http://www.chitalnya.ru/users/belov2/
Получив инструктаж, знал, что ждёт впереди —
Полегло до него здесь немало.
А желание жить, как заноза в груди,
Человеку уснуть не давало.
Что он думал о славе, сказать не берусь,
Только правило знал он простое —
Если ты не предатель, не шкурник, не трус,
Обязательно будешь героем,
Как бы ты ни погиб, даже с прочими в ряд
Похороненный в общей могиле…
Выжить шанс невелик, но он есть, ведь не зря ж
Человека для жизни крестили.
Для бессбойной отцепки сложил парашют,
Запасную приладил обойму,
Даже зная, в какое их пекло пошлют,
Он мечтал перед завтрашним боем:
Вот окончится чёртова эта война
И его наградят перед строем,
А ещё – есть в деревне девчонка одна,
С ней детей у него будет трое.
В темноту, как в загробную жизнь, улетал
Самолёт за разрывы орудий.
Рваный воздух гребли под себя два винта,
Крохи жизни у смерти воруя.
За момент до того, как достиг альтиметр
Обозначенной всем цифры восемь,
Третьим с края сидел человек на скамье
В ожиданье команды «Готовься!»
Впопыхах собиралась солдата душа
В рай, где дверь перед нею откроют,
А он думал, сжимая в руках ППШа,
Что детей у него будет трое.
Слезами мокнет небо наших щёк,
Как крылья птицы выцветший платок,
А что там в складках у него шуршит?
То соль от нашей высохшей души.
Платок ты этот можешь простирнуть,
Прервётся в поднебесье птицы путь,
Дождём обид прольётся на фаянс
Что раньше отболело внутри нас.
Все тучи уплывут за горизонт,
И крылья птицы сложат точно зонт,
А то, как плачет небо наших щёк,
Расскажет только выцветший платок.
Посвящено Бурмистровой М. Я.
К тебе как в храм любви спешу походкой светской,
А будь татарин я, то шёл бы как в мечеть.
Я кротостью твоей, сродни улыбки детской,
Сражён, мой милый друг, сильнее всех мечей.
Тевтоном на Руси в железном облаченье
На озере Чудском я по тебе тащусь.
Настолько велико к тебе моё влеченье,
Ты только прикажи, под лёд я провалюсь.
Когда с тобою я в томительной разлуке,
Мне с думой о тебе весь день ходить не лень.
Меня влекут твои пленительные руки,
Им добровольно я готов отдаться в плен.
Податлив я, как лён, вей из меня верёвки.
Веди меня в ту степь и взнуздывай меня.
Ты мною управляй, я на подъём нелёгкий,
Но под тобой живей задорного коня.
Когда б я был гусар, как наш Денис Давыдов,
Поэтов всех мастей тебя б заставил петь,
Я сам к тебе в полон французом пленным выдан
И стал ему под стать галантен как медведь,
Попавшийся в капкан. О чувствах беспардонно
Расскажет на весь мир счастливейший мой рык
Про то, как угодил я в омут глаз бездонный,
А был бы я узбек, сказал бы, что в арык.
Но ты меня простишь, что не хожу к обедне,
За мыслей кавардак и помыслов бедлам.
Прикажешь, наступлю я на ухо медведем
Вздыхателям твоим иль просто в ухо дам.
Накал страстей сродни Шекспиру Уильяму
В моей груди как смерч загнал меня впросак,
И рухнул я под ним в безвылазную яму.
Да ты же fell in love – сказал бы англосакс —
Когда упал в любовь, не надо лицемерить,
Не выползал ещё из ямы той никто.
Поэт – не конь в пальто, но врёт как сивый мерин.
И как ты низко пал… А я б сказал – «А то!»
По-ихнему, of course, да я упал, конечно,
В любовь упал, мой друг, по-нашему – попал.
Будь я Омар Хайям иль перс иной беспечный,
Тебе бы на фарси я оду написал.
Но я не англосакс, не перс и не татарин,
Хотя ни одного из них я не хулю
И более того скажу: спасибо, парни.
Без них не передать, как я тебя люблю.
Уехал бы в Сибирь деньков на триста,
В карманах рюкзака с собою взял
Том Гегеля, «Записки декабриста»
И тёплые носки, без них нельзя.
Обосновался бы в верховьях Лены,
По азимуту даже не доплыть.
Не потому, что я боюсь измены,
А чтобы имя Лена не забыть.
Сушил грибы, ловил бы я подуста,
Чай кипятил на пламени свечи.
Не потому, что дров в тайге негусто,
А чтоб не греть напрасно кирпичи.
Грешно тепло переводить впустую.
О теплоте слагал бы я стиши,
Не потому, что я по ней тоскую,
А потому, что рядом ни души.
На лодке б написал «Великий Ленин»,
Нанайцы мне бы отдавали честь
Не потому, что человек был гений,
А с Леной общее меж ними есть.
Писал бы письма, злился бы чертовски,
Что почта возвращает их назад
Всё потому, что в адресе московском
Я бы пометку делал – в Ленин град.
Китайцы возвели меж нами стену.
Но не за это я на них взбешён,
А потому, что иероглиф Лена
В грамматике китайской не нашёл.
Весеннего дождавшись потепленья,
Я б на «Великом Ленине» уплыл,
Чтоб городской опять предаться лени,
Елене посвятить остаток сил.
Очередные пролежу полгода,
Я до безделья жадный, как упырь.
Но такова мужицкая порода —
Я снова заканючу про Сибирь.
Из городского не сбежать мне плена.
Елена мой не выполнит каприз,
За мною не рванёт в верховья Лены,
Да я и сам, увы, не декабрист.
