В Мексике, на границе с Техасом, там, где река Рио-Гранде впадает в Мексиканский залив, расположен тихий городок со странным названием Матаморос. «Мата» происходит от испанского глагола matar, что значит «убивать», a moros – испаноязычный аналог английского слова moors, «мавры» – этим уничижительным термином испанские христиане называли мусульман. Получается, быть «матаморосом» – значит быть «убийцей мавров». Казалось бы, этот титул не имеет никакого отношения ни к прошлому, ни к настоящему американского континента. Почему же тогда солнечный пограничный городок на северо-востоке Мексики назвали «Убийцей Мавров»? Были ли когда-нибудь мусульмане таким экзистенциальным врагом, которого нужно было убивать в Мексике либо Техасе?
Слово «матаморос» придумали испанские католики, для которых долгом каждого солдата-христианина было истребление мавров. Большая часть Испании находилась под властью мусульман с 711 по 1492 год – судьбоносный год в геополитической истории, поскольку именно в 1492 году христианские воины Испании не только захватили (или, как они предпочли бы говорить, отвоевали) последний мусульманский оплот на Пиренейском полуострове, но и один конкретный «матаморос» со знакомым нам именем Христофор Колумб открыл новый фронт в войне Испании против ислама. Будучи обычным солдатом во время завоевания Гранады Изабеллой I и Фердинандом II, Колумб показал себя человеком набожным. На протяжении всей своей жизни, в каждой битве против мусульман, и в частности против Османской империи – главного противника Испании во всем Средиземноморье, он жаждал крови мусульман, ощущая долг, возложенный на него священной войной. Так, в процессе движения на запад через открытый океан его разумом двигала не светская страсть к открытиям и не коммерческий расчет. Главной причиной, по которой он отправился в Америку, стало пронизывающее его целиком рвение вести войну против злейшего врага христианства – ислама.
Несмотря на триумфальную победу на Пиренейском полуострове, христиан почти повсеместно брали в плен, они теряли коммерческое влияние и территории в пользу османов. Ветер идеологии, дувший в белые паруса трех кораблей Колумба, раздувал и самый острый политический конфликт XV века – между католической Европой и мусульманской Османской империей, которая, вопреки почти всем общепринятым представлениям о мировой истории, была причиной, по которой европейцы поплыли открывать Америку.
На протяжении полувека, до 1492 года, и столетиями после него Османская империя оставалась самым могущественным государством на земле: самой крупной империей в Средиземноморье со времен Древнего Рима и дольше всех существующим мусульманским государством. На рубеже XV–XVI веков под контролем османов находились самые большие в мире территории и население. Именно османская монополия на торговые пути со странами Востока вкупе с их военными успехами на суше и на море вытеснили Испанию и Португалию из Средиземноморья, не оставив купцам и морякам – подданным этих королевств XV века – выбора: им приходилось, рискуя жизнью, совершать опаснейшие путешествия сквозь океаны и континенты – только бы избежать встречи с османами.
От Китая до Мексики весь известный на начало XVI века мир сформировала Османская империя. Будучи настоящим гегемоном, она была втянута в военную, идеологическую и экономическую борьбу с испанскими и итальянскими владениями, Россией, Индией и Китаем, а также с конкурирующими мусульманскими державами. Османы повлияли в те годы практически на каждое крупное событие, отголоски которых слышны и в наше время. Многие известные исторические личности, такие как Христофор Колумб, Васко да Гама, Монтесума, инициатор Реформации Мартин Лютер, полководец Тамерлан и целые поколения римских пап, а также миллионы других более или менее известных исторических персонажей, тщательно выверяли свои действия и определяли свое место в мире в соответствии с уровнем влияния власти османов.
Давление османской версии ислама по мере продвижения империи на запад, в Европу, стало основным стимулом протестантской Реформации Мартина Лютера. На восточной границе империи войны с сефевидской Персией усилили раскол между суннитами и шиитами. Это одна из тех проблем, которые по сей день волнуют мусульманский мир. Османские территориальные завоевания и экономическая прозорливость создали один из первых по-настоящему мировых товаров – кофе – и стимулировали потребительский «капитализм» благодаря изобретению кофеен.
Насильственный уход Европы, точнее ее изгнание из Средиземноморья, способствовал возникновению апокалиптических настроений в христианской Европе. Христианство и ислам, казалось, боролись за тело и душу творения. Оказавшись в Новом Свете, самозваные воины Христа продолжили свою старую войну, теперь уже против коренных народов далекой страны. Эти убийцы мавров использовали свой опыт знакомства с исламом в Старом Свете, чтобы понять Америку и ее народы, и даже при духовной и легитимирующей поддержке папы ссылались на свой предполагаемый долг противостоять исламу, чтобы оправдать ввоз рабов из Западной Африки в Северную и Южную Америку. Таким образом, выводя ислам за скобки, мы так и не смогли полностью понять мотивы Колумба и его эпоху.
