Вторник – день неинтересный. Во вторник у меня всего три пары, из которых первая – практическое занятие по информатике, вторая – лекция по философии, а третья – практическое занятие по алгебре. На вторую пару ходить не нужно – все, что говорит лектор, есть в учебнике. На первую сходить можно, но по информатике я лучший в группе, и препод это прекрасно знает. От того, что я прогуляю эту пару, ничего плохого не случится. Из-за одной третьей пары ехать в университет глупо, но, с другой стороны, что делать дома? Поэтому я поспал подольше и поехал к третьей паре.
Когда я уже подходил к центральному входу, навстречу мне вышли Егор с Пашкой. Мы поздоровались.
– На пару решили забить? – спросил я.
– Пары не будет, – ответил Пашка, – Мистер Бин заболел.
Мистер Бин – это наш семинарист по алгебре. Он вовсе не англичанин, мистер Бин – это не фамилия, а прозвище, он очень похож на того дурака, которого изображал английский комик начала века. Не внешне, внешне они совсем непохожи, но некая непередаваемая тормознутость их очень роднит. Я не сразу узнал, откуда пошло это прозвище, а когда узнал, целую неделю смотрел старые двумерные фильмы с мистером Бином и ухахатывался. Потом еще около трех недель просмотр этих фильмов был в нашей компании обязательной культурной программой при распитии спиртных напитков, а потом они (фильмы, а не напитки) надоели.
– А он, что, SMS заранее разослать не мог? – возмущенно спросил я.
– Урод он, – ответил Пашка, казалось бы, ни к селу, ни к городу, но мы друг друга поняли.
Пашка закурил, Егор тоже. Из нас троих я один некурящий, из-за чего надо мной регулярно подтрунивают. Впрочем, я тоже иногда покуриваю, когда выпью.
– Куда подадимся? – спросил я. Когда я ехал на пару, мне совершенно не хотелось пьянствовать, но сейчас мысль о том, чтобы сразу тащиться обратно домой в переполненном троллейбусе, вызвала резчайшее отвращение. Видимо, мои друзья были со мной солидарны.
– Вначале посидим в беседке, а там посмотрим, – предложил Егор.
Беседка – это летнее кафе около метро «Университет». Кроме пива и закуски к нему там ничего не продается, пиво не самых лучших сортов, но недорогое, а самое главное – это то, что в беседке играет нормальная музыка. Не оглушительная попса и не тюремный рэп про то, как девушка изменила юноше, а юноша перепрограммировал автопилот на автомобиле девушки, и теперь девушка в могиле, а юноша на Колыме, ах-ах, жизнь загублена, но жалеть меня не надо, потому что я – крутой пацан. В беседке всегда тихо играет блюз. Водка под него не идет, но водка здесь и не продается, а пиво пьется просто замечательно.
Мы взяли по две кружки «Мадам Бочкиной» (лучше здесь все равно ничего нет), и уселись за свободный столик подальше от стойки. Егор аппетитно отхлебнул, закурил очередную сигарету и поинтересовался у меня:
– Игорь, ты вчера в универе был?
– Был. Ничего интересного. Если не считать того, что поломали проекционный экран во втором зале, вообще ничего интересного.
– И куда лекцию перенесли, когда экран сломался?
– Да никуда ее не перенесли. Я же говорю, не сломался экран, а поломали. Вначале все было, как обычно, а потом с доски исчезли все формулы, а вместо них сплошной мат и реклама, и там еще в углу был цилиндр нарисован, к нему яйца подрисовали.
– Какая реклама?
– Ну там «только наши гондоны защищают от R3» и все такое.
– Уроды, блин, – констатировал Егор, – если уж кто-то такой умный, чтобы поломать сетку, мог бы придумать что-нибудь поинтереснее. Вот когда сервер ди Каприо поломали…
– Кого? – включился в разговор Пашка.
– Ди Каприо. Ну, этот актер голливудский, который еще играл Ломоносова в старости. Так вот, когда его сервер поломали, туда такую классную порнушку положили, любо-дорого посмотреть. Или когда на сервер православной церкви повесили баннер «здесь был Сатана». Там этих баннеров внизу столько, что этот новый админы углядели только через месяц. А до этого они только удивлялись, что это посещаемость так резко возросла. Вот это круто! А эти, блин, хакеры, потрут все на хрен, напишут «здесь был Вася» и думают, что они самые крутые. Они бы лучше базу данных подправили, оценки там, стипендии.
