Школа. Полдень. Вторник. Я несусь по коридорам Маунт-Шаста Хай. Прошло уже восемнадцать часов с тех пор, как планета сошла со своей орбиты, – я нашла книгу о редких орхидеях с полуоткровенным стихотворением внутри.
Вечер и утро прошли непросто. В голове роились вопросы: врала ли мама о том, что не знает моего отца? Если да, то почему? Знает ли отец о моем существовании? Почему тогда он не хочет со мной общаться? Это самая настоящая борьба. Старалась сохранить надежду, одновременно уклоняясь от мамы. Как же хорошо, что я умею увиливать. Под моей кроватью хранятся полбутылки персикового шнапса и парочка любовных романов (обедневший герцог плюс наследница из низшего сословия равно любовь навсегда). Мама, конечно же, ни о чем даже не догадывается. Самое главное – вести себя как обычно: девушка просто занимается своими делами, что тут особенного?
Вижу вход в библиотеку и бросаюсь вперед, проталкиваясь через группу ковбоев и двух девчонок – обеих зовут Хармони. За мной захлопываются двойные двери.
Наконец-то тишина. Вот бы от мыслей можно было избавиться так же легко. Среди стеллажей меня ждет Нура. Она вся как на иголках. Я тоже нервничаю. За последний час чат БАД наводнило сообщениями.
Нура: о боже, о боже, о боже.
Нура: Важные новости. Срочная встреча БАД в библиотеке во время перерыва на ланч.
Глори: Мы едим там каждый день.
Я:?
Нура: Не опаздывайте. Вы не можете этого пропустить.
Глори: Если это опять про третий сосок Дэнни Мастерсона…
Нура: ЕСЛИ БЫ!
Хансани: Хотя бы намекни.
Я: ??
Нура: Вот еще. И все испортить? Тебе придется подождать. Без обид.
Я тяжело вздыхаю – внутри как будто сдувается шарик, когда-то полный надежды. Скорее всего, важные новости Нуры никак не связаны с моим предполагаемым отцом. Она живет срочными встречами.
– Ну наконец-то.
Нура хватает меня за руку и тянет сквозь стеллажи. Мы оказываемся в углу, выходящем на северо-восток. Стройная шриланкийка Хансани и полуфилиппинка Глори с бровями, за которые я готова отдать жизнь и/или убить, уже ждут нас за нашим столиком. Это мои девчонки. Мы все обладаем одной уникальной способностью: достаточно одного лишь внимательного взгляда, чтобы понять чувства друг друга. Наша связь зародилась еще в начальной школе, где мы поняли, что нашим самым большим «недостатком» была наша внешность.
Мне в этом помогла Эмили Биллингс. Она прижала меня к стенке школьного автобуса, сильно раскосив пальцами свои глаза. Я знала, что отличаюсь от других, но не знала, что это плохо, пока мне на это не указали. Конечно же, я рассмеялась вместе с другими детьми. В конце концов, юмор – лучшая защита. И притворилась, что меня эта выходка ни капельки не задела, как не задел и вопрос о том, празднует ли моя семья нападение на Перл-Харбор, как они празднуют Рождество. Или когда ребята попросили меня помочь им с домашней работой по математике[13]. Им же хуже – я не дружу с цифрами. И все равно каждый раз внутри меня что-то тихо съеживается от стыда.
Во всяком случае мы справились. Научились игнорировать этнические стереотипы. Нуру постоянно спрашивают, почему она не носит хиджаб. Люди интересуются, не удочерили ли Глори, когда видят ее белого папу. Хансани вынуждена терпеть акцент мистера Апу[14] – для начала, это другая страна. И, конечно же, бесконечные «Нет, и все-таки, откуда вы на самом деле?».
Девчонки уже приступили к своим обедам: у Хансани сегодня пита с хумусом, у Глори – яичный салат. Над столиком висит знак «Есть запрещено». Бла-бла-бла. Правила созданы, чтобы их нарушать.
Бросаю на стол свой рюкзак и бутылку с водой и улыбаюсь девочкам. Нура опускается на стул рядом со мной и щелкает пальцами, обращаясь с Глори:
– Ноутбук.
Глори переводит взгляд на Нуру, ее глаза сужаются.
– А где «пожалуйста»? – отвечает она, доставая свой блестящий «Хромбук».
Нура тыкает в нее карандашом.
– Ты знаешь, я обожаю тебя, несмотря на то, что твое имя тебе не идет.
Это правда. Хотя я бы никогда не сказала этого вслух. Глори из тех, кто сует палец в рот другому человеку, пока тот зевает, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Нура со своей стороны тоже за словом в карман не полезет. Их отношения лучше всего описывает фраза «любовь и ненависть». Они так похожи друг на друга, что даже не догадываются об этом.
Глори протягивает ей свой ноутбук.
– Ткнешь в меня карандашом еще раз, и я врежу тебе по шее.
