Глава 2

Во время трапез Вулф, как правило, не только помалкивает о делах, но и вообще выкидывает из головы все, что хоть мало-мальски относится к работе. Однако в этот день, похоже, интерес к еде уступил у него место каким-то мыслям. Я, правда, хоть убейте, не понимал, о каких делах он мог ломать голову, если и дела-то никакого у нас тогда не было и в помине. Вулф лихо расправился с остатками трех уток – вчера с нами ужинал его друг Марко Вукчич, – с привычной ловкостью разрывая кости и вгрызаясь в сочную мякоть отполированными белоснежными зубами, однако выглядел он довольно рассеянным. В связи с этим ланч несколько затянулся. Было уже почти два часа, когда мы покончили с кофе и вперевалку вернулись в кабинет. Вперевалку, разумеется, шел Вулф, тогда как я вышагивал очень даже бодро.

В кабинете, вместо того чтобы заняться каталогами орхидей или какими-либо иными забавами, Вулф откинулся в кресле и, сплетя пальцы поверх необъятного вместилища уток, закрыл глаза. В беспамятство, правда, не впал. За тот час, что он так просидел, я несколько раз видел, как он втягивает и выпячивает губы, из чего заключил, что его мозг напряженно трудится.

Неожиданно Вулф разлепил губы и заговорил:

– Арчи, почему ты сказал, что эта девушка хотела позаимствовать книгу?

Выходит, мысли его были прикованы к черногорским барышням.

– Да это я так просто, – небрежно махнул я рукой, – поддразнить вас решил. Пустое.

– Нет. По твоим словам, она спрашивала, не читаю ли я эту книгу.

– Да, сэр.

– И не штудирую ли ее.

– Почти. Да, сэр.

– И не читаешь ли ее ты.

– Да, сэр.

Он чуть приоткрыл глаза:

– Ты догадался, что таким образом она старалась выяснить, не взбредет ли в голову кому-нибудь из нас заглянуть в ближайшее время в ту книгу?

– Нет, сэр. Мне было не до того. Я сидел за столом, а она стояла рядом, такая изящная и соблазнительная, что я с головой погрузился в созерцание ее форм.

– Это рефлекс, за который отвечает не головной мозг, а спинной. Значит, ее заинтересовала «Объединенная Югославия» Хендерсона?

– Да, сэр.

– А где была эта книга, когда ты вернулся в кабинет?

– На полке, на своем обычном месте. Мисс Ловчен сама ее туда поставила. Для черногор…

– Пожалуйста, достань ее.

Я пересек комнату и, сняв с полки книгу, протянул ее Вулфу. Тот заботливо протер переплет ладонью – он всегда так поступает, обращаясь с книгами, – затем повернул томик лицевой стороной к себе, крепко сжал и, подержав так некоторое время, резко отпустил. Открыв после этого книгу примерно в середине, он извлек из нее сложенный листок бумаги, засунутый между страницами, развернул и принялся читать. Я сел и крепко закусил губу, от души желая, чтобы это помогло мне удержать слова, которые так и рвались наружу. Признаться, задача оказалась не из легких.

– Так оно и есть, – самодовольно произнес Вулф. – Прочитать тебе, что здесь написано?

– Сделайте одолжение, сэр.

Вулф кивнул и начал нести такую тарабарщину, что у меня волосы встали дыбом. Зная, что он только того и ждет, чтобы я прервал его, прося о пощаде, я набрался терпения и снова прикусил губу. Когда он наконец остановился, я хмыкнул:

– Все это прекрасно, но признаться мне в любви она вполне могла и лично, вместо того чтобы изливать душу на бумаге, да еще и прятать между страницами книги. Особенно меня пленили последние слова о том, какой я умный и привлекательный…

– И уж тем более ей не стоило писать такое по-сербско-хорватски. Арчи, тебе знаком этот язык?

– Нет.

