В жизни Альена было немало мест, где он крайне не любил находиться, и людей, с которыми крайне не любил разговаривать. Так уж повелось: терпимость не входила в число его достоинств (если они вообще существовали, в чём он регулярно сомневался). А в случаях, когда такие люди и места атаковали в союзе, ему и вовсе хотелось лезть на стену, оставляя борозды от ногтей.
Ближайшая к Домику-на-Дубе деревенька вольных людей (Альена всегда забавляло это словечко: на ти’аргском «вольный» значило всего-то «не присягавший никакому лорду»), откуда был родом Соуш, входила в число подобных мест. Унылое, вымирающее захолустье в дюжину дворов, каждое лето страдавшее от проливных дождей, а каждую зиму – от снежных заносов с гор, носило гордое имя Овраг Айе; местные жители, впрочем, часто из особой любви называли деревню Овражком. Альен в первое время после приезда даже интересовался здешней историей, но всё, что он сумел раскопать, – что раньше неподалёку действительно был большой овраг, а одного из первых деревенских голов звали Айе. Родом он был, согласно местным легендам, то ли из Феорна, то ли из Дорелии, и многое сделал для процветания деревушки, в те годы богатой и изобильной; Альен бы не удивился, окажись он просто-напросто скрывавшимся волшебником из Долины Отражений. Как бы там ни было, это давно перестало его занимать.
Нынешний деревенский голова Альена не жаловал, причём более чем взаимно. Возможно, отчасти это была обоснованная неприязнь (будучи на его месте, Альен и сам бы отнёсся к себе по меньшей мере подозрительно), но такой откровенной вражды она не извиняла. Осанистый, но склонный к полноте, с красным лицом и мясистыми пальцами, Кэр по прозвищу Леворукий (была у него такая особенность, заметная и на фоне обычно безграмотного населения Волчьей Пустоши) вызывал у Альена отвращение даже своим обликом, не говоря уже об остальном.
Кэр был рачительный хозяин и уважаемый в округе человек; он владел единственной в деревне лавкой, якшался со всеми заезжими торговцами и, что уж греха таить, подворовывал из общих денег и налогов; истово молился всем четырём богам, ненавидел всех дорелийцев, альсунгцев и южан, а особенно – Отражений и магов, зато любил при случае блеснуть преданностью королю Тоальву. К студентам Академии и вообще к науке относился с недоверием, хотя сам сносно читал и писал; по праздникам любил выпить, и тогда, если верить слухам, крепко доставалось его отрешённой, запуганной жене. Сыновей он мечтал пристроить в столице, а дочерей – выдать за писцов, купеческих детей или хотя бы замковых слуг. Много ел и спал, много разглагольствовал о прошедшей войне с Альсунгом, хотя сам боялся даже вида оружия и доспехов, а также о земледелии, хотя сам никогда не работал в поле.
В общем, голова Овражка в дородном теле и плутоватом умишке собрал все черты, которые Альен не переносил. Трудно было представить что-то более противоположное ему по образу мыслей и жизни.
И теперь Альен, превозмогая себя, подходил к его дому – добротному, из красноватых сосновых брёвен, резко отличавшемуся от соседних жалких избёнок, которые походили скорее на большие курятники. К дому пристроилась целая усадьба: сарай, хлев, засаженный огород и даже подобие небольшого садика с фруктовыми деревьями; на заборе под скудным солнцем сушилось какое-то тряпьё, а калитка была гостеприимно приоткрыта. Дорогу Альену перебежало стадо гогочущих гусей, за которыми, повизгивая от смеха, неслись чумазые, полуголые деревенские дети; Альен поморщился и, подойдя, взялся за дверное кольцо. Он долго ждал отклика – и, пока ждал, успел заметить, что на кособокое пугало натянуто полинявшее полотнище со львом, гербом Дорелии… Что ж, Кэр по-прежнему верен себе.
Ему открыла полная белокожая женщина – вполне миловидная, но с тупым и неподвижным взглядом. Альен догадался, что это жена Кэра, хотя уже не помнил, как она выглядит: слишком давно не приходил сюда.
– Господин голова дома?
