Онера разбудила простуженно квакающая сирена. Еще не до конца проснувшись, Онер ухватился за поручни и легко, одним движением вытолкнул себя из спального пенала.
Слева и справа от Онера выпрыгивали из своих пеналов другие рабочие дневной смены. Двигаясь если и не синхронно, то в одном ритме, люди выполняли одинаковые, доведенные до автоматизма движения. Повторяющиеся изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год.
Хлопнув по крышке откидного ящика, Онер достал аккуратно сложенный светло-серый комбинезон и пару пластиковых сандалий. Комбинезон кинул на плечо, в ремешки сандалий продел мизинец и безымянный палец.
Щелк! – ящик закрыт.
Хлоп! – спальная полка с тонким матрасом и легким одеялом прижата к боковой стенке.
После того как дневная смена покинет спальную секцию И-42, их пеналы займут рабочие ночной смены.
В Цитадели все было рассчитано по минутам и продумано так, чтобы ни один квадратный сантиметр жизненного пространства ни секунды не пустовал. Там, где пространство ограничено, пустота – непозволительная роскошь. Все приходится делать быстро, синхронно, плечом к плечу. Научиться такому, должно быть, непросто. Но если живешь с этим с самого детства, если никогда не видел, не пробовал ничего другого, все кажется если и не вполне нормальным, то обычным.
Онер нажал большую квадратную клавишу зеленого цвета. Раздалось негромкое, приглушенное гудение – включилась система дезинфекции. К той минуте, когда явятся рабочие ночной смены, пенал будет стерилен.
День, ночь – в Цитадели эти слова имели условное значение. День под землей ничем не отличался от ночи. Ночная смена отличалась от дневной только названием. Год назад Онер три месяца проработал в ночной смене – никакой разницы. Те же нудно гудящие станки, те же черные сверла, с визгом впивающиеся в серебристые болванки, тот же яркий белый свет бестеневых ламп под потолком. Та же овсяная каша с саломасом на обед.
Людей, которые спали в соседних пеналах, вместе с которыми он принимал душ, завтракал и шел в рабочий цех, Онер знал только в лицо. Редко когда он обменивался с кем-то из них словом-другим. Это был не разговор, а именно обмен стандартными, ничего не значащими фразами. Им не о чем было говорить. Их дни, отпечатанные со стандартной матрицы, были неотличимы один от другого.
Кинув одежду на оранжевую стойку, Онер вошел в душевую кабинку. В спину ударили колючие, чуть теплые струи. То, что надо для того, чтобы смыть остаток сна. Рядом с кнопкой душа открылась квадратная ячейка, наполненная круглыми синими таблетками. Онер взял одну, разорвал упаковку и кинул таблетку в рот. Затем набрал пригоршню воды и втянул ее через вытянутые губы. Таблетка с шипением начала растворяться. Онер старательно полоскал полость рта, пока продолжалось шипение. Когда таблетка полностью растворилась, Онер выплюнул бурую жидкость и прополоскал рот чистой водой. Все – полость рта была продезинфицирована.
Онер хлопнул ладонью по кнопке душа, вышел из кабинки, взял из стопки синее полотенце, тщательно вытерся, кинул полотенце в корзину, надел комбинезон и сунул ноги в сандалии.
Точно в этот момент раздался звуковой сигнал, извещающий, что время водных процедур для работников из секции И-42 закончилось.
Приглаживая на ходу влажные волосы, они строем проследовали в столовую.
Собственно, никто не заставлял их ходить строем, но так было удобнее. Один за другим одетые в одинаковые серые спецовки люди брали со стола подносы, подходили к окну раздачи, получали синюю пластиковую миску с комковатой перловой кашей, два куска серого, как их комбинезоны, хлеба, половинку яблока и стакан киселя из ревеня, такого густого, что его можно было ложкой есть. Затем они рассаживались за длинные столы – по шесть человек с каждой стороны – и приступали к приему пищи. На который отводилось девять минут. Онер управлялся за семь с половиной. После чего, сытый и довольный, наблюдал за тем, как другие спешно доедают свой завтрак.
Сидевший напротив Онера работник допил кисель, поставил стакан в пустую миску, посмотрел на Онера и улыбнулся.
– Вкусная сегодня каша, – сказал Онер.
– Очень, – ответил визави.
Вот и весь разговор.
За пятнадцать секунд до звонка, по сигналу которого все они должны были подняться со своих мест и снова строем, чтобы не толкаться и не мешать друг другу, проследовать в цех, расположенный двумя уровнями ниже, в столовую вошел человек с широкими красными полосами на рукавах серой спецовки – дружинник.
– Работник Онер! – отчетливо и громко произнес он.
Онер удивленно вскинул брови, но тут же встал.
Ноги – вместе. Ладони – на бедрах. Подбородок – вверх. На губах – улыбка. Не игриво-дурацкая, а спокойная и уверенная.
– Я!
– За мной, – коротко кивнул дружинник и уверенной походкой направился к выходу.
Онер догнал дружинника у дверей.
Как только они покинули столовую, прозвенел звонок. Заскрежетали отодвигаемые скамьи. Зашаркали подошвы сандалий по каменному полу.
Онер следовал за дружинником, понятия не имея, куда и зачем тот его ведет.
Почему дружинник забрал его из столовой?
Не будет ли его отсутствие за станком в момент начала смены расценено как нарушение трудовой дисциплины?
Быть может, его перепутали с каким-то другим Онером?
Мог же в Цитадели отыскаться другой Онер?
Да совершенно запросто! И даже не один!..
