Глава V Бабушка и внуки

– Ну, ты нас напугал, – тараторил Ежик, подавая Тонкому обжигающую железную кружку. – Ты что, плавать не умеешь?

Тонкий возмущенно хрюкнул, брызнув на Игоря горячим чаем, но смолчал. Говорить было трудно: при каждом звуке к горлу подкатывала соленая вода и шибала в нос. Здорово он наглотался! Интересно, как Ежику удалось вытащить их двоих да еще и лодку (вон она, лежит у машины, целехонька)? И который час? Не проснулась ли уже тетя Муза?

– Тебя Игорек вытащил, – ответил Ежик на незаданный вопрос. – И меня, и лодку. Он у нас мастер спорта!

Тонкий опять фыркнул: ничего себе мастер! Болтался на волнах, как щепка! Или, может, так и надо вести себя в шторм?

Игорь снял с палки над костром Сашкины джинсы:

– Надень, высохли.

Тонкий надел. Джинсы обжигали, но после такой ванны с морской солью горяченькие штаны – как раз то, что надо. Глотнул чаю, протер глаза, слезящиеся то ли от костра, то ли от морской соли, и выдавил:

– Спасибо, что вытащили. А я думал, вы тонете.

Ежик хохотнул:

– Не шути так с Игорем. Обидится! Как тебя зовут-то хоть?

– Саша…

– А меня Иван. – Он помолчал и добавил: – Вот и познакомились.



Тонкий летел к своим, как на пожар: уже рассвело, вот-вот тетя Муза проснется, повернет голову – а племянника-то и нету! Что она подумает? Что племянник смотался пешком в Москву или…

– С утра гуляешь? Похвально! – послышался за спиной бодренький тетин голос. – А сестренка твоя все дрыхнет. Пошли ее будить.

У Сашки вырвался вздох облегчения: хоть от тети неприятностей не будет. Она вообще-то добрая, когда в хорошем настроении. Даже не отругала…

Тетя Муза не торопясь брела в сторону лагеря, срывая на ходу кустики бессмертника.

– А ежики слопали всю еду, только суп в пакетиках остался, – продолжала она, окинув Тонкого тяжелым взглядом учителя физкультуры. – Придется тебе опять идти в деревню, алычу собирать.

Если бы Тонкий не боялся выдать себя, он бы застонал, завыл в голос: «За что?! После ночи в море – день на дереве! Дайте человеку отоспаться на твердой земле!» Но тете же не расскажешь, где ты был ночью. Он стиснул зубы и кивнул.


Будить родную сестру – дело нелегкое и опасное. Ленка такая: начнешь будить – проснется, даст по шее и опять уснет. С тетей Музой она так и поступила, спросонья приняв ее за брата, и была наказана. Тетя – это вам не брат и даже не бабушка. Ей нетрудно вытащить вас из палатки вместе со спальником и оставить на уже припекающем солнце.

Тонкий смотрел и думал, что еще неизвестно, кому повезло больше: Ленке, потому что удалось поспать этой ночью, или ему, потому что ей удалось провести одно утро без тети-Музиной побудки.

Вытянутая из палатки Ленка ойкнула, перевернулась на бок, проворчала что-то о гестаповцах и опять уснула. Ей по барабану, где спать, лишь бы нашлась ровная поверхность. Тетя Муза пожала плечами и повела Тонкого умываться.

Она поливала ему на руки из канистры с пресной водой, Тонкий умывался, отфыркиваясь, а Ленка дрыхла. Потом Тонкий поливал, тетя умывалась, а Ленка дрыхла. Потом тетя развела костер, чтобы приготовить уцелевший суп из пакетиков, и только тогда, не повышая голоса, сказала:

– Лена, там ежики не твою ли шашку потащили?