– Отдыхает. Зайди позже, – с чуть шепелявящим горным акцентом ответила женщина и, широко зевнув, попыталась закрыть дверь. Альен осторожно удержал её.
– Не могу, это срочно, а я иду издалека. Впустите, пожалуйста.
– Он отдыхает, велел не беспокоить, – с недоумением повторила она. – Зайди к вечеру, он всегда спит после обеда…
– Я Альен Тоури, – применил он отчаянный способ. Женщина сразу отпустила дверь и шагнула назад.
– Колдун из леса? – тихонько спросила она, отчего-то заливаясь краской. Альен просто кивнул, решив не вдаваться в объяснения. – Тогда подожди, я сейчас…
Она скрылась в доме, и скоро оттуда донёсся недовольный заспанный бас. Юркий мальчишка лет десяти – один из многочисленных Кэровых детей – громким шёпотом пригласил Альена зайти, разглядывая его с нескрываемым любопытством, а потом сразу шмыгнул на улицу – видимо, докладывать приятелям о необыкновенном госте.
Дом был одноэтажный и вытянутый, как обычно строили в Ти’арге, особенно в предгорьях, но внутри, в подражание дорелийским обычаям, делился на укромные комнатки. Одну из них почти полностью занимала огромная кровать, накрытая таким толстым овчинным одеялом, словно стояла зима. На кровати грузно восседал Кэр и, почёсывая бородищу, вальяжно подпоясывал рубаху. Почему-то Альен был уверен, что перед кем-то другим он не позволил бы себе предстать в таком виде.
– Давно не наведывались, милорд, – с усмешкой протянул голова, небрежно оглядывая его. – Уж и позабыли, наверное, как добраться до нас, простых смертных.
– Я не лорд, – по привычке возразил Альен; таким, как Кэр, было всё равно бесполезно растолковывать, что он отказался от титула – для них это было совершенной бессмыслицей. – И я заходил в Овражек… время от времени.
– Раз в полгода или пореже? Вы уж простите, что мы дорожку из леса Вам ковром не выстлали, – Кэр хрюкнул, довольный собственным остроумием. – Вдруг ножки себе промочили, благодетель Вы наш.
Альен вздохнул, подавив приступ злости. На другой приём он и не рассчитывал.
– Я по делу, Кэр.
– Вот уж не сомневаюсь, – голова закивал с издевательской готовностью. – Вам, может, стул принести, присядете? Не прикажете закусочки? У нас всё по-простому, уж не обессудьте… – сам он при этом не двигался с места, только глаза лукаво и злобно поблёскивали. За окошком Альен краем глаза заметил какое-то движение, но не придал этому значения.
– За тобой долг, а мне сейчас нужны деньги, – как мог спокойно сказал он. – Мне ничего не заплатили за последние разы. Могу я получить всё сейчас?
Кэр, казалось, онемел от такой наглости и долго молчал; его по-бычьи широкая шея побагровела и напряглась. За дверью послышалась тихая возня и перестук маленьких башмаков: дети у замочной скважины явно не теряли времени даром.
– Это Вы о каком таком долге, милорд? – крякнув, выдавил наконец голова. – За Ваши… услуги?
– Да, – к этому Альен был готов: специально, поднявшись с утра, припомнил всё и даже набросал себе список. Обычно он легко забывал такие вещи – не хватало ещё держать в голове всякую шелуху. – Прошлой весной я помогал вам со стройкой нового амбара – перенёс брёвна заклятием воздушного моста. Потом была история с этим ограбленным кузнецом, Гоаргом… Я нашёл, где разбойники бросили его тело. Ещё больные, конечно: нога старой Эдли, болотная лихорадка брата Соуша – забыл, как его имя… И твоя дочь, Кэр, – это Альен припас напоследок, надеясь сделать самым веским доводом. Младшая девочка из выводка головы – милое создание с длинными ресницами, совсем не похожее на родителей – подхватила опасную форму воспаления лёгких и долго была в серьёзной опасности. Альен тогда не отходил от неё двое суток и был в какой-то эйфории, когда его магия всё-таки принесла плоды и ребёнок пошёл на поправку.