– Тогда, пожалуй, я переведу тебе, что здесь написано. Документ датирован двадцатым августа тысяча девятьсот тридцать восьмого года, а написан в Загребе, на гербовой бумаге князя Доневича. В нем говорится примерно следующее: «Предъявитель сего, моя жена, княгиня Владанка Доневич, сим уполномочена безоговорочно действовать и высказываться от моего имени, удостоверять своей подписью, которая следует ниже моей собственной, мои имя, честь и достоинство во всех финансовых и политических делах, имеющих отношение ко мне и ко всей династии Доневичей, и прежде всего – в поставках боснийского леса и размещения некоторых кредитов через нью-йоркскую банковскую компанию „Барретт и Дерюсси“. Я сам и от имени всех заинтересованных лиц ручаюсь за ее преданность делу и добропорядочность». – Вулф сложил документ и накрыл его ладонью. – Подписано Стефаном Доневичем и Владанкой Доневич. Подписи нотариально заверены.

Не спуская с него глаз, я сказал:

– Очень интересно. Он даже не пожалел двадцати центов на нотариуса. Меня вот что волнует. Откуда вы знали, что в книге спрятан этот документ?

– Я ровным счетом ничего не знал. Но то, что она у тебя выспрашивала…

– А-а, конечно. Ее расспросы разожгли ваше любопытство. Не заливайте! Что же, по-вашему, эта девица – балканская княгиня?

– Не знаю. Стефан женился всего три года назад. Кстати, о его свадьбе я узнал из этой самой книги. И хватит допекать меня, Арчи! Я уже сыт по горло твоим зубоскальством. Мне и так не нравится вся эта история.

– Что же именно вам не нравится?

– Ничего. Терпеть не могу международные интриги! Ничего грязнее в мире нет. Я весьма поверхностно представляю себе ту кутерьму, которая сейчас творится на Балканах, но даже поверхностному наблюдателю видно, как разъедают страну личинки коррупции. Регент, правящий в Югославии, лицемерно ищет дружеского расположения отдельных народов. Сам он из династии Карагеоргиевичей. Князя Стефана, ставшего после смерти старого Петера главой рода Доневичей, тоже используют определенные иностранные круги, а он сам прибегает к их помощи для достижения своих честолюбивых замыслов. И вот полюбуйся! – Вулф хлопнул по бумаге ладонью. – Что они протащили в Америку! Если только эта бумажка поможет с ними разделаться, я так и поступлю!

Вулф запыхтел и в сердцах сплюнул. За все годы, что я прожил с ним под одной крышей, мне лишь раз довелось видеть подобную выходку с его стороны.

– Тьфу, пропасть! Поставки боснийского леса от Доневича! С той самой минуты, как я увидел эту девицу и услышал ее голос, я сразу понял, что рядом поселился дьявол. Чтоб им всем провалиться и гореть в геенне огненной! Пересечь океан, ступить на американский берег, заявиться сюда, в мой кабинет, да еще опоганить мою книгу этой мерзостью!..

– Успокойтесь! – Я попытался урезонить не на шутку разбушевавшегося Вулфа. – Вдохните глубоко три раза. В конце концов, откуда вы знаете, что именно она сунула сюда эту бумажку? С тех пор как вы в последний раз брали эту книгу с полки, здесь перебывало столько народа, что кто-то запросто мог…

– Кто? Когда?

– Господи, да откуда я знаю! Ну вот, например, Вукчич, он ведь тоже черногорец…

– Пф! Вздор!

– Ну хорошо, – махнул я рукой, – пусть это происки нашей черногорки, пусть даже она и есть та самая зловредная и ужасная балканская княгиня – дальше-то что? По-вашему, она связалась здесь со всяким сбродом и теперь к нам заявится мистер Шталь с ордером на обыск, найдет эту бумажку, закует вас в кандалы и заточит в темницу? Или она провокатор? Подсадная утка? А может, вы полагаете, что она стянула у настоящей княгини эту писульку и привезла ее сюда, чтобы выгодно загнать?..

– Арчи…

– Да, сэр.