В маленьком семечке спряталось яблони деревце…
Семечко яблони – Татьяна Васса
В маленьком семечке спряталось яблони деревце,
В лоне земли ему быть эмбрионом и девицей
Красною стать, украшением сада, усадьбы
И осыпать всю деревню цветами на свадьбы.
Завязь растить ей природой даны полномочия,
Мыть под дождём и спасать молодь от червоточины
Той, что наносит ветрами откуда незнамо,
Это уже не сквозняк, а семейная драма.
Яблоки сплошь краснощёкие мать в люди вывести
Думает, чтоб на прилавках к ним ценники вывесить…
Знать бы ей, что привлекательность – путь в группу риска,
Семечко малое лишь сохранится в огрызке.
Яблоню срубят, когда разорится имение,
Но жизни цикл не прервать топором в исступлении.
Вцепится в землю и пустит глубокие корни,
Непривитыми дичками кого-то накормит
Простоволосая яблоня, впредь за околицей
Ей пребывать – где расти, выбирать не приходится.
А для чего прорастать ей ветвями сквозь время?
– Чтобы оставить потом только малое семя…
По субботней Москве прокатились кавказские свадьбы,
Разрывая гудками машин ненавистную им тишину.
Бывший антисемит злился на подмосковной усадьбе.
Недоумок-скинхед бил индуса, спасая страну.
Петербург задыхался от нечисти и безобразий,
Что творила элита, схвативши народ за гортань.
В этот раз Колыбель наплодила на свет столько мрази…
Впрочем, в деторождении ей не уступит Рязань.
Из Воронежа мрак от чиновничьего беспредела
Полз с экранов ТиВи, погружая страну в геноцид.
У парадных подъездов толпа возмущенно гудела,
Обостряя у местных чинуш дерматит и цистит.
А в Хабаровске люди пасхальные красили яйца,
Минус десять в квартире минувшей зимой испытав.
Депортации ждали вчерашние братья-китайцы,
На товарный состав изумлённые лица задрав.
Божий Сын отдыхал от забот, упирались колени
В дальние острова, что хранили снегов белизну.
На богатствах страна, развалившись собакой на сене,
Почивала, покуда японцы глотали слюну.
Красна девица встанет, нарядится к праздничной мессе,
Сгонит мух с алтаря, улыбнётся ей ангел с небес,
Дух святой низойдёт, как услышит – Иисусе воскресе,
И ответит уставшим: Воистину люди воскрес!
День израненным зверем
В дверь стучится мою.
Что умрёт он, не верю,
Я ему отворю.
Я зажгу ему свечку,
Чтоб хоть чем-то помочь,
Уложу спать под вечер
И укутаю в ночь.
День щенком благодарным
Мои губы лизнёт,
Завернувшись в Стожары
Будет греться от звёзд.
А под утро померкнет
Лун рассеянный блеск.
День тайком на рассвете
Убежит в дальний лес,
Чтобы к вечеру клячей
Еле ноги влачить
И дневные болячки
Звёздным небом лечить.
Изменились времена окаянные.
В стрингах пляшет у шеста красна-девица
Перед мордами от дури румяными,
А скинхед безмозглый наголо бреется.
По программам разбрелись люди лучшие,
Только слова не услышишь там путного.
А кто храмы посещает по случаю
Патриархов с олигархами путают.
Для того ли брали Зимний товарищи,
И стреляли в Белый дом их противники,
Чтобы нам теперь страдать от вульгарщины,
И лечиться не в лугах – в платных клиниках?…
Как бы вытащить всех с нового Зимнего,
Да пройтись по мордам, с жира лоснящимся?
И хоть просьба эта невыполнимая,
Да поможет нам в ней Матерь Скорбящая.
Лучник, в цель жизни стреляющий, мученик,
Юность, познавшая пыль бездорожья,
Был ли у вас ненадежный попутчик,
Ангел, земным притяженьем стреноженный?
Хмырь-поводырь вас водил, да обманывал,
Россказни сказывал, нечисть двуликая,
Ересью ласковой в сети заманивал,
Наспех плетёные белою ниткою.
Шли вы за ним, обрезаясь осокою
На мелководье и на малодушии,
В небо стреляли и цели высокие
Падали с неба подстреленной тушкою.
Стрелы пускали попасть в невозможное,
А попадали всё больше в ненужное
С тайной надеждой, что цель поражённая
Вдруг обернётся царевной-лягушкою.
Путь уточняя на редких прогалинах,
С лешими вы наигрались в напраслину.
За неудачи себя не ругали вы,
И потому жизнь прожили прекрасную.
Человек хороший жил бы ещё,
Но однажды пьяный выплыл в поддёвке…
А вдове его был выставлен счёт,
Что утоп её мужик без путёвки.
Ей потери горькой не подсластить,
Землянику собирать стало негде,
Всё, что можно на Руси откусить,
Пребывает в долгосрочной аренде.
В лес соседский деду выйти нельзя
Под угрозою огромного штрафа,
Если только состоятельный зять
Из бандитов старику не потрафит
И позволит на охоту сходить,
Пропуск выпишет пройти за калитку,
Ходатайство даст ружьё прикупить —
Инвалидам ведь по зрению скидка.
На огромнейших гектарах жильё
Под себя переписали вельможи,
А простому человеку под лёд
Лишь за деньги провалиться возможно.
Хорошо ему на всё бы забить,
Но чтоб в лучший мир пожаловать в гости,
Надо весь остаток жизни копить,
Чтобы место оплатить на погосте.
И кому вменить он сможет в вину,
Что исчезла та страна безвозвратно,
Где когда-то человек на Луну
Выл, представьте, абсолютно бесплатно?