– Моя дочь… – глухо повторил Кэр, помрачнев, и в задумчивости снова принялся скрести бороду. Альен не понял, с какой стати его лицо вдруг сделалось таким угрожающим, и поспешил добавить:
– Я, конечно, уже не упоминаю о регулярных предсказаниях погоды. По-хорошему и они чего-нибудь стоят…
– И вправду, – голова поднялся и странно ухмыльнулся, заложив большие пальцы за пояс штанов. В глаза Альену вдруг бросился нож для мяса, забытый на столике возле кровати рядом с куском колбасы – забытый ли?.. Говор за окном усиливался, причём голоса были мужские – и один женский, с визгливыми нотками. – Я и не подумал. Что бы мы делали без вашего колдовства, милорд, простите дурней за оплошность… Серебро сейчас прикажете? Или, может, золотишком наскрести?
– Для меня нет разницы, – осторожно ответил Альен, не зная, принимать ли это всерьёз. На самом деле, для головы это было вполне реальное предложение – ключ от сундука с казной Овражка хранился у него, и Кэр не снимал его со шнурка на шее. – Но лучше бы золотом, мне предстоит дальняя дорога.
Говоря по совести, он понятия не имел, насколько дальняя.
Нитлот остался у него после того тяжёлого разговора. Альен до сих пор не понимал, как они умудрились не убить друг друга, пробыв так долго под одной крышей – и, тем не менее, оба себя пересилили. Сам он прошёлся немного по лесу – якобы чтобы набрать трав для обработки ссадин и царапин Нитлота – и, вымокнув под дождём, пришёл в себя. А потом они до глубокой ночи, разложив на полу чуть ли не все имевшиеся в Домике книги, свитки и зеркала, творили заклятия и вычисляли; забреди в те часы в лес кто-нибудь посторонний, он удивился бы странным звукам, вспышкам света и одуряющей дрожи в воздухе.
Выяснить им удалось немного – хоть и больше, чем Отражениям в Долине. Потоки тёмного колдовства окутывали окрестности плотным коконом; Альен ни разу не просматривал их сразу все и не думал, что всё настолько серьёзно. Источник действительно был в нём, в его магии. Он знал, чем рискует, когда обращался к некромантии, – знал, что может спровоцировать разрыв, но беспечно обещал себе, что не допустит этого. Фиенни так и не отучил его быть беспечным – может быть, потому, что сам почти ко всему относился легко…
И разрыв, судя по всему, случился. Причём не в Волчьей Пустоши и даже не в Ти’арге; Нитлот сразу убеждённо сказал, что такое возможно и даже ожидаемо, но Альен долго думал, что они просто ошиблись в каких-нибудь формулах или знаках: ему слишком не хотелось верить, что дело его жизни приобрело вот такой масштаб. Они пересчитывали несколько раз, и нити снова и снова вели на север, в Старые горы – возможно, в ту их часть, что лежала уже во владениях Альсунга. Зеркало Альена показывало занесённые снегом вершины скал, у Нитлота же преобладали пещеры, заполненные неразборчивым мраком.
Под утро, с тяжёлой головой и резью в глазах, Альен выхлебал кружку холодного отвара и дал Нитлоту по всем правилам обставленную заговорённую клятву – при первой возможности отправиться в путь к месту разрыва (или к «очагу», как называл его Нитлот). Вытянув из Альена клятву, которую нельзя нарушить без угрозы для жизни, удовлетворённое Отражение милосердно позволило ему немного поспать. А к полудню Альен уже отправился в Овраг Айе: для путешествия как-никак нужны были деньги, а он давно сидел без гроша.
Однако что-то подсказывало ему, что мирной оплаты своего ремесла он не дождётся. Кэр, услышав его ответ, казалось, рассвирепел окончательно.
– Ах, дорога, милорд?.. Ну, счастливого Вам пути, уютных пристанищ… Только не хотите ли убрать за собой, прежде чем бежать, точно пёс нашкодивший? Ты ещё смеешь с честных людей денег требовать, чернокнижник?!