Прослеживая глобальное влияние османской власти, «Тень Бога на земле» предлагает новаторский, даже революционный взгляд на роль ислама и Османской империи в формировании Старого и Нового Света. За последние пять столетий большая часть этой истории игнорировалась или отвергалась как профессиональными историками, так и читателями-любителями. Между тем мусульмане всегда были неотъемлемой частью нашей общей истории. Османская империя, безусловно, сформировала наш современный мир, что, признаться честно, является горькой правдой для многих на Западе.
Почему это так? Основная причина заключается в том, что на Западе XXI века – как, впрочем, и в Европе XV и XVI веков – мусульман часто инстинктивно воспринимают как врагов и террористов, представителей религии, диаметрально противоположной той, которая сформировала нашу культуру и политическую систему, то есть те ценности, которые мы считаем основополагающими. От массовой культуры до мировой политики, среди консерваторов и либералов, ислам – особенно в Соединенных Штатах – рассматривается как «Великий Иной», проблема, которая требует «окончательного решения». Мусульмане становятся объектом враждебности, порицания и даже прямого физического насилия как в быту, так и на официальном уровне.
Есть и другие факты, которые также препятствовали осознанию османского влияния на нашу собственную историю. Прежде всего, мы склонны воспринимать последние пятьсот лет как период «возвышения Запада» (этот анахронизм актуален как для Турции и остального Ближнего Востока, так и для Европы и Америки). Фактически ни в 1500, ни даже в 1600 году не существовало столь ныне растиражированного понятия, как «Запад». На протяжении всего Нового времени европейский континент представлял собой хрупкую мозаику разрозненных королевств и небольших слабых княжеств, находящихся в постоянной войне друг с другом. Крупные сухопутные империи Евразии доминировали над Старым Светом, и, за исключением нескольких европейских аванпостов в Карибском бассейне и вокруг него, вся обширная территория Америки оставалась во власти коренных народов. В Европе земельные владения Османской империи были крупнее, чем самих европейских государств. В 1600 году, если бы обычного человека попросили сделать ставку на державу, которая могла бы захватить мир, он бы поставил свои деньги на Османскую империю или, возможно, на Китай, но уж точно не на европейскую страну.
После промышленной революции и так называемых достижений европейской цивилизации XIX века эта история была приукрашена, чтобы представить господство европейских держав, каким-то образом восходящим к Христофору Колумбу. С исторической точки зрения это полнейший абсурд, не только скрывающий глубокий раскол в Европе раннего Нового времени, но и маскирующий тот факт, что Османская империя на протяжении столетий вселяла страх в мир, прежде чем заслужила свое уничижительное прозвище, данное в XIX веке, а именно – «болезнь Европы». Некоторые историки утверждают, что Османская империя начала приходить в упадок после пика своего имперского могущества около 1600 года, когда англичане начали заселять Америку. Хотя с начала XVII века империя действительно проигрывала войны и чаще уступала территории, она оставалась гегемоном на Ближнем Востоке и одним из самых грозных государств в Европе, Азии и Африке еще триста лет – до самой Первой мировой войны. Действительно, сочетание долголетия империи и ее центральной роли в мировой политике является одной из самых ярких особенностей ее истории. Османская империя, как и все другие, в итоге распалась, но только более чем через шестьсот лет существования. Интерпретация истории Османской империи XVI века через призму XIX века или даже через призму некогда канонического рассказа Эдварда Гиббона XVIII века об упадке и падении Рима ведет нас по ничем исторически не подкрепленному, тупиковому пути[1].
Анализ того, как османы создали наш современный мир, хотя и не умаляет значимость конфликтов между Европой и Османской империей, показывает, что история отношений ислама и Европы (а позже и Америки) не была исключительно конфронтационной. Их взаимосвязанные истории отнюдь не только насилие; широко растиражированное «столкновение цивилизаций» представляет собой ничтожную часть переплетений этого грандиозного полотна. Такое исследование также объясняет, как город Анауак (Anahuac), названный так его коренными жителями, стал Матаморосом, пережитком жестоких войн христианской Испании против ислама[2].
Эпическая история Османской империи начинается далеко за пределами Ближнего Востока. Люди, которые в конечном итоге стали османами[3], начали свой путь на запад из Китая еще в VI веке, пробираясь через Среднюю Азию к Средиземноморью. В течение почти целого тысячелетия они продолжали целенаправленно двигаться по определенному маршруту, в ходе которого вели войны и принимали различные религии. В то же время они обращали другие народы в свою религию, строили города, обменивались товарами, изучали и распространяли языки, выводили новые породы лошадей, создавали шедевры искусства и писали впечатляющие стихи. Большинство потомков Османской империи поселились в процессе путешествия на историческом Шелковом пути или рядом с ним, вступая в брак с местными, перенимая и изменяя культуру своих новых обителей.
