Тонкая нить - читать онлайн

Глава 5

Вышивальщицы принялись собирать вещи, одни возвращаться сегодня больше не планировали, другие намеревались сходить куда-нибудь перекусить и снова вернуться. Вайолет еще не решила, что будет делать. Вообще-то, надо бы сходить на работу и спросить разрешения у мистера Уотермана взять отгул и после обеда. Но тут к ней подошла Джильда.

– Пойдемте перекусим во внешний дворик! – предложила она с таким видом, будто они уже сто лет знают друг друга. – Возле Тетчера там растет тисовое дерево, я так люблю сидеть под ним в теплые дни. Оттуда видно, как люди приходят в собор или уходят. Это так интересно, можно смотреть и смотреть без конца.

– Какого Тетчера?

– А вы и не знаете? Вас ждет приятный сюрприз!

Джильда взяла ее за руку и повела на улицу. Вайолет боролась с искушением вырвать руку и уйти. В узком лице Джильды было что-то такое… эти выступающие вперед зубы, тонкие морщинки вокруг глаз, все это говорило о… если не о безрассудстве, то уж точно о превосходящей пределы навязчивости.

– Вообще-то, мне днем надо быть на работе, – сказала Вайолет, когда они спустились вниз. – Я не знала, что меня собираются продержать здесь весь день. Миссис Биггинс говорила только про утро.

Джильда сделала недовольную гримасу:

– Старуха Биггинс, скорей всего, не хотела, чтобы вы были здесь весь день. Честное слово, она ведет себя так, будто каждая новенькая – тяжкая ноша, которую Господь возложил на ее плечи. На самом деле нам очень нужны новые вышивальщицы. Эта глупая женщина должна быть вам только благодарна! К счастью, вы получили благословение мисс Песел. Так неужели вы не можете добиться отгула на весь день? Ваш начальник – человек отзывчивый, чуткий? Где вы работаете?

– В компании «Страхование Южных графств».

Джильда остановилась посередине внутреннего дворика, за ее спиной маячил собор. Группа юных учащихся Уинчестерского колледжа в мантиях и соломенных шляпах, стуча каблуками по каменным плитам тротуара, обходили их двумя потоками с обеих сторон – они возвращались на свои занятия.

– Я полагаю, вы знаете Олив Сандерс, – произнесла она с таким видом, будто думала, что попробовала яблоко, а это оказался гриб.

– Да, она тоже машинистка, как и я. Мы работаем в одном офисе.

– Какая же вы бедняжка! Ой, простите, зря я вам это сказала.

Но по лицу Джильды не было заметно, будто она жалеет о сказанном.

– Честное слово, – продолжила она, когда они снова двинулись по улице, – не представляю, как это можно сидеть с ней в одном помещении. Как только вы это терпите?

Вайолет сразу вспомнила все эти глупые разговоры между О и Мо, их взвизгивания, пронзительный хохот по пустякам, их небрежный снисходительный тон, слащавые дешевые духи, стаканчики с остатками чая и плавающими в них сигаретными окурками.

– Вообще-то, я совсем недавно там работаю.

– Да-да, и слава богу, – терпеть вам придется недолго, ведь она выходит замуж за моего брата! И все это сваливается на мою голову! Вы знаете, она имела наглость заявить, что займет мое место. Я веду бухгалтерию и работаю с другими бумагами в автомастерской брата, – пояснила Джильда.

Она провела Вайолет через арочный проход, образованный контрфорсами собора. Проход шел от внутреннего дворика к внешнему, и, выйдя из него, они оказались прямо перед главным входом.

– Она же совсем не умеет считать и ничего не понимает в автомобилях! Размечталась! Но я положу этому конец.

В голосе Джильды слышна была нотка сомнения. Вайолет заподозрила, что дело не в том, и посочувствовала ей. «Да, это неуверенность всякой старой девы, которая вечно с нами, во всем, что мы делаем», – подумала Вайолет.