Прежде чем Альен успел прийти в себя от такого резкого перехода, кто-то с сердитыми выкриками застучал в окно; такой же барабанный стук эхом донёсся от других окон и входной двери. «Входите!» – гаркнул Кэр, величаво выпрямившись (даже живот подтянув) и не выказав изумления. Не сводя с него глаз, Альен встал спиной к стене и напрягся, приготовившись к обороне.
Но, увидев, какая толпа заходит в дом, осознал, что от обороны будет мало проку, – если только он не захочет разрушить деревню магическим огнём, что в его планы всё-таки не входило. В тесное помещение ввалилась по меньшей мере половина взрослого населения Овражка – загадкой оставалось, как они сумели так быстро набежать, оторвавшись от работы в полях, и кто предупредил их о его приходе. Хотя чему тут удивляться – в деревнях быстро разносятся новости…
Говорили, казалось, все сразу, и в общем гомоне невозможно было что-либо разобрать. Парни помоложе смотрели на него то с презрительным прищуром, то с таким же наивным любопытством, как сын Кэра, и загадочно перешёптывались; мужчины постарше сурово качали головами и громко требовали какого-то отчёта за какие-то дела; дородные женщины выкрикивали что-то обвинительное, тыча в него пальцами; горбатый старик воинственно размахивал клюкой. За спинами толпы мелькала, точно сонная тень, жена Кэра. Вооружённых Альен не заметил, но озирался, как затравленный на охоте волк.
– Тише, друзья! – голова по-королевски поднял руку, явно наслаждаясь своей властью. – Вот, колдун перед вами. Надеюсь, вы помните условия – не трогать его, пока можно вести переговоры.
Альен чуть не расхохотался. «Не трогать его»… Какая милая глупость. Слышал бы это Нитлот.
– Моя корова уже месяц даёт кислое молоко – пусть-ка объяснит это! – потребовала толстушка в засаленном переднике – кажется, тётка Соуша. На неё зашикали.
– Что ты со своей ерундой, в самом деле, – поморщился кто-то из мужчин. – Не лезла бы…
– Да, это потом, – поддержало его несколько голосов, и негодующую женщину оттеснили к выходу.
– Пусть объяснит нам про Нода, – раздался другой голос – плечистого неопрятного парня. – Он поднялся сегодня ночью.
Гомон сразу смолк, осталось лишь серьёзное, озабоченное перешёптывание. Кэр угрюмо кивнул и опять повернулся к Альену, уперев руки в бока.
– Что ты скажешь на это, маг? Тебе понятно, о чём речь?
– Нет, – сказал Альен, хотя в нём зашевелилось очень неприятное предчувствие. – Я вообще впервые слышу это имя.
– Ну ещё бы, – фыркнул кто-то. – Старина Нод никогда не водился с гнидами вроде тебя.
– Тихо, я ведь просил – без оскорблений! – возвысил голос Кэр. – Расскажите ему.
– А чего тут рассказывать, – хмуро произнёс худой мужчина с жидкой бородкой. – Нод умер, семь недель уже как похоронили… А сегодня ночью заявился ко мне домой. Не ладили мы с ним, чего уж греха таить, виноват я был… Вот он и пришёл ко мне, видимо. Не знаю уж, чего хотел.
Проклятье. Альен ведь не вернулся на кладбище после проведённого обряда. Он провёл рукой по лицу, стараясь скрыть волнение. Это было неправильно, очень неправильно: мертвец не может подняться без воли некроманта. Он должен был ждать его вызова, Альен отметил его – точнее сказать, его тело, ибо доступ к душе давно закрылся для всякого колдовства.
Неправильно. Невозможно – даже допусти Альен грубейшую ошибку, такого бы не произошло. Он прошерстил десятки трудов по некромантии, изучал отвратительную и могущественную магию, преодолевая естественные отвращение и страх, но нигде не встречал упоминания о чём-то подобном.
– Как он выглядел? – спросил Альен, сам изумляясь спокойствию в своём голосе. Какая-то женщина сдавленно ахнула и зашептала молитву; мужчина поскрёб в затылке.
