Продолжая вспоминать, как я получил полковника и свой отдел, я вдруг подумал, что есть одно золотое правило: не рассказывай о своих неприятностях, если не уверен, что тебя хотят выслушать. Ни к чему это. Слово материально, и чем меньше говоришь, тем лучше. Жаль только, что не все об этом знают. Поэтому о своих проблемах предпочитаю помалкивать.
А тогда я быстренько оформил медицинское освобождение от работы, собрал все необходимые личные мелочи и лег в клинику Стива. Как он и обещал, лечили меня в этой похожей на санаторий психбольнице бесплатно, и не столько лекарствами (которые я с наслаждением спускал в унитаз), сколько отдельной палатой, хорошим сосновым воздухом, ежедневными беседами и вечерними совместными пьянками. Назначив лечение, Стив также настоятельно посоветовал заняться чем-нибудь очень приятным, для души. Выполняя его указание, я довольно быстро подцепил одну медсестричку, и в часы ее дежурств в ночную смену у меня имелось с кем спать. Лика (так ее звали) не сверкала такой уж идеальной красотой, но была крепенькая, ладненькая и отличалась невероятно легким и веселым характером. Принимая во внимание место ее работы (психбольница) и учебы (Медакадемия), сохранение таких качеств выглядело почти что чудом. Часто конкуренцию мне составлял кто-нибудь из дежурных врачей, но Лика была сильная девушка и ее хватало на всех.
Палата, куда меня положили, больше походила на номер вполне терпимого отеля. Только автоматические железные шторы снаружи напоминали, что это все-таки не гостиница и не санаторий. Комната с широкой квадратной кроватью, терминалом, парой пуфиков, светопотолком, спокойными стенами без намека на видеообои. Современный удобный санузел со множеством каких-то непонятных мне приспособлений. Нигде ни одного острого угла, все предметы немного упругие: пол, стены, сантехника – все мягкое. Но больше всего мне понравился балкон, куда выходило окно. Широкая удобная лоджия, снабженная системой блокировки – выход из палаты при необходимости перекрывался. Балкон смотрел в лес, и в палате при открытой балконной двери всегда было тихо, только по ночам свистели сверчки, а утром пели птицы. Входная дверь в палату – тоже не так проста: без ручки и вообще без чего бы то ни было, только пятно дактилоскопа. Спасибо Стиву – он настроил распознавание на меня, чтобы я мог свободно перемещаться по отделению.
Само отделение предназначалось для «коррекции психических и эмоциональных расстройств средней степени тяжести». Вдобавок тут на сугубо добровольной основе лечили тяжелые и острые психозы. Тем не менее отделение работало в «строгом» режиме: пациенты имели возможность выходить оттуда только в закрытый от посторонних глаз парк, да и то по специальному разрешению лечащего врача. Подписав согласие на лечение, пациент утрачивал самостоятельность на «проплаченный период».