Дружинник остановился возле арочного проема, выкрашенного по периметру белой с желтоватым оттенком краской, и повернулся лицом к Онеру.
– У вас пятнадцать минут, – сказал он и сделал шаг в сторону.
Онер вошел в небольшую комнату. Три шага в одну сторону, три – в другую. Стены выкрашены в светло-зеленый цвет. Потолок – белый, но из-за тусклого освещения кажется серым. В центре – квадратный стол и два табурета. На одном сидит пожилая женщина с маленьким, будто сжавшимся лицом и коротко остриженными, заметно седыми волосами. В такой же серой спецовке без знаков различия, как и у Онера.
Увидев вошедшего, женщина оперлась руками о стол и тяжело поднялась на ноги.
– Онер!
– Сядьте на место! – сухо прохрипел круглый динамик на стене.
Только сейчас Онер узнал в женщине свою мать.
– Сядьте на место, иначе свидание будет прекращено!
Сморщившись, будто собираясь заплакать, женщина опустилась на табурет.
– Онер…
Онер быстро подошел к столу и сел на свободный табурет напротив нее.
– Здравствуй, мама.
Глядя на сына влюбленными глазами, женщина наклонила голову к плечу.
– Ты изменился, Онер… Возмужал.
Не зная, что ответить, Онер смущенно улыбнулся.
– Мы давно не виделись.
– Год, – уточнил Онер.
Женщина судорожно сглотнула и коротко кивнула.
– Сегодня у тебя день рождения.
– Я уже догадался.
Онер положил руки на стол.
Мать накрыла его ладони своими и стала тихонько поглаживать пальцами.
– Тебе уже двадцать лет, – произнесла она сдавленным полушепотом.
– Говорите громче! – прохрипел динамик.
Не отпуская рук Онера, мать откинулась назад и закатила глаза к потолку.
– У меня болит горло, – тихо произнесла она. – Есть справка от врача.
– Постарайтесь говорить громче! – то ли попросил, то ли потребовал голос из динамика.
– Я постараюсь, – сказала мать и вновь обратила свой взор на Онера. – Ну, расскажи, как у тебя дела?
– Нормально, – смущенно пожал плечами Онер.
– И это все? – удивилась мать.
– А что еще сказать? – снова дернул плечами Онер. – Все как у всех.
Он в самом деле не знал, о чем говорить с сидевшей напротив него женщиной. Он видел ее раз в год, на свой день рождения. Пятнадцать минут. Иногда он замечал ее в строю рабочих, следующем куда-то мимо его строя. И если он не успевал отвернуться, она махала ему рукой. Он знал, что это его мать, но при этом не испытывал к ней никаких чувств. Она была для него такой же чужой, как сосед по пеналу. Сама же она настойчиво поддерживала видимость родственных отношений. Поэтому каждый год в день его рождения подавала прошение о свидании. Она имела на это право. А Онер не имел права отказаться. Иначе бы он так и поступил. После этих встреч он не испытывал ничего, кроме жалости к женщине, все еще считающей его своим сыном.
– Тогда скажи, чего бы ты хотел? – все так же тихо спросила мать.
– Ничего, – качнул головой Онер. – У меня есть все, что нужно.
– Может быть, что-нибудь ненужное? – едва заметно улыбнулась мать.
– Зачем? – Онер искренне не понимал, о чем она его спрашивает.
Мать снова любовно погладила ладони Онера.
– У тебя нет никакой мечты?
– Нет, – не задумываясь, ответил Онер.
– Две минуты до окончания свидания! – прохрипел динамик.
– Ну, вот, а мы не успели ничего друг другу сказать…
И тут Онер почувствовал, как пальцы матери вложили ему в ладонь сложенную в несколько раз, до размера ногтя на пальце, бумажку.
Онер бросил на мать удивленный взгляд.
Женщина подалась вперед так резко, что едва не стукнула Онера лбом.
– Возьми, – тихо, едва слышно произнесла она. – Это подарок на день рождения. Я давно уже ничего тебе не дарила.
– Что это? – так же тихо спросил Онер.
– Говорите громче! – потребовал голос из динамика.
– Это план прохода через защитный периметр. Уходи из Цитадели, сынок. Уходи, пока еще есть молодость и силы.
– Куда? – растерянно спросил Онер.
– В Город, разумеется.
– Что я буду там делать?
– Жить.
– Говорите громче! Иначе свидание будет прекращено!
– Но я и здесь неплохо живу.
– Что за жизнь под землей?
– Нормальная.
– Это только так кажется.
– Свидание прекращено!
Дружинник сделал шаг вперед.
Мать изо всех сил стиснула запястья Онера.
– Уходи, – произнесла она одними губами. – Другого такого шанса тебе уже не представится.
– Встать!
Женщина и Онер поднялись на ноги.
Онер большим пальцем прижимал к ладони крошечный кусочек бумаги.
– Вы! – Двумя сложенными вместе пальцами дружинник указал на женщину. – Следуйте на свое рабочее место!
Та низко опустила голову, обогнула дружинника и вышла из комнаты. На Онера она даже не оглянулась. Боялась, что дружинник сможет что-нибудь прочесть в ее глазах.
Дружинник внимательно посмотрел на Онера, увидел блеклые глаза на скучном лице и удовлетворенно кивнул.
– Следуйте за мной.
Выходя следом за дружинником из комнаты, Онер незаметно сунул в карман переданную матерью бумажку.
Дружинник уверенной походкой двинулся вдоль стены по нарисованной красной линии. Онер, как было велено, следовал за ним.
Дойдя до лестничной площадки, дружинник начал подниматься вверх по лестнице.