– Может, и подправили, – я попытался защитить репутацию неизвестных, но глупых хакеров.
– Тогда тем более уроды. Теперь админы всю базу данных перешерстят, если туда кто и влез, настучат декану и отчислят на хрен или вообще ментам сдадут.
Некоторое время мы пили молча. Потом Пашка спросил:
– Игорь, а ты, говорят, к Маринке клеишься?
Я почему-то смутился.
– Кто говорит?
– Люди. Так что, правда клеишься?
– Какая, на хрен, разница? Ну, клеюсь, допустим, и что с того?
– Правда, она классно трахается?
– С чего ты взял?
– Значит, плохо трахается?
– Да нормально она трахается.
– В рот берет?
– Да иди ты!
– Берет, Игорь, *** ****, берет, – многозначительно сказал Егор, – Ты что, не знаешь, где она подрабатывает? Она проститутка виртуальная.
– Да не *****!
– Да *** ****. Я думал, ты знаешь.
– Откуда? И ты откуда знаешь?
– Она Ленке Пуховой по пьяни проболталась по осени. А Ленка, ты сам знаешь…
Это я действительно сам знаю. Если кто у нас в группе и проститутка, так это Ленка.
– Да Ленка болтает сам знаешь что, у нее язык как помело, а мозгов нет. Ты больше слушай, что она несет. – Я подумал. – Да не может Маринка быть проституткой, ей же еще 21 года нет.
– Такие дороже ценятся. К тому же отца у нее нет, мать инвалид, живет на одну пенсию, двоим на нее не прожить, вот Маринка и зарабатывает, как может.
– Так ты же говоришь, она виртуальная. Кому какая разница, сколько ей лет на самом деле, у нее же все нарисовано, когда она трахается. Возьмут бабку девяноста лет, нарисуют тело, какое надо, бери и пользуйся. Все равно в виртуальности никогда точно не знаешь, кого трахаешь, ты же сам говорил. Так зачем брать в бордель малолетку, если пользы от нее столько же, сколько от старухи, а проблем больше?
– Сейчас в борделях новая услуга появилась. Приходишь, тебе показывают девочек, реальных, ты выбираешь, кого хочешь, проваливаешься в виртуальность, и там трахаешь, кого выбрал. Это чтобы клиент был уверен, что он трахает действительно красивую молодую бабу, а не уродливую старуху.
Я ничего не знал об этой услуге, но раз Егор говорит, что такое бывает, значит, такое бывает. В вопросах, связанных с проститутками, Егор – признанный специалист. Это он уговорил меня съездить на Тверскую и снять ту бабу, что лишила меня невинности. Я уже поверил в то, что сказал Егор, но продолжал сопротивляться, надеясь каким-то уголком души, что это все – дурацкая шутка. Чувство юмора у Егора очень своеобразное. Мне пришла в голову неожиданная мысль:
– Так что мешает этим деятелям показать клиенту реальную девочку, а в виртуальности одеть старушенцию в ее тело и вперед? Девочки отдельно, проститутки отдельно.
– Пару раз такое, может, и пройдет, а потом кто-нибудь узнает и хозяевам такого борделя братки яйца поотрывают. Если собрался обманывать клиентов, нет смысла устраивать такую сложную процедуру, проще открыть обычный виртуальный бордель.
– А почему малолетки там дороже ценятся? Я имею ввиду, если предъявляют девчонку и говорят, что она малолетка, она же паспорт не показывает, проще найти девицу, которая молодо выглядит, и подкладывать желающим. А если в борделе работает настоящая малолетка, это же какой геморрой можно огрести.
– Можно огрести, а можно и не огрести. Если с ментами все схвачено, огрести большой геморрой не так уж и просто. К тому же, если заведение дорожит репутацией, у них все по-честному, они за счет этого берут больше денег с каждой девицы. И если в таком заведении работает малолетка, так это настоящая малолетка, и стоит она, как положено, в четыре раза дороже, чем обычная баба. Вот если подкладывать клиентам совсем сопливых, ну там лет двенадцати, вот тогда геморрой можно заработать очень легко. Ладно, Игорь, не грузись, в реале она не работает, так что заразу ты не подцепишь. Пойдем лучше пулю распишем.
