Я тогда испытал настоящий ужас. Точнее, впал в транс. Единственная мысль сверлила размякший мозг: «Моя жизнь мне больше не принадлежит».
А ведь все так замечательно складывалось! Мы хотели этого ребенка, планировали его со всей ответственностью, взвесили все «за» и «против», чуть ли не со звездами консультировались. И я прекрасно помню свой неописуемый восторг, когда на УЗИ впервые определили, что у меня будет девчонка! Я же плясал как полоумный! Едва-едва дотерпел, пока не вышли из консультации на свежий воздух.
И вот – пожалуйста! Солнечный летний день, крыльцо роддома, радостные родственники. Кто-то уже выстрелил шампанским (пробка угодила в окно палаты на втором этаже), объективы фото- и видеокамер держат меня на прицеле, а я стою как идиот, держу этот гигантский тугой сверток, из которого торчит розовый пятачок новорожденной, и не знаю, радоваться мне или плакать. В ту минуту – еще не знаю.
А дома, когда содержимое свертка уже лежит на кровати, сучит ножками и очумевшими глазами глядит на скопление народа, мне хочется, чтобы никто не расходился, чтобы гости еще посидели до вечера, вдарили со мной по чуть-чуть… Нет, они расходятся, желают счастья в личной жизни, здоровья всем, распихивают по углам подарки и все до единого сваливают. И мы остаемся втроем, растерянные и потрясенные, в тишине, нарушаемой лишь всхлипываниями дочки.
Просторная двухкомнатная квартира вдруг уменьшается в размерах. Это уже не моя крепость. Вот тут, в углу на кухне, я сидел по вечерам с газетой, потягивая чай; на диване в гостиной я лежал, почесывая пузо и глядя в телевизор; на балконе – курил. Теперь я взираю на места своего беспечного гнездования почти с ненавистью. Отныне распорядок дней и вечеров укладывается в короткие промежутки между кормлениями, бесконечными постирушками и глажками. А еще эти проклятые подъемы посреди ночи! Я теперь с радостью удираю в магазин за хлебом, чтобы иметь хотя бы пятнадцать-двадцать минут личной жизни, и не могу дождаться окончания отпуска, чтобы выйти на работу и с чистой совестью проводить вне дома дни напролет.
Нет, я не могу сказать, что не рад. Я очень рад. Я люблю этого ребенка. Но я еще ничего не понимаю. Что характерно – отказываюсь понимать. Верните мне мое предсказуемое прошлое!
А потом начинаются вечера, когда у нее прихватывает животик. Мне приходится успокаивать ее на руках. Хожу по квартире, пока она не заснет. Когда она, наконец, успокаивается, уткнувшись носиком в мою грудь, со мной что-то происходит. В эти минуты я чувствую, что у меня два сердца.
Потом начинаются регулярные прогулки с коляской. Я беру с собой книжку потолще (Улицкая, «Казус Кукоцкого») и наматываю километры по двору. Дочка спит, я читаю. Мне нравятся эти прогулки. Ко мне возвращаются покой и уверенность.
Через две-три недели я, наконец, врубаюсь, что стал папой. Потом будут ее первые улыбки, первые шаги по дивану и закольцованные «Крылатые качели» на музыкальном центре, под которые ей очень нравится дрыгать ногами. Потом она будет охотно дарить мне немножко свободы и личного пространства, но я уже в них не нуждаюсь. И даже заявляясь домой на бровях с какого-нибудь корпоратива, я еще целый час ползаю с ней по полу, забывая обо всем.