«Не дай нам Бог эпоху перемен!» —
Говаривать любил старик Конфуций.
Но философской мудрости взамен
Мир выбрал путь войны и революций.
Всё в жизни происходит неспроста,
И по заслугам каждому воздастся.
Предсмертный взгляд распятого Христа
Предупреждает о больших несчастьях.
Не уходи, останься, Ангел мой!
Не покидай меня в сем бренном мире.
С надеждой, покаяньем и мольбой
Еще жива «душа в заветной лире».
Молись о нас, Святая Божья Мать!
Увы! Вокруг звучат другие песни,
Они, на первый взгляд, поинтересней,
Но сердцу ничего не могут дать.
Планета продолжает свой разбег,
Создатель сверху смотрит изумлённо —
Останься человеком, человек,
Исполни путь свой честно и достойно.
Пока жива святая красота,
Ещё звучат заветные мотивы,
Зовёт нас голос в поле сиротливый
И кроткий взгляд воскресшего Христа.
Нет смысла предъявлять претензии
Жестоким нашим временам.
Признаюсь, женская поэзия
Разобрала меня до дна.
Она по сердцу разливается,
Безумной нежности дитя.
И, формируя жизни матрицу,
Целует в щеку второпях.
Я ею точно зачарованный,
Сквозь романтичный шепоток
Заучиваю строк рифмованных
Мне на дом заданный урок.
Шепчу в припадке вечной верности
Житейских правил естество,
О человечности и честности,
А сердцем чую – колдовство.
Звенигород – предтечею России,
Руси Московской на семи холмах.
Где небо полыхает нежной синью,
Где ВЕРА, не угасшая в сердцах.
Помилуй Бог! К чему иная слава?
Куда несет нас мирозданья вихрь?
Моли о нас, наш Преподобный Савва,
Дай силы. Сторожевский монастырь.
Здесь воздух переполнен вдохновеньем,
Молитвы вспоминаются слова.
Храм Троицы, Богоявленья и Успенья,
Как всё-таки история права!
Здесь, вспоминая о Любви Орловой,
Живой воды попью из родника.
И лик святой, написанный Рублевым,
На нас печально смотрит сквозь века.
Всё сбудется ещё и повторится,
Живем и веруем. Да и на том стоим.
Звенигород, Посад, МОСКВА-столица
Отныне и до века «ТРЕТИЙ РИМ».
Листва тихонечко желтеет,
На лужах пузырится дождь.
Притихли влажные аллеи, —
Визита осени ты ждешь.
Еще не все пропеты песни,
Цветет улыбка на устах,
И отразилось поднебесье
В твоих распахнутых глазах.
Своей судьбе не прекословя,
Не поворачивая вспять,
Я очень долго Подмосковье
Ночами буду вспоминать.
Снова лист бумаги белой,
Словно детская душа,
То ли ветер оголтелый,
То ли скрип карандаша.
Заполняю лист бумаги,
А на сердце маета.
Буераки и овраги,
Да мирская суета
Заполняют детям души.
Корысть, зависть,
Зло и ложь
И ломают нас, и душат:
Что посеешь, то пожнёшь.
Как же лист бумаги чистой
Мне заполнить до конца?
Чтоб душа была лучистой
Не для красного словца.
С чем отправить в путь-дорогу
Мне кровиночку свою,
Чтоб была всё время с Богом
Дома, в поле иль в бою?
Научи же, Боже правый,
Что на сердце начертать,
Чтобы жить не для забавы,
Святый Дух сумев стяжать.
Вспоминаю знакомые лица
В золотую метель октября.
Как веревочке долго ни виться…
Так устроено, видно, не зря.
Протрещат заржавевшие листья
Отголоском промчавшихся лет.
Слава Богу, что сердце стучится
И с небес проливается свет.
Серый ветер осенний хохочет,
Рвет неистово логики нить.
Но души моей тёплый комочек
Я пока ещё в силах хранить.
Что-то сбудется и повторится,
По оси обернется Земля.
К сердцу я прижимаю синицу
Под прощальный призыв журавля.
И ладонями грею ей тело,
Что-то тихо и нежно шепча,
Опускается Ангел мой белый,
Соответственно, у плеча.
Стынет осень и, видимо, хочет
Разорвать потончавшую нить.
Я в душе своей тёплый комочек
Постараюсь подольше носить.
Ангелы на землю провожают осень,
И с небес струится чудо-синева.
Как подарок свыше осень я приемлю,
Меж берез и сосен кружится она.
Раскрываю листьев желтые страницы,
Между строк читая грустные слова.
Мне, должно быть, нынче чудный сон
приснится:
В поле мчатся кони, даль небес ясна,
Вот на саксофоне мне фокстрот играет
Рыжею девицей осень у окна.
Что-то шепчет седая полынь,
И ковыль что-то вспомнить силится.
По России то замять, то стынь…
Снег летит золотыми листьями.
То, что было, – быльем поросло,
Замуравились стежки-дороженьки.
Направляю кормило-весло,
Оценив по уму и одеженьке.
