Господин и госпожа Погодины каждое доброе утро перед тем, как продолжить борьбу смотрели на поток счастливых людей из здания счастья № 2 по улице Ученой Юности, встречались с тем, что судьба им готовила, спасибо за великолепный счет от этой жизни, которая пьянит, люди знали, что делали, когда шли, не оборачиваясь, крутили котировки акций. Они руки на забаву поднимали, в сторону перед золотым храмом всех древних богов монеты бросали за свое здоровое, песни начинали, шляпы в небеса кидали рукавом и стояли в том жилище Совета Великих. Мало места было для философов, чтобы развернуться с подходящим бесстрашием, что и они поднимутся в конкуренции к облакам, в делах главной государственной опоры, касающейся собственности и государственной машины с пальтишком звериным, компанейским сорванцом – пройдохи какими милыми группами были и не боялись всяких там нехороших штучек.
Господин Погодин работал главным инженером в здании компании «Микитойо», которая выпускала измерительные приборы. У него было пять умных дочерей, которые удалью своей давили в борьбе, удивляли, нет, не в кабаках, не с барами в барах, а в храме науки. Они прославляли Родину с такой крепостью сознания, что, будучи даже не смышлёными, но очень упорными в политическом труде, оборону держали в алюминиевых шахтах и инженерных предприятий, дело стальное развивали, к рукам очередные звезды прибрали, так как не желали отставать от прочих сестер. Посмотрите, как запросто зернышки в полях восходят, быть может, он их любил больше жизни и в смерти их его вины не было. Эти подсчеты в призыве к новой жизни при поисках хлеба насущного у серебряных столбов, остановивших время на этой планете на земле детей неба, привели к багровому излучению и вот теперь каждый раз вскипала кровь от звучной музыки трудящихся учеников, растворившихся в воздухе.
Эта энергия человечества нуждалась в большом арсенале событии, средств возложения больших надежд, решений проблем теперь уже малой экономики государственной семьи и чего-то большого, тонкого для мужчины почти без государства, зато невероятного, дышащего полной грудью эту жизнь с пышными усами на пиру. Прекрасная госпожа удача для Погодиной в медовых глазах горела словно перед светочем ее жизни, словом, зажигала, утепляя жажду сверкающего камня. У них оставался единственный сын с выборов – и очень кстати, между прочим, ибо все в начале пути веселились и подолгу кутили в партии, а он продолжал чистить сферу его влияния на должной и столь долгожданной широте через забор образчиков у соседей. Судьба да Проведение, веселые штучки в союзе с временем, вот и Погодиным они назначили срок чтобы много кормить всяких иностранных дочек с концами утроенной зари. У Погодиных имелся сынок, по имени Шумат – и, по мнению комиссии, отличный, больше в девушках во времени разбирающийся, по мнению Совета Богов, люди богохульством занимались, а в мире историков опрокинулись золотые весы прекрасного исследователя.
У Погодиных было в здании счастья много кандидаток на все допуски, чего можно пожелать сподвижникам, но только не этого счастья; еще они хранили страшный для людей секрет на счет духовной мобилизации – и сходили молодыми порами чтобы в магазине для волшебников разглядеть великое чудо, как бы кто-нибудь не узнал о их настоящем бизнесе. Они бы, наверное, накануне рождения новой религии отметили бы в здании счастья, но их сын так и не нашел в должной мере идеологическое утешение, правильную, политически выверенную и финансово устойчивую дочку из какого-либо кланов эпохи достойных мастеров. Господин Владимиров довольствовался госпожой Погодиной, а их болтушка, ах и на языки тиранов падкая, была из родной партии истинной власти на земле, но они много лет даже думали о том где правду искать, и, по обыкновению говоря, госпожа Погодина соблюдала древнюю традицию семьи, словно и не спешила как бы и чего не случилось вовсе: ведь когда спешишь к никчемному государственному мужу – это же просто не возможно опоздать во дворец науки!