Она подняла голову и посмотрела на собор. Его внешний вид всегда таил для нее сюрпризы. Вайолет и раньше, еще в самом детстве, несколько раз бывала здесь, знала, что ее ждет. Всякий раз ей хотелось, чтобы собор произвел на нее глубокое впечатление, но вот опять, и на этот раз она была разочарована. Когда Вайолет думала о соборе вообще, отвлеченно, она всегда представляла себе большой, величественный рельефный вход. В соборе все должно быть высокое: и сам вход, и корпус строения, и, конечно же, башня со шпилем. Своим внешним видом он должен кричать, его материальное существо не позволяет никому забывать о том, что собор предназначен для молитвы. Находящийся неподалеку Кафедральный собор Солсбери выполнял эту задачу благодаря впечатляющему шпилю, самому высокому во всей Британии, то же самое можно сказать и о Чичестерском соборе, который она видела, когда ездила в гости к дедушке с бабушкой. По праздникам она любовалась красивыми квадратными башнями Кентерберийского собора и Линкольнского, они господствовали над городом, как и положено всякому собору.

А вот Уинчестерский собор выглядел так, будто припал к земле, как серая жаба на ничем не примечательной зеленой лужайке в отдалении от Хай-стрит – главной улицы города. Принимая во внимание, что этот город много лет был средоточием власти для многих королей, сам собор, как ни странно, легко не заметить. Вайолет частенько приходилось объяснять туристам, что они стоят прямо напротив собора. «А-а… – бывало отзывались они. – Вот оно что… Ага…» Она была уверена, что в голове у них вертится вопрос: «А где же башня?» Ведь башня собора здесь похожа на какой-то пенек, все равно что собака с обрубленным хвостом. Такое впечатление, что, пока его строили, кончились деньги и на нормальную башню просто не хватило. Не собор, а церковь какая-то, только громадных размеров, не чувствуется подобающей величественности.

«Внутри он гораздо лучше, – хотелось сказать ей. – Внутри он просто прекрасен».

Но у Вайолет не было привычки делиться своими мыслями с незнакомцами. Тем более они и сами могли вскоре об этом узнать.

Вокруг собора раскинулась зеленая площадка внешнего дворика, ее пересекали две дорожки, усаженные липами. Постелив под себя носовые платки или газеты, на ней всюду сидели посетители или рабочие – пользовались случаем погреться на солнышке и сжевать на свежем воздухе свои сэндвичи. Здесь же находилось несколько могил и гробниц с надгробными памятниками, и отдыхающие, и жующие, проявляя к ним уважение и не желая тревожить их покой, держались подальше. И только Джильда уверенно направилась к одной из могил, расположенной под большим тисовым деревом ярдах в пятидесяти от входа в собор, и уселась рядом с надгробием.

– Тетчер, – сообщила она.

Вайолет стала разглядывать надгробный камень высотой примерно по пояс.

– «Томас Тетчер, скончавшийся от жестокой лихорадки, полученной от питья легкого пива в жаркий день 12 мая 1764 года», – прочитала она вслух. – Ну надо же!

Джильда прочитала это стихотворение на память, не глядя на могильный камень.

– Забудьте про собор, – добавила она. – Вот это – главная достопримечательность Уинчестера.

Она ласково, словно домашнюю кошку, погладила могильную плиту, потом развернула пакет из вощеной бумаги и положила еду между собой и Вайолет.

– Пополам?

– Что? Ну хорошо…

Вайолет неохотно достала из сумочки свою еду. У Джильды оказались сэндвичи с толстыми кусками ветчины и щедро намазанные маслом, не то что у Вайолет: тоненький слой дешевого маргарина с мизерным количеством рыбной пасты.

Но Джильда, похоже, и не заметила этого.

– Мне всегда казалось, что чужие сэндвичи вкусней, – заявила она и сунула в рот треугольник с рыбной пастой. – И с кофе примерно то же… когда готовишь не сам, всегда кажется ароматней, как думаете?

– Может быть.

– Ну как у вас со стежками, идет дело? Мисс Песел – прекрасная учительница. С ней всегда хочется все делать как можно лучше.

