Пролог
Курносая девочка лет двенадцати сидела на коротко стриженной траве перед большим деревянным домом. Она играла с коброй. Змея, один укус которой способен был убить несколько взрослых людей, стояла в боевой стойке, надув роскошный пёстрый клобук, и раскачивалась из стороны в сторону. В такт ей раскачивалась маленькая Ратха. Мгновенье, и проказница, проворно поцеловав кобру в голову, со звонким смехом отскочила назад.
За этой жуткой сценой наблюдал украинский журналист и путешественник Виктор Лавров. Рискованная игра девочки вывела его из глубокой задумчивости, но он продолжал размеренно перебирать в руках чётки из темно-зелёного серпентина. Этот подарок, полученный им когда-то от одного уже покойного товарища из Афганистана, давно стал его талисманом и неизменным спутником в опасных путешествиях. Увидев в руках чужака чётки, сидящие неподалёку от Лаврова монахи переглянулись с облегчением: в понимании восточных людей человек, владеющий этим ритуальным предметом для счёта мантр, не мог нести зла…
Виктор Лавров проделал долгий путь, чтобы оказаться здесь. Но его цель стоила любых усилий и расстояний: украинец надеялся получить доступ к великим тайнам древности и открыть их всему миру. Виктор оглянулся. Несколько бутанцев сидели и мило улыбались маленькой шалунье, играющей с коброй, – дескать, чем бы дитё не тешилось, лишь бы не плакало. «Так, наверное, и у нас, на солнечной полянке где-нибудь на Осокорках, маленькая украинка ловит кузнечиков и, заливаясь журчащим смехом, отпускает их обратно в сочную зелёную травку…» – подумал Виктор. Тем временем игра ребёнка со смертью продолжалась.
– Ратха… – задумчиво произнёс Лавров, – …почему у твоей дочери индийское имя, премудрый Лопен?
Журналист вот уже два дня гостил у бутанского монаха, настоятеля древнего как мир монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы». В резном кресле из палисандра, который величественно, словно трон, стоял на великолепном цветастом ковре, восседал хозяин большого деревянного дома, дальний родственник основателя новой династии королей Бутана – Лопен Вангчук. Монах, не привыкший давать ответ сразу, отхлебнул из большой фаянсовой пиалы и, с шумом выдохнув, произнёс:
– Ратха – это имя её матери, жены моего старшего внука.
– Стало быть, это твоя правнучка? – удивился Лавров.
Ответа не последовало. Для многих народов Азии молчание в ответ трактуется как знак согласия, и Виктор знал это. На вид Лопену было не более пятидесяти, но в летописях монастыря хранилась запись о рождении его старшего сына. Угьен Вангчук родился в год получения Бутаном независимости – 1947-м. Даты же рождения настоятеля монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы» не знал никто.
Будучи человеком весьма образованным и неглупым, Виктор благодаря своему интеллекту сумел заслужить уважение и даже некоторое доверие бутанского монаха. Главным предметом бесед в этом уединённом месте на высоте около 2000 метров над уровнем моря была религия. Лаврову пришлось вызвать из запасников памяти почти всё, что он узнал за добрых два десятка лет путешествий по миру.
Незаметно промелькнул монах, наливший в пиалу Виктора жирного чаю, излюбленного напитка горного народа. Журналист почувствовал себя раскованнее и, продолжая сидеть, немного размял свои босые ноги: собираясь на встречу с монахом, ему пришлось на время разлучиться со своими кожаными походными ботинками ради подобия плетёных сандалий. Ношение одежды и обуви из убитого животного претило законам и мировоззрению жителей Бутана, и Виктор, рассчитывающий заручиться поддержкой Лопена в своей миссии, должен был эти законы соблюдать – по крайней мере, в присутствии старца. Но привычка есть привычка: пройдя всего несколько минут в самодельных тапках, Лавров снял их и выкинул куда подальше. «Лучше уж босиком, чем в этих лаптях».
