В старый парк на высоком холме, где располагалась усадьба Валахова, можно было попасть с двух противоположных сторон. Над центральным входом, которым чаще всего и пользовались горожане, располагалась каменная арка. Оттуда открывался красивый вид на примыкающие к холму улицы. Эта часть парка была облагорожена: вдоль аллей стояли удобные лавочки, замерли в живописных позах скульптуры, возносили прозрачные струи к небу небольшие фонтанчики, имелись детские горки с качелями. Тут любили играть дети, назначали свидания влюбленные, неспешно прогуливались пенсионеры и приходили поваляться на травке студенты.
Дана предпочитала заходить в парк с другой стороны. Дорожки тут были не заасфальтированные и узкие, газоны заросли травой, никаких скульптур и развлечений для малышей, а кусты и деревья образовывали густые тенистые заросли. К Тихому дому отсюда можно было попасть никем не замеченной. Но все же она решила подстраховаться и пробраться на территорию усадьбы, когда стемнеет.
Она медленно шла по аллее к одной из пустых скамеек. Небо наконец-то нахмурилось, поднялся ветерок – пока легкий, освежающий, но грозивший вскоре стать пронизывающим, холодным. Приближающееся ненастье отпугнуло посетителей: не было слышно детских голосов, смеха, разговоров, собачьего лая. Даже городского шума – автомобильных гудков, музыки, шороха шин – не доносилось.
А в доме, наверное, и вовсе полная тишина. «На то он и Тихий», – вскользь подумала Дана, усаживаясь на потемневшую от времени щербатую скамью и доставая из рюкзачка сигареты. Курила она мало, не больше двух сигарет в день, и могла бы бросить совсем, но не хотела отказываться от этой привычки. В ее жизни и так не много удовольствий.
Дана считала себя едва ли не аскетом: мало ела – только для поддержания сил, не чревоугодничая; была равнодушна к алкоголю, не любила бегать по магазинам, скупая шмотки и разные побрякушки, как другие женщины. А с недавних пор у нее и вовсе осталось одно главное устремление.
Картина.
Беда в том, что Дана понятия не имела, где ее искать, к тому же на поиски осталась всего одна ночь. За свою многолетнюю историю здание было перерыто сверху донизу, но тайник всякий раз ускользал от внимания. А ей должен был открыться: Дана верила в свою удачу. Надеялась, что внутреннее чутье или интуиция подскажут ей, где спрятан портрет.
Прежде девушка была в усадьбе всего пару раз, и то недолго, но по описаниям и снимкам знала расположение комнат и коридоров так, как будто ей довелось там жить.
Она ужасно жалела, что стала изучать творчество Валахова слишком поздно, только когда у дома появился новый владелец. Будь усадьба по-прежнему в собственности у города, она нашла бы способ беспрепятственно бывать там. Теперь же, когда дом стал частным владением, вторжение без спросу могло обернуться серьезными проблемами. Видит бог, Дана надеялась выиграть эту битву, добиться признания исторической ценности Тихого дома. Тогда она получила бы возможность находиться там и спокойно вести поиски под благовидным предлогом.
Теперь это уже невозможно. Хозяин собирался в ближайшее время снести дом, что означало катастрофу, крах всех надежд.
Погрузившись в свои мысли, девушка не заметила, как к лавочке, на которой она сидела, приблизился человек. Только когда он покашлял, привлекая ее внимание, Дана вскинула голову.
– Что ты здесь делаешь? – сердито спросила она.
– Могу спросить тебя о том же, – ответил Артем.
– Нет, не можешь, – вспыхнула Дана. – Я ведь ясно сказала…
– Ты сказала, что расстроилась, хочешь принять таблетку и лечь спать. Где, на парковой скамейке? – Он покачал головой и, не дожидаясь приглашения, сел рядом. – Ты меня обманула. Я хочу знать зачем.
У Даны с языка готовы были сорваться злые слова, но она вовремя сдержалась. Насколько она знала Артема, он не отстанет. Спровадить его резкой отповедью не получится, он все равно увяжется за ней и может помешать. Поэтому девушка глубоко вздохнула и посмотрела на Артема.
– Хорошо, Тёма. Да, я соврала. Мне просто нужно было побыть одной. И не хотелось тебя волновать. Я собираюсь кое-что предпринять.
Он придвинулся ближе, коснувшись ее бедром, обнял за плечи. Его прикосновение было ей неприятно, но она не стала отодвигаться, рассудив, что накалять обстановку ни к чему.