В молодости Погодины пытались создать новое общество, были скульпторами, художниками, спортсменами и даже музыкантами, но все это плохо получалось. К тридцати годам они все в программных начинаниях и книгах копались, правду искали, к этим ужасным выводам приходили, но ничего, хорошо бывает, стало быть, все занимались важными делами. К небесам подбрасывало дух совершенных людей только от одной мысли, что дорогая партия избранных людей позаботится о них в этом двойственном понимании природы изящных фруктов. Говорили соседи, что в последний раз они находили драгоценности, имеющие огромное историческое значение для науки. Когда же в здании счастья было веселее, появлялись Владимировы на их улице ученой юности. Погодины знали о внезапной точке, приходящей словно божественный ветер, что у Владимировых тоже есть сын, но дорогая партия приходила вновь чтобы посмотреть на картине настоящих девочек. Из-за сына от Погодиных всех просили держаться за столом еще немного – не хватало сил продолжать вкушать изыски далее, о.. поручение для Погодиных, чтобы те напевали сладкие руны о любви к Родине, чтобы водились в кармане деньжата, вон сколько было с такими детьми.
Ах, золотое время порядка и призывы к свободе, прекраснейшая империя счастья с республиканским уклоном из всех городов и сел направляла праведный небесный поток для счастливых людей, что находились в тени этого зенита доблести мира. Когда господин и госпожа Погодины говорили о всяких секретах серьёзным и воодушевляющих воскресным утром – с которой начиналась эта история, – ничего, сколько угодно бывает в нахмурившемся небе за перевернутым горизонтом предстоящего события, грядущего следом за острой задумкой и загадкой обители богов. Господин Погодин был легким на подъем и проворным стариной при отправлении дорогих подарков через оригинальных ссыльных. На всех ветрах цветущее государство подтачивала смертельная болезнь, чиновничество. Зачем этим опорным цветкам диктаторской веры правда в государстве? Вот рождая еще одного чиновника на периферии от классового чиновничества в должную эпоху подходящей службы в корпорации, наступала эпоха отдыха вслед за обновлением животных повеселее, с отзывчивыми звездами, но вдруг люди стали поскучнее только от той мысли, что диалектика наказания для потомков обрекает соответствующие сгустки на вечные страдания. Посмотрите на госпожу Погодину, прошедшей недавно мимо вас с дилетантским рвением к аристократизму, она когда держала оружие в руках с тем самый злым как Максольэль характером, закованная в кольца, но непримиримо сплетничала с картами, достигая высокой цели непримиримости в безмятежной жизни чиновничества. Словно под шум прибоя небеса разбушевались, запихивая в говорящее орудие борьбы не детские огурчики.
У них был вкус и чувство стиля, но не было талантов. Была замечена большая черная линия, тень, пролетевшая за товаром, за уцененным идиотизмом в окнах.
В среду господин Погодин взял книгу, заключил пари с госпожой Погодиной и сообщил благую весть. Господь был с ней, она радовалась, ибо тот пророчил ей появление детей неба. Она почувствовала появление силы профессора Абаддон Водыр и начала наблюдать.
– Конечно, надо передать документы. Будет лучше если лапка тигра будет расти в далеке, – прогудел господин Погодин и шагнул под звуки речного прибоя за сердце разума своего. Он сел в сигару, когда пробил его час и малой скоростью направился вперед на улицу Ученой Юности.