– Так чего же хочет мой европейский друг? – Лопен неожиданно спросил Виктора по-русски.
Виктору впервые в жизни казалось, что его видят насквозь. От этого было не по себе. Сергей Крыжановский, его друг из Одессы, инструктирующий журналиста перед выездом в Бутан, не упомянул о том, что Лопен владеет восьмью иностранными языками. Застигнутый врасплох Лавров проявил выдержку и не показал и тени удивления, будто русским языком должны владеть все монахи мира.
– Премудрый, я уже много лет хочу только странствовать и постигать истину. У меня есть всё, что нужно свободному путнику, – здоровье, силы и вера, – ответил Виктор на английском.
– Я вижу, что ты – мыслитель, и твоя философия понятна мне. Мало того, она близка учению Будды… – Старец впервые за двое суток улыбнулся, поглаживая жидкую, чёрную как смоль бороду. – Я готов помочь тебе, но Пещера Ринпоче закрыта для непосвящённых.
– Я про Пещеру ничего не говорил, и…
– …Не обязательно слышать, чтобы понимать, – изрёк старец. – Я так стар, что твой дед ещё не родился, когда я уже был учителем многих… Ты умён, честен и в твоём сердце нет зла, но Пещера…
Виктор был подавлен. Он терпел фиаско. Его цель – сфотографировать Изумрудную Чашу Патриарха, которая, по слухам, находится именно в Пещере Ринпоче и, казалось, была так близка – вмиг стала недосягаемой. Один снимок этой бесценной реликвии, которая ещё никогда не была показана широкой общественности и существование которой учёные умы ставили под сомнение, мог перевернуть современное представление о мире и его истории. Теперь же мечта увидеть и сфотографировать Чашу уплывала от Виктора, как облако за высокую гору близ буддийского храма.
Вступать в спор с таким великим человеком журналисту никак не хотелось, но другого выхода не было. Лавров был не из тех, кто опускает руки при малейшей неудаче.
– Понимаешь, мудрейший… Я должен это сделать! Речь идёт не только обо мне, всё намного серьёзней. Я должен сделать это для всех людей, которые окутаны туманом непонимания. Для прозрения человечества, если хотите, – пошёл в наступление Лавров.
– Должен… – На лице Лопена показалась снисходительная и вместе с тем добрая улыбка, как если бы перед его мудростью предстал провинившийся неразумный ребёнок. – Какое весомое и вместе с тем обманчивое слово… Но мудрость Тибета гласит, что ты в этом мире никому ничего не должен. И тебе никто и ничего не должен, – парировал монах.
Дальнейшее пребывание в гостях у настоятеля не имело смысла, и Виктор уже готов был распрощаться с гостеприимным бутанцем. «Надо ж было такой гадости напиться…» – думал Виктор, через силу допивая жирный чай, заваренный в молоке с добавлением ячьего жира. Внезапно боковым зрением он увидел, как к Ратхе, продолжающей играть со змеёй, со спины подползает самец кобры. Весной все змеи агрессивны, и медлить было нельзя. До девочки было метров десять. «Не успею… Кричать бесполезно – только панику наводить», – просчитывал ситуацию журналист. Ни Лопен, ни его прислуга не замечали подбирающегося к ребёнку двухметрового монстра. Ему оставалось до Ратхи не больше метра. Самец поднял голову и сосредоточился…
…На принятие решения у Виктора были доли секунды. Метнуть в змея свой знаменитый гвинейский тесак – не вариант. Как-никак, это убийство, хоть и во имя спасения жизни ребёнка. В этой стране так нельзя. И тут его осенило: чётки! Он сильным и точным движением запустил ими в кобру. Гигантская рептилия на секунду замерла. Этой паузы хватило, чтобы Лавров подлетел к девочке, схватил её на руки и отскочил вместе с ней на несколько метров в сторону от смертельной опасности.
