Я очень люблю эту песенку И очень мне нравится, когда она неожиданно вдруг приходит в голову и начинает там звучать ее нехитрый мотивчик, и незатейливые слова пролезают в реальность:
Целый день стирает прачка,
муж пошел за во-о-о-одкой,
на крыльце сидит собачка
с маленькой бородкой.
Целый день она таращит
глупые глазе-е-е-енки,
если кто-то вдруг заплачет —
погрустит в сторонке.
А кому сегодня плакать
в городе Тару-у-у-усе?
Есть, кому сегодня плакать —
девочке Марусе…
– Я не прилечу, ничего не получается! – Апельсинка рыдала в трубке телефона горько и безутешно: – У них, видите ли, так не принято!
Апельсинка – моя давнишняя подружка, скоропостижно вышедшая замуж в Бельгию, теперь на собственной нежной шкурке испытывала непривычные, а оттого кажущиеся нелепыми обычаи и законы Западной Европы:
– Феликс сказал, что раз мы теперь муж и жена, то будем везде ходить вместе, и он не может позволить мне ехать в Москву, потому что тогда ему придется всем объяснять, почему я уехала без него, и рассказывать, что ничего плохого не случилось и ничего страшного не произошло – мы не разводимся и никто не заболел и не умер, но ему все равно не поверят, потому что здесь так не принято…
Она зимой поехала в Европу изучать витражи, ей нужно было потрогать их руками, потому что мы задумали грандиозный проект, и Апельсинка, шикарный дизайнер, в этом проекте должна была разгуляться во всю мощь именно в витражном деле. И в одном из соборов Гента она познакомилась с Феликсом, который сначала вежливо сопровождал ее под предлогом показать ей город, действительно помог ей добраться руками до витражей, потому что староста одного из местных католических приходов приходился ему дядей, а потом тихой сапой охмурил мою подружку, и они поженились. Она очнулась от его чар через месяц после свадьбы, когда стали выясняться подробности быта и уклада местных жителей.
От участия в проекте теперь ее отделяли не только километры, но еще и странный обычай крохотного городка Хасселта, который велел всем горожанам ходить парами, если они пара. И кроме этого, Апельсинка теперь по пятницам была вынуждена ходить к полуночи в бар, где собирались приятели Феликса, и четыре часа наблюдать, как они напивались до поросячьего состояния, и потом начиналось действо, которое считалось верхом веселья: все забирались на стойку бара и начинали орать и топать, изображая танцы. Музыка, в начале вечера негромкая и довольно приятная, теперь уже грохотала так, что вяли бедные ушки, и все это напоминало шабаш в дурдоме. Но по-другому по пятницам в этой Бельгии веселиться не умели, и это было еженедельным наказанием, потому что – традиция.
Апельсинка маялась в уголке, зажав уши, пока шло это странное веселье. Она надеялась, что это кончится вскоре, ведь она знала, какой бывает Феликс – заботливый и интересный, взахлеб рассказывающий об архитектуре и живописи Бельгии и Голландии, о римских дорогах, фрагменты которых хорошо сохранились в этой части Европы, о винах Франции и цветах Голландии, о горных кручах Альп и о просторах Фландрии. Она полагала, что эти вылазки в бар всего лишь его желание показать всем, что он теперь женат на молодой красивой женщине – он был уже большой мальчик: его дочь училась уже в университете, предыдущая жена развелась с ним два года назад, а разведенные – и мужчины и женщины – здесь не приветствовались, разведенным быть было здесь непристойно. Но оказалось, что бар – это именно то, что неизменно, что Европа сильна именно традициями, и никто традиции эти нарушать не собирается, и некоторые русские сами не понимают, что хотят. Они свои традиции забыли, и к чему это привело? Эти разговоры она не выносила, и поэтому мучилась молча.
Остальные дни были не такими досадными, хотя довольно однообразными. С утра Феликс уезжал на работу в голландский город Маастрихт, Голландия была всего в сорока километрах, и торговал оттуда голландскими тюльпанами, рассылая их по всему свету А Апельсинка сидела дома и пыталась учить фламиш – фламандский язык.