– Да ясно, как, – неохотно процедил он. – Подгнил уже… В земле перепачкался. Глаза ввалились, а волосы… Да чего там, – он махнул рукой. – Дочурка теперь заикается – еле убедили с женой, что примерещилось…
– И что дальше? – поторопил Альен; тут важна была каждая подробность. – Что ты сделал?
– Кинул что-то, не помню… Что под руку подвернулось, дурман какой-то нашёл. А ему всё равно – идёт к нам, да и только… Медленно так, как бы вслепую. Жена всем богам помолилась – толку никакого. Ну, а потом петух пропел… Солнце взошло, стало быть. Он и ушёл.
Повисло молчание. Кэр смотрел на Альена взглядом палача – видимо, мысленно уже скармливая труп подлого чернокнижника собакам. Но Альен не собирался сдаваться.
– Просто ушёл? Сам?
– Да. Развернулся и ушёл.
– Никто не проследил, куда?
– Да кому ж помирать-то охота… На кладбище, надо думать. Я теперь туда в жизни ни ногой, – другие поселяне согласно загудели.
– Вы правы, это магия, – сказал Альен, пытаясь ровно дышать и говорить как можно увереннее. За окном было светло, весело зеленела капуста на грядках – и казалось полной нелепостью спокойно рассуждать о таких вещах. – Тёмная магия. Иногда такое случается, и вы должны знать, как обезопасить себя, пока не выяснится, кто виноват в этом. Я расскажу вам…
– Пока не выяснится? – прошамкал старик, злобно впечатывая клюку в доски пола. – Чего тут выяснять? На костёр его – и делу конец! От века не бывало в Овражке всякой нечисти!
– Точно! Всё не так пошло, как только этот здесь поселился!
– Тоже мне, лорд Кинбраланский… Знаем мы, чему учат Отражения таких лордов!
– А дурак-Соуш ещё еду ему носит – за то, чтоб эта тварь наших мёртвых тревожила?!
– Я всё объясню… – Альен попытался перекричать их, но его голос потонул в распалявшихся воплях. Толпа угрожающе надвинулась на него, почти вдавливая в угол; Альен лихорадочно размышлял, какое заклинание может спасти ему жизнь, никого при этом не покалечив: снадобья, некромантия, колдовство Нитлота смешались в нём, как разные сорта крепких вин, и он чувствовал, что малейшее усилие может обернуться чем-то неконтролируемым. Кэр поднял руку, и близко стоявшие мужчины жадно следили за ней, ожидая последнего безмолвного приказа – схватить, но тут…
– Не трогайте его, – раздался от входа ровный голос с очень странным, гортанным выговором. – Я беру его на поруки.
Альен выдохнул. Люди разочарованно стали расступаться, пропуская говорившего; на лице Кэра появилась откровенная досада. Альен слышал стук увесистых сапог и бряцанье железа, но довольно долго никого не видел…
А потом опустил глаза – и потерял дар речи во второй раз за последние два дня.
Перед ним стоял мужчина в кольчуге необычного плетения, держа в руках прекрасной работы шлем. Густая шевелюра была заплетена в несколько толстых косиц, а пояс покрывали синие камни, каждый из которых на вид стоил целое состояние. Он глядел на Альена снизу вверх – серьёзно и в упор, а ростом был не выше шестилетнего ребёнка. Короткие руки и ноги, однако, не выглядели немощными или недоразвитыми, а народ Овражка, кажется, не знал, кого теперь бояться сильнее.
Альен впервые в жизни встретил самого настоящего гнома. Или агха, как они сами звали себя, – и под каким именем знали их Отражения.
– Бадвагур, – представился гном, спокойно протягивая Альену руку, как только дом Кэра оказался вне поля зрения. – Из клана Эшинских Копей. Если трудно выговаривать, можешь звать меня Баго, волшебник.
Альен долго созерцал его широченную мозолистую ладонь, размышляя, что кажется ему более безумным – появление агха в Овражке (и вообще в Ти’арге), его необъяснимое заступничество или это укороченное имя, для представителей этого народа чересчур фамильярное и… забавное?