Осень дождиком сыплет навзрыд,
Окропляя ростки поколений.
Тайный смысл здесь, должно быть,
сокрыт,
Озаренье и Богоявление.
То ли ангелов дивная песнь,
То ли плач злой пурги оголтелой.
Изможденного Каина тень.
Причащенье Священного Тела.
Указует небесная длань
Путь к отцовскому воздаянию,
Сохрани меня, Русь-лебедянь,
И сподоби на покаяние.
Зной полуденный или стынь,
То метель золотыми листьями,
Сонно шепчет седая полынь,
И душа что-то вспомнить силится.
Своей надежды расправляя парус.
В своих грехах и промахах я каюсь,
Свой путь торю тернистый и не очень,
Осознаю, что наступила осень.
И золотом охваченное сердце
Струной души наигрывает скерцо.
На нотном стане занавес заката
Рассыпал мною прожитые даты.
Там облаков косматых вереницы
Из родников небесных пьют водицу.
Вопрос извечный: кто ты и откуда?
Как девочка, поверившая в чудо,
Смотрю за далью даль и в поднебесье.
Где Ангелов торжественные песни.
Мне смысла нет искать пути иного
В познанье сути бытия земного.
Букет осенний собери,
И, улыбнувшись невзначай,
«К лицу России сентябри», —
Скажи и завари мне чай.
А там душица, зверобой,
Мелисса вместе с добротой.
От костерка идёт дымок.
На огородах ждут ботву
И облетевшую листву.
Так осень в шубе золотой
К нам возвращается домой.
А мы на кухоньке вдвоём
С душицей чай отменный пьем,
Не ждём подарков от судьбы.
Поедем собирать грибы.
Нет, что ты там не говори —
К лицу России сентябри.
Снова слышится старый романс
В золоченых сентябрьских напевах.
И танцует берёзовый вальс
Георгин с хризантемою белой.
Что-то сбудется или сбылось
Этой терпкой осеннею синью.
Осень сердце проходит насквозь,
И дожди застучали косые.
Так уходят в моря корабли,
Вдоль протянуты рельсов линии.
Потянулись опять журавли,
Покидая Россию синюю.
Если чем-то затронули вас
Эти строки стихов неумелых.
Так танцуйте берёзовый вальс
Хризантемой или астрой белою…
Лист бумаги, экран, монитор,
Тихий шелест страниц, снега, листьев —
Словно вечность со мною ведёт разговор,
Млечный Путь в небесах серебрится.
Видно, двадцать столетий вернулось
назад.
Проверяя судьбы постоянство
«Что есть истина?» – молвит Пилат,
Бытие соизмерив с пространством.
Светлый Ангел взмахнул белоперым
крылом,
Тайный знак об эпохе грядущей.
Временной, незаживший, болящий
разлом,
Мол, дорогу осилит идущий.
Оседает закат в придорожной пыли,
То ли длань простирает Всевышний,
С вопиющих полотен Сальвадора Дали
Вещий глас Вездесущего слышен.
Сохрани и помилуй нас, грешных,
Нашу многострадальную Русь.
Озари горним светом нездешним,
Прогони забубённую грусть.
Сохрани и спаси окаянных
И смирению нас научи.
Да с небес посылай постоянно
Живоносного света лучи.
Напои нас небесною синью,
Необъятною ширью полей.
Прозвучит вечным гимном России
Сердце рвущая песнь журавлей.
Светлый ангел мой, в жизни опора,
И душа, и огонь, и слеза.
В наших душах России просторы,
Купол неба да синь-бирюза.
Дождь осенний, весенние грозы,
Круговерть мною прожитых лет,
В дым зелёный одеты бёрезы,
Машут белыми ветками вслед.
Припал к окну уставший зимний вечер,
Холодный блеск оконного стекла,
И потихоньку догорают свечи,
Сгущая тень сомнений по углам.
Какой-то шорох, еле уловимый, —
Перебираю радуги семь струн,
Хочу понять, какой мой цвет любимый
И что вещает птица-Гамаюн.
Прибоя слышен шум неукротимый,
Седых снегов коснётся запах роз…
Ответа ищем в веке обозримом
На заданный нам вечностью вопрос.
Созвездья давят вечеру на плечи,
Холодный взгляд космических высот.
Лишь потихоньку… оплывают свечи,
В кольцо смыкая времени полёт.
Мне слышится из детских снов
Стук старых ходиков часов,
И март, в берлоге шевелясь,
Свою меняет ипостась.
Тень весны, как от крыла,
На двор и улицы легла.
Вот тундры синяя лиса
Глядит с хитринкой мне в глаза,
Как будто голосует «за»
Дружбу, доброту и грусть,
В чём я никак не разберусь.
Меня не хочет отпустить
Тоски затейливая нить.
Стекают мартовские дни,
Горят далёкие огни.
Вот мы останемся одни,
Пусть пляшет жертвенный огонь,
Положишь мне на лоб ладонь.
И шелестом речной волны
Шепнёшь тихонько: «Отдохни»…
Догорает закат в поднебесье,
Ветер с шелестом гладит листву.