– Да, она молодец. А вот про себя я не знаю, что сказать.

Вайолет надкусила сэндвич с ветчиной. Свежая, умеренно прокопченная ветчина показалась ей такой вкусной, что она чуть не вскрикнула от удовольствия. Как следует обедала она редко, разве что когда в воскресенье ездила в гости к Тому и Эвелин готовила потрясающее жаркое. Мать ее, похоже, все еще находила удовольствие в том, чтобы угощать Вайолет пережаренным мясом с несколькими картофелинами и водянистой подливкой – так она продолжала наказывать дочку за то, что та покинула ее. Какой толстый, какой сочный кусок ветчины – только теперь Вайолет поняла, насколько проголодалась.

– А у меня в самом начале вообще ничего не получалось… просто ужас! – прервала Джильда грезы наслаждающейся ветчиной Вайолет – казалось, будто она радуется своим недостаткам. – Я думала, что дальше вышивки каймы не пойду и меня вечно будут заставлять сматывать шерсть. Но постепенно втянулась, стежки стали получаться сами собой, и я уже могла отдыхать за работой. Я заметила, что, когда напрягаюсь, вышивка тоже получается какая-то перетянутая. А ведь для кафедрального клироса подушечки не могут быть перетянутыми. Хористы должны сидеть на качественных, красивых подушечках!

Вайолет не удержалась и взяла еще один сэндвич с ветчиной, хотя это нарушало нормы учтивости: все делить полагалось поровну. И снова Джильда не обратила на это внимания, она стала расспрашивать Вайолет о семье, о ее жизни в Саутгемптоне, о том, каким ветром ее занесло в Уинчестер.

– Два года назад умер мой отец, и с матерью жить стало еще трудней, – ответила на последний вопрос Вайолет.

– А что, у матери тяжелый характер?

– Пожалуй… Она так и не оправилась после гибели моего брата – он погиб на войне.

Ну вот, она наконец высказалась.

Джильда кивнула:

– Мой брат Джо вернулся с войны живой, но сразу после этого наша мама заболела «испанкой» и умерла. Брат говорил, что за всю войну ни разу не плакал, но вернуться домой и сразу потерять маму – это уже слишком.

– А вы… ты еще кого-нибудь теряла? – решилась перейти на «ты» Вайолет.

Джильда покачала головой и посмотрела вокруг, как бы уклоняясь от прямого ответа. Выходит, жениха у нее и вовсе не было, подумала Вайолет.

– Артур! – вдруг крикнула Джильда и, вскочив на ноги, помахала рукой двум мужчинам с велосипедами, шагающим по дорожке ко входу в собор.

У обоих правая штанина была заправлена в носок, чтобы не заело цепью. Одного из них, седого и с усами, Вайолет уже видела однажды в соборе, во время освящения вышивок. Услышав крик Джильды, он остановился, посмотрел в ее сторону и направил велосипед к ним. Другой, помоложе и пониже ростом, пошел за ним. Вайолет тоже встала.

– Здравствуй, Джильда. – мужчина приподнял перед ней шляпу, потом кивнул Вайолет.

Голубые глаза его ярко сверкали, взгляд был прямой и теплый. «Кажется, я покраснела, – подумала Вайолет, – хотя с чего бы это: он ведь гораздо старше меня и…» Она машинально бросила взгляд на его руку и увидела на пальце обручальное кольцо.

– Ну что, скоро мы вас послушаем? – спросила Джильда.

– Не сегодня. У нас сейчас встреча с алтарником, надо обсудить летнее расписание. Получилось несколько венчаний дополнительно, ну и дни рождения королевской семьи, конечно. Знакомьтесь, это Кит Бейн, наш тенор. Он всего два года живет в Уинчестере.

Тот, что помоложе, небольшого роста, крепкий, рыжеволосый и усеянный веснушками, кивнул им обеим.

– А это Вайолет Спидуэлл. Она недавно вступила в Общество кафедральных вышивальщиц. Правда, Вай?