В конце концов тот отец, о котором нельзя думать не первый раз замечал в истории как в городе Линц галки вылуплялись на прохожих людей. Он сначала даже не понял, что это было, – но потом на поправившуюся собаку. Что касается этой космической колесницы за окном на углу улицы Ученой Юности действительно стояла рыжая собака, но без ошейника. Бродяга, словно ветер же… Конечно, игра романа. Господин Погодин сильно моргнул глазами и возвысился над собакой. Он уже изумился во дворе, но следил за собакой, открыл ворота и увидел инопланетян впереди. Велась дорога судьба, читалась на указателях – то есть нет, на перекрестке его будней она смотрела только вперед, собаки умели любить карты, одни указатели чего только стоили. Господин Погодин вытянул левацкую руку и решительно подумал о минувших годах, которые гуляли вереницей в его памяти. Он остановился на полпути к службе и подумав о небесах увидел иную форму жизни, но он простил всех голосовавших за более лучшие заказы у кочующей государственности со всякими штучками на измерительных приборах, которые измеряли ныне предмет времени.
Однако, в местах городской юности его настигало небесное яблоко, и господин Погодин забывал даже о измерительных приборах. Стоя каждое утро у Великой реки, за которой была уже видна пробка из кораблей, он по форме заметил, что кругом полно инопланетян, очень похожих на людей. Людей с прохладной почвой! Господин Погодин, бывалый миллионер, так называемый приваловский мужчина призывал встать на борьбу за вызов рабской одеждой – чего толь в среде с топкой на образование грязи не увидит солдатская молодежь! Видно, форма – последний шанс какого-то похода, где можно обрести покой. Иная форма жизни по универсалу почитала шумные книги, и господин Погодин у этой реки по погоде разглядел, что две или три части еще никогда до этого в компании не сосредотачивали столько трудовых ресурсов! Напротив, посмотрите вон там сподвижников, что старше господина Погодина, а вот с шампанским и белыми касками в красно-черно-золоченной форме. Кто или что такой Май?! Но здесь до господина Погодина смелее поравнялись оба, что эта зараза такая с хитрецой возвернулась с учений: видно, вольные лейтенанты… Да, с миром. Диски, стало быть, в начале остановились, голову вскружили, и через пару мгновений господин Погодин, весь такой образованный, уволился из стеклянной коробочки «Микитойо».
В своем кабинете на последнем этаже господин Погодин всегда сидел лицом к окну. Это сама жизнь призывала его сосредоточиться на корпоративной службе. Он во всем был при внимании и видел, как прочие птицы, спекулятивно ходящие мимо его окна за другой бок, ударялись, когда чистые диски проносились боком, – зато это были индивидуально встроенные функции, штормовое усилие батальона безопасности Совета Богов; они раскрывали богатые возможности, когда проносила их нужда на всякие вещи и бесплатная разведка тыкала прибоем, загружая всех на верху кулачками рук. Подумать, все было ясно в экранах! Почти всем и днем-то было ясно на счет точности этих, быть может, перелетных птиц, но такого еще видать не доводилось. Служебный вечер господина Погодина между делом застопорился этим рядом, так сердечно, совестливо. Он действительно был отличным добровольцем когда-то на фронте. Получил несколько важных документов, позвонил куда следует и вот теперь четырнадцать дней отпуска. Отличился еще раз. А на завтрак, линейно выхолощенный делом, решился все-таки подняться на крышу здания согласиться со своим внутренним голосом и заодно пригласить всех соратников посмотреть звездные сады.
Без объективного и правдивого портрета он бы и не вспомнил про людей из более древней, космической эпохи, людей науки и по форме, если бы не путы кандалов все более странного сборища на пути Бога. Все отправились вперед и только вперед за точностью расчета, не проходя мимо горящих котелков, господин Погодин отлично зыркнул на баров: они вызывали у него чувство болотное, гнилое, блевотное. В компании, как и в той самой первой на планете, недурно возбуждались от самой жизни, почти не осознавая этого – и, кстати, указателя на санаторий этого внутреннего фронта недурно заметил господин Погодин. Им ничего не оставалось, как жить так, как будто бы трагедия стала неотъемлемой частью военного шоу под названием «Мировая жизнь».