Все присутствующие были потрясены. Монахи, стоящие во дворе, кинулись к спасённой Ратхе. В глазах Лопена Вангчука явственно читался испуг…
…Во мраке древнего храма времени, казалось, не существовало. Виктор шёл по длинному коридору. По крайней мере, ощущение ограниченного пространства не покидало его, хотя стен в темноте видно не было. Впереди маячил яркий, слепящий своей белизной свет. «Свет в конце тоннеля… Может быть, я умер?». Виктор поёжился. В этом мистическом коридоре было настолько холодно, что босые ноги Лаврова свело судорогой. «Когда уже можно будет наконец обуть свои любимые ботинки? А то хожу тут, как голодранец, честное слово», – возмущался про себя журналист.
Перед глазами Виктора до сих пор стоял вчерашний вечер, когда Лопен, до глубины души поражённый спасением любимой правнучки от чудовищного «короля» кобр, отправил всех монахов молиться и остался с Лавровым наедине.
– Я не знаю, кем ты послан. Может быть, самим Буддой, чтобы защитить мой род, а может – демонами-врагами, чтобы искушать меня в старости. Но долг крови велит мне быть благодарным за твою услугу. Пусть даже мне придётся нарушить священную клятву, данную предкам. Ты будешь посвящён в первую степень монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы» и войдёшь в Пещеру Ринпоче.
Сейчас Лопен шёл впереди, и Виктор боялся рефлекторно перейти на свой привычный быстрый шаг и наступить на маленького монаха. «Еще наступишь, обидится и передумает…» Виктор, как всегда, не мог не иронизировать. Неизвестность держала его в напряжении, а разгрузить свой мозг от тяжёлых дум журналисту обычно помогала самоирония.
Спустя некоторое время Лопен наконец вывел Лаврова в небольшой зал, откуда и пробивался тот самый яркий свет, видный чуть ли не в начале длинного коридора. Под небольшим куполом из природного стекла горел огонь. Виктор не мог оторвать глаз от языков пламени.
– Что это, учитель? – Лавров впервые назвал настоятеля учителем, сам не понимая, что на него нашло.
– Это священный огонь, вечный огонь – огонь Праведника Исы, – торжественно воскликнул Вангчук, – …много поколений назад его принёс с Запада мой предок. С тех пор он не затухает.
Виктор смотрел на извивающуюся змейку огня и не мог понять, что его поддерживает. Может быть, газ? Но нет: чаша под куполом стояла на треноге из красного дерева. Всё это было похоже на фокус с говорящей головой. Но никаких зеркал, никаких отводящих трубок или проводов. «Чудеса… Но ведь чудес не бывает… Или бывают? Сходит же раз в год Благодатный огонь в Иерусалиме. А может, это и есть частица того Благодатного огня?»
– Нам пора осуществить то, ради чего мы пришли, – вывел Виктора из размышлений голос древнего настоятеля.
Лопен подвёл Виктора к большому белому камню и велел положить на него ладони. Маленький бутанец принялся читать обращение к Будде на непонятном для Виктора языке. Внезапно журналист почувствовал странное притяжение к этому камню. Руки словно приклеились… «Хорошая ловушка, но… будь что будет. Не для того же он меня сюда вёл, чтобы устроить западню». События последнего дня, когда ситуация резко меняла направление от отчаяния к надежде, измотали Виктора и заставили его быть готовым ко всему. Тем временем молитва Лопена казалась бесконечной… Неожиданно Лопен снова заговорил по-русски.
– Теперь, европеец, твоя судьба в руках Будды. Куда бы ты ни шёл, он будет с тобой. Путь в Пещеру Ринпоче открыт. Но помни: ты никому не должен говорить о моей услуге. Прощай…
…Наваждение схлынуло. Виктор сидел у большой скалы. Перед ним внизу простирался тропический лес, а где-то вверху, упираясь в облака, манили своей неизведанностью исполинские Гималаи.