Валь д'Изер – легендарное место для тех, кто знает и уважает французскую горнолыжную школу середины двадцатого века. Здесь блистал Жан-Клод Килли, дед моей Кристин, будущий мэр Альбервилля, города белой Олимпиады. Знаменитые французские «зимние» спортсмены почему-то обязательно становились градоначальниками на склоне лет. В Шамони, где тот же Жан-Клод родился и встал на лыжи, одно время командовал Морис Эрцог. Вам что-нибудь говорит это имя? Хм-м, не очень-то и хотелось. К тому же Шамони мы уже проехали – именно проехали, во всех смыслах. Позорно завалив итальянский этап чемпионата, во Франции русские лыжники уперлись и задрали гордое знамя раздолбайства просто-таки на недосягаемую высоту. Так погано мы давно не съезжали. В команде шел какой-то загадочный и явно деструктивный процесс. То ли все хором начали взрослеть, то ли не менее дружно задумались о вечном. Почти у каждого вдруг обнаружились тяжкие личные проблемы, и бедный Генка с ног сбился, психотерапируя направо и налево. Машка ходила смурная и опухшая, даже в мою сторону против обыкновения не глядела. Ленка, по ее собственному определению, «так втрескалась тут в одного, что почти забеременела». Другая на ее месте выдала бы от радости блестящее время, но Ленка, напротив, бесстыдно привозила в своем коронном скоростном двадцатые места. Димон вдруг перестал со мной разговаривать, а Илюха по большому секрету выдал страшную тайну – у нашего записного лузера окончательно прорезался давно наточенный на меня зуб. Сам Илюха оставался непоколебимо стабилен, то есть стабильно посредственен, и в ус не дул. Тренер с каждым днем все отчетливее багровел и обещал скорую раздачу оплеух. Менеджер, напротив, выглядел крайне легкомысленно – похоже, нашел куда удрать, буде команда окончательно угробит сезон. Младший командный состав в виде помощников и заместителей лавировал, как мог, промеж двух огней. Массажисту Димон без видимой причины съездил по уху, и тот едва не уволился. Мне сразу пришло на ум, что неплохо бы поставить массажисту от себя бутылку – но тогда пришлось бы объяснять, в кого Димон целил на самом деле.
Среди этого всеобщего бардака один я старался как-то держать себя в руках и более или менее прилично выступать на трассе. Но когда такая атмосфера вокруг – сами понимаете, особо не разъездишься. Тем более, что тоскливые флюиды и миазмы, источаемые русской командой, начали поражать и соперников. В Валь д'Изере с трассы вылетали через одного, а американец Фил, взявший золото, пересек финишный створ в положении лежа. Неожиданно засбоил Боян Влачек – застрял, как и я, в четвертых-пятых, сопровождая это пространными жалобами на какие-то свои загадочные «критические дни».
И все же в моей памяти эти дни, несмотря на дрянное катание, остались удивительно счастливыми. Пусть даже лучший наш с Машкой результат заключался в пятиминутном удержании бронзового дубля на трассе Кортина д'Ампеццо. Зато там, в Кортина, случилась волшебная ночь с Кристин. А в Валь д'Изере получилось совсем трогательно: Боян со словами: «Ты привыкай, скоро он будет твой», вручил мне ключи от того самого «Порша», стоящего между нами на кону. И мы с Кристин спустились в долину, и сняли номер в отеле совсем как нормальные люди, не спортсмены какие-нибудь, и снова любили, и долго разговаривали, и горечь предстоящего расставания на целых три этапа показалась мне не такой острой, как обычно, потому что в конце сезона что-то важное между нами должно было произойти… Именно тогда я узнал, насколько это серьезно для Крис. Даже не узнал – выяснил до конца. Она вдруг в меня вцепилась, прижалась лицом к моей груди и сказала: «Извини, Поль, некрасиво говорить такие вещи, но какое же счастье, что ты стал медленее ездить!» Кажется, у меня от неожиданности рот открылся. А Крис шепчет: «Ты не представляешь, как я боялась все эти годы, что ты угробишься на одной из ваших чертовых трасс!» Насчет «чертовых» я перевожу как могу, ведь мы обычно говорим по-английски, и она употребила гораздо более крепкое выражение. Все, для кого инглиш второй язык, запросто ругаются на нем как сапожники. Оно понятно – не родной ведь. Недаром англичане уважают русский мат и с удовольствием его практикуют.