Проснувшись, Томас обнаруживает под дверью записку. Очевидно, посыльный не смог достучаться и оставил ее здесь.
Развернув бумагу, Томас замирает, глядя на короткое «Кира у меня», написанное рукой Капитана.
Облегчение накатывает на него волной, и он сползает на пол, не в силах стоять на ногах. Он ведь заснул под утро. Думал. Изводил себя тем, что он ничего не может сделать для спасения Киры. Казнил себя за грубые слова по отношению к Марле.
И сейчас он только и может, что плакать от счастья, размазывая слезы по лицу, так и не совершив ничего полезного.
Глупый шакал.
Жалкая шавка, недостойная называться даже Тварью, не то что человеком.
Когда его немного отпускает, он быстро одевается и спешит прочь из дома. Ему нужно увидеть Киру. Убедиться, что с ней все в порядке. А потом он отправится к Марле и упадет ей в ноги, моля о прощении. Потому что он сильно виноват перед кошкой. Потому что эта женщина согрела его, заставила почувствовать себя кому-то нужным, а он оскорбил ее, не справившись с эмоциями.
Он обязательно вымолит прощение. Но сначала увидит Киру. Согреется в ее свете, и станет обычным Томасом, а не сходящим с ума падальщиком.
Он бежит по занесенному ночным снегопадом Термитнику, спотыкаясь и поскальзываясь почти на каждом шагу. Он не обращает внимания ни на кого и ни на что. Все вокруг кажется смазанным пятном. Мир – не существует. Есть только Томас и его цель.
Осознав это, он резко останавливается и ожесточенно трясет головой, пытаясь скинуть это наваждение. Опять. Когда же это закончится? После убийства гадюки он никак не может вернуться к самому себе. Перестать чувствовать на губах свежую кровь. Такую теплую, вкусную, пьянящую… превращающую его в обезумевшего зверя.
Кира. Ему нужна Кира. Ее запах и улыбка. И тогда он станет собой. И пусть он никогда не будет обладать этой женщиной, пусть нашел ту, что смогла ее заменить, Кира все равно нужна ему.
Как воздух, без которого невозможно жить.
Когда его глаза начинают видеть детали вокруг, Томас продолжает свой путь. Он больше не бежит, держит себя в руках.
Он должен явиться к Кире простым шакалом, а не неистовым зверем с кровавой пеленой перед глазами.
Путь до Лагуны кажется бесконечным. Снег скрипит под ногами, с неба падают редкие белые хлопья, а запахи смешиваются. Томас как будто чувствует и тяжелый дух Горшечного Квартала, и смрад Термитника, и пряный аромат Спирали, и стоялую воду Лагуны и свежесть Обсидианового Моря… и жуткую гарь Крематория…
Когда подошвы его сапог касаются деревянного настила первого моста, становится легче.
Томас ускоряет шаг и немного погодя оказывается у дома Капитана. Быстро поднимается по крыльцу и громко стучит в дверь, ожидая, что ему откроет Капитан или Ника… или Кира…
…но на пороге стоит Марла, и шакал, не ожидающий ее увидеть, делает шаг назад, подворачивает ногу и падает. Скатывается с крыльца, ушибив ребра.
Поднявшись на ноги, он смотрит на кошку во все глаза. Кажется, ей понравился его акробатический трюк. В ее взгляде читается злорадство, а на губах появляется подобие улыбки.
– Проходи, – недружелюбно роняет она и скрывается в сумерках дома.
Томас осторожно следует за ней. Что кошка здесь делает? Или она просто пришла раньше? Принюхавшись, Томас слышит запахи Ники, Марлы, Капитана… Киры. Но не обнаруживает Джека и Мэри.
Получается, он не последний. Почему-то ему становится легче от этой мысли.
Марла куда-то исчезла. Томас заглядывает на кухню и обнаруживает там Капитана. Выглядит тот уставшим и потерянным. Кажется, этой ночью он не спал. Капитан сидит за столом и сжимает двумя руками чашку с давно остывшим кофе. Кажется, он и не замечает, что больше не один.
Так и не решившись подать голос, Томас аккуратно закрывает дверь и двигается дальше. В гостиной никого нет. Он поднимается по лестнице и, стараясь ни о чем не думать, открывает дверь той самой комнаты, где не так давно его настигло кровавое безумие. Ожидает увидеть беспорядок и бурые пятна, но, к его удивлению, в гостевой царит чистота. На кровати поверх покрывала спиной ко входу лежит Ника. На первый взгляд кажется, будто она спит, но Томас слышит тихие всхлипы. Золотая птица плачет.
Почему?
Впрочем, это неважно. Сейчас – неважно.
Томасу нужна Кира.