Онер в растерянности замер. Для того чтобы попасть в цех, где он работал, нужно было спуститься вниз на два уровня. Дружинник должен был это знать. И он обязан был проводить Онера на рабочее место – иначе бригадир влепит ему взыскание.
Дружинник поднялся на восемь ступенек и, перестав слышать шаги за спиной, оглянулся.
– В чем дело? – спросил он недовольно.
– Я работаю внизу. – Онер указал на лестницу, по которой поднимались работники ночной смены. – На четвертом уровне.
– У вас сегодня день рождения, – не то спросил, не то напомнил дружинник.
– Ну… да, – не очень уверенно ответил Онер.
– Двадцать лет, – уточнил дружинник.
– Да, – кивнул Онер.
Хотя ему самому было абсолютно все равно. Двадцать, тридцать два или шестьдесят четыре – ничего не значащие цифры.
– Вам полагается двадцатиминутная прогулка под открытым небом, – сказал дружинник.
Да, точно, вспомнил Онер. В десять лет он тоже гулял под открытым небом – десять минут. Вот только никаких впечатлений от той прогулки у него не осталось. Наверное, он тогда просто не понял, что произошло. Подумал, что его зачем-то привели в чужое, незнакомое помещение. Расплакался и проревел все десять минут. Успокоился только когда его вернули в учебную мастерскую.
– Вы можете отказаться от прогулки, – сказал дружинник.
Онер вздрогнул, как будто, подкравшись сзади, кто-то неожиданно крикнул ему в ухо.
– Нет, – тряхнул головой Онер. – Я хочу… Да… Хочу на прогулку.
Дружинник кивнул – за мной! – и снова начал перебирать ногами ступени. Онер торопливо побежал вверх по лестнице следом за провожатым.
Они поднялись на два уровня, миновали лестничную площадку, свернули в узкий коридор и оказались в комнатке странной шестиугольной формы с высоким куполообразным потолком. В комнате находился стрелец. Широкие синие полосы на рукавах комбинезона, на голове – большой круглый шлем с пластиковым забралом, на руках – перчатки из кожзама с широкими раструбами, на поясе – наручники, дубинка и тазер. Стрелец стоял, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Спиной он заслонял тяжелую металлическую дверь с наваренными на нее крест-накрест двумя толстыми металлическими балками.
Дружинник достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумагу и, не разворачивая, молча протянул стрельцу.
Стрелец взял бумагу за угол и встряхнул, чтобы развернуть.
Внимательно прочитав бумагу, возможно, даже не один раз, стрелец снова сложил ее по старым сгибам, со скрипом вытянул из стены ячейку аэропочты и кинул в нее документ. С лязгом захлопнув ячейку, он ухватился обеими руками за огромный рычаг, торчащий из стены около двери, и изо всех сил потянул его вниз. Опустив рычаг до предела, он посмотрел на Онера и молча указал на дверь.
– Давайте же, – кивнул Онеру дружинник. – Время пошло!
Онер сделал шаг к двери. Но не смог набраться смелости открыть ее. В мире, в котором он вырос и жил, не было дверей. Только дверные проемы.
Должно быть, он был не один такой. Не оборачиваясь, стрелец толкнул дверь рукой. Пронзительно скрипнув, будто вскрикнув от боли, дверь наполовину приоткрылась.
Онер осторожно выглянул за дверь.
И тут стрелец толкнул его в спину.
Зацепившись ногой за высокий металлический порожек, Онер потерял равновесие и, как мешок с картошкой, упал на серый бетонный пол.
Стрелец даже не усмехнулся – он вдоволь насмотрелся на олухов с нижних уровней, – ногой перекинул стопу Онера через порог и захлопнул дверь.
Опершись на руки, Онер приподнялся и испуганно посмотрел по сторонам. Он лежал на забетонированной площадке, примыкающей к каменной стене Цитадели. Другая ее сторона полукругом была обнесена парапетом из плотно подогнанных один к другому бетонных блоков.
К Онеру подошел человек в обычной серой спецовке. Лысый, круглолицый, с оттопыренными ушами и приплюснутым носом. На вид – лет пятьдесят. Наклонился. Вытянул губы трубочкой, будто собрался свистнуть. И протянул руку.
Не понимая, что ему нужно, Онер подался в сторону.
Человек еще больше наклонился. Рука его по-прежнему тянулась к Онеру.
– Поднимайтесь, – сказал человек. – Ну же…
Онер быстро встал на четвереньки. Затем поднялся на ноги. Махнул ладонями по коленкам.
– Ну, вот, – довольно улыбнулся лысый.
Кроме них, на площадке было еще человек двадцать в серых спецовках. Разных возрастов. Не похожие друг на друга. Одни неподвижно стояли, привалившись спиной к стене. Другие бесцельно бродили из стороны в сторону. Третьи, запрокинув головы, глядели вверх. Четвертые стояли, облокотившись на парапет, и смотрели куда-то вдаль. Там же, возле парапета, но только повернувшись к бетонным блокам спинами, находились четверо стрельцов в шлемах. Свои дубинки они демонстративно держали в руках – рукоятка сжата кистью правой руки, расширяющийся конец обхватывают пальцы левой.
Онер посмотрел на небо. Небо было хмурое. Затянутое неподвижно висящими грязно-серыми облаками. Онер знал, что облака должны плыть. Но они почему-то стояли на месте. Небо было похоже на кучу смятых комбинезонов.
Онер неуверенной походкой двинулся к ограничивающим площадку бетонным блокам. В отсутствие стен он чувствовал себя непривычно. Взгляд не находил твердой опоры. Из-за этого все пространство вокруг становилось зыбким. Онеру казалось, что пол, по которому он ступал, слегка покачивался: слева направо, вперед-назад… Онер боялся, что голова закружится и он упадет.