Слышу я журавлиную песню,
Слава Богу – пока что живу.
Поддержи меня, ангел мой белый,
Помолись горячо за меня.
Не хватает в душе огрубелой
Благочестия, Веры, Огня.
Обдираю бока, спотыкаюсь
Поднимаюсь и снова иду.
Откровенно и истово каюсь
У Создателя на виду.
Упиваясь небесной синью,
Насыщаясь ветрами вовсю.
Вечерами молюсь за Россию
И за грешную душу свою.
Жизнь несётся в режиме онлайн,
Из детства слышится лязг трамвайный.
Пост Великий – примите Христовых
тайн,
Задумайтесь, вспомните о покаянье.
Проходят люди свой жизненный тест,
Из новостей – то взрывы, то стрессы.
Остынь, прочти евангельский текст,
Появятся новые интересы.
Не стоит жить, времена торопя,
Брата ближнего обижая.
Взор обрати, не лукавя, в себя —
И выйдет совсем картина другая.
Иная взору откроется новь,
Отреставрировав жизни краски.
София, Вера, Надежда, Любовь,
Даст Бог, доведут нас до Светлой Пасхи!
Март выдует ветер,
Как лось свой брачный призыв.
И нет ничего на свете
Красивей, чем этот мотив.
Какие ещё ноктюрны
Небо сыграет в ночи?
Тянутся к звёздам струны,
Трепетны и горячи.
И тонкий ледок как чипсов
Меж пальцев сломанный хруст —
Не стану года отсчитывать,
Тревожа былую грусть.
Ель машет призывно веткой,
Видно, всему свой срок.
Взрываются нервные клетки,
И брызжет весенний сок.
У марта свои повадки,
Куражиться любит всласть.
Я пью его без остатка,
Господи! Твоя власть…
Вот снова анчаровский синий апрель,
Волнует ночами меня.
Всё звонче выводит ноктюрны капель,
И тут, уж поверь, не до сна.
Я вновь с Окуджавой дежурство несу,
Волнуется чья-нибудь мать.
Влюбляюсь в апрель и девчонку-красу
И всё начинаю опять.
Мы вместе с Анчаровым пьём эту синь,
Познав изначальную Русь.
Льёт небо в ладони мне звёздную стынь,
Возьму вот и точно влюблюсь.
И, содовым солнцем наполнив бокал,
В ладони лицо окуну.
Табун розоватых коней проскакал,
Неся в своих сёдлах весну.
А я до рассвета опять не усну,
И, как ни банально звучит,
На ветках сосновых качает весну
Один бесшабашный пиит…
Вновь уходят от нас
Те, кто близок и дорог.
Раны на сердце жгут
И рубцы на душе.
В предназначенный час,
Ярко вспыхнув как порох,
Они сходят с маршрута
На крутом вираже.
За церковной оградой
Снежок серебрится,
На погосте кресты —
Путеводный пунктир.
Почему же так надо,
Что должны завершиться
Жизнь, любовь и мечты,
Потеряв ориентир?
Тихо тает свеча,
Как судьба человечья,
И душа, горяча,
Поднимается ввысь.
Вы прощаетесь с нами
И уходите в вечность,
На земле оставляя
Письма к живым…
По судьбе большой и многоликой
Тянется состав годов моих.
На вопросы все ищу ответы,
И всплывает в памяти моей,
Что уже повырастали дети
И внучата стали повзрослей.
Молодая поросль пробьётся,
Как весной зелёная трава.
Что-то в сердце тихо отзовётся,
Вспомнятся забытые слова.
В окнах блики солнечные гаснут,
Вечер сдал позиции свои.
Сознаю, что все же не напрасно
Вдаль веду состав годов моих.
Скажи, к чему, в конце концов,
Душеспасительные речи?
Я обниму тебя за плечи,
Сжимая бытие в кольцо.
Порою жизнь очень странно
Закручивает кренделя.
Апокалипсис Иоанна,
Пока что держит нас Земля,
Мой милый, нежный человече,
Вполоборота женский взгляд.
Вот я твои целую плечи,
Веду я в Гефсиманский сад.
А там хотите, не хотите,
Свершится чудо. Не вопрос!
Ведь заповедовал: «Любите!» —
Ученикам своим Христос.
Душеспасительные речи,
В ночь уплывающий трамвай,
Я обниму тебя за плечи,
Мы обретем с тобою Рай…
В январских небесах повисла
Грейпфрутом полная луна.
Помилуйте, «светло и кисло» —
Ну и понятно, не до сна.
А жизнь: то поцелуй, то выстрел,
И века скоротечный бег.
Мелькнул неуловимо быстрый
Твой взгляд из-под прикрытых век.
Года, как белые метели,
Сквозь багровеющий закат
Куда-то бешено летели
В неуловимый «безвозврат».
Казалось, что в бреду агоний
Не хватит слабых моих сил.
Но я тепло твоих ладоней
С упорной верностью хранил.
И все как должное приемля,
В кольце земного естества,
Тянусь из января к апрелю
В канун Святого Рождества.