– Напиши на конверте: «Мисс Карле Ловчен, школа Николы Милтана». Адрес уточни в телефонном справочнике. Запечатай в конверт эту бумагу и немедленно отправь по почте. Я не желаю, чтобы она оставалась здесь ни минуты. Мне это ни к чему. Я, конечно, пересылаю кое-какие деньги этим отчаянным сорвиголовам-черногорцам. Уж мне-то хорошо известно, каково храбриться на пустой желудок, но, в конце концов, это их головная боль, а не моя. Это первое… Что там, Фриц?

В кабинет вошел Фриц Бреннер, отмерил положенные три шага и доложил:

– Сэр, вас хочет видеть некая молодая особа, мисс Карла Ловчен.

Я поперхнулся. Вулф прищурился.

Фриц выжидательно застыл. Ему пришлось простоять так добрых две минуты. Вулф все это время сидел неподвижно, как скала, сложив бантиком губы, лоб его изрезали хмурые складки. Наконец он выдавил:

– Где она?

– В гостиной, сэр. Я ведь считаю…

– Закрой дверь и подойди сюда. – Фриц повиновался, а Вулф тем временем повернулся ко мне. – Напечатай на конверте адрес Сола Пензера и наклей марку.

Я достал пишущую машинку и выполнил указание. Наклеивая на уголок конверта марку, я бросил:

– Заказным или срочным?

– Ни тем ни другим. Еще одно достоинство Америки: почту у нас доставляют быстро и не вскрывают. Дай-ка мне конверт. – Он сунул в него сложенный документ, лизнул оклеенный край и надавил на него. – Фриц, отправляйся к ближайшему почтовому ящику, что стоит на углу, и брось письмо. Сразу же, не мешкай!

– Молодая особа…

– Мы ею займемся.

Фриц удалился. Вулф дождался, пока не хлопнула парадная дверь, после чего обратился ко мне:

– Не забудь позвонить Солу и предупредить о письме. Пусть бережет его как зеницу ока. – Он подтолкнул ко мне «Объединенную Югославию». – Убери книгу, а потом приведи сюда эту девицу.

Я поставил книгу на место и отправился в гостиную звать посетительницу.

– Проходите, пожалуйста. Простите, что заставили вас ждать.

Пропуская ее вперед, я успел воздать должное ее фигуре, изящной поступи и горделивой посадке головы. Теперь я смотрел на нее уже другими глазами, как на возможную княгиню. Впрочем, самым ярким впечатлением для меня так и осталось ее «пжалста». Однако по здравом размышлении, припомнив все виденные прежде фотографии всяких принцесс, как девушек, так и более зрелых представительниц августейших фамилий, я засомневался в княжеском происхождении посетительницы и готов был допустить, что документ она попросту стянула у его законной обладательницы.

Мисс Ловчен села в кресло, поблагодарила меня, и я вернулся за свой стол. Меня так и подмывало предупредить ее, чтобы она не вворачивала словечек вроде «Hvala Bogu», но потом я решил, что Вулф сейчас не в том настроении, чтобы обращать внимание на подобные пустяки. Он возвышался в кресле, поедая ее глазами.

– Мисс Ловчен, – сухо начал Вулф, – сегодня утром я передал вам через мистера Гудвина, что не смогу помочь вам, вернее – вашей подруге.

– Я поняла, – кивнула она. – Вы меня ужасно разочаровали, ведь мы из Югославии, а вы тоже там жили, насколько нам известно. В этой стране мы чужие, и на чью-либо помощь нам рассчитывать не приходится. – Она подняла ресницы и посмотрела на Вулфа в упор темными глазами. – Я рассказала обо всем Нее, своей подруге, и она тоже страшно огорчилась, поскольку неприятности, о которых идет речь, в высшей степени серьезные. Мы обсудили все и решили, что только вы можете вызволить нас из беды.