Вайолет вздрогнула. После гибели Лоренса еще никто не называл ее сокращенной формой имени, родственники интуитивно поняли, что теперь это уменьшительное имя для них – табу. Она попыталась скрыть чувство неловкости и протянула руку. Но когда Артур пожал ей ладонь, она почувствовала, что он взял себе на заметку: «Не называй ее Вай».

– Интересное у вас имя… – улыбнулся он. – Говорит о том, что ваши родители – неглупые люди.

– В каком смысле неглупые? – поинтересовалась заинтригованная Джильда.

– Дело в том, что «спидуэлл» – это народное название растения вероника лекарственная, а цветочки у него фиолетовые. Вот ее и назвали Вайолет.

– Это мой отец так придумал, – ответила Вайолет. – У моих братьев… у них более традиционные имена.

Она не стала называть их, не хотелось произносить имя Джорджа вслух.

– Хорошо, что Вероникой не назвали! – засмеялась Джильда. – Представляю, и здесь Вероника, и там Вероника.

– Что, решили посидеть рядом с Тетчером? – кивнул Артур на могильный камень.

– Я никогда раньше не видела этой могилы, – призналась Вайолет.

– А-а, тогда вы, значит, не местная.

– Да, я из Саутгемптона. Переехала сюда семь месяцев назад.

– Я так и подумал. Иначе давно бы познакомились.

Тон его голоса был вполне беспристрастный, но вот сами слова, неизвестно почему, таковыми не казались. Вайолет почувствовала, как щеки ее вновь разгораются.

– Мы с Артуром долгое время ходили в одну церковь, – сказала Джильда. – И в воскресной школе я дружила с его дочерью, мы часто играли вместе. Она сейчас в Австралии, а Артур переехал в деревню. В Нетер-Уоллоп, самый красивый поселок в Англии, и название у него чудное какое-то.

Несмотря на то что Артур поправил ее – «Строго говоря, – сказал он, – наш дом стоит в Мидл-Уоллопе», – Вайолет вспомнила что бывала раньше в Нетер-Уоллопе с отцом и братьями, когда была еще девочкой.

– Я там бывала, – сказала она. – Помню, там есть пирамида Дуса.

Кит Бейн и Джильда были озадачены, но Артур кивнул.

– Верно, – сказал он и повернулся к ним. – На церковном кладбище в Нетер-Уоллопе на могиле Фрэнсиса Дуса[5] стоит пирамида. Наверное, родственникам нравились пирамиды, поскольку и у других тоже построены, например на холме Фарли-Маунт.

Он снова улыбнулся Вайолет, и она молча поблагодарила покойного отца за то, что маршрут их пешего похода во время отпуска он выбрал через Нетер-Уоллоп. Ей тогда было одиннадцать лет, Тому семь, а Джорджу тринадцать. Миссис Спидуэлл с ними не пошла, и, вероятно, поэтому поход удался. Все чувствовали себя свободно и беззаботно, и когда садились на поезд до Солсбери, и когда ехали в экипаже до Стонхенджа, а потом еще шагали через лес и огибали засеянные поля пшеницы, настроение у всех было прекрасное. В Нетер-Уоллопе они посидели в пабе «Пять колоколов», сходили полюбоваться церковью, где отец подсадил Джорджа, и тот, ухватившись за каменное пламя на самом верху пирамидального могильного камня, объявил себя египетским фараоном. Если бы Джорджу сказали в тот день, что всего через одиннадцать лет он, а вместе с ним и сотни тысяч других британцев, погибнет на войне, он бы не поверил.

К жгучему стыду Вайолет, на глазах ее выступили и потекли по щекам слезы, и она не успела их спрятать. Она редко плакала, вспоминая Джорджа и Лоренса. Плакальщицей в семействе всегда была мать, ни Вайолет, ни Тому, ни даже отцу она не давала возможности вслух выразить свои чувства по поводу этой утраты. Когда через год после Джорджа погиб Лоренс, миссис Спидуэлл не раз выражала свою скорбь или старалась утешить Вайолет. Но у нее все превращалось в какое-то состязание с дочерью: всем, кто слушал ее, миссис Спидуэлл напоминала, что потеря сына для матери – самая страшная потеря на свете, подразумевая, что горе ее никак не сравнится с горем дочери, потерявшей на войне жениха. Подыгрывать ей Вайолет не хотела и старалась всячески сдерживать слезы.

