Три месяца спустя…
Ещё несколько часов назад, белое безмолвие радовало мой слух тишиной. Сосны мрачно застыли вне времени, ветер исчез, будто и не было такого природного явления, а небеса были скованы, иссиним абсолютным льдом. Но я то знаю… Ночи в Колдхилз обманчивы.
Я следую за ней, словно раб, и сам несу её в руке. Здесь, среди вьюги и гнетущей тьмы, керосиновая лампа бесценна. Она направляет меня через деревья и, гаснет в унисон с жизненной силой, которая испаряется с момента, как я покинул Холмвотерс.
Если удастся пережить эту ночь, то я обязательно опишу её в особо мрачных тонах на страницах блокнота. Как самую долгую и холодную метель с момента катастрофы.
Сперва поднялся сильный ветер. Своим чудовищным порывом, он набросился на стоящие во льду кроны деревьев. Послышался треск веток. Я почувствовал, как они падают вокруг. Слышу, как сосны издают жалобный стон. Они так и хотят на меня наброситься и задушить в своих объятиях.
Не желая поддаваться страху, я начал рассчитывать свои запасы: вода, протеиновый батончик, консервы из ананасов… Пожалуй, это всё, что осталось в моем рюкзаке.
«Когда я достигну Риверстока, то буду сходить с ума от голода,» – мне даже удалось улыбнуться. – "Если доберешься, Алон, если доберешься…"
На самом деле мое имя Рэм, но, когда познакомился с сослуживцами поближе, я часто проводил время один, и они окрестили меня одиночкой. На самом деле я тратил все свободное время на книги и свой блокнот. Но все быстро подхватили это прозвище. Я сразу привык – мне даже понравилось. Кто бы мог подумать, что вскоре это станет моей судьбой.
В этих лесах я единственный живой человек, по крайней мере других еще не встречал. И сейчас, когда я карабкаюсь по холмам и пробираюсь сквозь густой кустарник, мне ничего не остается кроме пути, но шаги становятся все медленнее. Мои вещи давно изношены, а укутан тряпьем я настолько, что оставил лишь прорезь для глаз. Какое-то время мне удастся продержаться среди зверского холода.
Внезапно начался подъём. Резкая боль в ноге напомнила о вывихе лодыжки, но я старался, выбиваясь из сил, как можно скорее достигнуть высоты.
Когда уже забрался достаточно высоко, как вдруг ноги начали скользить, и я соскользнул. Хотелось закричать от боли в ноге, но тут же заткнул себе рот:
"Нельзя кричать. Здесь полно злых и голодных волков".
Подняться стоило огромных усилий. Но не в моем характере сдаваться без боя, даже когда нет надежды на победу. Со справедливым негодованием я вновь поднял лампу и ощупал карман своей куртки. На месте.
Выдохнул. Продолжил взбираться на вершину, превозмогая боль в ноге. Хотелось выть, но завыл кто-то другой… Огонёк в лампе дрогнул, и в тот миг кровь застыла в жилах.
Воющий шум ветра всё возрастал, но я ответил на него новым рывком и наконец, оказался на вершине.
Вдох… Выдох…
Лампа погасла. Она оставила меня среди тьмы, в окружении нарастающего воя, на одинокую смерть…
Прошел час, за ним – другой. Я продолжал идти, проваливаясь в снег, затерявшись где-то среди леса в вечности. Упрямо с усилием воли прокладывал свой путь, во мне ещё теплилась искра жизни.
Смерть возьмёт меня к себе, несомненно. Бережно отнимет тревогу и желание идти, ведь вокруг так заманчиво стелиться покрывало белоснежной вечности…
Я поднял взгляд, и глаза мои округлились от того, что посчастливилось увидеть…
***
Я толкнул дверь открытой ладонью, и та со скрипом распахнулась, повернувшись на петлях.
Холодный затхлый запах скрывал явный оттенок распада. В хижине пахло смертью, но для меня она стала намёком на жизнь.
Я нащупал засов, прикрыл дверь дрожащими руками. Даже холодное помещение, удачно ставшее у меня на пути, принесло столь сильное спокойствие от отсутствия ветра, что я невольно рассмеялся, закончив веселье истерическим утихающим смехом.
Пожалуй, не так страшно умереть от холода, как от болезней. Страх прямо-таки заставил меня очнуться от мига сумасшествия, перевернуть содержимое широкого кармана парки и найти маленький пакет со спрятанной коробкой спичек.
Лёгкая искра. Свет. Я испуганно дёрнул назад. Упёрся рюкзаком о дверь. Спичка потухла. Какое-то время слышал лишь своё резкое прерывистое дыхание. В попытках совладать с собой, я выронил несколько спичек, но всё-таки смог зажечь ещё одну.
Небольшой огонёк вновь осветил, как оказалось небольшую комнату и прямо перед мной, на стене, вновь предстала чудовищная голова медведя, что мгновение назад так меня перепугала. Голова была с раскрытой пастью и толстыми клыками, этот зверь, был явно куда опаснее в былые времена.
"Это всего лишь чучело", – успокоил я себя. – "Наверное, хижина охотника".
Спичка погасла, обожгла пальцы. Чертыхнулся, на ощупь сосчитал остатки – пять спичек в запасе. Аккуратно подобрался к столу у стены – там мельком увидел лампу, такую же, как у меня.
Нащупал рукоять розжига. Раздался треск.
– Есть!