– Нет! – отрезал Вулф. – Я не могу взяться за это дело. Но позвольте спросить…

– О, пжалста! – перебила она. – Вы должны сразу же взяться за дело. В пять часов они уже соберутся, чтобы решать, что делать, а тот человек ведь не просто круглый болван – такие, как он, вечно чинят всем неприятности. Послушайте, случилось страшное недоразумение. Кроме как к вам, нам не к кому обратиться. В общем, мы все обсудили, и я поняла, что нам остается только назвать вам главную причину, по которой вы должны непременно нам помочь. Нея согласилась. Да и что ей оставалось? Дело в том, что моя подруга, Нея Тормич… Словом, она ваша дочь.

Вулф вытаращил глаза. Таким я его еще не видел. Поскольку зрелище было не из приятных, я поспешил перевести изумленный взгляд на девушку.

– Моя дочь?! – взорвался Вулф. – Что за околесицу вы несете!

– Я утверждаю, что Нея – ваша дочь.

– Моя дочь… – Вулф лишился дара речи. Наконец голос у него прорезался снова. – Вы же говорите, что ее фамилия Тормич.

– Да, в Америке ее зовут Нея Тормич. Так же, как меня – Карла Ловчен.

Вулф, выпрямившись, пожирал ее глазами. Девушка стойко выдержала его взгляд. Так они и пялились друг на дружку.

– Вздор! Не верю! – наконец выпалил Вулф. – Моя дочь бесследно исчезла. У меня нет дочери.

– Вы не видели ее с тех пор, как ей исполнилось три года. Верно?

– Да.

– А стоило бы. Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда. Она очень хорошенькая. – Карла открыла сумочку и порылась в ней. – Я подозревала, что вы мне не поверите, поэтому прихватила с собой один документ. Мне его дала Нея. – Она протянула Вулфу какую-то бумажку. – Вы сами вписали сюда свое имя…

Она продолжала что-то говорить, пока Вулф хмуро изучал бумагу, держа ее под углом к окну, чтобы лучше падал свет. Медленно и внимательно он прочитал документ – и стиснул челюсти. Не спуская с него глаз, я слушал, что говорит мисс Ловчен. Непредсказуемы все-таки эти черногорки! Сперва прячут бумажки в книги, потом извлекают на свет божий свидетельства о рождении. Похоже, мы уже по уши увязли в их делах.

Вулф дочитал бумагу до конца, осторожно сложил ее и спрятал в карман. Мисс Ловчен решительно протянула руку:

– Нет-нет, отдайте документ мне! Я должна вернуть его Нее. Или вы отнесете его сами?

Вулф посмотрел на нее и пробормотал:

– Пока это еще ничего не доказывает. Да, документ подлинный, и там стоит моя подпись. Он и впрямь принадлежал моей дочери. Или принадлежит ей, если она жива. Но кто может знать – вдруг документ украден?

– С какой стати? – Карла пожала плечами. – Ваши подозрения переходят все разумные границы. Документ украли, провезли через океан сюда и – зачем? Чтобы здесь, в Америке, как-то надавить на вас? Помилуйте, вы, конечно, личность замечательная, но уж не настолько. Нет, документ вовсе не украден. Меня послала к вам та самая девушка, о которой в нем идет речь. Она сама попросила, чтобы я предъявила его вам и рассказала, в чем дело. Поймите же, она попала в беду! – Карла гневно сверкнула глазами. – Неужели у вас каменное сердце? Или вы не понимаете, что впервые увидите свою взрослую дочь уже только в тюрьме?

– Не знаю. Думаю, сердце у меня не каменное. Но я и не простофиля. Когда много лет назад я вернулся в Югославию, чтобы найти ту девочку, я так и не сумел ее разыскать. Поэтому мне сейчас трудно судить. Не знаю.

– Но зато ваша Америка ее отлично узнает! Дочь Ниро Вулфа – в тюрьме за воровство! Но только она не воровка! Она ничего не украла! – Карла вскочила и, опершись о стол обеими руками, наклонилась к Вулфу. – Фу!