Не говоря ни слова, с молчаливым пониманием Артур достал и протянул ей свой носовой платок. После войны прошло уже четырнадцать лет, но окружающие не удивлялись, если кто-нибудь неожиданно плакал.

– Благодарю вас. – Вайолет вытерла слезы. – Простите меня.

Артур и Кит кивнули, а Джильда похлопала ее по руке. Они как ни в чем не бывало продолжили разговор дальше.

– А я на Фарли-Маунт не была уже несколько лет, – заметила Джильда. – Когда-то мы по воскресеньям всегда туда ездили.

– А что такое Фарли-Маунт? – спросил Кит Бейн. Он в первый раз подал голос, и, к удивлению Вайолет, у него оказался шотландский акцент.

Джильда с Артуром усмехнулись.

– «Берегись Мелового Карьера»! – воскликнула Джильда.

– Ну да, именно так звали лошадь… Совсем не похоже на кличку, а между тем это так, – объяснил Артур. – Один из родственников Дуса построил на вершине холма в нескольких милях от Уинчестера пирамиду в честь своей лошади, которая выиграла на скачках. А перед скачками она свалилась в меловой карьер – отсюда и кличка.

– Надо будет сходить как-нибудь, – сказал Кит Бейн. – Я успел побывать только на холме Святой Екатерины. Хочется посмотреть еще что-нибудь. А где это?

– Миль пять отсюда на запад. А если мечтаешь о более долгой прогулке, можно пойти через поля в Солсбери. Это двадцать шесть миль. Я называю это кафедральной прогулкой. По пути можешь переночевать у меня в Уоллопе, если захочешь.

– А что, прекрасная мысль, может, я так и сделаю.

– Ладно, нам пора, алтарник небось заждался, – сказал Артур и повернулся к Вайолет. – Приятно было познакомиться, мисс Спидуэлл.

– Мне тоже.

Вайолет смотрела ему вслед, как он катил свой велосипед к стене собора. Его сдержанное проявление внимания к ней успокоило ее – так протянутая рука останавливает кресло-качалку, которую кто-то толкнул.

Только когда Артур ушел, Вайолет поняла, что все еще сжимает в руке его носовой платок. В уголке неровным цепным стежком были вышиты инициалы: А.К. Можно, конечно, было побежать за ним, догнать и вернуть платок или отдать его Джильде, чтобы та передала платок Артуру. Но Вайолет дождалась момента, когда ее новая подруга отвернулась, и быстро сунула платочек себе в сумочку.

– Они что, поют в каком-нибудь хоре? – спросила она, когда носовой платок скрылся из виду.

– Вовсе нет, – ответила Джильда, складывая вощеную бумагу из-под сэндвичей. – С чего это ты подумала?

– Он что-то говорил о теноре.

– Нет-нет, они звонари! Звонят в соборе. Ну а теперь пойдем выпьем кофе? А потом я поищу телефон и позвоню к тебе на работу, скажу, что ты заболела – тебе стало дурно во внешнем дворике собора!

Когда они вернулись, Вайолет увидела, что ее привилегированное положение в качестве новой ученицы мисс Песел узурпировано. Вокруг нее плотно сгрудились несколько вышивальщиц, более того, оглянувшись на входящую Вайолет, две из них сдвинулись еще плотнее, словно хотели защитить свою позицию, а заодно и учительницу.

– Какие стежки она хотела тебе показать? – спросила Джильда, хмуро окинув взглядом эту толпу.

Вайолет взяла образец.

– Вот этот… кажется, рис. И еще петельки.

– Я могу показать, как это делается. Мисс Песел любит, когда мы сами начинаем учить друг друга, она считает, что лучше всего усваивается то, чему научился, когда учишь другого.