Добравшись до парапета, Онер прижался к нему животом и положил сверху руки. Ему сразу стало легче.
Площадка располагалась примерно на двухметровой высоте. Земля внизу и вокруг, насколько хватало глаз, была засыпана красноватым песком. В нескольких метрах от площадки в землю были врыты пронумерованные столбы, меж которыми в несколько рядов была протянута колючая проволока. Колючка проржавела, обвисла и в нескольких местах порвалась. Зато на каждом столбе красовалась табличка «Внимание! Мины!». За линией колючей проволоки простирались метров сто открытого пространства. Все тот же красноватый песок, только местами взрытый воронками, маленькими и большими. Затем – еще одна линия колючей проволоки. И снова разрытый воронками песок. Всего Онер насчитал четыре изгороди с колючкой. Последнюю было плохо видно, но она вроде была выше остальных. И там как будто была не колючка, а сплошной сетчатый забор. Из-за забора вверх возносились дома, похожие на одинаковые серые кирпичи. Даже на таком расстоянии было понятно, какие они огромные. И их было много. Очень много! Так много, что за ними ничего уже не было видно.
– Впечатляет, да? – спросил снова оказавшийся рядом лысый.
– Что это? – взглядом указал на дома-кирпичи Онер.
– Город, – ответил лысый. – Там живут бездуховники.
– Кто? – не понял Онер.
– Бездуховники, – повторил лысый. – Тоже люди, только в отличие от нас у них нет духовности.
– Совсем нет? – удивился Онер.
– Абсолютно, – улыбнулся почему-то лысый. – Ну, то есть ни капельки. Странно, да?
– Как же они так? – покачал головой Онер.
– Ну, не знаю, – пожал плечами лысый. – Привыкли, наверное.
– А колючка и мины?..
– Ну, это чтобы бездуховники к нам не забрались и нас своей бездуховностью не заразили.
– А можно заразиться?
– От одного – нет. Он, скорее, сам нашу духовность впитает. А вот если их много – это уже опасно.
Онер сунул руки в карманы. В правом кармане пальцы нащупали сложенную в несколько раз бумажку. Ту, что дала мать. «Уходи, – сказала она ему. – Уходи, пока есть молодость и силы». Почему она хотела, чтобы он убежал к бездуховникам? Она сказала, что там настоящая жизнь. А что такое настоящая жизнь?
– У вас пятьдесят минут? – спросил Онер у лысого.
– Пятьдесят! – гордо улыбнулся тот. – А еще через десять лет будет час! Целый час! Прикинь, а!
Онер представил себя выходящим на эту самую площадку еще через тридцать лет. И он так же будет радоваться тому, что его на целых пятьдесят минут выпустили на обнесенный бетонными блоками пятачок, чтобы он посмотрел на серое, пасмурное небо, ряды колючей проволоки и Город бездуховников вдали.
Онеру стало противно. До тошноты.
И почему-то вдруг подумалось: что, если вся эта колючка и мины вовсе не для того, чтобы городские не смогли пробраться в Цитадель и заразить здесь всех своей бездуховностью? Что, если они здесь затем, чтобы никто из Цитадели не смог убежать в Город?
От таких мыслей у Онера аж голова закружилась.
Он осторожно начал разворачивать бумажку в кармане.
А лысый стоял рядом и что-то нудно бубнил.
Бумажка была очень тонкая и очень плотно сложена. Должно быть, мать долго ужимала этот крошечный квадратик, чтобы можно было спрятать его между пальцами. Но Онеру все же удалось полностью развернуть ее, не вынимая из кармана. Записка была меньше ладони.
Лысый все еще что-то говорил, указывая пальцем на дома Города.
– Слушай, я хочу побыть один, – довольно резко осадил его Онер.
Лысый обиделся. Оттопырил нижнюю губу. Провел пальцем под носом.
– Вот когда тебе самому полтинник стукнет…
Не договорив, лысый махнул рукой и потопал в другой конец площадки.
Онер бросил настороженный взгляд по сторонам.
Слева метрах в трех от него стоял высокий, худой мужчина тридцати лет. Сложившись, как уголок, он опирался локтями о бетонный парапет. Голова его была опущена, лицо лежало в ладонях.
Справа, примерно на таком же расстоянии, стоял стрелец. Но он смотрел не на Онера, а на тех, что жались у стены.
Онер прижал записку большим пальцем к ладони, вынул руку из кармана и положил на парапет.
Его охватило такое волнение, что он не сразу смог сфокусировать взгляд. Закрыв глаза, Онер собрал всю свою волю в кулак, медленно сосчитал да пяти и поднял веки.
Но даже увидев, что было нарисовано на маленьком клочке бумаги, он не сразу сообразил, что это такое. Какие-то полосы, линии, кружочки…
И вдруг он все понял!
На бумаге, что лежала у него на ладони, был нарисован защитный периметр, на который он сейчас смотрел!
Неровный полуовал на самом краешке клочка бумаги – это площадка, на которой он стоял. Огибающие ее четыре дуги – линии колючей проволоки. Помеченные цифрами кружки – столбы. Нарисованы не все – только те, что важны. Изломанная линия, пересекающая дуги, – это, надо понимать, безопасный путь на ту сторону. В Город.
Значит, первую линию колючки нужно перелезть справа от столба номер одиннадцать. Где он? Ага, вот.