Она снова уселась в кресло и опять сверкнула глазами – на этот раз в мою сторону, видимо, чтобы я усвоил: никаких исключений нет и не будет. Я подмигнул ей, возможно нарушив тем самым этикет, ведь если гипотеза о ее княжеском происхождении верна, то я мог в самом лучшем случае рассчитывать на роль холопа.

Вулф глубоко вдохнул. Повисла тишина. Я слышал даже их дыхание. Наконец он пробормотал:

– Нелепость какая-то! Вздор! Чушь собачья! Может, вы и научились каким-то трюкам, только в жизни есть фокусы почище. Я многих засадил за решетку, хотя и немало кого уберег от тюрьмы. И вот извольте! Арчи, возьми блокнот. Мисс Ловчен, пожалуйста, расскажите мистеру Гудвину подробнее о той беде, в которую попала ваша подруга. – С этими словами Вулф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Она принялась рассказывать, а я записывал. Дело было темное, и мы могли здорово погореть на доверии к неведомо чьей дочери. Обе девушки преподавали в школе-студии танцев и фехтования Николы Милтана, расположенной на Восточной Сорок восьмой улице. Клиентура школы была сплошь привилегированная, и цены за уроки – соответственные. На работу девушек устроил Дональд Барретт, сын Джона П. Барретта из банковской компании «Барретт и Дерюсси». Уроки танцев проводились в отдельных комнатах. Фехтовальные залы находились этажом выше; их было три – один большой и два поменьше. При них размещались также две раздевалки – мужская и женская – с запирающимися шкафчиками, где клиенты переодевались в защитные костюмы. В школе брал уроки фехтования некто Нэт Дрисколл – Карла произнесла его имя как «Наот» – богатый толстяк средних лет. Вчера днем он заявил Николе Милтану, что после урока фехтования, который ему давала Карла Ловчен, он увидел в мужской раздевалке около раскрытого шкафчика другую преподавательницу фехтования, Нею Тормич, которая якобы вешала на место его, Дрисколла, пиджак. По его словам, Нея затем закрыла дверцу шкафчика и вышла из раздевалки через дверь, ведущую в коридор. Он поспешил проверить свои вещи и убедился, что золотой портсигар и бумажник находятся в целости и сохранности, в тех же карманах, где он их оставил. Однако, лишь одевшись, он вспомнил о бриллиантах, которые тоже лежали в кармане, в коробочке из-под пилюль. Коробочка исчезла вместе с камешками. Он тщательно обшарил все карманы, но тщетно. И потребовал, чтобы пропажу немедленно вернули.

Мисс Тормич, которую вызвал Никола Милтан, твердила, что знать ничего не знает ни о каких бриллиантах, и начисто отрицала, что вообще открывала шкафчик мистера Дрисколла или хоть пальцем прикасалась к его одежде. Она заявила, что обвинение возмутительно, неслыханно и насквозь лживо. Она вообще не заходила в раздевалку. Но и зайди она туда по какой-либо причине, то ни за что на свете не стала бы шарить в шкафчиках клиентов. А если бы и вздумала копаться в одежде, то уж только не в одежде мистера Дрисколла. У нее в голове не укладывается, с какой стати она могла интересоваться содержимым его карманов. Негодованию мисс Тормич, вполне справедливому, не было границ.