Что ж, сегодня скорее «ненависть», чем «любовь».
– Мы можем перейти к делу? – встреваю я.
Нура берет ноутбук и что-то быстро печатает.
– Да-а… Да, мы можем. – Замолчав, она переплетает пальцы рук и хрустит ими. – Барабанная дробь!
Хансани подыгрывает ей, стуча пальцами по столу.
Глори достает пилку и начинает затачивать ногти, превращая их в когти.
Я закрываю глаза. Собираюсь с духом. Шарик в моей груди снова наполняется надеждой. Пусть это будет он. И если да, то, пожалуйста, хоть бы он не оказался серийным убийцей, коллекционирующим кожу жертв.
– Я нашла его! Я нашла Макото. Мака. Твоего отца! – кричит Нура.
Открываю глаза и моргаю. Ее слова проникают под кожу. Укореняются. Прорастают. И зацветают. Чувства сменяются калейдоскопом. Но сильнее всего ощущается дискомфорт. И я делаю то, что у меня получается лучше всего, – шучу и ухожу от темы.
– Что? Это не про третий сосок Дэнни?
Нура отмахивается.
– Господи, да нет же. То было два с половиной месяца назад. А теперь, прежде чем показать, что я нашла, мне нужно кое-что вам сказать. – Она серьезна. И колеблется.
У меня вспыхивают уши. Хансани тянется через весь стол и накрывает ладонью мою руку. С помощью шестого чувства она может определять эмоциональные колебания. Это ее суперспособность.
Смотрю на Глори и Хансани. Знают ли они, что нашла Нура? Обе качают головами. Нам свойственно общаться при помощи одних лишь взглядов. Мы всегда на одной волне. И сейчас мы все в неведении.
– Так. – Глубокий вдох. – Выкладывай.
Готовься к худшему. Надейся на лучшее.
– Мне очень нравится твой отец. – Нура томно вздыхает.
Хансани хихикает.
Глори закатывает глаза.
От нервов у меня перехватывает дух.
– Ну фу, – отвечаю. – Мы даже не знаем, отец ли он мне.
– Нет уж. Он твой папа.
Папа. Мысленно я всегда называла его отцом, но не папой. Первое – это титул, который дается при рождении. Второе зарабатывается со временем – после разбитых коленок, бессонных ночей и выпускных. Папы у меня нет. Но мог бы быть. Надежда иметь папу толкает меня к краю сиденья.
– Ты его точная копия. Взгляни-ка, – говорит Нура, поворачивая ноутбук так, чтобы было видно всем. На экране всплывают изображения.
– Вот же хрень! – Глори бросает пилочку на стол.
– Заткнись. – Хансани тихо свистит.
– Макотономия Тошихито, прошу любить и жаловать. Так кто твой папочка, Зум-Зум? – восклицает Нура. Она наводит курсор на фотографию и увеличивает ее. Когда смотришь вблизи, становится еще более жутко. Он позирует на фоне кирпичного здания. Возможно, Гарвард. На фото он совсем юн. Многообещающая улыбка полна глупых надежд. Улыбайся, пока жизнь не выбила зубы. Сходство поразительное. Даже страшно. Пухлые губы, прямой нос, щербинка между зубами – вылитая я.
Мой рот открывается, закрывается и снова открывается.
– Нура права. Горячий папочка.
По столу разносится стук кулаков. Пульс учащается. Напоминаю себе, что сердечные приступы среди восемнадцатилетних – явление редкое.
– Как ты… – Пауза. Собираюсь с духом. С мыслями. – Как ты нашла его?
– В Гарварде нет онлайн-доступа к списку студентов, зато есть страница с заявками и номером телефона. Я позвонила туда этим утром. Поговорила с очень крутой чикой по имени Оливия. Вышло забавно. Она выросла в Ашленде. – Ашленд находится неподалеку от Маунт-Шасты. – Мы прекрасно поладили и стали друзьями. Возможно, она назовет своего первенца в мою честь.
– Ну, давай ближе к делу, – фыркает Глори.
Что до меня, то я не могу оторвать от него взгляда. От Макото. Моего отца. От наших общих черт. У нас одинаковая форма бровей, хотя свои мне пришлось выщипать. Касаюсь пальцами экрана, но тут же одергиваю себя: только без этих розовых соплей.
Нура тем временем продолжает:
– Правда, многого рассказать она мне не могла – все из-за конфиденциальности. Так что это был своего рода тупик.
– О боже, – стонет Глори.
Нура насупилась ей в ответ.
– Тогда я решила поискать в «Гугле» и ввела в поисковой строке слова Макото, Мак, Гарвард 2003. И вуаля. Проще простого. – Нура машет рукой перед моим лицом. – Ты в порядке?
Слова застревают в горле.
– Да. Нет. Наверно?
– Что ж, пусть будет «да», потому что это еще не все.
Не все? Как это – не все?
– Только не падай сразу.