Перемещаясь взглядом от одной реперной точки к другой, Онер мысленно проделал весь маршрут от Цитадели до Города. Номера на столбах третьей линии колючки можно было только угадывать, а на четвертой они так и вовсе были не видны. Но если запомнить все номера, направления движения и повороты – а память у Онера была отличная, – то можно будет сориентироваться на месте.
Онер усмехнулся и смял записку в кулаке. Он рассуждал так, будто собрался бежать. Да, но только как это сделать? И самое главное – когда? До конца прогулки осталось несколько минут. Следующая – через десять лет. К тому времени карта, что сжимал в кулаке Онер, уже устареет.
А что, если она и сейчас ведет в никуда?
Что, если мать сошла с ума и, думая все время о побеге сына, сама ее нарисовала?..
За спиной раздался надрывный скрип двери, ведущей в Цитадель.
Вздрогнув, Онер обернулся.
В открытом дверном проеме стоял стрелец, охранявший дверь изнутри. В руке у него была дубинка. Которой он принялся методично стучать по двери. На каждый удар дверь отзывалась протяжным металлическим гулом. От которого Онеру делалось не по себе.
Стукнув раз восемь или десять – к этому моменту взгляды всех находящихся на площадке были устремлены на него, – стрелец положил конец дубинки на открытую ладонь.
– Двадцать минут! – громко крикнул он.
И, повернувшись боком, указал дубинкой в глубь помещения.
Двадцатилетние, ровесники Онера, медленно, будто с неохотой, потянулись в сторону двери.
Стрелец в дверях ждал, беззвучно похлопывая концом дубинки по тыльной стороне ладони.
Внезапно один из двадцатилетних крикнул: «Нет!» – вскинул руки над головой и побежал в сторону парапета.
На полпути его перехватил дежуривший на площадке стрелец. С оттяжкой он ударил парня дубинкой по животу.
Тот согнулся вдвое, но продолжал бежать. Тогда двое стрельцов повалили его на пол, завернули руки за спину и рывком поставили на ноги. Но парень все еще продолжал сопротивляться – упирался ногами в пол и даже пару раз лягнул стрельца.
На подмогу подоспели двое других стрельцов. Вчетвером они схватили бунтаря за руки и за ноги и потащили к двери.
Онер стоял в двух шагах от парапета, и рядом с ним никого не было. Стрельцы заняты работником, у которого сдали нервы.
Идеальный момент для побега, подумал Онер.
В следующий момент – Онер и сам не понял, как это произошло, – он перемахнул через парапет и мягко приземлился на красноватый, рассыпающийся под ногами песок. Вскочив на ноги, Онер бросил быстрый взгляд по сторонам, не увидел ничего, что могло бы его напугать и остановить, и сломя голову побежал к столбу с номером «одиннадцать» наверху.
Добежав до столба, он отогнул две верхние лопнувшие линии колючки, поставил ногу на одну из еще держащихся проволок, ухватился руками за столб, поднял другую ногу еще выше и, оттолкнувшись посильнее, кинулся на другую сторону заграждения.
Больше всего Онер боялся что-нибудь сломать или растянуть. Тогда он так и остался бы лежать на песке, дожидаясь, когда за ним явятся стрельцы. Но все прошло удачно – он только спецовку на локте порвал.
Вскочив на ноги, Онер отыскал взглядом столб номер четырнадцать и побежал.
Делая каждый новый шаг, он ожидал, что вот сейчас раздастся взрыв… Что будет после этого, Онер даже представить боялся. Но пока все шло хорошо. Онер приободрился и даже улыбнулся.
Добежав до середины полосы, Онер развернулся и побежал в другую сторону – упершись взглядом в столб номер восемь.
И только сейчас позади него раздались крики.
– Эй! Стой!
– Стой, дурак!
– Вернись!
– Там кругом мины!
– Остановись! Не двигайся с места! Мы тебя вытащим!
«Да! Сейчас! – подумал на бегу Онер. – Я за тем сюда побежал, чтобы вернуться! Ступайте, братцы, огородом!»
Смысл последней фразы была Онеру неясен. Он просто где-то ее услышал и запомнил. Сейчас, как ему казалось, она была очень к месту.
Поравнявшись с десятым столбом, Онер, не снижая скорости, развернулся к нему лицом.
С разбегу навалившись на столб грудью, он радостно засмеялся. Ну, вот, первая полоса пройдена. И он все еще цел и невредим. Так кто тут дурак?
Проволока на второй линии оказалась поновее и попрочнее, чем на первой. Чтобы перелезть через нее, Онеру пришлось повозиться. Один раз, чтобы не упасть, он всей пятерней ухватился за проволоку. И заорал от боли, когда колючки впились в ладонь. Спрыгивая уже по другую сторону изгороди, он вновь потерял равновесие и, падая, разодрал левое предплечье почти по всей длине, от локтя до запястья.
Поднявшись, он обрывком рукава зажал кровоточащую рану и посмотрел назад.
Стрельцы даже не думали преследовать его. Они стояли за бетонным парапетом, безучастно наблюдая за происходящим. Наверное, были уверены, что беглецу не выбраться.
Прижав к груди раненую руку, Онер отыскал взглядом следующий ориентир и, особенно не торопясь, затрусил в выбранном направлении.
И в этот момент откуда-то сверху ударил пулемет.
Песчаные фонтанчики взлетали вверх слева и справа от Онера.
Инстинктивно пригнувшись и закрыв голову руками – как глупо пытаться таким образом защититься от пули! – Онер побежал со всей скоростью, на какую был способен.
В какой-то момент ему даже показалось, что он почти убежал от преследующих его песчаных фонтанчиков. Но только он успел об этом подумать, как сразу же – у-ух! – тяжело выдохнул миномет.