Лишь немногие отважились пройти весь путь до Анатолии, также называемой Малой Азией, – сухопутного моста между Черным и Средиземным морями, где Азия тянется к Европе. Большинство из тех, кто пробрался так далеко на запад, были представителями тюркоязычных кочевых племен. Их длительная миграция объясняет, почему современные турки имеют языковые, культурные и этнические связи с народами всей Средней Азии, Китая и даже теми, кто живет еще дальше (например, по версии некоторых лингвистов, корейский и турецкий языки принадлежат к алтайской языковой группе). Оказавшись в Анатолии, кочевники выбрали для себя и своих животных холмистые равнины Средиземноморского и Эгейского побережий, на которых и столкнулись с раздробленными византийскими образованиями. В Анатолии XIII века они стали одним из десятков небольших княжеств – мусульманских и христианских, турецких и греческих, – существовавших внутри ослабевшей Византийской империи и иногда воевавших с ней. Их слабо сплоченную племенную группу возглавлял человек по имени Осман, который умер в середине 1320-х годов. Позже его стали считать первым в династии османских султанов. Каждый последующий, вплоть до XX века, был его кровным потомком.
Несмотря на то что Осману удалось отколоть часть территории от Византийской империи, именно его сын одержал первую настоящую победу первых османов. В 1326 году Орхан взял Бурсу, многонациональный город, расположенный в плодородной долине недалеко от Мраморного моря. Захват этого центра международной торговли шелком стал серьезным стимулом для растущих амбиций османов. Из этой первой османской столицы люди Османа отправлялись в один победоносный поход за другим, взяв в итоге под свой контроль внушительные территории в Западной Анатолии и на Балканах. Жившие там преимущественно христианские общины приняли османов, бывших в основном мусульманами: эти кочевники умели заключать выгодные сделки с важными местными семьями и влиятельными личностями. Армия Османской империи обещала им военную защиту, а также более выгодные налоговые и торговые условия, чем предлагали византийцы, в обмен на верность семье Османа и периодическое предоставление воинов.
Примерно через 100 лет давления на византийцев османы нанесли им смертельный удар в 1453 году, когда седьмой султан империи Мехмед II прорвался через стены византийской столицы – Константинополя[4]. Эта потрясающая победа, как фактическая, так и символическая, ознаменовала завоевание османами восточной столицы христианского мира и одного из крупнейших и наиболее стратегически важных городов мира, расположенного на стыке Европы и Азии, контролирующего один из главных путей с Запада на Восток. Мехмед II именовал себя титулом Цезарь, провозгласив Османскую империю новой Римской. Для большинства христиан Европы, включая молодого Христофора Колумба, захват одного из «двух Римов» мусульманской державой был знаком близкого конца света. Османы, по мнению Колумба, европейца и современника этих событий, «выкололи христианству один глаз»[5].
На протяжении почти четырех столетий, с 1453 года и вплоть до 1800-x, в течение которых неумолимо развивались разрушительные тенденции, османы оставались в центре глобальной политики, экономики и военного дела. В то время как европейские государства росли и распадались, османы оставались сильны. Они сражались с европейскими империями Средневековья и раннего Нового времени, а в XX веке продолжали сражаться в Европе, хотя и против совершенно других врагов. Все, от Макиавелли до Джефферсона и Гитлера, были вынуждены противостоять колоссальной силе и влиянию Османской империи. Начиная со своей первой военной победы в Бурсе, они правили почти шесть столетий на территориях, на которых уже в наше время располагается более тридцати стран. Их армии держали под контролем просторы Европы, Африки и Азии; некоторые из наиболее важных торговых путей мира; города на побережьях Средиземного, Красного, Черного и Каспийского морей, Индийского океана и Персидского залива. Они удерживали Стамбул и Каир (два крупнейших города на земле) священные города Мекку, Медину и Иерусалим, а также Салоники, крупнейший еврейский город в мире, на протяжении более четырехсот лет. Начав свой скромный путь в качестве пастухов на длинном и трудном маршруте через Среднюю Азию, османам в конечном итоге удалось стать более чем кому-либо еще похожими на граждан самой Римской империи.