Но, так или иначе, она очень страдала. С ее непоседливым характером и кипучей энергией ей хорошо было в шумной и суетливой Москве, а в крохотной сонной Бельгии она была чайкой в тесной клетке. И хотя наш Проект ждал ее с нетерпением, Феликс знать ничего не хотел ни о России, ни о проектах, ни об Апельсинкиных прежних профессиональных достижениях, ни о ее будущей карьере. Он считал, что теперь у нее началась другая жизнь, и все ее интересы касаются только Бельгии и его персоны. Я кипела негодованием: ну просто Бабай бабайский!
– Я теперь поняла, почему ты, Лиссичка, Запад Западней называешь – потому что и вправду – западня! Вот и попалась я в западню… Лиссица, придумай что-нибудь, а то я просто пропадаю! – всхлипнула Апельсинка напоследок, – я иначе пешком пойду скоро отсюда, пешком с мешком! Дедко Морозко к вам придет – это в июле-то месяце! – она снова всхлипнула и отключилась.
Я кусала телефонную трубку, но ничего волшебного в голову не шло – я была слишком зла на ее Феликса! Бабай дурацкий со средневековыми азиатскими замашками, а мнит себя наверняка просвещенной Европой! Он даже не представлял, какое сокровище ему досталось! И что он с этим сокровищем делает – просто в землю зарывает драгоценный талант! Соблазнил девушку, да как ловко ей мозги запудрил: свозил в феврале в Италию на горных лыжах покататься, да в марте на байдарке выбрались разочек, да в Брюгге – пряничный город съездили, и моя красотка-подружка в апреле растаяла: такой интересный, многогранный, умный, заботливый! И рисует он, видите ли, и керамикой занимается, и в архитектуре прекрасно разбирается… А это после свадьбы все сразу и кончилось. Впрочем, так у многих бывает, и не только в Бельгии. Но нужно было выцарапывать Апельсинку в Москву, пока она не завяла там окончательно!
И я принялась рассуждать логически: что для нас самое лучшее в данной ситуации? Самое лучшее, если Феликс по собственной инициативе скажет Апельсинке: «Да катись ты в свою Москву хоть на месяц, хоть на два!» И она бы покатилась… Покатилась бы колбаской по Малой Спасской. Это у нас такое есть выражение вежливое московское: «Катись колбаской по Малой Спасской». Малая Спасская – улица есть в Москве. Невежливо – это когда «на…» и «в…» посылают, а на Малую Спасскую – это тот же вариант, но вежливый, и даже приличный. Эврика!!!
У меня в голове сложилось волшебное действо фантастической, можно даже сказать – оглушительной силы!!!
Что получается: нам надо, чтобы Феликс Апельсинку сам бы послал – так? И чтобы она покатилась быстренько – так? А выражение «катись колбаской» как раз и есть посылательное, но и достаточно вежливое к тому же, значит, семейной сцены не предполагается, то есть все будет весьма пристойно, и должно разрешиться мирным путем!
То есть, если Апельсинка начнет «катиться колбаской», то так или иначе по посылу Феликса на «Малую Спасскую» выкатится! О, моя брильянтовая Логика! Я тебя обожаю!!!
А руки мои уже набирали Апельсинкин номер.
– Сонца, Апельсинище, слушай сюда, и лучше запиши: ты теперь будешь Колбаска и будешь кататься по Малой Спасской.
– Мусса, ты бредишь? – осторожно спросила меня Апельсинка.
– Нет, это не бред! Это демонстрация «ОКсЮМОРон в действии»! – гордо ответила я.
– Уррррррррррааааааа! – Апельсинка заорала в трубку нормальным своим живым и радостным голосом, который прорезался в момент, до нее дошло то, что я имела в виду. – Ура, Лиссичка, ура, диктуй!
– Значитца, так, записывай: рисуешь название улицы в натуральную величину – «Малая Спасская». Стелешь в коридоре у себя ковровую дорожку. Стелешь ласково и со смыслом: ведь ты себе мягкий комфортный путь выстилаешь. Опять же – ковровые дорожки стелют тем, кому не перечат и кто споткнуться даже не может – по определению. Всяким уважаемым царским особам. А на стенку в коридоре вешаешь название улицы – Малая Спасская…