Слева от Онера земля взметнулась к небесам. Все вокруг заволокло красноватой пылью. Песок посыпался на голову и плечи беглеца.
Онер закашлялся.
Черт возьми! О пулеметах и минометах его никто не предупреждал!
Сзади снова раздалось протяжное – у-ух!
Не дожидаясь, что за этим последует, Онер кинулся в воронку, оставленную первым снарядом, скатился на самое дно и замер, скорчившись в позе эмбриона.
Ракса разбудил настойчивый стук в дверь.
– Пошли к черту! – выглянув из-под одеяла, проорал Ракс.
– Открывай, Ракс! – раздалось из-за двери. – Это мы! Открывай, Иуда!
Поскольку Ракс не торопился открывать, в дверь принялись долбить с удвоенной силой.
Прикинув, что дверь по любому долго не продержится, Ракс безнадежно вздохнул, откинул одеяло и сел на краю кровати.
– Да иду я! Иду!
Сунув ноги в расшнурованные кеды, Ракс похлопал к двери.
Не успел щелкнуть замок, как в дверь ввалилась компания друзей-приятелей – Грей, Шурик, Васька и Дантист. Все четверо в широченных штанах разных цветов и майках-алкоголичках. У Грея светло-русые волосы ниже плеч, на прямой пробор расчесаны. У Дантиста – зеленый ирокез. Васька и Шурик коротко пострижены. У Васьки волосы черные как смоль, а у Шурика – ярко-желтые. Это они, когда надумали волосы покрасить, какую-то левую краску по дешевке прикупили.
Грей сразу по-хозяйски вытащил из угла колченогий журнальный столик. Васька с Шуриком кинули на него по бумажному пакету с рекламой магазина «Все за пятак!» и плюхнулись на незастеленную кровать. Дантист поставил на угол заводскую упаковку пива на тридцать две банки.
– Ну, вот. – Довольно улыбнувшись, Грей двумя руками откинул волосы назад. – Прошу всех к столу!
– И по какому поводу веселье? – еще до конца не проснувшись, мрачно поинтересовался Ракс.
Грей изумленно вытаращил глаза.
– Ты не в курсе?
Ракс мотнул головой и протяжно зевнул.
– Парни, – посмотрел Грей на остальных. – Он не в курсе!
– Наверное, бухал всю ночь. – Дантист присел на пол, спиной привалился к стене и поджал ноги. – Бухал, а, Ракс?
– Работал, – недовольно буркнул Ракс.
– И где теперь? – поинтересовался Васька.
– На почте.
– Полы, что ли, мыл?
– Не, почту сортировал. Для утренней доставки.
– Ну, это уже прогресс! – вскинул руку Шурик.
– Ага, – не очень радостно согласился Ракс и снова зевнул. – Вот только спать хочется.
– Все ясно – от недосыпа у него амнезия. – Грей достал из кармана нож с выкидным лезвием, вспорол пластиковую упаковку и кинул каждому по банке пива. Еще одну он сам открыл и протянул персонально Раксу. – Держи!
– Спасибо. – Ракс взял банку, приподнял ее и наконец-то улыбнулся. – Ваше здоровье, парни!
– Э нет! – тут же протестующе взмахнул руками Грей. – Твое здоровье! – Он схватил еще одну банку, откупорил ее для себя и чокнулся с Раксом. – С днем рожденья, Ракс!
Ракс удивленно глаза вытаращил.
– Чего?
– У тебя сегодня день рожденья, приятель! – радостно крикнул Шурик.
– Двадцатник тебе стукнуло, чудила! – добавил Васька.
Ракс усмехнулся, наклонил голову и хлопнул себя ладонью по коротко стриженному затылку.
– Как вы узнали?
– Есть такая штука. – Из заднего кармана штанов Грей достал потертый смартфон с треснувшим экраном. – С ее помощью можно узнать все что угодно.
– Ладно, хорош резину тянуть! – Дантист внезапно вскочил на ноги, стукнул своей банкой пива о ту, что держал Грей, затем о банку в руке Ракса. – С днем рожденья, обормот! – рявкнул он. Залпом осушил банку, смял ее в кулаке и кинул в мусорную корзину.
Ракс включил аудио. Колонка у него была всего одна, зато звук он вывернул на максимум. И понеслось веселье!
Когда пепельница наполнилась раздавленными окурками, а мусорная корзина – пустыми банками, парни решили, что нужно выйти проветриться.
Погода была не фонтан. Серое небо морщилось и хмурилось, будто в носу у него свербело от дыма, что без устали выдували высоченные трубы Цитадели. Временами налетал порывистый ветер, гнавший по заасфальтированным мостовым вездесущий красный песок. Но все же на улице было лучше, чем в тесной, прокуренной комнатушке.
К тому же тут всегда было на что поглазеть.
В застекленной витрине самого большого в городе кинотеатра «Марсианин» стоял огромный плоский экран, на котором крутили трейлеры самых новых фильмов, которые в нормальном качестве только через полгода с Земли привезут. Земляне почему-то жуть как любили снимать фильмы о Марсе. А уж как они себе представляли жизнь на Марсе – это оборжаться можно!