Глобальной державой, определяющей миропорядок, Османскую империю сделал один человек. Его звали Селим[6], и хотя он родился в семье султана, никогда не предполагалось, что он будет играть какую-то особую роль. Четвертый из десяти сыновей своего отца, он родился в 1470 году в небольшом анатолийском городке в семье рабыни-наложницы. Ему предстояла типичная для принца полная безделья богатая жизнь и, вероятно, короткая, учитывая братоубийственные заговоры, которые часто сопровождали смерть султана и восшествие на престол следующего. Неумолимый и невозмутимый, бессердечный и дальновидный, Селим строил другие планы. История его жизни – игры по-крупному, которые привели его на трон, его военные инициативы и методы управления, его личная харизма, его религиозное благочестие – представляет собой отдельное повествование о том, как Османская империя создала современный мир.
Селим был внуком Мехмеда II, султана, который в 1453 году захватил Константинополь и переименовал его в Стамбул. Его отец, Баязид, продолжил завоевания, расширив границы империи во всех направлениях, вторгаясь в Италию, Иран, Московское княжество и Венгрию. Превзойдя всех своих предшественников, Селим добился территориальных завоеваний, гораздо более значительных, чем даже захват Константинополя: он почти утроил площадь империи посредством войн на Ближнем Востоке, в Северной Африке и на Кавказе. На момент его смерти в 1520 году империя-гигант была на пике своего могущества. Она занимала три континента Старого Света и стремилась к большему. Селим был первым султаном Османской империи, в которой мусульманское население составляло большинство, и первым османом, носившим титулы как султана, так и халифа.
Селим был также одним из первых султанов, не являвшихся старшим ребенком предыдущего[7], первым, у которого был только один сын, и первым, кто сверг действующего правителя. Одержимый консолидацией власти в своих руках, Селим систематически и безжалостно уничтожал своих внутренних и внешних соперников, убив двух своих сводных братьев, чтобы заполучить место на троне. Историк XIX века описал его в сладострастно-зловещей манере прозы того времени как «кровавого тирана[8], чьи свирепые горящие глаза и холерическое телосложение хорошо соответствовали его жестокой натуре». Давая четкие сигналы как живым, так и мертвым, он часто пинал отрубленные головы казненных им людей[9]. Недаром его прозвали Селимом Грозным (по-турецки Yavuz). «Взгляд его жестокостью пропитан, – писал венецианский дож Андреа Гритти. – Свиреп он и коварен». Одним словом, он просто «жаждал войн»[10].
Жизнь и правление Селима охватили, пожалуй, самые важные полвека в мировой истории. Он оказался самым влиятельным из тридцати шести султанов империи – даже больше, чем его сын, возможно самый известный султан Сулейман Великолепный, – его дела определили и развитие империи до самого ее конца в XX веке, и геополитические условия нашего времени. Как и в случае с Иисусом Христом (да простят меня христиане за это сравнение), существовали империя и мир до Селима, а также империя и мир после Селима. Мы все живем в тени Селима, что является подходящим отражением другого его прозвища: «Тень Бога на земле».
В связи со значимостью личности Селима в истории Османской империи и в мировой политике его биография была тщательно задокументирована и неоднократно описывалась в хрониках. Османские исторические источники, написанные в период его правления и после смерти султана, содержат множество подробностей. Главный свод источников известен под общим названием «Селимнаме»[11], то есть «Книга Селима», он был написан с целью изобразить султана в максимально выгодном свете уже после его смерти[12]. В течение XVI и XVII веков османские историки копировали и адаптировали более ранние тексты, создав набор различных, однако тесно взаимосвязанных версий истории. Используя свод «Селимнаме», необходимый для понимания жизни Селима, мы должны сопоставить часто хвалебные, похожие на жития святых, описания жизни правителя с другими свидетельствами, – краткими и неполными. Сочетание критического прочтения книги «Селимнаме» и других османских источников с современными материалами из Испании, Мамлюкского султаната, Венеции, стран побережья Индийского океана и Америки позволяет объективно оценить личность султана Селима и его империю, а также подчеркивает всю силу его влияния.
Таким образом, книга «Тень Бога на земле» представляет собой некий исследовательский метод, дающий новую и более целостную картину последних пяти столетий, демонстрирующий в том числе важнейшую роль ислама в формировании некоторых из наиболее фундаментальных аспектов истории Европы, Американского континента и Соединенных Штатов Америки. Если мы не поместим ислам в центр нашего понимания мировой истории, то никогда не поймем, почему имена «убийц мавров» увековечены на границе Техаса и Мексики или, в более общем плане, почему мы неоднократно и только с одной стороны рассказываем о нашем прошлом, упуская из вида важные события. По мере того как мы описываем вехи правления Селима и его эпохи, нам раскрывается новая мировая история, которая ломает стереотипы, господствовавшие на протяжении тысячелетия. Нравится это политикам, экспертам и традиционным историкам или нет, мир, в котором мы живем, во многом является османским. И эту историю нам может рассказать только Селим.