Нею обыскали. Это проделала Жанна Милтан, супруга Николы Милтана. К этому времени Милтан допросил всех, кто находился на другом этаже, как служащих, так и клиентов. Пропажу разыскивали повсюду. Дрисколл утверждал, что Нея Тормич стояла боком к нему, когда он увидел ее возле своего шкафчика, и на ней был фехтовальный костюм. Обе девушки – и Нея, и Карла – категорически потребовали, чтобы их снова обыскали, прежде чем они отправятся домой. Милтан чуть не обезумел от угрозы такого удара по репутации своего заведения, а потому отчаянно сопротивлялся требованию Дрисколла вызвать полицию и преуспел в этом. Сегодня утром он битых два часа чуть ли не на коленях умолял Нею сознаться в содеянном и рассказать, где находятся бриллианты и что она с ними сделала, но ответом ему было лишь надменное и презрительное молчание, чего единственно и заслуживали его гнусные предположения. В отчаянной попытке выпутаться, не прибегая к помощи полиции и желая избежать огласки, Милтан назначил сегодня на пять часов в своем кабинете встречу всем, кто находился вчера в его школе. В присутствии Неи он сказал своей жене, что намерен обратиться за помощью к Ниро Вулфу. Нея, зная, что Ниро Вулф – ее отец, тут же решила, что прославленный сыщик должен выступить в ее интересах, но по вполне понятным причинам вовсе не собиралась раскрывать отцу свое происхождение, поэтому наказала Карле, которая сразу же отправилась к Вулфу, ничего пока не разглашать.

Вот и все, что мне удалось узнать. Мисс Ловчен, взглянув на свои часики и отметив, что уже без пяти четыре, потребовала, чтобы Вулф как можно скорее отправился вместе с ней.

Не шевельнув даже пальцем, Вулф, по-прежнему сидевший с закрытыми глазами, пробурчал:

– Почему же мистер Дрисколл не поймал мисс Тормич с поличным, когда увидел свой пиджак у нее в руках?

– Он был абсолютно голый. Он шел из душа.

– Неужели он настолько толст и безобразен, что предпочитает лишиться бриллиантов, лишь бы не попасться кому-то на глаза нагишом?

– По его словам, он очень скромный. Он сказал, что буквально онемел от удивления, а Нея действовала быстро и почти сразу вышла из раздевалки. К тому же бумажник и портсигар оказались на месте, а о бриллиантах он поначалу забыл и вспомнил, уже только одевшись. А вообще-то, он, разумеется, с вами по габаритам не сравнится.

– Да уж, это как пить дать. У шкафчиков ключи есть?

– Да, но обращаются с ними донельзя халатно. Ключи вечно валяются где попало. Тут сам черт ногу сломит.

– Вы утверждаете, что мисс Тормич не брала бриллиантов?

– Конечно нет! Она никогда не взяла бы их.

– Может, она взяла что-нибудь другое из карманов мистера Дрисколла? Что-нибудь, о чем он и думать забыл. Письма, документы, да хотя бы просто леденцы?

– Нет. Она ничего не брала.

– Но в раздевалку она заходила?

– Зачем ей было туда заходить?

– Я не знаю. Так входила или нет?

– Нет.

– Просто фантастика! – Казалось, Вулф вот-вот откроет глаза. – Вам давно известно, что мисс Тормич – моя дочь?

– Я всегда это знала. Мы с ней… подруги, и очень близкие. Я знала о вас… о вашем… Словом, я была о вас наслышана.

– Скорее, вы были наслышаны о моих политических пристрастиях. – Неожиданно тон Вулфа посуровел. – Ха! Романтические девушки, которых так и распирает от стремления к подвигам в духе прошлых веков! Ну-ну! Что же, значит, предателям еще перепадают крошки со стола Доневичей?

– Мы… – Ее подбородок дернулся, а в глазах полыхнуло пламя. – На их стороне честь и право! И они добьются признания!

– Скорее, в один прекрасный день они добьются некролога. Глупцы, слепые эгоисты! Вы тоже из рода Доневичей?

– Нет.

Ее грудь бурно вздымалась, по-моему из-за праведного гнева.

– Тогда как вас зовут?

– Карла Ловчен.

– А на родине?

– Сейчас я не на родине. – Она нетерпеливо отмахнулась. – Что все это значит? С какой стати вы меня пытаете? Я же говорю о Нее, вы что, не понимаете? О вашей дочери! Неужели вам до такой степени все безразлично, что вы готовы сидеть сложа руки и насмехаться? Я же говорю вам, надо срочно что-то предпринять, иначе ею займется полиция!