Свет плавно набирал силу, осветил комнатушку, раскрывая её тайны. Это была очень старая хижина, построенная каким-то человеком, из брёвен. Лишь тёмный угол с креслом и кроватью по левой стороне оставался слегка скрытым во тьме. Краем глаза уловил нечто странное в кресле, решил обернуться и застыл…
Казалось, что в кресле сидит человек, прикрытый простыней. Я медленно поставил лампу на стол и направился к креслу, доставая из кармана старый револьвер. Сердце бешено стучало, стоило потянуть прогнившую тряпку, как она соскользнула и упала на пол. Я отскочил назад, выставив перед собой оружие.
Под простыней оказался скелет, с огромной дырой в черепе, он был одет в клетчатую рубашку и темные штаны. По всей видимости, мужчина накрылся тканью и прострелил себе череп из старого… пожалуй, очень старого кольта, лежащего у самых ног мертвеца. Рядом с револьвером стояла полупустая бутылка виски. Я вздохнул и опустил револьвер.
– Ну, здравствуй, дружище…
***
Вообще-то я не спроста оказался здесь, а один так тем более. Три месяца назад группа «Дельта» отправилась на секретное задание. Цель операции так и осталась для меня тайной. Полуостров Колдхилз дикая и неприветливая земля, и три месяца выживая среди лесов, я только и делал, что знакомился с ее гостеприимством.
– Смогу, – пообещал я себе. – Я обязательно что-нибудь придумаю.
У меня сохранился нож и в мародерке – о счастье! – книга о северных растениях. На ее старых страницах были нарисованы растения, и под каждым рисунком указано название, место, где его нужно искать, какое можно есть и от каких болезней помогает. Тимофеевка луговая, рогоз, сосна, береза. К счастью я уже успел ознакомиться с частью этих записей.
Неделю спустя мне стало лучше. Я покрутился немного у пещеры, а потом все-таки решился и преодолел ее окрестности. В тот день я отважился уйти в лес едва ли больше чем на сотню шагов. Почти сразу же я облюбовал небольшую полянку, где обитало целое семейство кроликов. Удача и прирожденное снайперское мастерство, позволили мне метнуть камень и убить жирного серого самца.
К тому времени у меня закончились сух пайки. Когда я схватил кролика, как будто очнулся от наваждения. Поторопился, ободрал тушку и разложил мясо на камнях, у огня. Мясо было не самым вкусным, но в тот момент оно мне показалось божественным.
Лес стал моим спасителем, и с каждым днем я все смелее вступал в его безмолвные объятия. Я твердо решил, что выберусь отсюда, и решимость победила страх. Я воровал яйца из гнезд, выкапывал корни, иногда удавалось «подстрелить» кролика или поймать птенца. И, конечно, я собирал разные ягоды, попадавшиеся мне иногда. С растениями смотри в оба. Съедобных среди них много, но стоит раз ошибиться, и тебе конец. Я всегда по сто раз сверялся с книгой.
Я выжил.
Если учитывать последнюю неделю, то сегодня, в эту чёрную ночь, когда на улице бушевала непогода, удача прямо таки посыпалась мне на голову. У печи лежала столь желанная стопка дров перемешанных с трутом, несколько прошлогодних газет. На обложке одной из них остался не сорванный лист с широким заголовком: "Землетрясение в КолдХилз и последующие рекордные морозы"…
– Я уже повстречал последствия землетрясения, – пробормотал себе под нос. – Возможно, это и стало причиной того, почему я здесь…
О событиях на полуострове Колдхилз год назад, я, знал из разговоров двух моиж сослуживцев. Несколько лет назад в ночное время на острове произошел мощнейший толчок, пролилась кровь, но об этом в СМИ практически, ни слова. А на Белом Медведе, Ветхих Соснах и других соседних островах и вовсе тишина.
"Да", – подумал я, – "здесь произошло действительно что-то ужасное, но миру об этом неизвестно".
Первое поселение на которое я набрел называлось «Приют». Этот городок из двадцати домов пострадал от землетрясения так сильно, что большинство домов были разрушены до основания, а жители, как мне показалось, покинули его в такой спешке, что мне удалось все таки разжиться кое-какими припасами. Дорога на восток привела меня в деревню «Фрост», там дела обстояли не лучше, к тому же началась буря, и, мне пришлось проторчать там целую неделю.
В Холмвостерс практически не было припасов. Теперь я следую в городок на реке Риверсток. Там точно есть люди, мне остается лишь верить в это…
Скомкал несколько листов бумаги, смешал их с трутом и поджёг. Пламя быстро охватило газету и сушёные веточки, оставалось подкинуть лишь расколотое полено, и прикрыть дверцу на засов. Слабые лучи света, исходящие от дверцы, мягко согревали, от них веяло покоем. Я положил свой револьвер на пол, открыл виски. После такого мороза сложно отказаться от хорошей выпивки.
Тепло. Как же мечтал о нём! Сколько времени просидел так? У желанного тепла, отстраняясь от холода, избавляясь от страха и тревоги, возвращая к жизни ноющие от боли пальцы рук и ног. Так я сидел, глядя в пространство перед собой довольно долго.
Оставив одежду сушиться у печки, я лёг на кровать и тут же провалилась в глубокий сон.
Очнулся на рассвете. Когда первые лучи солнца пробивались сквозь небольшие окна-отдушины. Обвел взглядом деревянный потолок, поднялся, опираясь на здоровую ногу. Внутри печи осталось немного углей, но разжигать огонь не имело смысла. Буря утихла, и тепло в хижине сохраниться на весь день.
– Одинокая хижина в лесу, – буркнул я, расправив ладонью сонное лицо.
Принялся перебирать содержимое рюкзака. Бросил на стол широкий блокнот и несколько ручек. Банку с ананасами, открыл консервным ножом и поставил на печь – благо она ещё пригодна для еды.