В торговом центре «Водный мир» можно было поглазеть на огромные, высотой в три этажа, аквариумы с земными рыбами. Правда, всякие умники утверждали, что на самом деле это не настоящие рыбы, а биоформы, созданные в местной генетической лаборатории, принадлежащей «Биогену». Да кому какая разница! Все равно ведь прикольно посмотреть на то, как здоровенная рыбина, хлопая жабрами, тычется своим тупым рылом в стекло. А уж кормление акул – это вообще особая забава! Акул держали в отдельном резервуаре и кормили два раза в день, строго по расписанию. Народ загодя занимал места, чтобы потаращиться на то, как эти зубастые твари заглатывают здоровенные куски сырого мяса. Тоже, кстати не настоящие, а из протореакторов «Биогена». И что с того? Кому какая разница? Все сами его едят да нахваливают. Все равно ведь настоящего мяса никто не пробовал. Настоящее мясо, что выращивается на фермах в «Агро-Сити», стоит столько, что его могут себе позволить только богатеи из Северных Высоток. А обычные люди рады, если на «биогенное» мясо удается заработать.
По улице с негромким стрекотом проносились новенькие блестящие «Теслы»-беспилотники с затемненными стеклами. Кто в них сидел и куда направлялся – можно было гадать сколько влезет. Все равно это оставалось тайной за семью печатями. Машины бесшумно, будто призраки, выскальзывали из подземных гаражей и так же внезапно в них исчезали. На улице возле тротуара они никогда не останавливались.
Спустившись до конца улицы, парни вышли к окраине Города. Здесь асфальт упирался в трехметровую песчаную полосу. Дальше стояла пятиметровая изгородь, затянутая частой металлической сеткой. За изгородью начиналась заградительная полоса с минным полем, отделяющая Город от Цитадели. С того места, где остановилась компания, Цитадель была похожа на чудовищного зверя из старого фантастического фильма, гибрида живого существа и машины, выползающего из-под земли и от натуги вовсю пыхтящего огромными, упирающимися в небо трубами.
Парни свернули налево и пошли вдоль изгороди.
– Вот в Цитадели, говорят, проблем с работой нет. – Васька кивнул на серое здание за решеткой.
– У них там другие проблемы. – Грей достал из кармана новую банку пива и резко дернул за кольцо.
Из банки с шипением полезла пена, и Грей, чтобы не потерять ни капли, припал к ней губами.
– И какие же у них проблемы? – спросил Ракс.
– У них там строевая дисциплина, – вытерев губы тыльной стороной ладони, ответил Грей.
– Это что значит?
– То, что они все делают только по команде.
– Ну, может, оно и неплохо, – не очень уверенно пожал плечами Шурик. – Когда порядок.
– Это уже не порядок, а тотальный контроль, – презрительно скривился Грей.
– А ты откуда знаешь? – спросил Ракс.
Грей достал из кармана смартфон и многозначительно помахал им.
– Да брось ты! – усмехнулся Дантист. – В Сети чего только не пишут!
– Не только в Сети. – Грей понизил голос, как будто кто-то мог их подслушать. – Мне Слепой давал книжки почитать, которые нелегально с Земли привезли.
– И что в этих книжках?
– То, что в Цитадели люди существуют фактически на уровне рабов.
– Чьих?
– В том-то и фокус, что ничьих! Они являются рабами системы, которую сами когда-то создали.
– Но кто-то же там всем управляет?
– Похоже, что никто, – развел руками Грей. – Система работает сама по себе. Смысл ее в беспрекословном подчинении и безоговорочном выполнении всех приказов. Система обеспечивает людей самым минимумом того, что им необходимо для существования, – еда, одежда, медицинская помощь, даже какие-то развлечения у них там есть. За это человек работает на систему.
– А у нас не то же самое? – усмехнулся Ракс. – На социалку разве что только с голоду не помрешь. Хочешь чего-то большего – иди вкалывать! Только сначала еще работу найти надо.
– Не утрируй, – погрозил Раксу пальцем Грей. – На социалку мы себе еще и это можем позволить. – Он щелкнул ногтем по банке с пивом. – И барахлишко кой-какое путевое на распродаже прикупить можно. Но самое главное, – Грей поднял указательный палец, – в Городе ты волен делать то, что хочешь. Можешь одеваться, как захочешь, выбирать, что пожрать, слушать музыку, какая нравится. А там, – он пальцем указал на Цитадель, – каждый должен быть таким, как все.
Ракс допил пиво и, размахнувшись, кинул пустую банку в изгородь.
– Может, нам все врут про Цитадель? А на самом деле там не жизнь, а клубника со сливками? Ведь никто же там не был с тех самых пор, как защитный периметр установили. А когда это было?
– Точно до моего рождения, – сказал Дантист.
– И мой отец говорит, что заградительный периметр вокруг Цитадели был всегда, – поддакнул Шурик.
– Я понял! – насмешливо щелкнул пальцами Грей. – На самом деле защитный периметр не вокруг Цитадели, а вокруг Города!
– А что, кто-нибудь проверял? – с напускной серьезностью поинтересовался Ракс. – Ты сам, Грей, выходил когда-нибудь за пределы Города?
– Я могу сделать это, когда захочу, – ответил Грей.
– Так, может, и люди в Цитадели могут сделать это по первому желанию. Вот только не хотят.
– Система внушает им, что жизнь в Городе ужасна. А в Цитадели человек живет, ни о чем не задумываясь, защищенный от любых напастей, потому что о нем заботится система.
– А разве не так? – дурашливо округлил глаза Ракс. – Разве плохо, когда о тебе заботятся?
– Ты, видно, не слушал, что я говорил, – с сожалением развел руками Грей.
– Да я не хочу ничего слушать! Потому что мне всю жизнь только врут!
– Я тебе никогда не врал.