Вулф выпрямился. Я уже начал удивлялся, что он не встал раньше. Часы на стене показывали две минуты пятого, а ничто на свете – ни пожар, ни наводнение, ни убийство – не могло поколебать привычный распорядок Вулфа: с четырех до шести часов вечера он всегда священнодействовал в оранжерее. Я был потрясен: даже посмотрев на часы, мой шеф продолжал сидеть в кресле.

– Арчи, – неожиданно произнес Вулф, – пожалуйста, проводи мисс Ловчен в гостиную и возвращайся за указаниями.

– Но ведь… – бессвязно залепетала Карла, – это совсем не…

– Прошу вас! – резко перебил Вулф. – Раз уж я берусь за дело, предоставьте его мне. Не теряйте времени и идите с мистером Гудвином.

Я вышел, а она послушно последовала за мной. Я усадил ее в гостиной и, выходя оттуда, плотно затворил за собой дверь. Закрыл я и вторую дверь, вернувшись в кабинет.

– Я опаздываю, – сказал Вулф. – Сейчас уже ничего не успеть. О мистере Дрисколле и всех прочих я судить не могу, пока ты сам не побываешь на месте и не расскажешь мне, как обстоит дело. А мне, прежде чем пойти наверх, придется позвонить в Лондон мистеру Хичкоку. Дай-ка мне книжечку с его личным телефоном. – (Я достал из сейфа записную книжку и протянул ее Вулфу.) – Спасибо. Отправляйся с мисс Ловчен на назначенную встречу. Поговори с мисс Тормич. Из документа следует, что она имеет право носить мою фамилию. А раз так, то я категорически отвергаю даже саму возможность, что она украла бриллианты из пиджака того человека. Исходи из этой предпосылки.

– Мисс Ловчен говорит, что документ нужно вернуть.

– Пока он останется у меня. Пусть на сей счет иллюзий не питает. Ничего не упускай и никем не пренебрегай. Сам Никола Милтан тоже родом из Югославии. Точнее, из южной части Сербии, бывшей Македонии. Присмотрись к мисс Тормич и побеседуй с ней. Первое, что тебя должно интересовать, – это история с бриллиантами. Второе – та бумага, которую мисс Ловчен спрятала в мою книгу. Если ты не сумеешь разобраться с бриллиантами и мистер Дрисколл будет настаивать на том, чтобы привлечь к делу полицию, тогда привези его сюда, ко мне.

– Не сомневайтесь! В каком виде прикажете его доставить? Целиком или по кусочкам?

– Как хочешь, но привези. Ты неплохо поднаторел в таких играх.

– Премного благодарен. Но на самом деле, по-моему, вам лучше дать мне расчет. Со следующей минуты я увольняюсь.

– Откуда увольняешься?

– Отсюда. От вас.

– Вздор!

– Нет, босс, чистая правда. Вы наплели фэбээровцу, что никогда не были женаты. А у вас, оказывается, есть взрослая дочь. Ну и… – пожал я плечами, – я, конечно, не девица-жеманница, но есть же пределы распутству…

– Хватит чушь городить! Отправляйся с ней на встречу. Бедная девочка была сиротой, и я удочерил ее.

– Ничего себе дельце, – недоверчиво покивал я, – и что особенно приятно: все ясно как божий день. Как вы думаете, что сказала бы моя мать… – Тут я заметил его застывшее лицо и понял, что приблизился вплотную к той черте, за которую лучше не переступать, поэтому небрежным тоном спросил: – Это все?

– Да.

Я надел пальто и шляпу в прихожей, помог одеться иноземной княжне, и мы, выйдя на улицу, уселись в «родстер», который я оставил у тротуара. Набирая скорость по пути к Парк-авеню, я про себя отметил, что, видно, Вулф решил до последнего защищать честь своей семьи, коль скоро собрался просадить двадцать зеленых на телефонный звонок в Лондон. Я, правда, никак не мог взять в толк, чем такой звонок может ему помочь.

Загрузка...