Он закрывает дверь и заглядывает в соседнюю комнату. И там, наконец, он видит ее. Киру. И Марлу, сидящую у подножия кровати прямо на полу.
Кира лежит неподвижно в умиротворенной позе на спине. Обнаженные руки поверх одеяла покрыты синяками, и Томас чувствует, как горло перехватывает. Он тихо рычит.
– Можешь не стесняться, – Марла горько усмехается. – Она не спит. Она без сознания.
– Почему? – гнев сменяется страхом.
Кошка вздыхает.
– Потому что все это время, которое она была у них, вместо обеда ее кормили «черным порошком» и, демоны знает, чем еще.
Томас чувствует, как грудь обжигает холодом. Подонки, как они посмели! Шагнув к кровати, он опускается на колени и берет в руки ладонь Киры, холодную и безжизненную. От нее пахнет мылом, а от постели – свежестью. Теперь понятно, что здесь делает кошка: очевидно, Капитану нужна была помощь женщины. Да и ночная сорочка, в которую одета Кира, выглядит знакомой. Это одежда Марлы.
Томас прижимается лбом к прохладной коже ладони Киры и закрывает глаза.
Он пытается радоваться тому, что она жива. Она здесь. В безопасности, тепле и среди друзей.
Почему же ему так горько? Почему в глазах Марлы мелькают огоньки бессильной ненависти? Почему Ника плачет, а Капитан кажется бездушной куклой?
И внезапно Томас понимает. А точнее – чует. Сквозь аромат мыла пробивается запах того, что похитители делали со своей пленницей. Запах насилия и мужской похоти.
– Отпусти ее. Она вряд ли поблагодарит тебя, если проснется со сломанными пальцами, – он слышит голос кошки будто бы сквозь слой ваты. Моргнув, шакал осознает, что сжимает ладонь Киры до хруста в костях.
Отпустив ее, он поворачивает голову к Марле. На краю сознания мелькает мысль, что надо извиниться. А потом – что сейчас это неуместно.
– Кто? – выплевывает он. – Кто это сделал?
Кошка пожимает плечами, но ничего не говорит. Вместо нее отвечает Капитан, стоящий в проеме двери и наблюдающий за этой сценой.
– Йеш Горс и те, кто был с ним. Люди. И Твари. Не верхушка, в этот раз их руки чисты.
Томас хмурится.
– Йеш Горс… Он же был мертв… так вот, почему Ника плачет!
Капитан молча кивает. На его лбу, ровно между бровями, залегла глубокая складка. Черная повязка особенно выделяется на бледной от бессонной ночи коже.
– Мы их убили, Томас. Всех.
Томасу нравится это слышать. И одновременно слегка досадливо, что он не участвовал в процессе…
– Вы? С тобой кто-то был?
– Да. Ника. И Джек, – на последнем слове голос Капитана слегка изменяется.
Томас снова смотрит на Киру. Если Марла права, то Кира вряд ли помнит о случившемся.
И это хорошо.
– А где он? Где Джек?
Капитан кривит губы в некрасивой усмешке.
– Заметает следы. Не хватало нам расследования еще одного массового убийства, если вспомнить, что это сделали мы сами. Мэри помогает. Она бывшая послушница Смерти, у нее остались связи с работниками Крематория. Думаю, они уже там. Сжигают в печах то, что осталось от тех ублюдков.
Получается, из всех Теней, только он, Томас, оказался не у дел.
– Почему ты не послал за мной ночью? – тихо спрашивает шакал. – Я… я мог бы помочь… хотя бы Джеку и Мэри.
– Мне нужен хоть один, у кого есть достаточно сил. А если точнее, именно тебе предстоит сегодня работать по делу, – отвечает Капитан.
– По делу?
Капитан вздыхает.
– Да. На нас висит дело о массовом убийстве в Обители, помнишь?
Томас качает головой.
– Я сейчас отправляюсь в Верхний Город, – продолжает Капитан. – Мы и так затянули с началом расследования. С Шейком я бы договорился, но новый куратор пока что для меня загадка. Я доложу ему, что… мы снова в полном составе, надеюсь, он поймет, отчего эта задержка. Но нужно действовать.
– А как же она? – Томас показывает на Киру.
– Ей ты сейчас не нужен. Никто не нужен. Когда действие «черного порошка» закончится, с ней будет Марла. И Ника. Возможно, вернутся и Мэри с Джеком. А нам пора поработать.
Томас сглатывает горькую слюну и переводит взгляд на кошку. Та отвечает безучастным взглядом.
Она крепко обижена на него, и не без причины.
– Хорошо. Что от меня требуется?
Капитан прав. Пора работать. Возможно, занимаясь делом, он перестанет ощущать себя жалкой шавкой, которую ткнули носом в собственное дерьмо…