Мы поехали домой к Пашке, по дороге взяли пива – три двухлитровые бадьи, закуски брать не стали, Егор с Пашкой считают, что пиво в закуске не нуждается. Мне было не то чтобы грустно, но странно. С одной стороны, я действительно склеил Маринку, не ухаживал, не завоевывал, а именно склеил. Никто из нас ни разу не говорил о любви, само собой подразумевалось, что ничего, кроме хорошего секса, нас друг в друге не интересует. Но, с другой стороны, разговор оставил какой-то неприятный осадок. Неужели я начинаю влюбляться?
Обычно среда – день обыкновенный и ничем не примечательный. Но не эта среда.
Я проснулся около восьми утра от жажды. Я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь не дома. Оглядевшись по сторонам, я понял, что лежу на полу маленькой комнаты Пашкиной квартиры, в непосредственной близости от дивана, с которого, очевидно, скатился во сне.
Пошатываясь, я поднялся на ноги. Пить надо меньше. Я посмотрел на кровать, там дрыхли мои друзья – Пашка у стены, Егор у края. У Егора есть дурацкая привычка – когда пьяная компания ложится спать кто куда, Егор любит разбежаться, подпрыгнуть и упасть в центр дивана, где уже спят двое. При этом один из спящих укатывается к стене, а второй падает на пол. Скорее всего, этой ночью Егор залег спать именно таким образом, а я настолько нажрался, что даже не проснулся. Я хотел было рассердиться, но передумал – вначале надо утолить жажду.
Я сходил на кухню и утолил жажду водой из-под крана. Так делать не рекомендуется, в московской воде, судя по вкусу, больше хлорки, чем воды, но когда ты только что проснулся после нехилой попойки, такие мелочи мало волнуют. Судя по интерьеру кухни, мы вчера не ограничились пивом, и перешли на водку. Одна из водочных бутылок оказалась наполненной до половины чем-то красным. Я удивился и отхлебнул. Это оказалось вино, совершенно непонятного сорта, но вкусное. Я отхлебнул еще и подумал, что неаккуратный опохмел приводит к длительному запою и что длительный запой мне совсем не нужен. Я поставил бутылку обратно на подоконник, взял со стола пачку сигарет и закурил. Вообще это очень вредно, но сейчас сигарета мне просто необходима. В голове слегка помутилось, но это странным образом прояснило мои многострадальные мозги.
Мысли бестолково прыгали в голове, как это всегда бывает с похмелья. Я нашел на столе пулю и посмотрел итоговый счет. Я оказался в маленьком плюсе – это редкость, обычно я проигрываю. Судя по обилию помарок, пулю мы заканчивали уже под водку, это косвенно подтверждается и огромными числами в горе у каждого. Я попытался приблизительно оценить, сколько мы выпили, и не смог.
Преферанс – очень странная игра. Папа говорит, что с тех пор, как он вживил себе процессор, он больше не может играть в преферанс, ему неинтересно. А я, наоборот, не понимаю, как можно играть в преферанс без встроенного компьютера. Запоминать каждую вышедшую карту – это так утомительно! Кроме того, без компьютера практически невозможно точно рассчитывать вероятности раскладов, приходится пользоваться приближенными формулами, и чаще выигрывает тот игрок, у которого надежнее работает внутренняя оперативная память, и который лучше умеет подсознательно считать вероятности. А когда у игрока есть встроенный компьютер, игроку не нужно запоминать карты и считать вероятности – все это делает компьютер. И если компьютер есть у каждого игрока, преферанс становится похож на покер. Большинство партий играются автоматически, практически без участия мозга, все команды рукам дает компьютер. Самое интересное начинается тогда, когда нужно что-то угадать: снос или вторую масть или что-нибудь еще в этом роде. Или когда нужно сделать так, чтобы твое действие не угадали. Конечно, компьютер всегда предлагает идеальный вариант, но, если ты всегда слушаешься компьютера, противники легко угадывают твои действия и ты проигрываешь. Чтобы выигрывать, надо иногда делать неоптимальные, но неожиданные ходы. И выигрывает в преферансе тот, кто умеет блефовать, когда нужно, и умеет не блефовать, когда это не нужно. У меня это обычно не получается.