– Не о тебе сейчас речь. Мне с детства твердили, что, когда я выросту и окончу школу, передо мной будут отрыты все пути. Я смогу выучиться на кого захочу. На врача, на инженера или даже на археолога! Оказалось – ни фига подобного! Система бесплатного дистанционного обучения для граждан Марса не предусмотрена! Да и что дипломированному археологу делать на Марсе? Выбор доступных нам профессий оказался не столь уж велик – об этом нам тоже ничего не говорили. И о том, что нас никогда даже близко не подпустят к Северным Высоткам, – это тоже оказалось сюрпризом! Все, что нам обещали, оказалось враньем. Почему же тогда мы должны верить в то, что говорят о Цитадели?
– Цитадель существует. Вон она!
– Да, но это все, что мы о ней точно знаем. Все остальное – пересказы с чужих слов.
– Ну, так сбегай сам и посмотри!
– Ты знаешь, я так и сделаю.
Ракс решительно повернул в сторону изгороди. Песок сухо хрустнул под подошвами кед.
– Эй, Ракс, кончай чудить! – окликнул его Шурик.
– Верно, парень, не дури, пойдем отсюда, – поддержал приятеля Дантист.
– Там мины, Ракс, – сухо произнес Грей.
– Вот только не надо держать меня за лоха! – быстро обернувшись, показал ему палец Ракс. – Посмотри на ту сторону. Видишь, кошачьи следы? Кошка пробежала по минному полю и не взорвалась. Я пойду по ее следам.
Ракс присел на корточки, ухватился за надорванный край сетки и резко отогнул ее в сторону.
– Подержи, – попросил он Ваську.
Тот послушно взялся за сетку и еще сильнее оттянул ее.
Ракс усмехнулся, окинул приятелей странным взглядом, не то насмешливым, не то сочувствующим, встал на четвереньки и быстро пролез через дыру на другую сторону изгороди.
– Это глупо, Ракс – прижал ладони к сетке Грей. – Кому и что ты хочешь доказать?
– Не знаю, – дернул плечом Ракс. – Честное слово, не знаю.
– Тогда зачем?..
– Мне просто надоело.
– Что именно?
Ракс на секунду задумался.
– Да пожалуй, что все, – улыбнулся он и уверенно зашагал вперед.
Кошачий след довел его до изгороди из колючей проволоки, выглядевшей так, будто ее поставили лет сто тому назад. Проволока проржавела и буквально рассыпалась под пальцами.
Ракс разломал несколько нижних линий колючки, аккуратно отогнул их в сторону и перебрался на другую сторону.
Он не успел еще подняться в полный рост, когда с оглушительным грохотом заработал пулемет.
Сидя на корточках, Ракс прижался спиной к столбу. Он решил, что стреляют из Города. Полицейские увидели с помощью камер наблюдения, что произошло, и быстро прибыли на место. Но очень скоро Ракс сообразил, что пулемет находится на одном из ярусов Цитадели. И стреляет он не по нему, а по человеку в сером комбинезоне, бегущему по минному полю.
Не зная, что делать, Ракс будто оцепенел.
Бум! – громыхнул миномет. Снаряд прочертил в воздухе пологую дугу и зарылся в землю слева от бегущего.
– Ни фига себе! – одними губами произнес пораженный Ракс.
Человек в сером метнулся в сторону и нырнул в оставленную разорвавшимся снарядом воронку.
А песчаные фонтанчики от зарывающихся в землю пуль – цверк! цверк! цверк! – быстро потянулись в сторону Ракса.
Плохо соображая, что делает, Ракс вскочил на ноги, отпрыгнул в сторону от взметнувшихся вверх едва ли не из-под самых носков его кед песчаных фонтанчиков и побежал к той же воронке, в которой укрылся человек из Цитадели.
Он бежал так, как не бегал никогда в жизни. А под конец еще и прыгнул с разбегу.
Человек, лежавший на дне воронке, едва успел в последний момент откатиться в сторону. Иначе бы Ракс точно что-нибудь ему сломал. А так он зарылся пятками в песок и упал на спину.
Перед глазами было серое, сморщенное небо. Сверху продолжал долбить пулемет. И еще пару раз ухнул миномет.
Но здесь, на дне воронки, они были в безопасности.
Ракс с облегчением выдохнул и посмотрел на соседа.
– Ты из Цитадели?
Тот молча кивнул.
– А куда бежал?
– В Город.
– Почему?
– Надоело все… А ты?..
– Я из Города. Бежал в Цитадель. По той же самой причине. Меня, кстати, зовут Ракс.
– Я – Онер.
Ракс достал из кармана последнюю прихваченную из дома банку пива, открыл ее и сделал большущий глоток.
Онер, глядя на него, аж рот от изумления разинул.
– Никогда такого не видел? – спросил Ракс.
Онер отрицательно мотнул головой.
– И пива не пил?
Онер снова помотал головой.
– Попробуй, – протянул ему банку Ракс. – Хорошая штука.
Онер взял банку в руку, осмотрел ее со всех сторон, затем осторожно поднес к губам и, подражая Раксу, сделал глоток. Шипящий, пенящийся напиток ударил в нос. Онер закашлялся.
– Ничего, это с непривычки, – улыбнулся Ракс, забирая у него банку.
Наверху дважды ухнул миномет.
И все затихло.
Ни стрельбы, ни взрывов снарядов.
Ничего не было слышно.
Вообще – ничего.
– Что мы делаем здесь, Онер?
Ракс и Онер посмотрели друг другу в глаза, надеясь увидеть хотя бы намек ответа на этот, казалось бы, вполне очевидный вопрос.
– Ладно, об этом потом подумаем. – Ракс сделал глоток и протянул банку с пивом Онеру. – Как выбираться будем?