Первая учительница
Ее звали Татьяна, и она была моей первой учительницей. Мы встретились в эту субботу на вечерне в родном Покровском соборе. Когда я ее увидел, сразу стало хорошо на сердце. И не потому, что встретились в храме, хотя и это важно, а просто я всегда рад ее видеть. Просто она моя первая учительница и всегда улыбается при встрече. Уже больше тридцати лет прошло, как она меня учила сидеть за партой, а глаза у нее все такие же добрые.
Она всегда спрашивает, когда я женюсь, а я спрашиваю, как здоровье ее мужа, доброго и улыбчивого Сергея, которого тридцать лет назад мы звали дядя Сережа. Когда он за ней ухаживал и украдкой приходил к нам на уроки, чтобы, стесняясь, дарить ей цветы, мы, мальчишки, ее ревновали, а девчонки говорили, что мы полные дураки и ничего в жизни не понимаем. Но мы очень даже хорошо все понимали, хотя виду не показывали.
Татьяна Николаевна была нашей самой первой в жизни учительницей, а мы были ее первым в жизни классом. Она пришла к нам сразу после института, и это была наша большая первая любовь, которая поразила в самое сердце и осталась на всю жизнь. А любовь на троих не делится. И за нее надо бороться. А попробуй поборись, когда он вон какой, большой и сильный, и еще с усами. И самое главное, она его любит. Мы видели, что, когда он приходил, она очень радовалась, хотя и не подавала виду, а, наоборот, делала строгие глаза и указывала на дверь. И он покорно ждал ее в коридоре. А потом они уходили, улыбаясь и взявшись за руки. А мы шли играть в футбол на школьном дворе.
Когда он сделал ей предложение, мы все очень обрадовались и поздравляли ее. Девчонки даже открытки нарисовали с какими-то слезливыми стишками: сю-сю-сю, си-си-си… А мы ничего не подарили, но всем своим видом дали жениху понять: если что, пощады не будет, отомстим. Но он ее носил буквально на руках, и нам оставалось только завидовать.
Когда она ходила беременной, с большим круглым животом, в клетчатом сарафане, девчонки сказали нам, что теперь все, нервировать ее нельзя – иначе ребенок родится нервным, и тогда нам не поздоровится. Дядя Сережа нам так накостыляет, что мало не покажется. И нужно всю домашку хорошо делать и на уроках себя тихо вести. Вот спрашивается, мы что, глупее вас, чтобы такие простые вещи не понимать? Но это же девочки. Пока хорошенько им не накостыляешь, ни за что не отстанут. Главное, к ней же потом и бегут жаловаться. Ну что с них взять? Одним словом, девочки.
А сейчас мы встретились в храме. Татьяна Николаевна пришла сюда не просто так, на фрески поглазеть и свечку поставить, а по серьезному делу: она собиралась первый раз в жизни исповедоваться. Всякий, кто исповедовался, знает, как это непросто в первый раз. Она очень волновалась и все время боялась сделать что-то не так. Даже сумку боялась поставить на пол, а вдруг помешает? «Не помешает!» – заверил я Татьяну Николаевну и поставил сумку рядом с собой. Она спрашивала меня о разном, и то, что она спрашивала, касалось самых важных в жизни человека вещей. Наверное, впервые в жизни я мог чем-то помочь своей первой учительнице. Это было удивительно и чудесно: учишь ты кого-то, учишь, бьешься над ним, ночей не спишь, вдалбливаешь что-то в его непослушную головушку, и вот проходит каких-то лет тридцать с небольшим, и уже он тебе объясняет хорошее и нужное, а ты слушаешь, боясь пропустить хоть одно слово. И пусть ты немного смущаешься, все равно ему веришь, потому что знаешь его как облупленного еще с тех самых пор, когда он пешком под стол ходил. Дивны дела Твои, Господи!
Хотя исповедь назначена на утро, служивший отец Далмат, узнав, что ей предстоит сидеть с маленьким внуком, сразу же согласился принять ее прямо после службы.
Принял бы раньше, но из священников он был в храме один, и это оказалось для Татьяны Николаевны благом. Будь здесь еще один батюшка, она бы быстро исповедалась и убежала. А так, неожиданно для себя, моя первая учительница отстояла первую в своей жизни вечерню. Подошла на помазание. И, может быть, первый раз в жизни спокойно помолилась. Она была покорной и смиренной. Видя ее терпение, отец Далмат допустил ее к первому в жизни причастию, а это уже серьезно. Потому что когда Христос соединяется с человеком в Страшном и Великом Таинстве, человек преображается. Тем более такой, который уже сейчас находит в своем сердце место не только для любимого внука, но и для Бога.
Светлым воскресеньем, в день святой великомученицы Параскевы, называемой Пятницей, мы с первой учительницей причастились. Когда я увидел ее счастливые глаза, просто поклонился и ничего не сказал. Теперь ей было с Кем поговорить, на Кого переложить все свои радости и заботы. Мне, впрочем, тоже.