Сигарета догорела. Я приказал кофеварке сварить шесть чашек кофе (на трех человек надо варить шесть чашек, почему-то «чашка», в которых кофеварка измеряет количество варимого кофе, равна ровно половине обычной чашки) и, пока она варила, стал вспоминать подробности вчерашнего. Вначале мы пили пиво и играли в преферанс. Потом пиво кончилось, и мы перешли на водку. Потом мы посчитали, кто сколько очков выиграл (на деньги я никогда не играю), и решили, что вторую пулю мы писать не будем. Мы включили три-дэ-видео и стали смотреть дурацкую комедию. Потом я заметил, что комната прыгает перед глазами, причем вниз она сползает медленно, а вверх подпрыгивает быстро, и я понял, что опьянел. Потом я каким-то образом протрезвел, а потом снова напился, да так, что совершенно не помню, как и когда отправился спать. Может быть, заснул, упав мордой на стол, а на диван меня перенесли друзья. Многие любят перед пьянкой приказывать компьютеру записывать все происходящее во внешнюю память, я пробовал так делать, но результат меня разочаровал – когда ты трезвый смотришь на себя пьяного, пьяный кажется трезвому клиническим идиотом. Лучше уж не помнить, что творил прошлым вечером. Но вчера, кажется, произошло что-то, что мне следовало бы вспомнить. Я постарался вспомнить это, но так и не смог.
Кофеварка сообщила мне, что кофе сварено. Я подумал, не следует ли разбудить товарищей, и решил дать им поспать еще. Я налил себе кофе, пошарил по холодильнику, сделал бутерброд с колбасой и начал завтракать. Я запросил компьютер, и он сообщил мне, что около восьми вечера я связался с мамой и сказал ей, что ночевать не приеду. Это хорошо – мои родители вчера волновались не больше, чем обычно в подобных случаях. Я поинтересовался у компьютера, сколько сейчас времени и какие пары мне сегодня предстоят. Когда я узнал, что сейчас почти девять и что второй парой будет семинар по философии, я быстро допил кофе, и попытался разбудить Егора с Пашкой. Они порекомендовали мне пойти в одно отдаленное место и заняться там сексом с самим собой. Тогда я быстро оделся, захлопнул за собой дверь и отправился в университет. В этом семестре я уже пропустил один семинар по философии, и второй прогул создаст мне очень-очень серьезные проблемы.
На семинар по философии я опоздал, причем опоздал крайне неудачно. Когда я постучался в аудиторию, господин Отрепьев (это наш семинарист-философ, и это не прозвище, а фамилия) как раз думал, кому бы ему задать очередной философский вопрос. Когда я открыл дверь, повод для размышлений отпал сам собой.
– Можно войти? – робко спросил я.
– Можно, – сказал Отрепьев и тут же спросил, – как вы думаете, господин Гончаров, бог есть?
Я как шел к своему месту, так и застыл. Такой вопрос, будучи задан неожиданно, может сбить с толку любого человека, а на меня, все еще страдающего от похмелья, он подействовал поистине ошеломляюще. Потом я вспомнил, что одна из последних лекций была посвящена Фоме Аквинскому, и приободрился. Пару лет назад я ощутил интерес к религиозной философии, и за то время, пока этот интерес не угас, я успел ознакомиться с трудами нескольких околорелигиозных философов. Так что эту тему, как ни странно, я знал.
Я подошел к своему столу, повесил сумку на стул, повернулся лицом к преподавателю и ответил, стараясь говорить внятно, как хороший студент, а не сумбурно и неразборчиво, как человек, не успевший прийти в себя после недавнего перепоя:
– Думаю, что бог есть. Впрочем, с другой стороны, проверить это невозможно – если бы бога не было, его бы придумали. А если бог есть, я не думаю, что возможно понять его настолько, чтобы это привело к каким-либо практическим последствиям. Поэтому вопрос о бытии бога не то чтобы неактуален, но… является второстепенным, что ли.
Когда я все это проговорил, мне показалось, что ответ на вопрос сформулирован мною великолепно, и я искренне удивился, когда аудитория заулыбалась. Отрепьев тоже улыбнулся и спросил меня:
– Значит, доказательства бытия божьего, сформулированные Фомой Аквинским, вас не убеждают?
– Во-первых, там множество логических ошибок…
– Приведите пример.
– Например, Фома Аквинский говорит «каждое движение имеет свой двигатель, и, значит, самое первое движение имело свой перводвигатель, и этот перводвигатель и есть бог». Но, согласно механике даже не Эйнштейна и даже не Ньютона, а Галилея, движение возможно и без двигателя.