Смерть ежедневно уносит миллионы людей, которые для коронованных особ голубых кровей являются ничтожеством. Смерть таких людей не трогает до глубины души благородных особ. Их жизнь не имеет цены и не стоит ни единого гроша. Смерть бедняка сравнима со смертью животного, которое забивают ради удовольствия. Удел таких ничтожных людей рождение ради смерти, для выполнения черной работы, на потеху благородству. Смерть благородных особ несравнима со смертью черни. Их жизнь не имеет цены, она стоит всех денег мира. Однако не зависимо от того богат ты или беден она приходит к каждому.
Смерть это сестра жизни, идущая с жизнью по параллели рядом. Она наступает тогда, когда параллельные сестры меняются местами, встречаясь друг с другом, они перечеркивают линии жизни и смерти, тогда линия жизни становится линией смерти, а линия смерти становится линией жизн. Дорога смерти приобретает жизнь и становится дорогой жизни, дорога жизни увядает и становится дорогой смерти. Смерть как песочные часы, меряет срок жизни до последней падающей песчинки и приходить тогда, когда ты ее меньше всего ожидаешь.
Сестры жизнь и смерть поменялись местами, последняя песчинка упала, настал час смерти. Смерть забрала отца и мать у князя. Всемогущие боги покинули его, оборвав священные нити родительских уз. Материнское тепло и ласка перестали оберегать его. Он остался без сильного плеча отца, без его поддержки. Они ушли из жизни, оставив князя, плод своей любви. Он остался сиротой в бренном мире. Досада, обида, чувство вины и злоба от бессилия овладевали им. В душе его было чувство опустошения, чувство выпотрошенности, как будто его вывернули всего наизнанку. Слезы комом к горлу то подходили, то отпускали его. Сухие реки боли из глаз, воды больше нет. Не смотря на боль утраты, ему предстоял шаг через боль в будущее, восхождение на престол, венчание на царствование. До сего дня ему не верилось в смерть близких родственников, настал день коронации.
Восход солнца на царствование из-за дремучего темного леса предвещал прекрасный белый день, после длинной ночи. Луга возле замка были укрыты живительной влагой, их покрывала росса, округлые алмазы воды искрились радугой на солнце. Лабиринты кустовой бархатной чайной розы петляя, простирались вокруг замка скрывая свои терновые шипы за зеленой листьев. Каплями россы были укрыты цветы. Они скатывались слезами с бутонов и падали на землю укрытую зеленым ковром. Плачущие цветы. Казалось, что розы лили слезы. Веял легкий теплый ветерок, который периодически сменялся холодным, игольчатым вихрем.
Неподалеку от замка располагалась обветшавшая господская церковь, в которой проходили церемонии. Она располагалась на холме с простирающейся ввысь лестницей, перед которой на постаментах начала перил стояло два крылатых животных демона грифона мертво охранявших вход и смотревшие на каждого восходящего по ступеням. Над центральными арочными стеклянными дверями с кованными терновыми узловатыми решетками смотрел дьявольский лик. Над сводной крышей возвышалось пять свечеобразных башен. Винтообразные змеиные лестницы из внутренних помещений ветхой церкви вели в боковые башни на центральный балкон, который располагался вокруг центральной башни, от балкона по четырем углам исходили четыре кованные змеиные лестницы, ведшие к боковым башням и образовывающие жертвеннический крест. Центральная башня оплеталась восьмью коваными аспидами смотревшими друг на друга, гарпии переходили на центральную башню с перил, ползущих из внутренних помещений церкви.
В центральной башне висел один единственный необъятных размеров колокол, язык которого крайне редко звучал в государстве. Набад колокольного языка, голос церкви, всегда издавал не приятный звон – панихиды не зависимо от того торжество это или бедствие. В нижней части колокола, на звуковом кольце располагалась надпись: «Vivos voco. Mortuos plango. Fulgura frango»1.
Купала на башнях из серебра сияли блеском зеркала, в которых отражался перевернутый мир. Словно чешуя дракона, черепица обличала сводную крышу господского здания, ветхой церкви.
Скульптуры четырех крылатых прислужников сатаны с разных сторон света были выкованы из камня по четырем углам, они будто выходили из четырех углов стен, их крылья простирались до самого дьявольского лика арочных дверей и окон. Над арочными окнами, как и над центральной дверью, были лики дьявола. Они располагались по центру в стенах. Всего у церкви было три окна по одному окну в каждой стене и одна дверь. Во внутреннем помещении церкви был подземный ход с туннелем, ведущим в замок. Перед собой в когтистых лапах демоны держали зажжённые факелы, которые освещали церковь в сумрачное время. В вечернее и ночное время огонь освещал демонические лики, которые с яростью смотрели в четыре стороны света. Здание выглядело зловеще и даже пугающе. Убранство винного пиршества частично окутало сооружение, оно поросло лианами виноградной лозы с налившимися кровью гроздьями красных, синих и черных тонов винограда. Раздавленные ягоды, будто свежая кровь окрашивали здание каймой у подножья.
Грубый гул пронёсся на всю округу из старой церкви, содрогнувший все население, звучала блеяда возвещавшая народ о предстоящем торжестве как о панихиде.
Князь со стражей и свитой из высшего дворянства, в богемной бархатной одежде восходили по лестнице в старую церковь для коронации. Каменные истуканы смотрели мертвым взглядом на поднимающихся господ. Двери церкви были раскрыты настежь. Веял дурманящий аромат священной лилии вперемешку с розой. Процессия вошла в сооружение и двери закрылись.