– Альен Тоури, – сказал он в ответ, отвечая на рукопожатие и замедляя шаг, чтобы гному не пришлось слишком часто перебирать ногами. – Я хочу поблагодарить…
– Не стоит, – гном усмехнулся в рыжеватую бороду, по-прежнему невозмутимо созерцая дорогу впереди. Солнце уже переползло зенит, и тени от частокола и деревьев в Овражке неспешно вытягивались. Ветер ерошил буроватую, притоптанную скотиной траву Пустоши. Вообще всё казалось таким будничным, человеческим, и Альен всё ещё с трудом верил, что с ним рядом шагает агх в доспехах.
И – что немаловажно – агх, которому явно что-то от него нужно.
– Думаю, стоит, – возразил он. – Вы… Ты спас мне жизнь, хотя не обязан был делать это. И стал свидетелем моего обета…
Ох уж этот обет… Альен поклялся Кэру и всему честному люду Овражка, что этой же ночью наведается на кладбище и, если сумеет, исправит ситуацию с Нодом. Он не представлял, как это сделать, но на тот момент не было других возможностей покинуть гостеприимный кров Кэра.
Судя по всему, его на самом деле спасло лишь появление гнома. А голова почему-то совсем не удивился этому появлению: он смотрел на Бадвагура со смесью злобы и страха, но всё же как на старого знакомого.
Слишком много тайн, и клятв тоже слишком много… Альен вдруг ощутил смертельную усталость, как если бы кто-то навалил на плечи груду камней. Ему представилось порождение его магии – то неупокоенное, что бродит теперь где-то в Пустоши, захватив прах безвестного Нода…
«Это всё во имя тебя», – сказал он мысленно, как говорил всегда в таких случаях, и вкрадчивый холод сжал сердце. Фиенни. Лучший из всех когда-либо живших.
А в живых остаются такие, как Кэр или Нитлот. И никакая некромантия, кажется, не в силах это исправить.
– О чём так задумался, волшебник? – спросил агх. – Рано кончились твои расспросы. Люди все так нелюбопытны?
– Я просто не знаю, с чего начать, – опомнился Альен, натянуто улыбнувшись. – Как ты оказался в Ти’арге? Твой народ давно не покидает горы… Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься, – агх искоса бросил на него умный внимательный взгляд. – Поколение моего прадеда последним вело торговлю с людьми. Слишком часто ваши короли подставляли нас, чтобы сохранить доверие.
Альен, изучавший историю по источникам людей и Отражений, привык к несколько другой версии, но благоразумно решил не спорить. Как бы там ни обстояло всё в действительности, люди от утраты этого союза явно проиграли больше: даже дети знают, что в мире нет лучших оружейников, чем гномы, и что во всём Обетованном не найти столько руды и драгоценных камней, сколько прячут недра Старых гор.
– Я учился в Долине Отражений, но и там ни разу не встречал таких, как ты…
– С Отражениями тоже всё непросто, – агх вздохнул. – Хотя тут я вряд ли многое тебе объясню. Я только посол и никогда не играл в эти игры.
«Как и я», – подумал Альен, тут же в этом слегка усомнившись. Он начинал испытывать к новому знакомому непонятную симпатию – находиться в его обществе и слушать ровную, исполненную достоинства речь было настолько же приятно, насколько невыносимо – терпеть Кэра или Нитлота.
– Посол к людям Пустоши? – спросил он, пытаясь поточнее вспомнить испуганные вопли Нитлота о том, как всё плохо в мире. Кто там грозит на кого напасть, и как с этим связаны гномы?..
Бадвагур качнул головой, а потом с явным недовольством втянул её в плечи, точно черепаха на берегу пруда. Альен глянул вперёд и догадался, что его расстроило: они приближались к лесу. Об этом он не подумал – гномам, наверное, очень неуютно в лесах…
– Нет, волшебник. Посол к тебе.
– Ко мне лично?.. Прости, но, видимо, ты меня с кем-то спутал. У меня не было дел с твоими сородичами…
– Значит, теперь будут, – Бадвагур тяжко вздохнул, но Альен не услышал раздражения в этом вздохе. – Мне приказано привести тебя в горы. Вождь моего клана решил так и поручил мне тебя разыскать.