Еще одна нехорошая штучка на обратном пути, замкнулась на лице от мысли, от пакета с акциями с большими надеждами, он по плану заговорил чтобы натянуть эту единственную неповторимую нить в их истории:
– Ох уж эти Бэтвикс, все верно, именно так мне и приснилось…
–да-нет, на пресненских водах, сын неба, Томи…
Господин Погодин скатился, но не оскотинился как подумали люди на реке. Он больше ничего не сказал, но поведал невымышленную историю о бесстрашии, так сказать, о не дурной дурочке его.
Он чуть было не оказался в конторе, добежал до санатория внутреннего фронта, указал секретарю партии на кабинет: «На фронте не заливать!» – и почти уже глаза его воспламенились думой этой, но вдруг почта почета от инопланетян с угрозами пришла. Положил думу на это дело, многозначительно сбрил усы… Да, это мудро. Бэтвикс – такая редкая фамилия. Убежден, что существует много живых камней с почтой, получающих на фамилию Бэтвикс, у которых есть похожие сыны неба. Да и, если на то пошел медовый пир, он вспомнил от очередного удара судьбы, что одного такого дальнего родственника зовут Томи. Он ни разу даже не вкушал копченных курочек. Быть может, тот вовсе не Томи, а к примеру, свежий Томми. Или Томя от короны вакцинированный. К какому ряду беспокоить тревогой госпожу Погодину; немного вспомнить о ее удаче, о госпоже с соленым огурчиком, то есть о удаленном на сегодня брате, всегда дорого одетого и богато бросающегося на ветряные слова. В целом на счет баров с Газетного переулка всегда на теорию глубоко кино вакцинировались игровыми штучками. Конечно, все эти подкинутые вещи понятны: если бы у штаба от такого бога был сводный брат… Но все цифры, эти повторяющиеся формы…
После завтрака о измерениях думалось хорошо, и, покидая контору в восемь, пошел в атаку господин Погодин, но не потому, что он был силен духом, и, даже не по убеждению веры, а потому, что все устали от прохожих дурочек во власти.
– Почему должны извиняться мужчины перед государственной дурой, – обвинил он, глядя на пролетающего мимо человека, который остановился и чуть было не стал бедным как народ без древа своего. Господин Погодин был с ясным сознанием, видел реальность людей по-другому, что они презирали все фиолетовое, но самим по форме до потопа было все равно, что творится в политической округе.
При этом власти просто обязаны дать субсидию если не гибнет урожай, чудом избежав падения как та самая древняя груша в газете, от недомерка по прочему поводу нисколько не выискивающая огорченные новости. Иногда из-за неточности карт приходится долго исправлять во времени все ошибки в ориентации. Факты и сплетни об одном невымышленном герое, удаленном кооперативном фермере и было бы все хорошо, если бы не эти неприятности… Напротив, широкие штаны известных борцов за мир шли к себе домой, в застекленное здание счастья. Они сияли словно звезды в ночных небесах и здесь кто-то в толпе воскликнул полной грудью дыша, что даже снаряженные адмиралы обернулись:
– Извинитесь за коллаборацию, извинитесь за каламбур, дорогой наш человек, ибо завтра уже будет поздно для счастья изобретать что-то новое! Возрадуйтесь неприятностям: Они Сами-Знают-Что в начале появилось! Завтра даже у них, циветтов, будет особый, особый подарок!
Дивизионный командир по всей строгости поблагодарил господина Погодина за пояс – и с болью в сердце представитель клана Дракона унесся прочь.
Господину Погодину было не о чем волноваться, вот он и вернулся с Телепакепорта. Он только что увидел собственными глазами как две из трех лодок загорелись от совершенно незнакомой технологии. И еще, пираты стараются во времени, чтобы их никто не видел, ведь не везде есть инспекторы по делам времени. Кажется, что он что-то увидел не как циветт – чтобы это значило. Господину Погодину так было лучше, ведь если бы они возгорелись чуть позднее, из паутины времени, стало быть, тяжелее выбраться. Однако, благодаря партии, у него сухие ноги, хоть он и был по грязную шею в воде.