Тут придется сделать отступление. Шашка у Ленки была не та, которыми играют, и не та, которой рубают на скаку, а дымовая. Давным-давно тетя Муза притащила ее с военных сборов, где получала звание лейтенанта запаса. Вся семья знала историю, как на маневрах она потеряла спички и не смогла поджечь фитиль шашки, чтобы устроить дымовую завесу. Из-за этого тети-Музин взвод условно уничтожили и отправили на отдых, пока остальные рыли окопы. С тех пор стоило тете взять сигарету, как со всех сторон ей услужливо протягивали спички и почему-то хихикали. А под конец сборов объяснили, что шашку вообще не надо поджигать. Воспламенитель у нее внутри. Достаточно дернуть за веревочку, которую тетя принимала за фитиль, и повалит дым.

Сколько Тонкий себя помнил, шашка лежала у тети за стеклом на книжной полке. Пока на нее не положила глаз Ленка.

Тонкий лишь догадывался, зачем сестре шашка, и догадки эти были мрачные. Судя по всему, здесь пахло местью десятикласснику Кольке, без которого Ленка дня не могла прожить еще зимой. Потом они смертельно поссорились. Колька отобрал у Ленки подаренный плеер, Ленка из вредности требовала назад какой-то давно потерянный значок и доводила по телефону новую Колькину подружку. В разгар ссоры она стала выпрашивать у тети Музы ее памятную шашку. «Закончишь год без троек, тогда подарю», – легкомысленно пообещала тетя, уверенная, что этого не будет никогда. Ленка – та еще лентяйка. До сих пор может написать «солнц» вместо «солнце», да еще и объяснить учительнице, что буква «ц» произносится как «це», стало быть, писать лишнее «е» необязательно.

Но когда женщина любит или мстит, она может свернуть горы. Пускай даже этой женщине еще нет четырнадцати лет (Джульетте, кстати, тоже не было). Короче, Ленка исправила пять верных трюнделей и получила-таки шашку. После этого она задумалась, стоит ли ей изводить так тяжело доставшийся боеприпас на презренного Кольку. Тонкого сестра не посвящала в свои планы. Но, судя по тому, с каким вниманием она стала смотреть передачи «Криминал» и «Петровка, 38», Ленка выбирала между срывом урока и ограблением банка. Шашку она взяла с собой на юг, не доверив такое сокровище деду с бабушкой.


Итак, тетя Муза, не повышая голоса, сказала:

– Лена, там ежики не твою ли шашку потащили?

В следующую секунду Тонкому показалось, что на их стоянку с ясного неба пикирует бомбардировщик с включенной сиреной. Он всегда знал, что по визгу сестре нет равных в школе, а то и в микрорайоне. Но тут Ленка превзошла себя. На первых же нотах Тонкий оглох, успев услышать, как задребезжало приоткрытое стекло в тетином «жигуленке». Остальное он смотрел без звука.

Ленка лежа подпрыгнула над землей и поползла в сторону предполагаемого бегства похитителей. И все это – внутри спального мешка. Без рук и без ног. Кажется, она подтягивалась зубами. Не увидев поблизости ни ежиков, ни шашки, она ринулась к палатке. По пути спальник с нее слез, как сброшенная змеиная шкурка, но Ленка этого даже не заметила. Продолжая двигаться ползком, она скрылась в палатке, и оттуда раздался визг погромче прежнего. Тонкий расслышал его даже с заложенными ушами. То был визг торжества, которым, наверное, пещерные женщины встречали первого суслика, добытого после месяца голодовки.

С драгоценной шашкой в руке Ленка появилась из палатки и села на траву. Вид у нее был одновременно счастливый и обиженный.

– Умоешься сама, вон канистра, – отчеканила тетя Муза, – кто не успел, тот опоздал. Давай в темпе, сейчас поедем в город.

Ленка на четвереньках доползла до машины, опрокинула канистру и умылась тем, что не успело впитаться в сухую крымскую землю.

– Все равно в город едем, – ответила она на молчаливый тетин упрек, – вот и водички захватим заодно.