– Но зачем? – до Альена, впрочем, начинала доходить суть дела; у него неприятно засосало под ложечкой. Конечно, в горы он собирался и сам – к тому очагу, который они с Нитлотом обнаружили. Но приход немногословного гнома в Овражек – слишком опасное совпадение… Или просто-напросто подтверждение того, что они не ошиблись.
– Зачем именно мне? – споткнувшись о замшелый корень, агх проворчал что-то на своём языке – наверное, выругался. Он явно тянул время, не желая раскрывать перед Альеном все карты. – Ну, это долгая история…
– Нет, зачем это вообще? – привычно нащупав ногами тропу, Альен предупредительно пошёл чуть впереди, но боком, не желая поворачиваться спиной к новому знакомцу. Приятное впечатление – это замечательно, но здравый смысл терять не следовало, тем более на поясе у гнома он заметил кинжал… – Откуда твой достойный клан знает о моём существовании? И как ты меня нашёл?
Альен вспомнил, что вчера спрашивал то же самое у Нитлота, и это показалось даже забавным – до истерического смеха про себя. Если каждый день пойдёт в том же духе, его жизнь станет сплошным праздником.
– Мне говорили, что ты сразу догадаешься, волшебник, – сказал Бадвагур, недоверчиво озираясь: чаща вокруг постепенно густела, и тени от разлапистых елей поглощали солнечные лучи. – У нас тебя считают мудрецом по меркам людей.
Что ж, с точки зрения гномов – высшая похвала. Хоть кто-то считает его мудрецом. Альен в красках представил, как быстро Бадвагура разуверит Нитлот… Интересно, кстати, чем он там занят, если уже не спит?
Встревожившись, Альен невольно ускорил шаг, и теперь Бадвагур еле поспевал за ним, путаясь в ветках то шлемом, то бородой и распугивая белок громким пыхтением.
– Очень лестно, но это неправда… Я действительно догадываюсь, но не уверен, что правильно.
«Скажи мне сам». Он должен заставить гнома сказать это. Предполагать самому – всё равно что кричать: «Да, я занимаюсь чёрной магией! Я делаю это, осознавая все возможные последствия для Обетованного! Я – виновник всех ваших бед, в чём бы они ни заключались!..» Даже если сам Бадвагур не тронет его после такого, визит в Старые горы точно обернётся добровольным закланием.
– Я уже говорил, что мало знаю, уж точно не всё… Но твоё колдовство коснулось нас. В горах неспокойно в последнее время, и вожди видят беду в людской магии…
– И они считают, что я могу помочь? – уточнил Альен, пытаясь повернуть разговор в более выгодное для себя русло. – А что именно происходит?
Бадвагур собрался ответить, но вдруг с клацаньем захлопнул квадратную челюсть и замер. Альен тоже остановился, глядя на него с недоумением и лёгкой досадой – он хотел вернуться в Домик до темноты, чтобы познакомить гнома с Нитлотом и решить всё в родных стенах; оставалось совсем немного, а Бадвагур и так тормозил его своей неповоротливостью. Однако спустя пару секунд он понял, что остановило агха.
Где-то поблизости слышалось громкое дыхание – сдавленное, с хрипами и присвистами. Очень громкое на фоне лесной тишины. К Альену, естественно, сразу пришла мысль о несчастном Ноде, но потом он сообразил, что мертвецы, как ни крути, не дышат – даже поднятые мертвецы… Фиенни не одобрил бы такие циничные размышления, ну да ладно.
С другой стороны – не факт, что не одобрил бы, ох не факт…
Переглянувшись с гномом, Альен кивнул и бесшумно двинулся в сторону пышно разросшихся кустов бузины, откуда доносился звук. Бадвагур достал кинжал и широко расставил кривые ноги, но того, как именно он сделал это, хватило, чтобы Альен почувствовал: он не воин. Может, и умеет обращаться с оружием, и неплохо дерётся – а иначе бы его, должно быть, не послали в такое чреватое бедами путешествие, – но это явно не дело его жизни. Что ж, может быть, для Альена это и к лучшему.