Нура на секунду замолкает и откашливается. Кхм. А я не могу оторвать взгляда от экрана.
– Он из императорской семьи. – Пауза. Ее лицо озаряется улыбкой. – Принц. – Снова пауза. Улыбка становится шире. – Если быть точнее, наследный принц Японии. Его настоящее имя – Макотономия Тошихито.
Стрелка часов над нашими головами отсчитывает секунды. Улыбка Нуры постепенно меркнет. Кажется, будто я стою в начале длинного и темного тоннеля.
– По-моему, ей плохо, – обеспокоенно шепчет Хансани. – Может, позвать медсестру?
– У нас больше нет медсестры. Бюджет сократили, забыла? – отрезает Глори.
Грудную клетку распирает от истерики. Иного выхода нет – только вверх и вниз. Мой смех резок и неуправляем. Да уж, кажется, я схожу с ума.
– Зум-Зум, правда, это не смешно, – замечает Нура. – Ты – дитя любви принца. Плод его чресл.
– Слова «плод» и «чресла» никогда не должны употребляться вместе, – замечает Глори с набитым яичным салатом ртом.
Нура поджимает губы.
– Значит, не верите мне. Никто из вас. Что ж, ладно. Тогда вот вам доказательства. На десерт. – Она закрывает фотографию и открывает газетную статью.
В свои тридцать девять лет его императорское высочество наследный принц Тошихито не планирует жениться, сообщает надежный осведомитель из дворца. Несмотря на вереницы подходящих кандидаток, наследный принц не желает остепеняться. В управлении Императорского двора крайне озабочены таким положением дел, впрочем, публично в этом не признаются…
Далее в статье обсуждаются подходящие для наследного принца невесты: дальняя родственница императорской семьи, племянница служителя Храма Исэ, внучка экс-премьер-министра Японии, дочь богатого предпринимателя. Текст сопровождают фотографии дам, держащих отца под руку. Те красуются и жеманничают, купаясь в лучах славы и его внимании. Он же, напротив, непоколебим, хмур, взгляд его тверд. Да уж, не сравнить с фотографией на фоне Гарварда. Дальше по тексту идет критика невест. Неподходящая шляпка для вечеринки в саду, неподходящие перчатки для обеда на государственном уровне, недостаточный семейный бюджет – или наоборот, слишком достаточный.
Девчонки собрались за моей спиной и тоже уставились в монитор.
– Да он просто вылитый азиатский Джордж Клуни, – говорит Хансани.
– Ага, только до Амаль и рождения близнецов, – уточняет Глори.
Я закрываю статью и следующие несколько минут разглядываю его фотографии. Вот он в королевской ложе в Ковент-Гарден вместе с Принцем Чарльзом и Камиллой на опере «Травиата». Здесь он на бранче с Великим герцогом Люксембургским в замке Бецдорф, а тут – на Средиземном море с королем Испании. И все в таком духе: катание на лыжах с Хансом, принцем Лихтенштейна, обед на государственном уровне в ОАЭ с президентом шейхом ибн Заидом Аль Нахайян. И вдобавок ко всему, его свежая фотография с Джорджем Клуни! Захлопываю ноутбук и отодвигаюсь от стола. Нужно перевести дух.
Нура, Глори и Хансани растерянно улыбаются. От них веет тревогой. Возможно, если произнести это вслух, то станет больше похоже на правду:
– Мой отец – наследный принц Японии.
Не сработало.
Трудно поверить, но фотографии не врут. Мы похожи как две капли воды. Плод его чресл. Да уж, та еще фразочка.
– Детские мечты сбылись: ты – принцесса, – произносит Нура.
Принцесса. Большинство маленьких девочек мечтает быть принцессой. Только не я. Мама покупала мне кубики с изображениями Хиллари Клинтон и Рут Бейдер Гинзбург[16]. Я просто мечтала об отце, знать, кто я, и говорить об этом с гордостью.
– Если в тебе течет королевская кровь, то наверняка я тоже родовитая, – брякает Нура. – Когда я буду дома, то заплачу за составление своей родословной. Вдруг я наполовину Таргариен, на тридцать процентов принадлежу британской королевской семье и на сто процентов – пропавшая сестра Опры.
– Уверена: это так не работает, – замечает Хансани и при виде косого взгляда Нуры поднимает руки. – Ладно-ладно, просто говорю.
Проигнорировав ее, Нура обращается ко мне:
– Со мной никогда не приключалось ничего лучше: моя лучшая подруга – принцесса! – Она подпирает руками подбородок и, хлопая глазами, смотрит на меня. – Уж я своего не упущу.
У меня голова идет кругом. Я не могла даже подумать о таком – не то что мечтать. Ждала целых восемнадцать лет. А теперь… комок в горле. Как же неприятно. И неизбежно.
– Вся моя жизнь – обман. Почему мама скрывала от меня правду?
– А вот это – вопрос на миллион, дружище, – щелкает пальцами Глори.