Оба стежка требовали кропотливой работы, но освоить их оказалось не так сложно. Потом, перед тем как подойти к мисс Песел, чтобы обсудить с ней собственную работу, Джильда предложила Вайолет сделать образец всех шести стежков, которыми та овладела, и в конце занятий показать учительнице.

В помещении стало уже поспокойнее, суета закончилась. Десяток с лишним вышивальщиц сидели за большим столом и тихо работали, а мисс Песел и миссис Биггинс отвечали на возникающие по ходу работы вопросы, давали советы. Вайолет сосредоточенно вышивала свои образчики, стараясь, чтобы стежки выглядели одинаково, с правильным натяжением. Через некоторое время она уже могла работать и одновременно слушать разговоры вокруг. Вышивальщицы больше всего говорили о детях и внуках, о соседях, о посадках в саду и на огороде, о кулинарных тонкостях или о грядущих и прошлых отпусках. Остальные вежливо и вполуха слушали, терпеливо дожидаясь своей очереди говорить. И, как обычно в таких ситуациях, замужние говорили больше незамужних, ведь в женской иерархии они, естественно, занимали более высокое положение и обладали бо́льшим авторитетом, что не подвергалось никакому сомнению. Одна только Джильда время от времени подавала голос, и остальные это терпели, ведь она так интересно рассказывала и всех знала – впрочем, некоторые порой и переглядывались у нее за спиной. Большинство вышивальщиц здесь принадлежали к определенному социальному слою, и Вайолет догадалась, что они имели право свысока посматривать на тех, кто всего лишь владеет автомастерской и обязан обслуживать их автомобили. Сама же она стала гораздо терпимее, потому что давно поняла, что социальное происхождение женщины одинокой и живущей на скудную зарплату мало что значит. Пускай Джильда принадлежит к другому социальному слою, но ее поддерживают близкие родственники, поэтому она может питаться гораздо более сытными сэндвичами, чем Вайолет.

«Интересно, – думала она, – что будет, если я вмешаюсь в разговор и задам всем вопрос, кто теперь, по их мнению, станет формировать правительство Германии, после того как нынешний канцлер подал в отставку? Есть ли хоть у кого-то из них свое мнение по этому поводу?» Впрочем, Вайолет не знала, есть ли у нее самой мнение на этот счет, но в этой комнате, ограниченной четырьмя стенами, ей вдруг стало не хватать воздуха. Возможно, она просто плохо знает этих женщин.

Миссис Биггинс два раза хлопнула в ладоши.

– Все, милые дамы, на сегодня хватит. Приберитесь на своих рабочих местах, чтобы они были так же опрятны, как и перед работой. Чтобы на столе не оставалось никаких обрывков шерсти. Миссис Уэй выпишет вам новые материалы.

Все выстроились в очередь к мисс Песел, которая всегда перед уходом производила смотр их работ. Вайолет вдруг оробела, ей страшно было показывать свои образцы. Не хотелось, чтобы ее снова заставили распускать стежки или поставили на запись учета материалов вместе с Мэйбл Уэй. Но она взяла себя в руки и пристроилась за Джильдой, слушая, как та обсуждает с мисс Песел различия между вертикальными и наклонными гобеленовыми стежками. Наконец Луиза Песел протянула руку к работе Вайолет.

– Вы делаете отличные успехи, – объявила она, проводя пальцем по ее стежкам. – Только будьте повнимательней с удлиненным крестиком, длинный стежок натягивайте потуже, иначе он сгорбится, вот как здесь, например. Не очень, конечно, но распускать ничего не надо, ведь это пробный образчик, а ошибка эта вам еще пригодится – будет напоминать вам о себе. К следующей среде, – добавила она, возвращая работу, – научи́те еще кого-нибудь этим стежкам и принесите мне их работу. Можете взять с собой полотно и нитки с иголкой.

Вайолет разинула рот:

– А кого же мне…

Но мисс Песел уже обратилась к следующей в очереди.

Джильда снова заулыбалась:

– А? Что я вам говорила!