– Даночка, мы родные люди. Почти муж и жена, – проникновенно произнес Артем. – Ты знаешь, как я тебя люблю. Не отталкивай меня, я хочу помочь. – Он помолчал. – Я сразу понял, что ты пойдешь сюда. Собираешься забраться в Тихий дом?
Она неохотно кивнула. Сумерки постепенно сгущались. Темно-синие тени поползли по дорожкам, залегли под деревьями, напоминая лужи, наполненные темной водой. Усилившийся ветер гнал по аллее фантик от мороженого.
– Что ты там забыла? Ты понимаешь, что это незаконно? Как ты собираешься туда попасть – двери будешь выламывать?
– Сколько вопросов, – усмехнулась Дана. – Да, незаконно. Но кто об этом узнает? Здесь никого, кроме нас. – Она развела руки в стороны. – Ты, что ли, полицию вызовешь?
– Не говори ерунды!
– Сигнализации там нет. Зато у меня есть ключи от ворот и от входной двери.
– Где ты их взяла? – Артем закинул ногу на ногу, при этом чуть отодвинувшись от Даны, что ее вполне устроило.
– Мне дали. По знакомству, – туманно ответила девушка, умолчав о том, что сделала копии ключей, договорившись с человеком, которого новый владелец Тихого дома назначил кем-то вроде завхоза, а после уволил за пьянку. Обошлось ей это в пять тысяч рублей.
– Хорошо, внутрь мы попадем, дальше что?
– «Мы»? – опешила Дана.
– Само собой. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя туда одну?
Дана лихорадочно обдумывала ответ. Мозг ее работал как часы. Попросить Артема посидеть на скамейке и подождать – бесполезно. Он ни за что не согласится, да и потом, она, наверное, пробудет внутри несколько часов. По доброй воле он не уйдет. Если она поссорится с ним и прогонит, он может разозлиться и… И что сделает? Кто его знает, но испытывать судьбу не стоит.
– Ладно, – решилась она. – Мы пойдем вместе.
Артем с облегчением вздохнул и улыбнулся.
– Извини меня за настойчивость, – он протянул руку и погладил ее по щеке. – Знаю, ты сильная, независимая и все такое. Но я твой будущий муж, так что должен быть всегда рядом, защищать тебя. Кто, если не я?
Дана выдавила улыбку.
– Так что мы собираемся делать в Тихом доме?
Она уже знала, что ему скажет. По крайней мере, это будет доступно его пониманию.
– Мне нужно найти одну картину. Я знаю, что она может быть только в усадьбе. Изучила все источники и пришла к выводу, что Валахов мог спрятать ее только там.
– Погоди, погоди… Но ведь известно, что до наших дней не дошла ни одна из его картин! – удивился Артем. – Несколько репродукций в книгах – и все!
– Вот в этом-то и суть! – воскликнула Дана. – Считается, что после революции те из его полотен, которые находились в усадьбе, были уничтожены. В картинные галереи и музеи они никогда не передавались. Что же касается частных коллекций, куда ушло написанное на заказ, то и тут ничего не осталось. Поддавшись суевериям, хозяева избавлялись от портретов, написанных Валаховым. Представляешь, какое это будет громкое открытие, если я все-таки сумею найти хотя бы один из них!
Артем помолчал, видимо, подбирая слова, а потом осторожно проговорил:
– Даночка, я, конечно, ничего не понимаю в живописи, но… Ты лучше меня знаешь, что вклад Валахова в мировое изобразительное искусство, мягко говоря, спорный.
– Прекрати! – отмахнулась она. – Вот именно, что ты ничего не понимаешь. Да, широкой популярности Валахов не обрел, его манеру и технику многие называют спорной. Плюс самоубийство художника, да еще эти разговоры про проклятие его картин. Мистическая чушь – это каждому здравомыслящему человеку понятно! – Распалившись, Дана сбросила его руку со своего плеча. – Все это сослужило дурную службу. Но я уверена, что деление творцов на художников первого и второго ряда – не более чем условность. Сейчас Валахов считается одним из многих, художником средней руки, да к тому же с утерянным наследием. Но я покажу миру гениальную работу Николая Федоровича, и ошибочное мнение будет изменено! Валахов встанет в один ряд с признанными мастерами. Между прочим, известный искусствовед того времени Федор Ласточкин отмечает художественную манеру Валахова, которая «останавливает взгляд и не может не восхищать». Я докажу всем, что его творчество, его авторский почерк следует тщательно изучать и что я была права, когда требовала признать Тихий дом объектом, подлежащим охране!