«Иногда сестренка умеет отомстить за себя», – с завистью думал Тонкий, протирая слипающиеся глаза.

К костру подскочил верный крыс в жокейской кепке и начал требовать свою долю завтрака. Тонкий налил ему супу в крышку от канистры. «Вот возьму его с собой, – думал Тонкий, – напугаю Зою Карапе… Копера… Тьфу, блин, кого же я напугаю? Всю деревню. Чтобы отказались от моей помощи. Пускай тетя сама по деревьям лазает!» Тут он вспомнил, что собирался еще прополоть огород, чтобы арендовать подпол. А улика-то потеряна! В подпол нечего прятать. А огород прополоть все равно надо. Обещал же… Откуда столько бед на шею начинающего оперативника?!


Росинант встретил его еще в подсолнухах, когда Тонкий, ни о чем не подозревая, брел на каторгу, разгребая руками зонтики-переростки. Козел подкрался сзади и больно пнул Сашку под коленки.

– Доброе утро, – ответил ему Тонкий, поднимаясь и отряхиваясь. – Будешь драться, рога пообломаю, козел!

Росинант, не ожидавший такого оскорбления, присел на хвост, вопросительно мекнул, развернулся и поскакал прочь, от греха подальше. Понял, кто здесь человек, а кто так, истребитель огородов.

На каторге наблюдалось оживление. Тонкий вошел за ограду молча (забыл, как зовут бабульку) и услышал, что в саду смеются и звенят стаканами. «Должно быть, внук все-таки приехал», – догадался он и не ошибся. В тени алычовых деревьев обнаружился пластмассовый столик, а за столиком… интересно: кто из них – внук? Или, может, оба? Должно же хоть что-то связывать глуповатого бесшабашного Ежика и угрюмого мастера спорта Игоря? Ну да, они и сидели за столиком. Бабулька бегала вокруг, ополаскивая в ведре и нарезая огурцы-помидоры. Тонкий споткнулся о корень, чертыхнулся и обратил на себя внимание всех троих. Бабулька застыла с ножом, внучки – со стаканами. Потом у всех синхронно вырвался вздох и удивленное:

– Саша!

– Это мой помощник, да? – неуверенно сказала бабулька после паузы. – Вчера алычу собирал.

Ежик хохотнул:

– Ошибаешься, ба, это наш утопленник. Он вчера Игорька спасал, в шторм!

Бабулька всплеснула руками:

– Куда же вы его с собой потащили, да?!

Спасенный Игорек тронул бабульку за рукав, и она молча побрела в дом, не переставая качать головой.

– Присядь с нами, Сань, – пригласил Ежик. – Позавтракаем и огород полоть пойдем. Тебе ведь место в подполе надо? – Он испытующе посмотрел на Тонкого, как будто от того, нужно ли ему это место, зависели жизнь и здоровье бабульки и его самого.

– Да не надо уже, – ответил Тонкий, – но неудобно, я ведь обещал.

– Тогда собирай алычу, – удовлетворенно сказал Игорь, – а огородом мы займемся. – Помолчал и добавил, глядя на Ежика: – На то мы и внуки.

Тонкий облегченно вздохнул: все-таки алычу собирать – не огород полоть, это еще можно вынести. Он взял со стола огурец и, хрупая, стал оглядываться, с какого бы дерева начать. Это уж слишком заросшее – до ночи не управишься, это он ободрал вчера, а вон то, с висящим на ветке куском рыболовной сети…

– Гамак, – перехватив его взгляд, объяснил Игорь, – собирались вечером повесить, чтобы бабуля отдыхала.

Тонкий пригляделся и вяло кивнул: правда, гамак – поплавков не видно.

– А мне баба Зоя про вас рассказывала, – сказал он, чтобы поддержать разговор.

– Кто?

– Что? – хором спросили Игорь и Ежик. Они так посмотрели, как будто бабуля все прошлое лето собирала на них компромат, а вчера выложила все Тонкому.

