Лара! – смеется Дима, прыгая вокруг нас. – Только не говори, что боишься крови. Тоже мне, медсестра!
– Не-ет, я не боюсь крови, – произносит кто-то, повелевающий моим телом. Не знаю кто, но это не я.
Чудовище прижимается ближе, тянется, чтобы включить холодную воду.
– Дим, где у вас аптечка? – спрашивает у самого уха.
«…– Ты что, малохольная? – кричит чудовище и тащит меня за волосы…»
Голос из прошлого вонзается в слух, я вздрагиваю всем телом, и тогда чудовище отступает назад, все еще удерживая мою руку.
– Шутишь, что ли! – смеется Дима. – У нас с бабулей не аптечка, а целая аптека!
Он хлопает дверцей, шуршит и приносит комок ваты и два пластыря.
Прикосновение чудовища жжет кожу. Я пытаюсь выдернуть руку, выворачиваю запястье – и тогда мужчина наклоняется вперед, удивленно заглядывая мне в лицо.
Я почти не вижу его, все еще смотрю внутрь себя, в прошлое.
…Он вытолкнул меня из окна. Мне больно, я лежу на земле, а чудовище лезет следом и что-то кричит. Оглушенная взрывом, я плохо слышу. Чудовище размахивает руками, с кем-то борется, а я давлюсь криком. Заставляю себя повернуться и поползти. Иначе он настигнет меня, похитит, и будет в стократ хуже. Поэтому я ползу. Из последних сил. Кто-то тянет чудовище назад, в комнату, и я позволяю себе выдохнуть. Вспоминаю, с какой стороны калитка, поворачиваю. Что это за здание? Склад с жилыми комнатами? Старое общежитие?
Слух возвращается со щелчком, и я слышу смех в окне, за которым исчез мой мучитель.
– Максим Островский! Знал же я, что рано или поздно ты засветишься!
Я повторяю это имя, пока ползу вдоль окон, в каждом видя его отражение. Чудовище – зло, Олави – зло, я боюсь их всех…
Это не сон, а видение посреди дня. Слепящий кошмар.
Я заставляю себя вынырнуть из прошлого и встречаюсь взглядом с чудовищем. Он наклонился над раковиной и гипнотизирует меня темным внимательным взглядом. Сжимает запястье все сильнее, и мне становится больно.
Рядом толкается Димка.
– Я вижу порез! Дай заклею!
Мальчик тянется за моей рукой, но я придавлена к раковине напряженным мужским телом.
– Ты чего? – недоумевает Дима. Снова тянется к моей руке, хватает за мизинец и лепит пластырь на мокрую кожу. – Сделано!
Запястье ноет от захвата мужских пальцев. У Максима Островского тяжелая рука, мне ли об этом не знать!
– Спасибо.
– Тебе лучше? – спрашивает Дима, заглядывая мне в лицо, но я слишком занята. Мои глаза пойманы, зацеплены темным мужским взглядом. Неприязненным и подозрительным. Максим Островский – хищник, и он унюхал страх своей бывшей жертвы.
– Мне намного лучше. Спасибо, Дима! В следующий раз возьмем с собой побольше воды.
Макс отпускает мою руку и отходит назад, и тогда я праздную свободу. Дышу во все легкие. Машинально улыбаюсь, потому что не хочу пугать ребенка. Пусть страх останется моей привилегией. Отмотав бумажные салфетки, я собираю осколки и кладу их в мусорное ведро.
Мобильник взрывается пожарной трелью. Дима хихикает и отводит взгляд, и сразу становится понятно, кто разблокировал мой телефон и сменил мелодию. Я не хочу отвечать на звонок, но разговор с Игорем подарит небольшую отсрочку и позволит собраться с силами, прежде чем повернуться к чудовищу.