Артем взъерошил короткие волосы – жест, выдававший замешательство. Его обескуражила ее горячность. Должно быть, он не догадывался, насколько это важно для нее: она ведь прежде не спешила делиться с ним своими честолюбивыми мыслями.
– Ладно, я понял, тебе виднее. Ты специалист, – примирительно проговорил он. – А что за картина? Портрет какой-то женщины?
Ему показалось, что Дана слегка смутилась, когда он спросил.
– Нет, это автопортрет. Незадолго до смерти художник изобразил сам себя. – Она посмотрела на часы, хлопнула себя ладонями по коленям и встала, подхватив рюкзак. – Думаю, нам стоит поторопиться. Темно уже.
Солнце зашло, и в парке стремительно темнело. Занятые разговором, они этого не заметили.
Не оборачиваясь, девушка пошла в сторону Тихого дома. Обутая в кроссовки, она ступала почти беззвучно, но в окружающей их плотной тишине каждый шаг казался оглушительно громким, звуки усиливались тяжелым, давящим безмолвием, и Артему внезапно захотелось попросить ее двигаться еще тише, чтобы никто не услышал.
«Да кто услышит?!» Он сам смутился нелепости своего порыва и догнал Дану, думая, что она возьмет его под руку. Однако она не стала этого делать.
– По-моему, сейчас ливень начнется, – робко сказал Артем, желая нарушить невыносимое молчание.
Дана не ответила, давая понять, что не в настроении поддерживать пустые разговоры, и он умолк, устыдившись банальности сказанного.
До Тихого дома они дошли, не перебросившись ни единым словом. Усадьба вывернулась им навстречу из-за следующего поворота. Большое двухэтажное здание, огороженное высоким забором из чугунного литья, выглядело едва ли не угрожающе, казалось неприступной крепостью.
Тихий дом охранял свою тайну, неприязненно взирая на непрошеных гостей. Некогда желтая краска, которой был выкрашен фасад, облупилась и облезла: тут и там проглядывали серые островки штукатурки, напоминающие трупные пятна. Острый шпиль на крыше пронзал воздух, большие пыльные окна были надежно забраны решетками. «И все же, думаю, мы поладим, – подумала Дана, – и ты отдашь то, что мне нужно!»
Они подошли к воротам, запертым на массивный висячий замок. Справа была калитка, тоже закрытая. Дана вытащила связку ключей, нашла нужный и вставила в скважину. Повернула, но замок не поддался. Она принялась судорожно дергать дверь, чувствуя нарастающее напряжение, но ничего не получалось.
– Дай-ка попробую, – предложил Артем, и она уступила.
Он повернул ключ, слегка надавил. Раздался негромкий щелчок. Калитка почти сразу, без малейшего скрипа, открылась, как будто петли регулярно смазывали, и Артем распахнул дверь перед девушкой, пропуская ее вперед.
Дана выдохнула. «Пожалуй, хорошо, что он за мной увязался, – подумала она. – Иногда без мужской сноровки не обойтись».
На просторный двор было больно смотреть: квадратные каменные плиты, которыми он был вымощен, заросли травой, так что их сложно было разглядеть. Всюду виднелись какие-то железки, коробки, кирпичи, кучи мусора и прошлогодней листвы, облетевшей с дубов, что росли по периметру участка.
Аккуратно обходя все это безобразие, чтобы не повредить ноги и не запачкаться, Дана и Артем подошли к парадной двери. Дана знала, что в доме имелась еще и задняя дверь, в прошлом предназначенная для прислуги, но она была наглухо заколочена досками.
Над крыльцом нависал козырек, тоже украшенный чугунным литьем в виде виноградных гроздьев. Когда-то, должно быть, это выглядело изящно и нарядно. Ключи были по-прежнему в руках Артема, и он, не дожидаясь просьбы со стороны Даны, отпер дверь.
Замок поддался легко, но старинная дверь была очень тяжелой, так что Артему пришлось навалиться на нее плечом, чтобы открыть. Наконец, они вступили в холл: Артем впереди, Дана – за ним, след в след.
– Осторожно! – шепотом предупредил он. – Не видно ничего, не споткнись.