– Говорила, что внуки у нее по заграницам, помочь некому.

– А, – хохотнул Ежик, – точно! Я за границей последний раз был лет десять назад. В Москве. – И заржал.

Тонкий подумал, что не такой уж он молодой, – это вчера в темноте казалось, что ему лет семнадцать. Теперь же, при дневном освещении, невыспавшийся Ежик тянул на все двадцать пять, а то и больше. «Такой взрослый и такой глупый», – вспомнил Тонкий вчерашние Ежиковы проделки.

Кто-то больно пнул Сашку ногой под столом, и его мысли обрели другой оборот: «Не только глупый, да еще и нервный. Вон как брыкается».

Игорь вскочил:

– Хватит рассиживаться, работа не ждет! – И потащил Ежика на грядки. Гамак он забрал («Починить надо»).

Тонкий вскарабкался на алычу: работать так работать.

Спать хотелось ужасно. Он срывал с ветки алычину и засыпал, клал ее в ведро и засыпал. Иногда промахивался, роняя ягоды на землю. Пасшийся неподалеку Росинант это увидел и подбежал к дереву, подбирать упавшие ягоды. Когда ягоды кончались, козел нетерпеливо пинал ствол рогами, тогда на него с дерева падал еще десяток крупных алычин и через раз – Тонкий. Было невысоко, но на пятом падении Тонкий научился цепляться коленками так, чтобы ни один козел его не сбил.

– Фиг тебе, – сказал он козлу, когда удержался после очередного толчка.

Толстого он, как собирался, взял с собой. Верный крыс до поры смирно сидел у него в кармане, но, почуяв ягоды, выбрался и пристроился на веточке рядом с хозяином. Он отщипнул себе алычину и стал громко чавкать. Козел, увидав на дереве незнакомого зверя, пришел в бешенство. Он и раньше-то не отличался лояльностью, а тут вообще сошел с ума: стал долбить рогами ствол, как будто собирался работать на лесоповале и сейчас репетировал. Тонкий хотел придержать крыса за хвост, но опоздал. Толстый кубарем слетел с ветки и приземлился прямо перед козлиной мордой. Тонкий подумал, что надо бы слезть помочь, но потом решил: чем тут поможешь?! Жалко козлика.

Видели когда-нибудь рассерженную крысу? Она похожа на зубастика из фильма: такой же клубок шерсти с горящими глазами и большими резцами, выставленными на показ. Только крыса еще шипит. Секунду козел тупо разглядывал Толстого, потом повернулся и дал стрекача. Верный крыс погнался за ним. «Побегает и вернется, – меланхолично подумал Тонкий. – Росинант сам виноват».

Самое трудное было – менять наполненное ведро на пустое. Ведро надо снять с ветки, спуститься вниз, да так, чтобы не просыпать сливы. Потом, громыхая пустым ведром, – опять забраться… Тонкий совсем измучился. А эти двое – Ежик с Игорем – бодренько перекликались на грядках, как будто сами ночью не тонули. С земли Тонкому было видно обоих, с дерева – только блестящую лысину Игоря. Ежик швырял в приятеля морковкой, Игорь ловил ее на лету и, ворча, запихивал в ведро. Должно быть, и вправду братья. Чужие люди с такими разными характерами уже давно бы переругались и разъехались по разным городам. Ну да, Игорь говорил, что они внуки. Оба. Значит, братья. Хотя бы двоюродные.

Перед тем как опять влезть на дерево, Тонкий окинул взглядом окрестности. Чего-то не хватает!.. Игорь, Ежик, Росинант носятся вокруг дома от маленького серого пятнышка – Толстого… «Шестерка»! Ее не хватает для завершения пейзажа. Вчера этот ненормальный Ежик и двухсот метров не смог пройти без машины. Неужто в деревню пешком пошел? Быть не может! Местность за домом оставалась неисследованной. Должно быть, там и стоит машина. И вообще, какая разница. Ежикова «шестерка», пусть что хочет, то с ней и делает.

Сам не помня как, Тонкий обобрал дерево еще до обеда. Счастливый, он сполз с ветки и потащил ведра в дом.

– Уже управился? – вышла навстречу бабулька. – Ну, иди домой, Саша-джан. Сама отнесу, да? Возьми себе какое хочешь и иди. Устал, да?

Тонкий кивнул: еще как устал. Спорить не хотелось. Ну, хочется старушке самой погорбатиться, потаскать тяжелые ведра. Он не имеет права спорить со старшими. Бабулька уковыляла в дом, и Тонкий засобирался. Под ноги метнулся верный крыс, забрался по штанине на плечо и начал чем-то чавкать. Тонкий глянул… кошмар! В зубах у Толстого болталась длинная коричневая кишка! Свеженькая…

– Росинант! – рявкнул Тонкий так, что пошатнулись деревья в саду. – Росинант!!

Козел прибежал, веселый и непокусанный. Тонкий ощупал его живот – все на месте. Он повертел кишку в руках, тряхнул за шкирку верного крыса:

– Колись, Толстый, кого потрошил?!

Крыс, конечно, не ответил. Кишка была длинная, тоненькая – что-то мелковата для козла. И воняла рыбой! Тонкий это заметил и успокоился:

– В доме свистнул?

Верный крыс пристыженно опустил усы.

– Ладно, прощен. Только не пугай меня так больше.


Ленка с тетей Музой еще не вернулись. На палатку они бросили десяток веточек для маскировки и оставили записку незваным гостям:


«ПРЕСТУПНОМУ ЭЛЕМЕНТУ

Для экономии времени, которое Вы могли бы потратить на бесплодные поиски, сообщаем, что ценные вещи уехали вместе с нами в багажнике. Спиртного мы не держим. Если Вас заинтересуют наши носки и купальники, рискните. Это будет интересно. Гарантирую все прелести экстремального отдыха: бег по пересеченной местности, борьбу без правил и незабываемый вкус тюремной баланды.

Без уважения

старший оперуполномоченный по уголовному розыску

капитан милиции Муза Уткина».


Тонкий подумал, что раз без уважения, то не надо было называть преступников на «вы», да еще с большой буквы. А так вообще правильная записка. Веселая и внушительная.

Он спрятал записку в карман, чтобы тете Музе потом не писать еще раз, и полез в палатку отсыпаться. Глаза слипались, хоть спички между веками вставляй. Не раздеваясь, Тонкий плюхнулся на пружинящий надувной матрас…

Хруп!..

– Толстый! Убью! – Верный крыс опять натаскал в постель улиток. Самому, что ли, влом разгрызть? Наверное, трудно ему, слишком твердые раковины…

Толстый подскочил к хозяину и стал деловито перетаскивать расколотых улиток в ноги. Научить его, что ли, пользоваться щипцами для орехов?

Только Тонкий успокоился и закрыл глаза, как услышал над ухом громкое посапывание.

– Толстый! Отвали! Всех уже забрал!

Но это был не Толстый. Кто сказал, что ежики – ночные животные? Ежики не только ночные, но и дневные, а могут быть и утренние, если есть где стырить немного еды. Сейчас они подбирались к ведру с алычой. Много ежей! Вчерашняя ежиха с выводком, два длинных ежа, два толстых ежа… Что же, Тонкому из-за них возвращаться в деревню и лезть на дерево?! Ну уж фиг! Чертыхаясь, Тонкий высунулся из палатки, втащил к себе ведро и лег с ним в обнимку. Пусть только попробуют подойти!

– Толстый, – позвал он. – Толстый, охраняй вход! Чтобы ни один ежик сюда не вошел! Слышишь?

Но верный крыс не слышал, он был занят улитками.

– Никому нельзя доверять, – проворчал Тонкий, засыпая.

Загрузка...